АПРЕЛЯ (Божественная природа души)

Человек может сознавать себя телесным и духовным су­ществом. Сознавая себя телесным, человек не может быть свободен. Для духовного же существа не может быть даже во­проса о какой-нибудь несвободе.

Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь. Истинно, истин­но говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мерт­вые услышат глас Сына Божия и, услышавши, оживут. Ибо как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе.

Ин., гл. 5, ст. 21—26

Что такое «любовь к Богу» как не усиленное стремление внести в свое существование наивысшую творческую энер­гию. Божественная Творческая Сила заключается во всем, но величайшее ее проявление в этом мире — в человеке; для того же, чтоб она действовала, человек должен признавать ее.

Не признавая того, что он может творить наилучшее, че­ловек неизбежно творит наихудшее.

Из «Передовой мысли мира»

Я знаю, что надо постоянно наблюдать за собою, знаю, что Небо знает все и что его законы неизменны. Я знаю, что оно видит все, входит во все, присутствует во всем. Небо про­никает в глубину всех сердец так же, как дневной свет осве­щает темную комнату. Мы должны стремиться отражать его свет так же, как два музыкальные инструмента, одинаково настроенные, отвечают друг другу.

Китайский Ши-Кинг

Природа человека пряма. Если эта естественная прямота потеряется во время жизни, то человек не может быть счаст­лив.

Китайская мудрость

Когда думаешь о свойствах души, то гораздо труднее по­нять, что такое душа, заключенная в теле, где она живет, как в чужой стране, чем то, что она такое, когда она освободится от тела и соединится с тем, кого она себя чувствует частью.

По Цицерону

Только когда истинно, от всей души скажешь, что во всем том, в чем ты знаешь волю Бога, ты не имеешь своей, а дела­ешь только то, что Он хочет, только тогда ты сделаешься вполне свободным.

Эпиктет

————————

Человек чувствует свою свободу в той мере, в которой он переносит свою жизнь из плотского существования в духовное.

26 АПРЕЛЯ (Бог)

Сознание Бога просто и доступно всякому. Познание Его недоступно никакому человеку.

Человек разумный и скромный, с развитым, но ограни­ченным умом, чувствует свои пределы и не выходит из них и в этих пределах находит понятие своей души и своего Творца, сознавая невозможность довести эти понятия до полной яс­ности и созерцать их так, как только чистый дух мог бы созер­цать их. Он с покорностью останавливается перед ними и не дотрагивается до покрова, удовлетворяясь сознанием того, что стоит перед высоким существом. До этого предела только полезна и нужна философия. То, что сверх этого, есть празд­ные отвлеченности, не свойственные человеку, от которых воздерживается разумный человек и которые чужды человеку толпы.

Все народы мира знают и чтут Бога; хотя каждый одевает его по-своему, но под всеми этими одеждами все тот же Бог. Избранное меньшинство с более высокими требованиями учения, не удовлетворяясь данными простого здравого смыс­ла, ищет Бога более отвлеченного. Я не осуждаю этих людей. Но оно не право, если, становясь на место всего человечест­ва, это меньшинство утверждает, что Бог скрыт от людей, по­тому что оно не видит Его. Я признаю, что может случиться, что хитрые проделки людей могут на время убедить большин­ство, что нет Бога, но эта мода не может продолжаться. И так или иначе, человек будет всегда нуждаться в Боге. Если бы, противно закону природы, Божество проявилось бы нам с еще большей очевидностью, я уверен, что люди, противные Богу, придумали бы новые тонкости, чтобы отрицать Его. Разум всегда подчиняется тому, чего требует сердце.

Руссо

Самое для меня несомненное из всего на свете — это мое со­знание себя в настоящем.

Вера в Бога так же свойственна природе человека, как способность его ходить на двух ногах; вера эта может у неко­торых людей видоизменяться и даже совсем заглохнуть, но, как общее правило, она существует и необходима для разум­ной жизни.

По Лихтенбергу

Одинаково непостижимы положения, что есть Бог и что нет Его, что есть душа в теле и что нет в нас души, что мир со­творен и что он не сотворен.

Паскаль

Религия — от Бога, а богословие — от людей.

Д'Эшерни

————————

Живи в Боге, живи с Богом, сознавая Его в себе, и не пы­тайся определять Его словами.

АПРЕЛЯ (Осуждение)

Недобрые чувства вызывают осуждение людей, но очень часто осуждение людей вызывает в нас недобрые к ним чувст­ва, и тем более недобрые, чем больше мы осуждаем их.

Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твое­го, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или, как скажешь брату твоему: дай я выну сучок из глаза твоего, а вот в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего.

Мф. гл. 7, ст. 1—5

Одно из самых обычных и распространенных суеверий то, что каждый человек имеет свои определенные свойства, что бывает человек добрый, злой, умный, глупый, горячий, холодный и т. д. Люди не бывают такими.

Мы можем сказать про человека, что он чаще бывает добр, чем зол, чаще умен, чем глуп, чаще горяч, чем холоден, и на­оборот, но будет неправда, если мы скажем про одного чело­века, что он всегда добрый или умный, а про другого, что он всегда злой или глупый. А мы всегда так делим людей. И это неверно.

Вы видите слабость ближнего, но не знаете, что, может быть, один из его поступков приятнее Богу, чем вся ваша жизнь. Если даже ваш ближний имел несчастие пасть, то вы не видали слез, пролитых им прежде, ни последующего затем раскаяния, и, между тем как Бог, свидетель его скорби и со­крушения, уже оправдал его, вы продолжаете осуждать его.

Из «Благочестивых мыслей»

Если между двумя людьми есть вражда, то виноваты оба. Какую бы величину ни помножить на нуль, будет нуль. Если же произведена вражда, то вражда была и в каждом из враж­дующих.

Если произошла ссора между людьми, то виноваты в ней, хотя бы в самых различных степенях, непременно оба ссоря­щиеся. Ведь при полной безупречности поведения одной из сторон так же невозможно возгореться ссоре, как невозмож­но зажечься спичке об абсолютно гладкую поверхность, на­пример о зеркало.

Б

Пойми хорошенько и постоянно помни, что человек всегда поступает так, как ему кажется лучше для себя. Если это на самом деле лучше для него, то он прав: если же он ошибается, то ему же хуже, потому что за всяким заблуждением непре­менно следует и страдание.

Если ты будешь постоянно помнить это, то ты ни на кого не станешь ни сердиться, ни возмущаться, никого не будешь ни попрекать, ни бранить и ни с кем не будешь враждовать.

Эпиктет

————————

Живя с близким человеком, хорошо уговориться о том, чтобы останавливать друг друга, как скоро тот или другой на­чнет осуждать ближнего.

28 АПРЕЛЯ (Труд)

Несомненное условие счастия есть труд: во-первых, лю­бимый и свободный труд; во-вторых, труд телесный, дающий аппетит и крепкий, успокаивающий сон.

Жизнь аркадских пастушков и наша возлюбленная при­дворная жизнь обе нелепы и неестественны, хотя и привлека­тельны. Ибо никогда не может быть истинного удовольствия там, где удовольствия превращаются в занятия. Только отдо­хновения от занятий, редкие и краткие и без подготовки, бы­вают истинно приятны и полезны.

Кант

Телесный труд не только не исключает возможность ум­ственной деятельности, не только улучшает ее достоинство, но и поощряет ее.

Ручной труд есть долг и счастие для всех; деятельность ума и воображения есть деятельность исключительная; она становится долгом и счастием только для тех, которые к ней призваны. Призвание можно распознать и доказать только жертвой, которую приносит ученый или художник своему покою и благосостоянию, чтобы отдаться своему призванию.

Надобно бы было включить вечную праздность в муки ада, а ее-то, напротив, поместили среди радостей рая.

Монтескье

В самом низком труде душа человека успокаивается, как только он берется за работу. Сомненья, печаль, уныние, него­дование, самоотчаяние — все эти бесы караулят бедняка, как и всякого человека, но он бодро возьмется за работу, и все бесы не смеют подойти к нему и только издали ворчат на него. Человек стал человеком.

Карлейль

Труд есть потребность, лишение которой составляет стра­дание, но никак не добродетель. Возведение труда в достоин­ство есть такое же уродство, каким бы было возведение пита­ния человека в достоинство и добродетель.

————————

Хочешь доброго расположения духа: трудись до усталос­ти, но не через силу. Хорошее душевное состояние нарушает­ся всегда праздностью и только иногда чрезмерным трудом.

НЕДЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ

ЗЕРНО С КУРИНОЕ ЯЙЦО

Нашли раз ребята в овраге штучку с куриное яйцо, с до­рожкой посредине и похоже на зерно. Увидал у ребят штучку проезжий, купил за пятак, повез в город, продал царю за ред­кость.

Позвал царь мудрецов, велел им узнать, что за штука та­кая — яйцо или зерно? Думали, думали мудрецы — не могли ответа дать. Лежала эта штучка на окне, влетела курица, стала клевать, проклевала дыру; все и увидали, что зерно. Пришли мудрецы, сказали царю: «Это — зерно ржаное».

Удивился царь. Велел мудрецам узнать, где и когда это зерно родилось? Думали, думали мудрецы, искали в книгах — ничего не нашли. Пришли к царю, говорят: «Не можем дать ответа. В книгах наших ничего про это не написано; надо у мужиков спросить, не слыхал ли кто от стариков, когда и где такое зерно сеяли?»

Послал царь, велел к себе старого мужика привести. Ра­зыскали старика старого, привели к царю. Пришел старик зе­леный, беззубый, насилу вошел на двух костылях.

Показал ему царь зерно, да не видит уже старик; кое-как половину разглядел, половину руками ощупал.

Стал его царь спрашивать: «Не знаешь ли, дедушка, где такое зерно родилось? Сам на своей поле не севал ли хлеба такого? Или на своем веку не покупывал ли где такого зерна?

Глух был старик, насилу-насилу расслышал, насилу-на­силу понял. Стал ответ держать: «Нет, — говорит, — на своем поле хлеба такого севать не севал, и жинать не жинал, и покупывать не покупывал. Когда покупали хлеб, все такое же зерно мелкое было, как и теперь. А надо, — говорит, — у моего батюшки спросить; может, он слыхал, где такое зерно рожалось?»

Послал царь за отцом старика, велел к себе привести. На­шли и отца старикова, привели к царю. Пришел старик ста­рый на одном костыле. Стал ему царь зерно показывать. Ста­рик еще видит глазами, хорошо разглядел. Стал царь его спрашивать: «Не знаешь ли, старичок, где такое зерно роди­лось? Сам на своем поле не севал ли хлеба такого? Или на своем веку не покупывал ли где такого зерна?»

Хоть и крепонек на ухо был старик, а расслышал лучше сына. «Нет, — говорит, — на своем поле такого зерна севать не севал и жинать не жинал. А покупать не покупывал, пото­му что на моем веку денег еще и в заводе не было. Все своим хлебом кормились, а по нужде — друг с дружкой делились. Не знаю я, где такое зерно родилось. Хоть и крупнее теперешнего и умолотнее наше зерно было, а такого видать не видал. Слыхал я от батюшки — в его время хлеб лучше против нашего раживался и умолотней и крупней был. Его спросить надо».

Послал царь за отцом стариковым. Нашли и деда; приве­ли к царю. Вошел старик к царю без костылей; вошел легко — глаза светлые, слышит хорошо и говорит внятно. Показал царь зерно деду. Поглядел дед, повертел. «Давно, — говорит, — не видал я старинного хлебушка». Откусил дед зерна, пожевал крупинку.

— Оно самое, — говорит.

— Скажи же мне, дедушка, где такое зерно родилось? На своем поле не севал ли ты такой хлеб? Или на своем веку где у людей не покупывал ли?

И сказал старик: «Хлеб такой на моем веку везде раживался. Этим хлебом, — говорит, — я век свой кормился и людей кормил».

И спросил царь: «Так скажи же мне, дедушка, покупал ли ты где такое зерно, или сам на своем поле сеял?»

Усмехнулся старик.

— В мое время, — говорит, — и вздумать никто не мог такого греха, чтобы хлеб продавать, покупать. А про деньги и не знали; хлеба у всех своего ————————олю было. Я сам такой хлеб сеял, и жал, и молотил.

И спросил царь: «Так скажи же мне, дедушка, где ты та­кой хлеб сеял и где твое поле было?»

И сказал дед: «Мое поле было — земля Божья. Где вспа­хал, там и поле. Земля вольная была. Своей земли не знали. Своим только труды свои называли».

— Скажи же, — говорит царь, — мне еще два дела: одно дело — отчего прежде такое зерно рожалось, а нынче не ро­дится? А другое дело — отчего твой внук шел на двух косты­лях, сын твой пришел на одном костыле, а ты вот пришел и вовсе легко, глаза у тебя светлые и зубы крепкие, и речь ясная и приветная? Отчего, скажи, дедушка, эти два дела сталися?

И сказал старик: «Оттого оба дела сталися, что перестали люди своими трудами жить — на чужие стали зариться. В ста­рину не так жили: в старину жили по-Божьи; своим владели, чужим не корыстовались».

Лев Толстой

АПРЕЛЯ (Болезнь)

Человек может одинаково исполнить свое назначение в болезненном, как и в здоровом состоянии.

Если бы человек не сомневался в неразрушимости своей жизни после смерти, то все болезни представлялись бы ему только приближением к переходу из одной жизни в другую — переходу скорее желательному, чем нежелательному, — и тогда он переносил бы боль от болезни так же, как мы переосим боль от напряжения труда, который, мы знаем, кон­чится добром. Во время болей мы имели бы объяснение со­вершающегося с нами и готовились бы к новому состоянию.

Обыкновенно думают, что можно служить Богу и быть полезным людям, только будучи здоровым. Неправда! Часто напротив. Христос больше всего послужил Богу и людям, бу­дучи совсем умирающим на кресте, когда Он прощал убиваю­щим Его. То же может делать всякий человек больной. И нельзя сказать, какое состояние: здоровья или болезни — более удобно для служения Богу и людям.

С тех пор как люди стали думать, они признали, что ничто столь не содействует нравственной жизни людей, как памятование о смерти. Ложно же направленное врачебное искусст­во: вместо того, чтобы заботиться об облегчении страданий, ставит себе целью избавлять людей от смерти и научает их на­деяться на избавление от смерти, на удаление от себя мысли о смерти и тем лишает людей главного побуждения к нравст­венной жизни.

Для себя только, для служения себе нужно побольше здоро­вья, силы, а для служения Богу не только не нужно, но часто — напротив.

Как часто, имея дело с больными, мы забываем то, что главное, что нужно больному, это не скрывание от него при­ближающейся смерти, а, напротив, призвание его к сознанию своей духовной, растущей божественной природы, не подле­жащей уменьшению или смерти.

Болезни почти всегда, уничтожая телесную силу, осво­бождают силу духовную. И для человека, перенесшего свое сознание духовную область, они не лишают его блага, а, на­против, увеличивают его.

АПРЕЛЯ (Смысл жизни)

Казалось бы, нельзя жить, не зная, для чего живешь, и что первое, что человек должен уяснить себе, это смысл своей жизни — тем более что были и есть люди, знающие этот смысл. А между тем большинство людей, считающих себя об­разованными, гордятся тем, что дошли до той кажущейся им высоты, при которой они видят, что жизнь не имеет никакого смысла.

Есть два различных и противоположных воззрения людей на жизнь.

Одни говорят: я вижу себя, рожденное от своих родителей существо, так же как и все другие окружающие меня живые существа, живущие в известных, подлежащих моему исследо­ванию и изучению условиях, и изучаю себя и другие сущест­ва, как живые, так и неживые, и те условия, в которых они находятся, и сообразно с этим изучением устанавливаю свою жизнь. Вопросы о происхождении я исследую точно так же и наблюдением и опытом достигаю все большего и большего знания. Вопросы же о том, откуда произошел весь этот мир, зачем он существует и зачем я существую в нем, я оставляю неотвеченными, так как не вижу возможности так же опреде­ленно, ясно и доказательно ответить на них, как я отвечаю на вопросы об условиях существующего в мире. И потому отве­ты на эти вопросы, состоящие в том, что существует Бог, от которого я произошел, и что этот Бог для известной своей цели определил закон моей жизни, эти ответы на вопросы я не признаю, как не имеющие той ясности и доказательности, которые имеют ответы на вопросы о причинах и условиях различных жизненных явлений.

Так говорит неверующий человек и, не допуская возмож­ности, какого-либо другого знания, кроме того, которое при­обретается наблюдением, рассуждениями над этими наблю­дениями, он, если и не прав, то совершенно разумно после­дователен.

Христианин же, признающий Бога, говорит: я сознаю себя живущим только потому, что я сознаю себя разумным, сознавая же себя разумным, я не могу не признать того, что жизнь моя и всего существующего должна быть также разум­на. Для того же, чтобы быть разумной, она должна иметь цель. Цель же этой жизни должна быть вне меня — в том Су­ществе, для достижения цели которого существую я и все, что существует. Существо это есть, и я должен в жизни испол­нить закон (волю) его. Вопросы же о том, каково то Сущест­во, которое требует от меня исполнения своего закона, и когда возникла эта разумная жизнь во мне, и как она возни­кает в других существах во времени и пространстве, т. е. что такое Бог: личный или безличный, как Он сотворил и сотво­рил ли Он мир, и когда во мне возникла душа, в каком воз­расте, и как она возникает в других, и откуда она взялась, и куда уйдет, и в каком месте тела живет, — все эти вопросы я должен оставить неотвеченными, потому что знаю вперед, что в области наблюдения и рассуждения над ними я никогда не приду к окончательному ответу, так как все скроется в бесконечности времени и пространства. По этому самому я не признаю даваемых наукой ответов о том, как зачался мир, как зачинается душа и в какой части головного мозга она нахо­дится.

В первом случае: неверующий человек, признавая себя только животным существом и потому признавая только то, что подлежит внешним чувствам, не признает духовного на­чала и примиряется с нарушающей требования разума бес­смысленностью своего существования.

Во втором случае: христианин, признавая себя только ра­зумным существом и потому признавая только то, что соот­ветствует требованиям разума, не признает действительности данных внешнего опыта и потому считает данные эти фантас­тическими и ошибочными.

Оба одинаково правы. Но разница — и существенная — между ними в том, что по первому мировоззрению все в мире строго научно, логично и разумно, за исключением самой жизни человека и всего мира, не имеющих никакого смысла; и потому из такого мировоззрения, несмотря на все попытки противного, вытекает очень много интересных и забавных соображений, но не вытекает ничего нужного для руководст­ва жизни; тогда как по второму мировоззрению жизнь чело­века и всего мира получает определенный и разумный смысл и самое прямое, простое и доступное всем приложение его к жизни, причем не нарушается и возможность научных иссле­дований, которые ставятся при этом на свойственное им место.

Жизнь есть то, что открывается через сознание, и она всегда и везде есть. Наше заблуждение в том, что то, что за­крывает от нас жизнь, мы называем жизнью.

Истинная цель жизни в том, чтобы узнать жизнь бесконеч­ную.

Человек не может знать, зачем он живет; но не может не знать, как ему надо жить.

Работник на большом заводе не знает, зачем он делает то, что делает; но знает, если он хороший работник, как надо де­лать то, что он делает.

Есть между людьми два взгляда на жизнь. Одни смотрят на жизнь со стороны чувственной, личной, полагая, что мир устроен для них и что Бог выдуман на потребу человеку, и возмущаются бессмысленными страданиями и бессмыслен­ной смертью. Другие имеют взгляд на жизнь противополож­ный, духовный, по которому, наоборот, человек живет для мира, для Бога и по которому ясно, что если человек страдает и умирает, то, стало быть, так надо для жизни мира, так угод­но Богу. По этому второму взгляду есть смысл и нашего рож­дения, и нашей страдальческой жизни, и нашей страдальчес­кой смерти; по этому взгляду мир устроен разумно и целесо­образно, тогда как по первому взгляду все бессмысленно и нецелесообразно.

И сообразно этим двум взглядам на жизнь люди двумя пу­тями приходят к истине, к одной цели. По первому, чувствен­ному взгляду человек, не желая быть побежденным, борется, встречает отовсюду неудачу, огорчения, утомление, пресы­щение и болезни, наполняет жизнь страданием, но в конце концов покоряется силе вещей, т. е. закону и воле Бога, поко­ряется бессознательно, невольно, как раб на цепи, с гораздо большим трудом и с гораздо меньшим благом для себя. По второму же. Божескому взгляду человек сознательно идет на­встречу истине и, как разумное дитя небесного Отца, Отца истины, обходит мимо все те страдания, которые составляют удел бессознательного раба на цепи. А радости жизни, радос­ти и блага не искусственные, а настоящие, природные и по­тому самые драгоценные, даются равно всем, независимо от взгляда; и как по первому взгляду пользуются ими люди, так не отнимаются они от людей и по второму взгляду на жизнь.

Бука

————————

Каждое существо имеет органы, указывающие ему на ме­сто в мире. Для человека этот орган есть разум.

Если разум не указывает тебе твоего места в мире и твоего назначения, то знай, что виновато в этом не дурное устройст­во мира, не твой разум, а ложное направление, которое ты дал ему.

Месячные чтения. АПРЕЛЬ

Что такое в наше время правительства, без которых лю­дям кажется невозможно существовать?

Если было время, когда правительства были необходимое и меньшее зло, чем то, которое происходило от беззащитнос­ти против организованных соседей, то теперь правительства стали не нужное и гораздо большее зло, чем все то, чем они пугают свои народы.

Правительства, не только военные, но правительства во­обще, могли бы быть, уже не говорю — полезны, но безвред­ны только в том случае, если бы они состояли из непогреши­мых, святых людей, как это и предполагается у китайцев. Но ведь правительства, по самой деятельности своей, состоящей в совершении насилия, всегда состоят из самых противопо­ложных святости элементов, из самых дерзких, грубых и раз­вращенных людей.

Всякое правительство поэтому, а тем более правительст­во, которому предоставляется военная власть, есть ужасное, самое опасное в мире учреждение.

Правительство, в самом широком смысле, включая в него и капиталистов, и прессу, есть не что иное, как такая органи­зация, при которой большая часть людей находится во власти стоящей над ними меньшей части; эта же меньшая часть под­чиняется власти еще меньшей части, а эта еще меньшей и т. д., доходя наконец до нескольких людей или одного чело­века, которые посредством военного насилия получают власть над всеми остальными. Так что все это устройство по­добно конусу, все части которого находятся в полной власти тех лиц или того лица, которое находится на вершине его.

Вершину же этого конуса захватывают те люди или тот че­ловек, который более хитер, дерзок и бессовестен, чем дру­гие, или случайный наследник тех, которые были более дерз­ки и бессовестны.

Нынче Борис Годунов, завтра Григорий Отрепьев, нынче распутная Екатерина, удушившая со своими любовниками мужа, завтра Пугачев, послезавтра безумный Павел, Нико­лай I, АлександрII, нынче Николай II с китайско-японской войной. Нынче Наполеон, завтра Бурбон или Орлеанский, Буланже или компания панамистов, нынче Гладстон, завтра Сольсбери, Чемберлен, Роде.

И таким-то правительствам предоставляется полная власть не только над имуществом, жизнью, но и над духовным и нравственным развитием, над воспитанием, религиозным ру­ководством всех людей.

Устроят себе люди такую страшную машину — власть, предоставляя захватывать эту власть, кому попало (а все шан­сы за то, что захватит ее самый нравственно-дряной человек), и рабски подчиняются и удивляются, что им дурно... Боятся мин, анархистов, а не боятся этого ужасного устройства, вся­кую минуту угрожающего им величайшими бедствиями.

Люди нашли, что для того чтобы им защищаться от вра­гов, им полезно связать себя, как это делают защищающиеся черкесы. Но опасности нет никакой, и люди продолжают свя­зывать себя.

Старательно свяжут себя так, чтобы один конец мог со всеми ими делать все, что захочет; потом конец веревки, свя­зывающей их, бросят болтаться, предоставляя первому него­дяю или дураку захватить ее и делать с ними, что им нужно.

Ведь что же, как не это самое, делают народы, подчиня­ясь, учреждая и поддерживая организованное с военной влас­тью правительство?

Л. Толстой

МАИ

МАЯ (Мужество)

Для человека, полагающего свою жизнь в духовном со­вершенствовании, не может быть страха перед внешними со­бытиями.

Абу Ганифах умер в тюрьме в Багдаде, Куда он был вверг­нут калифом Альманзором за то, что отказался признать уче­ние Кадда. Этот знаменитый учитель, получив раз тяжелый удар, сказал тому человеку, который ударил его: «Я могу воз­дать обидой за обиду, но я не сделаю этого. Я могу жаловаться на тебя калифу, но не буду жаловаться. Я могу в своих молит­вах передать Богу о том оскорблении, которое ты сделал мне, но я воздержусь от этого. В день суда я буду иметь возмож­ность; призвать на тебя божественное мщение, но, если бы день этот наступил сейчас и мои мольбы были бы услышаны, я вступил бы в рай только вместе с тобою».

Персидская мудрость (из Дербело)

Не думай, чтобы мужество человека состояло только в храбрости и силе: высшее мужество — в том, чтобы стать выше гнева и любить обидевшего.

Персидская мудрость

(из Дербело)

Осуждай свои дела. И когда ты осудишь, не отчаивайся.

Эпиктет

Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях.

И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить.

Мф. гл. 10, ст. 27-28

Трусость — в том, чтобы знать, что должно делать, и не делать этого.

Конфуций

Никакое горе так не велико, как страх перед ним.

Чокке

Если меня кто оскорбил, это — его дело, такова его на­клонность, таков его нрав; у меня свой нрав — такой, какой, по моему мнению, свойственен человеку, и я останусь в своих поступках верен своему нраву.

Марк Аврелий

«Не разъедай своего сердца, — говорят мудрецы, — не оп­лакивай прошлого, похороненного прошлого». Делай то, что должно, и, как звезда, не отдыхай и не спеши.

Хаджи Абдул Гезди

————————

Если ты чего боишься, то знай, что причина твоего страха не вне тебя, а в тебе.

МАЯ(Слово)

Люди не соглашаются с истиной чаще всего оттого, что они чувствуют себя оскорбленными той формой, в которой предлагается им истина.

Зарождающаяся ссора подобна пробивающемуся сквозь плотину потоку: как только он пробился, ты уже не удержишь его.

Талмуд

Человек легко может затеять спор, но, как разгоревшийся огонь, трудно бывает потушить его.

Как только мы почувствовали гнев во время спора, мы уже спорим не за истину, а за себя.

Карлейль

Я не могу никогда убедить другого человека иначе, как только его же собственными мыслями. Значит, я должен предположить, что у него хороший и верный рассудок; в про­тивном случае бесполезно надеяться, что я могу привлечь его на мою сторону моими доводами. Точно так же я не могу тро­нуть сердце другого иначе, как его же собственными чувства­ми. Значит, я должен предположить, что другой человек об­ладает известной добротой сердца; в противном случае он ни­когда не почувствует отвращения к пороку и побуждения к добродетели при моем описании порока и при моем восхва­лении добродетели.

Кант

Старайся, чтобы в споре слова твои были мягки, а доводы тверды. Надо не досадить противнику, а убедить его.

Вилькинс

Ничто так не содействует торжеству разума, как спокой­ствие тех, которые служат ему. Истина страдает часто более от горячности своих защитников, чем от нападок своих про­тивников.

Пэн

Пусть говорящий — безумец, слушатель, будь мудр! Кроткий ответ удаляет злобу; обидные слова возбуждают гнев.

Если человек заслуживает похвалы, старайтесь не отказы­вать ему в ней, иначе вы не только можете этим отклонить его от настоящего пути, лишая его поддержки и одобрения, в ко­торых он нуждается, но и сами лишаетесь радости воздать че­ловеку должное за его труд.

Джон Рёскин

————————

Если ты знаешь истину или хотя думаешь, что знаешь ее, то передавай ее как можно проще, а главное, как можно мяг­че, любовнее к тому, кому передаешь ее.

МАЯ (Знание)

В чем бы ни полагали люди свое назначение и благо, наука будет учением об этом назначении и благе.

Умные люди учатся для того, чтобы знать; ничтожные — для того, чтобы их знали.

Восточная мудрость

То, что называется у нас наукой и искусством, есть произ­ведение праздного ума и чувства, имеющее целью щекотать такие же праздные умы и чувства. Науки и искусства наши непонятны и ничего не говорят народу, потому что не имеют в виду его блага.

Человек живет только для того, чтобы, насколько это по­зволяют его силы и его положение, содействовать благу свое­му и своих ближних. Чтобы скорее достигнуть при этом своей конечной цели, он пользуется опытом предшественников. Он учится.

Учиться помимо этой цели, просто для того, чтобы иметь возможность пересказать все, что другие сделали, значит за­ниматься последней из наук. Такой человек так же мало мо­жет называться действительно ученым, как каталог — кни­гой. Быть человеком значит не только знать, но и делать для будущих поколений то же, что предшествовавшие сделали для нас. Неужели я должен проводить жизнь в изучении ис­тории ученых только для того, чтобы не открыть снова того, что было уже открыто прежде? Повторяют же умышленно одну и ту же мысль дважды, и никакой беды в этом нет, если она только выражена с новой стороны. Если ты думал сам, то твое открытие того, что раньше открыто, будет все-таки нужно.

Лихтенберг

Чтобы достигнуть нравственного совершенства, нужно прежде всего заботиться о душевной чистоте. А душевная чи­стота достигается в том только случае, когда сердце ищет правды и воля стремится к святости. И все это зависит от ис­тинного знания.

Конфуций

Если спросят тебя, как узнать пророка, отвечай: это тот, кто дает мне знание о моем собственном сердце.

Персидский Дэзатир

Когда люди занимаются учением для самих себя, учение это полезно для них; когда же люди делают это для других, чтобы казаться учеными, ученость эта не только бесполезна, невредна.

Китайская мудрость

Люди часто ближе к существенной истине в своих суеве­риях, чем в своей науке.

Торо

————————

Цель жизни всякого отдельного человека одна: совершен­ствование в добре. И потому нужны только те знания, кото­рые ведут к этому.

МАЯ (Сила мысли)

Всякая мысль, выраженная словами, есть сила, действие которой беспредельно.

Можно быть одиноким в своей частной и временной сре­де, но каждая из наших мыслей и каждое из наших чувств на­ходит, находило и будет находить свои отголосок в человече­стве. Для некоторых людей, которых большая часть человече­ства признает своими вождями и просветителями, отголосок этот огромен и раздается с особенной силой; но нет человека, мысли которого не производили бы на других такого же, хотя и во много раз меньшего действия. Всякое искреннее прояв­ление души, всякое заявление личного убеждения служит кому-нибудь или чему-нибудь — даже если не знают об этом и даже когда зажимают вам рот или накидывают мертвую петлю на шею. Слово, сказанное кому-нибудь, сохраняет неразрушимое действие и, как всякой движение, превращается в иные формы, но не уничтожается.

Амиель

Добрые правила, исходящие из сердца человека, так же полезны, как хорошие примеры.

Сенека

Мысли, которые вы имеете и высказываете, превращают­ся в конце концов в способность делать добро или зло, кото­рое в своем развитии или росте возвращается к вам же.

Люси Малори

Сильные, коротко выраженные мысли много содейству­ют улучшению жизни.

Цицерон

Невинность и детство священны. Сеятель, кидающий се­мена, отец или мать, которые бросают в душу ребёнка плодо­творное слово, совершают священное дело и должны бы всег­да совершать его религиозно, с благоговением и молитвой, ибо они трудятся для Царствия Божия. Всякий посев есть дело таинственное: попадает ли семя на земную почву или в души человеческие. Всякий человек подобен земледельцу; вся задача его, если ее хорошо понять, заключается в разра­ботке жизни и рассевании ее повсюду; таково призвание че­ловечества, и призвание это свято. И слово — его главное орудие.

Мы слишком часто забываем, что слово в одно и то же время — и посев и откровение. Последствия слова, сказанно­го вовремя, неисчислимы. О, как глубоко значение слова, но мы тупы, потому что мы телесны! Мы видим камни, деревья по сторонам дороги, обстановку наших жилищ, мы видим все, что есть вещество. Но мы не замечаем вереницы невидимых мыслей, которые наполняют воздух и постоянно бьют своим крылом вокруг каждого из нас.

Амиель

Мысль есть разумная жизненная сила, которая, выходя из человека, делает или дело проклятия, или дело благословения, смотря по своему качеству.

Люси Малори

Истина, выраженная словами, есть могущественнейшая сила в жизни людей. Мы не сознаем эту силу только потому, что последствия ее не тотчас обнаруживаются.

————————

Пользуйся добрыми мыслями людей и если не можешь воздать им тем же, то, по крайней мере, не распространяй не­ясных и потому ложных своих или чужих мыслей.

МАЯ (Воспитание)

Основа воспитания — религиозное учение, т. е. объясне­ние смысла и назначения жизни.

Люди считают преступлением ложь перед судом и небла­городными поступками неправдивые.слова в общении с рав­ными, но с детьми говорить всякий вздор и всякую ложь считается не только не неправильным, но, напротив, почти необ­ходимым. А как ясно, казалось бы, то, что с детьми-то и надо быть особенно осторожным в том, что говорится им старшими.

Религиозное учение как объяснение смысла и назначения жизни, отвечавшее запросам людей тысячу лет тому назад, не может удовлетворить людей нашего времени. А детей прежде всего учат тому, что отвечало требованию людей тысячи лет тому назад, — это ужасная ошибка.

«Если бы только, можно было воспитывать детей так, что­бы все неясное оставалось им вполне непонятным!» (Лихтенберг).

Слова эти значат то, что детям не надо внушать, как это обыкновенно делается, что все невероятности суеверия могут иметь основание. Дети, принимая такое суждение, приучают­ся к неясным полудоказательствам и считают понятным не­понятное.

О чем мы узнаем слишком много и преждевременно в детском возрасте, из того мы, наверное, не будем знать ниче­го после и в старости, и человек, любящий основательность, под конец становится софистом своих юношеских заблужде­ний.

Кант

Надо передавать детям только то, что они могут понять так, чтобы, и будучи взрослыми, они ничего не могли бы при­бавить к такому пониманию.

Будь правдив всегда, и особенно с ребенком. Исполняй обе­щанное ему, иначе приучишь его ко лжи.

Талмуд