Наваристые получились, бульон из  говяжьей мозговой кости с мясом.

Сегодня в мясном отделе оторвала.

Мы то слава Богу в столице хоть мяско кушаем, а в провинции вон что делается.

Да, да…, хорошо, спасибо! - взяв половник в руки, Валя стала зачерпывать густую, наваристую жижу, с золотистыми, масляными разводами, из большой эмалированной кастрюли, наливая её в глубокую керамическую тарелку.

А, что в провинции ты говоришь. Что там делается?

Что там мяса нет?

Ирина Тимофеевна чуть пригнулась к дочере и начала говорить.

Слышала я на работе, в конторе, что в Новочеркасске постреляли уйму людей.

Из за мяса как раз, бунтовать они там стали.

Есть та нечего, продовольствие все в Москву везут, а им то тоже есть там надо.

Ну вот и заварилась каша.

Во как! Дело еще два года назад было, а мы знать не знаем.

А сейчас суд начался над зачинщиками.

Я то сегодня убиралась на работе, а офицеры меж собой балакали.

Жуть!

У нас по телевизору только космос, да генеральный секретарь ЦК КПСС.

Про такое кто ж расскажет.

Ни чего себе, какие страшные дела творятся! Буд то не в СССР живем, а при царе батюшке.

Прям кровавое воскресенье какое то.

А много постреляли?- дочерпывая из тарелки щи поинтересовалась Валя.

Да кто ж его знает, сколько.

А только говорят очень много.

Дааааа, вот дела! А я думала, что у нас в стране тишь да гладь и Божья благодать!

Ужасно это все, ужасно.

Устала я мам очень. Эта вечерняя смена меня выматывает сильно.

Да ещё на работе норму выработки повысили.

План, план, всё подгоняют, давай им план и всё тут, - пожаловалась она в слух.

А оборудование ломается, все старое.

Работать не возможно.

Ванька вон по фабрике как чумовой бегает, то там сломалось, то тут полетело.

Не у тебя одной так, везде гайки закручивают, нормы выработки повышают, в очереди сегодня стояла за молоком, тоже люди разговаривали об этом.

Ой да ладно, ну её, эту работу. Хоть дома о ней забыть, как тут Санька то? Не орал днём? Не болит у него ни чего?

Да ты же знаешь, он днём ангелочек, это ночью в него словно бес вселяется.

А болит, не болит, кто ж его поймёт? Говорить ещё не может, вот вырастет тогда и расскажет всё.

Пока не орёт, так значит ни чего и не болит, а закричит, значит заболело, -ответила мать, присаживаясь на табуретку в уголок, между своим кухонным столом и столом соседки.

Я на работу в двенадцать поехала, он с Катькой остался, потом дед домой приходил на обед. Ведь трезвый был! И когда только гад успевает нажраться.

В два часа пришёл и до шести часов был дома, а потом и Ванька пришёл, поел, и они с ним вместе в Зуевский парк ушли, что то там красить нужно было.

Твой то Ванька, пришёл нормальный домой, а старый Иван- дурак, нажрался так, что вон лежит, зубами скрежещет.

В этот момент действительно из коридора, донеслось какое то тихое бормотание, и не громкий скрежет чего то твёрдого, о твёрдое.

Ванька то понятно молодой, посильнее будет организмом к водке, а старый, уже от стакана с ног валится.

Я приехала с работы, они мне Саньку передали, какой то инструмент из стола в коридоре достали, с собой взяли и пошли.

На работе тоже всё галопом, убралась побыстрей и домой.

Я тебе скажу, работа не сахар у меня там, то это не так, то другое не эдак.

Майор, гэбист, мой начальник, на меня, чего то сегодня сорвался, у них там  какие-то проверки, а злость на мне срывает. Понятное дело, на кого покричать, как не на уборщицу, на меня можно.

Я для них пыль подоконная.

Мне сегодня, значит говорит,-  Ирина Тимофеевна, а что это вы вчера, там где я вас просил убраться не убрались? - и понёс, мы вас держим в главке не за красивые глаза, и надо работать лучше. В общем отчитал меня, а я то в чём виновата?

Я вчера убралась как положено, всё вымыла, отдраила! А они через час опять нагадили, свиньи! Свои окурки пихают во все щели, кидают куда попало, а я виновата.

А где Катька то бродит, не знаешь? - спросила Валя, ставя грязную посуду в раковину.