ИЮЛЯ (Сострадание и вегетарианство)

Сострадание к живым существам вызывает в нас чувство, подобное телесной боли. И так же как можно загрубеть к телесной боли, можно загрубеть и к боли сострадания.

Сострадание ко всем живым существам есть самое верное и надежное ручательство в нравственном поведении. Кто истинно сострадателен, тот наверное никого не оскорбит, не обидит, никому не сделает больно, ни с кого не взыщет, каждому простит, так что все его поступки будут носить печать справедливости и человеколюбия. Пусть кто-нибудь скажет: «Это — человек добродетельный, но он не знает жалости», или: «Это — несправедливый и злой человек, но он очень жалостлив», — и вы почувствуете противоречие.

Шопенгауэр

Полно вам, люди, себя осквернять недозволенной пищей!

Есть у вас хлебные злаки; под тяжестью ноши богатой

Сочных, румяных плодов преклоняются ветви деревьев;

Грозди на лозах висят наливные; коренья и травы

Нежные, вкусные зреют в Полях; а другие —

Те, что грубее, — огонь умягчает и делает слаще;

Чистая влага молочная и благовонные соты

Сладкого меда, что пахнет душистой травой — тимианом,

Не запрещается вам. Расточительно-щедро все блага

Вам предлагает земля; без жестоких убийств и без крови

Вкусные блюда она вам готовит.

Лишь дикие звери

Голод свой мясом живым утоляют; и то не все звери:

Лошади, овцы, быки — ведь травою питаются мирно,

Только породы свирепые хищников: лютые тигры,

Львы беспощадно жестокие, жадные волки, медведи

Рады пролитию крови...

И что за обычай преступный,

Что за ужасная мерзость: кишками кишок поглощенье!

Можно ль откармливать мясом и кровью существ нам подобных

Жадное тело свое и убийством другого созданья, —

Смертью чужою — поддерживать жизнь?

Нам, окруженным так щедро дарами земли благодатной,

Матери нашей кормилицы, — нам, — не животным, а людям,

Жадно зубами жестокими рвать и терзать с наслажденьем

Клочья израненных трупов, как лютые дикие звери?

Разве нельзя утолить, не пожертвовав жизнью чужою,

Люди, ваш голод неистовый, алчность утроб ненасытных?

Был — сохранилось преданье — век золотой, — не напрасно

Названный так; жили люди счастливые, кроткие — просто;

Были довольны и сыты одними плодами земными,

Кровью уста не сквернили. И птицы тогда безопасно

Воздух кругом рассекали; и робкие зайцы бесстрашно

В поле бродили; на удочке рыбка тогда не висела

Жертвой доверия; не было хитрых силков и капканов;

Страха, предательства, злобы не ведал никто. И повсюду

Царствовал мир.

Где ж он ныне? И чем свою смерть заслужили

Вы, безобидные овцы, незлобные, смирные твари,

Людям на благо рожденные? Вы, что нас поите щедро

Влагой сосцов благодатных и греете мягкой волною.

Вы, чья счастливая жизнь нам полезней, чем смерть ваша злая?

Чем провинился ты, вол, предназначенный людям на помощь,

Ты, безответно-покорный товарищ и друг хлебопашца?

Как благодарность забыть, как решиться жестокой рукою

Острый топор опустить на послушную, кроткую шею,

Стертую тяжким ярмом? Обагрить мать-кормилицу землю

Кровью горячей работника, давшего ей урожай?..

Страшен ваш гнусный обычай и скользок ваш путь к преступленьям,

Люди! Убить человека нетрудно тому, кто, внимая

Жалким предсмертным хрипеньям, режет телят неповинных,

Кто убивает ягненка, чьи слабые вопли подобны

Плачу дитяти, кто пищу небесную бьет для забавы

Или, — нарочно, своею рукою вскормив, — пожирает!

С вашей привычной жестокостью рядом стоит людоедство!

О, воздержитесь, опомнитесь, я заклинаю вас, братья!

Не отрывайте убийством от плуга вола земледельца;

Пусть он, служивший вам верно, умрет не насильственной смертью:

Не истребляйте стада беззащитные: пусть одевают,

Греют вас мягким руном и поят молоком своим щедро,

Мирно живя, умирая спокойно на пастбищах ваших.

Бросьте силки и капканы! не трогайте пташек небесных;

Пусть, беззаботно порхая, поют нам о счастье и воле.

Хитросплетенные сети, крючки с смертоносной наживой

Бросьте! Доверчивых рыб не ловите обманом коварным,

Уст человеческих кровью созданий живых не скверните;

Смертные — смертных щадите!

Питайтесь дозволенной пищей, —

Пищей, пригодной для любящей, чистой души человека.

Овидий (перевод А. П. Барыковой)

Первое условие для проведения религии в жизнь — любовь и жалость ко всему живому.

Фо-пен-хинг-тзи-кинг

Сострадание к животным так тесно связано с добротою характера, что можно с уверенностью утверждать, что, кто жесток с животными, тот не может быть добрым человеком.

Шопенгауэр

Всякое убийство отвратительно, но едва ли не отвратительнее всего убийство с целью съесть то существо, которое убито.И чем больше человек обдумывает форму убийства, чембольше сосредоточивает внимание и старание на том, чтобы убитое животное съесть с наибольшим удовольствием, чтобы дать убитому существу наибольшую вкусность, тем это убийство отвратительнее.

Гольдштейн

————————

Когда испытываешь боль при виде страдания другого существа, не отдавайся первому животному чувству скрыть от себя зрелище страданий, бежать от страдающего, а, напротив, беги к страдающему и ищи средства помочь ему.

ИЮЛЯ (Любовь)

Любовь — это проявление божественной сущности, для которой нет времени, и потому любовь проявляется только в настоящем, сейчас, во всякую минуту настоящего.

Любить вообще значит делать доброе. Так мы все понимаем и не можем иначе понимать любовь.

И любовь не есть только слово, но есть деятельность, направленная на благо других.

Если человек решает, что ему лучше воздержаться от требований настоящей, самой малой любви, во имя другого, будущего проявления большей любви, то он обманывает или себя, или других, и никого не любит, кроме себя одного.

Любви в будущем не бывает: любовь есть только деятельность в настоящем. Человек же, не проявляющий любви в настоящем, не имеет любви.

Не будем медлить, чтобы быть справедливыми, сострадательными, внимательными к тем, кого мы любим; не будем ждать, когда они или мы будем поражены болезнью или угрожаемы смертью. Жизнь коротка, и не может быть слишком много времени, чтобы радовать сердца наших спутников в этом коротком переезде. Поспешим же быть добрыми.

Амиель

Скрывайтесь от несчастного, которому помогаете: пусть он наслаждается благодеянием, не зная имени своего благодетеля.

Из «Благочестивых мыслей»

Помогайте бедному, не стараясь узнавать причин его нищеты, чтобы не открыть того, что может ослабить ваше участие.

Из «Благочестивых мыслей»

Будь добр, хотя бы мир и осуждал тебя. Это лучше, чем когда тебя хвалят и ты продолжаешь быть дурным.

Лоди

Учение Евангелия содержит простую веру, а именно веру в Бога и почитание Его или, что то же самое, послушание Его закону. Весь же закон Его только в одном: любить ближнего. Любить ближнего, как самого себя, значит подчиняться закону и быть счастливым в исполнении закона и, наоборот, презирать и ненавидеть своего ближнего — это значит впасть в возмущение и упорство.

Спиноза

Существует два рода любви.

По одному, я просто люблю людей, не зная любви к единому во всех людях духовному началу.

По другому, я во всех людях только одно и люблю — это единое во всех людях духовное начало.

Разница между тою и другою любовью в том, что в первом случае я буду любить людей только до тех пор, пока они будут приятны мне.

Во втором же случае, когда я буду любить в людях их сущность, единую во всех нас, я буду любить людей даже тогда, когда они будут неприятны мне.

В первом случае мы будем то и дело менять предметы своей любви, менять жен, друзей, мужей и т. д., так как люди, Которых мы любим, постоянно изменяются, изменяются и наши чувства к ним.

Во втором случае, по мере собственного нашего нравственного роста, мы все больше и больше будем любить то божеское духовное начало, которое мы все яснее и яснее будем познавать во всех людях!

Федор Страхов

————————

Мучительно тяжело бывает вспоминать о том, как ты мог сделать и не сделал дело милосердия, как ты непоправимо навсегда лишил помощи того, кто ждал ее от тебя, а себя радостного сознания исполнения должного.

НЕДЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ

НЕВЕРУЮЩИЙ

Вечно новым и постоянно возрастающим

удивлением и благоговением две веши наполняют

душу, чем чаще и постояннее ими занимается

размышление: звездное небо надо мною и закон

нравственности во мне.

Кант

В начале 1852 года, когда я жил в Брюсселе, камне вошел незнакомый мне молодой человек. Лицо вошедшего было приятное, с искренней улыбкой и таким же искренним и живым взглядом. Одет он был с некоторой изысканностью: на нем был бархатный жилет с резными пуговицами, желтые перчатки, цветок в петлице и тросточка в руке, и видно было много очень белого белья. На вопрос, кто он, он отвечал мне, что он — священник.

— Или, скорее, был им, — сказал он. — Я оставил ложное для истинного. Теперь я — то же, что вы: изгнанник.

Я попросил изгнанника садиться.

— Меня зовут Анатолий Лёрэ, — сказал он.

Мы разговорились. Он рассказал мне свою жизнь. Оказалось, что он был так воспитан, что он, сам не зная, как и для чего, в 25 лет очутился священником. Это разбудило его. Сновидение продолжительного мистического воспитания рассеялось для него в тот день, когда он увидал непроходимую стену тьмы, т. е. священства, которая возникла между природой и им. Первая обедня была для него так же тяжела, как последний час жизни; уходя от престола, он показался себе привидением.

Он с ужасом смотрел на то, что ожидало его. Ему было 25 лет. Он чувствовал всю силу жизни в своих жилах; вся природа через него требовала себе удовлетворения. А между тем эти требования природы представлялись ему только кипением грехов.

Коротко сказать, он не имел призвания и ужаснулся тому, что так поздно понял это.

Эта борьба священника против того, что было поставлено ему в обязанность, все усиливаясь и усиливаясь, продолжалась в нем несколько лет. Он был строг, верен и честен в исполнении взятых на себя обязанностей.

Но кончилось все-таки тем, что, после многих страданий, он вышел из борьбы побежденным, т. е. победителем. Человек восторжествовал над священником. Лёрэ отдался молодости, жизни и святой, непреодолимой природе. Это его собственные выражения, когда он толковал мне про это. Он предпочел быть отступником перед Римом, чем лицемером перед своей совестью. Он вышел из священства. Для тех, кто выходит из церкви, есть только одна открытая дверь: демократия. Все склонности Лёрэ влекли его к ней. Прежде чем быть духовным лицом, он был дитя народа. Он был родом из бедной бретанской семьи; так что он вернулся к народу так же естественно, как капля воды возвращается в океан. И ему было хорошо.

Он рассказывал мне все это просто, с наивным и сильным красноречием. Его возвращение к народу дало ему зрелость. В нем был политический мыслитель; он писал в нескольких газетах. Это был революционер, горячий и крайний по убеждениям.

Рассказав историю своей жизни, он перешел к изложению своих мыслей. Я внимательно слушал.

В середине этого изложения его взорвало. — Да, милостивый государь, — вскричал он, — пусть это будет нам уроком. Демократия должна принять меры. Надо переделать человека, обновить народ в детях. Только в воспитании мы покажем логику революции. — Я тоже так думаю, — сказал я.

Он оживился еще более.

— Для меня, — сказал он, — все воспитание в одном: освободить человеческий ум от всего сверхъестественного.

— Что вы разумеете под сверхъестественным? — спросил я.

— Я разумею то, что человек погибает от этих религиозных фантасмагорий. Суеверия душат будущее. До тех пор покуда народы будут вдыхать в себя ходячий фанатизм, нельзя рассчитывать на человеческий разум. Да! этот старый человеческий разум гибнет под покровами и тонет в священных химерах. Его лодка течет со всех сторон. Будем держаться одной несомненной действительности. Дважды два — четыре: вне этого нет спасения. Надо строить философию только на фактах, не допускать ничего, что не может быть проверено разумом. Действительно только видимое и ощущаемое. Надо, чтобы все верования были в моих десяти пальцах. Да, война, война не на живот, а на смерть со всем чудесным. Надо, чтобы народ верил только в самого себя. Надо, чтобы он понимал, что в колыбели нет ничего, кроме того, что мы видим, — ничего, кроме зародыша, и в гробу ничего, кроме уничтожения. Прочь все призраки! Нет ничего, кроме земли и жизни. Нет никакого другого неба, кроме того, в котором мы уже живем; наша земля вертится в нем. Надо здраво и ясно рассуждать, и прочь все мечтания! Кто не хочет плода, подрезает дерево: надо отнять у религии всякий предлог для ее существования.

— В чем ваша религия? — спросил я.

— Я ведь сказал, что я — воспитанник семинарии. — Ну?

— Стало быть, я — атеист.

— Я не могу согласиться с таким выводом, — сказал я. — Школы иезуитов не производят непременно Вольтеров. Впрочем, я слушаю вас. Продолжайте.

— Кажется, я все сказал, — отвечал он. — Избавиться от гипотез, выйти из тюрьмы химер и помочь человеческому роду избавиться от них — вот что нужно.

— Я не более вас охотник до гипотез, которые делаются суевериями, и до тех химер, которые становятся на пути человеческому разуму, — сказал я. — Так что может казаться, что мы с вами думаем одинаково, а между тем едва ли мы согласны. Впрочем, я бы желал, чтобы вы высказали точнее ваше мнение.

— Хорошо, — сказал он, — вот оно: полное прекращение того, что спиритуалисты называют идеалом. Идеал — это сверхъестественность, а сверхъестественное должно быть изгнано из мира, значит, и из человека. Сверхъестественное в мире — это Бог, — уничтожим Бога; сверхъестественное в человеке — это душа, следовательно, уничтожим душу; нет ничего ни вечного, ни бессмертного. И эти истины поставим в основу воспитания. Я кончил.

— Нет, вы только что начали, — отвечал я. — По-вашему, что же такое мир?

— Одна материя.

— А человек?

— Одна материя.

— Но делаете ли вы различие между такой или иной материей?

— Я был бы безумен, если бы я делал это. Материя всегда равна материи. В этом главная основа равенства.

— Ну, а организмы? — сказал я.

— Организмы — это только виды. И виды эти, неизбежно являющиеся и слепые сами в себе, производят те миражи, которые составляют как бы лестницу, первую ступеньку которой вы называете умом, следующую — совестью, следующую — душой, следующую — Богом. Лестница эта устраивается всеми религиями. Ее-то надо уничтожить. Надо разбить асе ее ступеньки: ступеньку Бог, ступеньку душа, ступеньку совесть, ступеньку ум и даже ступеньку организм. Долой организм, если он делается чудесным, если предполагают из различия организмов выводить преимущество одной формы материи над другой! Долой аристократию организмов: виды, которые исчезают, суть не что иное, как изображение ничего. Все делается атомом, атомом неразделимым и несознательным. Атом, который бы был выше других, был бы Бог. Кто говорит: материя, тот говорит: равенство. Материя всегда равна самой себе.

Я пристально смотрел на него.

— Стало быть, и комар, который летает, и репейник, который растет, и камень, который катится, равны человеку?

Он на минутку задумался, но потом с полной честностью, которая казалась сильней его воли, ответил: — Хотя силлогизм ваш и жесток, но он верен.

— Прямолинейные мыслители редки, — сказал я. — Вы рассуждаете совершенно последовательно с неизменной добросовестностью. Я не хочу злоупотреблять ею и потому отказываюсь от этой жестокости крайнего силлогизма. Будем говорить только о человеке, прилагая к нему ваши аксиомы: нет души, нет Бога, нет сверхъестественного, нет идеала, материя равна самой себе. Я буду говорить только об одной из бесчисленных сторон вопроса.

— Я вас слушаю, — сказал он.

— Какая, по вашему мнению, — сказал я, — цель жизни человека на земле?

— Счастье.

— Я жё думаю, это — долг, обязанность, — сказал я. — Но дело не в моей мысли, а вашей. я отстраняю все сентиментальные рассуждения. На весах равенства материи насколько счастье одного человека превосходит в весе и в ценности, счастье другого человека?

— На нуль.

— Прежде чем пойдем дальше, согласны ли вы с тем, что по логике для каждого поступка нужны непременно определяющие его мотивы?

— Несомненно.

— Продолжаю. Стало быть, если представляется случай, когда счастьем одного человека должно пожертвовать для счастья другого, — на весах, где будут взвешиваться эти два счастья, какое количество веса определит необходимость или законность жертвы одним для другого?

— Нуль.

— Следовательно, — сказал я, — наблюдая только материальный факт, в чем, по-вашему, единственная мудрость, человек не имеет никакого повода жертвовать собою, своим благом для блага другого человека?

Всякое колебание, казалось, исчезло в его мысли. Он ответил мне спокойно:

— Никакого.

— И следовательно, — возразил я, — и никакого повода пожертвовать своим, счастьем для счастья человеческого рода?

Здесь Лёрэ вздрогнул.

— Если это касается рода человеческого, то другое дело.

— Отчего? — сказал я. — Сумма нулей все-таки всегда будет нуль.

Он на минуту замолчал, потом с некоторым усилием согласился со мной.

— Истина всегда истина, — сказал он, — вы жестки, но ваш силлогизм верен.

Я продолжал:

— Я не обсуждаю ваших принципов; я только вывожу то, что из них следует. И вы сами шаг за шагом делаете этот вывод. Вы логически правильно думаете, и этого мне достаточно. Итак: человек есть материя, он происходит из ничего и возвращается к ничему. У него есть только жизнь; только эта жизнь принадлежит ему. Весь его разум, весь его здравый смысл, вся его философия состоит в том, чтобы пользоваться этой жизнью и сделать так, чтобы она продолжалась как можно дольше. Единственная нравственность есть гигиена; цель жизни — счастье. Цель жизни — наслаждение ею; цель жизни — в том, чтобы жить. Из этого можно бы сделать много выводов, но я не хочу их делать теперь; я ограничусь только тем, что спрошу вас: неужели вы истинно так думаете?

— Да, я истинно так думаю.

— Так что, если молодой человек, здоровый, отдает свою жизнь для одного или для многих людей, равных ему, своих ближних, таких же атомов и такой же материи, как он сам, то как вы назовете такого человека?

— Болваном.

Мы холодно расстались.

Анатолий Лёрэ, уехав из Брюсселя, проехал Англию, потом поплыл в Австралию. Путешествие продолжалось пять месяцев.

В тот день, когда пароход подходил к гавани, поднялась буря. Корабль выбросило; пассажиры и матросы спаслись почти все, кто на лодках, кто вплавь. Анатолий Лёрэ был один из тех, кому удалось спастись. Но в этой страшной суете кораблекрушения, где ужас людей отвечает хаосу волн и где всякий Ддумает только о себе, он увидал разбитую лодку, которую носилась по волнам, то показываясь, то исчезая. В лодке были три женщины. Море еще было страшно бурно. Ни один из самых смелых матросов не решался броситься в море, чтобы помочь этим погибавшим.

Но Анатолий Лёрэ бросился в воду, доплыл до лодки и с величайшими усилиями вытащил одну из женщин. Но две Оставались еще в лодке. Он бросился во второй раз и вытащил другую. Ему кричали: «Довольно! довольно!» Но, усталый, растерзанный, он бросился в третий раз — и уже не показывался.

Виктор Гюго (перевод Л. Н. Толстого)

22 ИЮЛЯ (Дела)

Вера — не вера, если жизнь не согласна с нею.

Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне.

А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры и налегли на дом тот, и он упал, и было падение его великое.

Мф. гл. 7, ст. 24-27

Смерть неизбежна для всего рожденного, так же как и рождение неизбежно для всего смертного. Поэтому не должно сетовать на то, что неизбежно. Прежнее состояние существ неизвестно, среднее состояние очевидно, будущее состояние не может быть познано: о чем же заботиться и беспокоиться? Некоторые люди смотрят на душу как на чудо, а другие говорят и слушают про нее с удивлением, но никто ничего не знает про нее.

Дверь неба открыта для тебя ровно настолько, насколько тебе нужно. Освободись от заботы и тревог и направь свою душу на духовное. Пусть твои поступки будут руководимы тобою, a не событиями. Не будь из тех, цель поступков которых — награда. Будь внимателен, совершай свой долг, оставь мысль о последствиях, так чтобы тебе было все равно, кончится ли дело приятно или неприятно для тебя.

Индийский Богавата

Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: идите с миром, грейтесь и питайтесь, но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера если не имеет дел, мертва сама по себе. Но скажет кто-нибудь: ты имеешь веру, а я имею дела — покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих.

Видите ли, что человек оправдывается делами, а не верою только? Ибо как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва.

Посл. Иак. гл. 2, ст. 14—18, 24, 26

Человек, знающий закон, но не исполняющий его, подобен человеку, пашет, но не сеет.

Восточная мудрость

————————

Если человек не спешит исполнить то, что он признает коном Бога, то он не верит ни в Бога, ни в закон его.

ИЮЛЯ (Усилие)

Усилие есть необходимое условие нравственного совершенствования.

Добродетель — в исполнении того, что считаешь своим долгом: но исполнение это никогда не должно превращаться в привычку, а когда привык исполнять то, что считаешь своим долгом, новое требование долга должно возникать из души человека.

По Канту

Как дозоры бдительно сторожат крепость, сторожат и вокруг стены и внутри ее, так и человек должен бодро охранять сея, ни на одно мгновение не упуская себя из вида, в особенности в отношениях с людьми; кто упустит из вида решительную минуту в жизни, тот неминуемо вступит на путь в преисподнюю.

Дхаммапада

Безнадежно положение того, кто в своих невзгодах упрекает не себя, а судьбу, утверждая этим свое самодовольство.

«Мы были бы добры и кротки, если бы нас не раздражали; мы были бы набожны, если бы не были так заняты. Я был бы терпелив, если бы был здоров; я бы удивил мир, если бы имел известность».

Если мы не можем сделать добрым, святым то положение в котором мы находимся, то мы никакое положение не сделаем добрым и святым.

Затруднения нашего положения даны нам для того, чтобы мы сгладили, уничтожили их своей добротой и твердостью; мрачность нашего положения дана нам для того, чтобы мы осветили ее божественным светом внутренней. духовной работы; горести — для того, чтобы мы терпеливо и доверчиво переносили их; опасности — для того, чтобы мы проявили наше мужество; искушения — для того, чтобы мы победили их нашей верою.

Мартино

Как жестоко ошибаются те, которые думают, что они могут жить высокой духовной жизнью, в то время, как тела их коснеют в праздности и роскоши. Тело всегда первый ученик души.

Topo

Ничто не будет зачтено человеку, а только его усилие. Только в своем усилии человек является в своем истинном свете.

Коран

————————

Мы сердимся на обстоятельства, огорчаемся, хотим изменить их; а между тем все возможные обстоятельства суть не что иное, как указания того, в каких положениях как нужно действовать. Ты здоров — делай усилие, чтобы употребить на служение людям твои силы; ты болен — делай усилие не мешать людям твоей болезнью. Ты богат — делай усилие избавиться от богатства; ты беден — делай усилие не требовать ничего от людей. Ты обижен — делай усилие любить своих обидчиков. Ты обидел — делай усилие уничтожить сделанное тобою зло.

ИЮЛЯ (Закон)

Сознание человеком своего закона есть проявление того Бога, который живет в нем.

Понятие о долге во всей его чистоте не только несравненно проще, яснее, понятнее для каждого на деле, чем это же понятие, выведенное из стремления к счастью или связанное и считающееся с ним (и всегда требующее немало искусственности и тонких соображений), но и пред судом обыкновенного здравого смысла гораздо могущественнее, настойчивее и более обещает успеха, чем все побуждения, исходящие из своекорыстия, — если только понятие о долге усвоено здравым смыслом, совершенно независимо от своекорыстных побуждений.

Сознание, что я могу, потому что должен, открывает в человеке глубину божественных дарований, которая дает ему почувствовать величие и возвышенность его истинного назначения. И если бы человек почаще обращал на это внимание и привык бы совершенно отделять добродетель от всей массы выгод, служащих наградой ей за исполнение долга, и представлять ее себе во всей ее чистоте; если бы основой частного и общественного обучения было сделано непрестанное упражнение в добродетели (именно метод настаивать на исполнении обязанностей, что почти всегда оставалось в пренебрежении), то нравственное состояние людей скоро улучшилось бы. В том, что исторический опыт до сих пор не давал хороших результатов для учения о добродетели, виновато то ложное предположение, что побуждение, выведенное из идеи долга, будто бы слишком слабо и отдаленно, а что сильнее действует на душу более близкое побуждение, проистекающее из расчета на выгоды, которых надо ждать отчасти в этом, а также и в будущем мире за исполнение закона. Между как сознание человеком в себе божественного начала сильнее всяких внешних наград побуждает его к исполнению закона добра.

По Канту

Нравственность — это направление воли на цели общие, всемирные. Безнравственен тот, кто действует для частной цели. Нравственен тот — мы говорим это с Марком Аврелием и Кантом, — чья цель или побудительная причина может быть поставлена целью всех разумных существ. Мы утверждаем, что это величественное понимание или заповедь лежит в сознании каждого человека. Это-то и есть присутствие вечного в каждом смертном.

Эмерсон

Каждый человек, от императора до нищего, прежде всего должен заботиться о совершенствовании, потому что только совершенствование дает благо всем людям.

Конфуций

В конце концов люди достигают только того, что ставят себе целью. И потому ставить целью надо тoлькo caмoe высокое.

Торо

————————

Исполнение закона добра не имеет ничего общего с благом вещественным, мирским. Благо вещественное, совпадающее с исполнением закона, вредит душе человека. Высший же подъем духа дают такие условия, в которых противоположность добра нравственного добру вещественному производит страдание.

ИЮЛЯ (Страдание)

Если связь между нашими страданиями и нашими грехами и не видна нам, связь эта все-таки существует.

«Мне отплатили злом на мое добро».

Но если ты любишь того, кому ты делаешь добро, то ты уже получил возмездие в том благе, которое получил оттого, что любишь.

Так что добро, которое ты делаешь, любя, ты делаешь всегда себе

Награда добродетели находится в самом сознании доброго поступка.

Цицерон

Провозглашая будущее спасение, Иисус объявляет народу, каковы с Его стороны необходимые условия для этого. Оно будет плодом любви, самопожертвования, милосердия, всепрощения.

Итак, если освобождение еще не наступило, если теперь все еще время голода, и время плача, и время притеснения, вините в этом лишь себя.

Исполнили ли вы повеления Христа? Сделали ли вы, что должны были сделать? Не раз вы пытались вновь получить ваше право разорвать ваши старые цепи, выйти из темных и жалких убежищ, куда загнала вас беззаконная сила, и построить себе лучшее жилище. К чему привели ваши усилия? Почему всегда так скоро оказывалось разрушенным то, что с таким трудом было вами созидаемо? Почему же, если не потому, что вы уподобились человеку, который построил дом свой на песке? Река ринулась на дом, и дом не устоял против этого толчка и обрушился, и разрушение дома было великое.

Ламенэ

Когда человек находит причины своего личного страдания в своем личном заблуждении и направляет свою деятельность на уничтожение заблуждения, он не возмущается против страдания и легкой часто радостно несет его. Но когда такого человека постигает страдание, выходящее за пределы видимой ему связи страдания и заблуждения, ему кажется, что его постигает то, чего не должно быть, и он спрашивает себя: зачем, за что? — и, не находя предмета, на который бы он мог направить свою деятельность, возмущается против страдания, и страдание его делается ужасным мучением.

Когда человек не видит связи между испытываемыми страданиями и своею жизнью, он может сделать одно из двух: или продолжать нести такие страдания, как мучения, не имеющие никакого смысла, или признать то, что страдания его суть указания на совершенные им грехи, указания и на средства избавления от этих грехов себя и других людей.

При первом взгляде страдания не имеют никакого объяснения и не вызывают никакой другой деятельности, кроме постоянно растущего и ничем не разрешимого отчаяния и озлобления. При втором — страдания вызывают ту самую деятельность, которая и составляет движение истинной жизни: сознание греха, освобождение от заблуждений и подчинение закону разума.

Легенда о падении человека — о грехе и об искуплении от страданий и смерти — есть только образное утверждение связи страданий и грехов.

Только испытав страдания, узнал я близкое сродство человеческих душ между собой. Стоит только хорошенько выстрадаться самому, как уже все страдающие становятся тебе понятны, и почти знаешь, что нужно сказать им. Этого мало, самый ум проясняется: дотоле скрытые положения и поприща людей становятся тебе известны, и делается видно, что кому потребно. Велик Бог, нас умудряющий. И чем же умудряющий? Тем самым горем, от которого мы бежим и хотим скрыться. Страданиями и горем определено нам добывать крупицы мудрости, не приобретаемой в книгах.

Гоголь

Для человека, живущего духовной жизнью, страдание есть всегда поощрение к совершенствованию, просветлению, приближению к Богу. Для таких людей страдание всегда может быть претворено в дело жизни.

————————

Ищи причину зла, от которого ты страдаешь, в себе. Иногда это зло непосредственное последствие твоей деятельности, иногда оно через сложную передачу вернулось на тебя, но всегда источник его в тебе, и спасение от него — в изменении твоей деятельности.

 

26 ИЮЛЯ (Вера)

Во всякой вере истинно только то, что духовно.

Иисус не говорит самарянам: оставьте ваши верования, ваши предания для еврейских; он не говорит евреям: присоединяйтесь к самарянам; но он говорит самарянам и евреям: вы одинаково заблуждаетесь. Бог есть дух, и вера в него только внутренняя, не связанная ни с местом, ни с какой-либо внешней формой. Важен не храм и не служение в храме. Важен не Гаризим или Иерусалим. Настанет время и настало уже, когда будут поклоняться Отцу не в Гаризиме, не в Иерусалиме, но когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет себе.

Он их искал во времена Иерусалима. Он их ищет ещё и теперь. Когда же Он найдет их? Когда всякий, наскучив черпать из источников, которые не утоляют, скажет Иисусу: «Господи, дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить черпать сюда!»

Ламенэ

Христос пришел для того, чтобы открыть, что вечное не есть будущее, но только невидимое, — что вечность не есть тот океан, в который люди сносятся рекой времени, но что она вокруг них теперь и что их жизни только в той мере действительны, в какой они чувствуют ее присутствие. Он пришел, чтобы научить их, что Бог не есть случайная какая-то отвлеченность, бесконечно отделенная от них в далеком небе, но что Он — Отец, в котором они живут, движутся и существуют, и что служение, которое Он любит, не состоит в торжественном исполнении обрядов церкви, но в милосердии, справедливости, смирении и любви.

Фаррар

Бог есть дух, и поклоняться Ему надо в духе и истине.

Иоанна гл. 4, ст. 24

Религия, состоящая в положениях и движениях тела, ниже даже упражнений борца.

При отсутствии внутреннего ведения не хвались словесным почитанием божества.

Ложна та вера, которая говорит, что выгодно отказаться, от настоящей жизни: разве не очевидно, что вечная жизнь начинается в этой жизни.

Человек, достигший совершенства, не делает различия между душою и всемирной природой, между собою и другим человеком.

Только тот из сынов человеческих заслуживает название святого, кто сознает Бога в своем сердце. Познай сам себя — и ты станешь божеством.

Не зная того, что начало жизни сейчас существует в твоем духе, зачем ты ищешь его, воображая, что его можно найти в другом месте? Кто поступает так, подобен человеку, который зажигает светильник при свете солнца.

Индийская Вамана Пурана

Нельзя сказать, чтобы для спасения души было безусловно необходимо признавать Христа во плоти; но для спасения души безусловно необходимо признавать Сына Божия, т. е. ту вечную мудрость Божию, которая проявляется во всех вещах и преимущественно в душе человека и более всего проявилась в Иисусе Христе. Без этой мудрости никто не может достигнуть состояния блаженства, потому что она одна указывает, что истинно и что ложно, что добро и что зло.

Спиноза

————————

Не бойся откидывать от своей веры всё телесное, все видимое, осязаемое. Чем больше ты очистить духовное ядро твоей веры, тем тверже она будет для тебя.

ИЮЛЯ (Знание)

Знание — орудие, а не цель.

Люди мало знают оттого, что они стремятся познать или то, что не дано их пониманию, недоступно им: Бог, вечность, дух; или то, о чём не стоит думать: о том, как мерзнет вода, о теории чисел, о том, какие бактерии в какой болезни, и т. п.

Путь истинного знания один: знать нужно только то, как жить.

Для того чтобы вынуть занозившую ногу спицу, берут другую и с помощью ее вынимают занозу; когда же это сделано, бросают и ту и другую. Точно так же ум нужен только для того, чтобы устранить безумие, затемняющее зрение божественного я, но ум сам по себе не составляет достоинства. Он только орудие.

Браминская мудрость

— О, какой я несчастный! Мне хотелось заняться чтением прекрасной и полезнейшей книги, и вот вместо того изволь исполнять просьбы этого докучливого человека.

— А разве, — отвечу я тебе, — твоя обязанность в том и состоит, чтобы читать книги в то время, когда от тебя просят помощи? Тебе надо знать и помнить одно: что хочет Бог, чтобы ты сделал теперь, и чего Он не хочет. Недавно Он устроил так, чтобы ты был в одиночестве, чтобы ты беседовал сам с собою, читал, писал, подготовлялся к добрым делам. А сегодня Он послал к тебе людей, которые просят тебя помочь им делом. Этим самым Бог как бы говорит:

«Выходи из своего одиночества и покажи на деле то, чему ты выучился, потому что пришло время и тебе и людям увидать пользу того, о чем ты читал и думал».

Не ударь же лицом в грязь; не сетуй на людей за то, что они прервали твое занятие: ведь если б не было людей, то кому бы ты служил и к чему было бы читать книжки о том, как лучше служить людям?

Эпиктет

Наука должна быть употребляема на утверждение религии, а не на приобретение богатства.

«Гулистан» Саади

Люди, думающие, что главное дело в жизни — в знании, подобны тем бабочкам, которые летят на свечи — сами погибают и затемняют свет.

В слове ученый заключается только понятие о том, что кто-то много чему-то уч