Мне очень жаль, Брукс. Я сочувствую твоей боли.

— Да, мне тоже. Она мне нравилась, понимаешь? Лэйси была замечательная. Но… — он нахмурился, увидев написанные на доске слова, и стер их ладонью. — Видишь? Один взмах руки — и боль исчезла.

Он встал и начал бродить по комнате, перебирая кончиками пальцев корешки моих книг. И я знала, что боль не ушла, потому что еще одним признаком печали Брукса была его привычка листать мои книги.

Малюсенькая книжная полка, которая была у меня с детства, теперь полностью заставлена романами. А те, что не поместились, выстроились по периметру моей спальни. В отличие от большинства людей, я не группировала книги по жанрам или именам авторов. Мои книги были расставлены в соответствии с цветом их переплетов. Красные стояли рядом с красными, фиолетовые — с фиолетовыми. Поэтому всех входящих в мою комнату встречало пространство, окруженное радугой.

— Что это? — спросил он, взяв маленькую записную книжку в кожаном переплете.

Я вскочила с кровати и помчалась к нему.

Он коварно ухмыльнулся.

— О, мой… Магнит, неужели это твой дневник?

Я рванулась за ним, но Брукс поднял его высоко над головой. Я снова потянулась за ним, но он спрятал книжку за спину. Я продолжала неистово пытаться вырвать у него дневник.

— Что, интересно, ты здесь пишешь, а? Свои маленькие грязные секреты? Не могу не поинтересоваться… — он улыбнулся шире, и его улыбка сделала меня счастливой, сумасшедшей, взволнованной и испуганной одновременно. Чем выше он подпрыгивал, стараясь не дать мне добраться до дневника, тем сильнее прыгала я, пытаясь дотянуться и выхватить его. Каждый раз, когда мы прикасались друг к другу, мне хотелось прижаться ближе. Каждый раз, когда он касался меня, мне хотелось еще. Он смеялся не переставая. — Извини, Мэгги. Знаю, ты никогда не простишь мне этого, но я должен. Я просто должен прочитать одну страницу, чтобы узнать, какие мысли тебя посещают…

Он открыл первую страницу.

И перестал двигаться.

Замолчал.

И перестал смеяться.

— Список, Мэгги? — спросил он.

Я почувствовала, как к щекам прилило тепло, а живот напрягся. Вернувшись к своей кровати, я села. Он последовал за мной, сел рядом и протянул мне дневник.

Это все издержки любви к чтению.

Для меня чтение было и спасением, и проклятьем. Книги позволяли мне убегать в мир, которого я никогда не узнаю. Но в то же время они напоминали обо всем, чего мне не хватало.

Поэтому я составила список.

Список того, что бы мне хотелось сделать, увидеть, попробовать, если вдруг как-нибудь когда-нибудь я смогу выйти за границу входной двери нашего дома. Возможно, это принятие желаемого за действительное, но если я чему-то и научилась из книг, так это тому, что мечтать не вредно. День ото дня мой список рос. Каждый раз, когда в каком-то из романов происходило что-то захватывающее, я добавляла это в записную книжку вместе с названием произведения, из которого была почерпнута идея.

Верховая езда — из «Национального бархата».

Посещение бала и драматичный побег с него — из «Золушки».

Оказаться одновременно в двух местах — после «Спеши любить».

В моем списке желаний были сотни пунктов, и иногда я задумывалась, смогу ли воплотить в жизнь хотя бы один.

— Это список того, о чем ты мечтаешь? — спросил он с пониманием.

Я кивнула.

— Знаешь, ведь для тебя все это реально исполнить.

Возможно.

Я сразу стерла слово.

Он написал: Несомненно.

Потом стер это слово, но оно отпечаталось в моем сознании. Мгновение мы сидели в полной тишине и оба смотрели на пустую доску.

— Какой ты себя видишь, когда станешь взрослой, Мэгги?

Я много думала об этом, задавая себе тот же самый вопрос. Кем я хочу быть? Кем я могу стать? Возможно, писателем. Я могла бы публиковать книги через интернет, и мне никогда не пришлось бы покидать свой дом. Или, может быть, художником, а папа и мама могли бы отвозить мои работы на выставку для продажи. Или, может быть…

Я взяла маркер и написала именно то, какой мне хотелось бы стать.

Счастливой.

Брукс тоже взял маркер и написал, каким бы сам хотел быть.

Счастливым.

Он стер наши слова и, вскочив с кровати, подошел к моему столу и начал рыться в куче ручек и карандашей. Найдя то, что хотел, он вернулся ко мне и начал снова писать на доске.

Когда-нибудь ты проснешься, Магнит, и, покинув свой дом, откроешь для себя мир. Когда-нибудь ты решишься увидеть его целиком, Мэгги Мэй, и в тот день, когда выйдешь наружу и сделаешь первый глоток воздуха, я хочу, чтобы ты отыскала меня. Несмотря ни на что, найди меня, потому что я хочу первым показать тебе этот мир. Я хочу помочь тебе реализовать твой список желаний. Хочу показать тебе весь этот безграничный мир целиком.

Именно так. Он для меня весь мир, но никогда об этом даже не узнает.

Обещаешь? — написала я.

Обещаю! — ответил он.

Я начала стирать слова, но, когда провела по ним рукой, исчезло только мое «Обещаешь?». Он улыбнулся и показал мне свой перманентный маркер.

— Он не стирается. Я хочу, чтобы ты сохранила доску в таком виде. Сохрани ее как мое обещание тебе. Завтра я принесу новую для нашего обычного общения.

Я раскрыла губы, словно в попытке заговорить, но слова не шли. Он понимающе улыбнулся.

— Всегда пожалуйста. А теперь музыка?

Я кивнула, мы оба улеглись на кровать, и он достал свой iPod. «Водопад» в исполнении The Fresh & Onlys.

— Послушай, как офигенно на протяжении песни усиливается звук электрогитары. Ощущение, что ты в центре того места, где соединяются ничто и все. Вслушайся и оцени, как виртуозен бас-гитарист. То, как широко он использует возможности грифа, это… — он вздохнул, хлопнув себя ладонью по груди, — бесценно.

Я едва ли что-то понимала из того, что он рассказывал, когда говорил о музыке, но мне нравилось его воодушевление.

— Брукс, — Келвин просунул голову в дверной проем и, приподняв брови, с нетерпением смотрел на своего лучшего друга. — У нас репетиция в пять. Поторапливайся. Нам нужно закончить демозапись, которую планировали отослать, — сказал он.

Брукс и Келвин были знаменитыми… ну, почти знаменитыми — тот тип знаменитостей, о которых знала только я. Они были солистами в их группе и усиленно готовились к выступлению в нашем гараже. Несмотря на то, что они не были раскручены, я знала, что в один прекрасный момент они добьются славы. Они были слишком хороши, чтобы их не заметили.

— Ты ведь пойдешь нас записывать, правда, Магнит? — спросил Брукс, поднимаясь с кровати. Выглядел он как никогда бодро.

Конечно, пойду.

Дотянувшись до видеокамеры, я взяла ее и встала на ноги. Другой рукой прихватила книгу. Никогда не пропускала репетиций их группы — это были самые яркие моменты моего дня. Я всегда записывала их, сидя в кухне. Несколько лет назад мама с папой по совету психотерапевта купили мне видеокамеру. Он сказал, что, возможно, я смогу открыться и заговорить перед объективом, или что-то в этом роде. В итоге, вместо того, чтобы часами пялиться на свою моргающую физиономию, я решила использовать камеру для съемок группы своего брата.

Перед тем, как спуститься вниз, я подошла к окну своей спальни и бросила взгляд через дорогу, на крыльцо миссис Бун — она привычно раскачивалась в своем плетеном кресле, а рядышком дремал Маффин. Ее губы шевелились, словно она беседовала с невидимым мужчиной, сидящим в неподвижном кресле рядом с ней. Ее Стэнли.

Я прикоснулась пальцами к прохладному стеклу, когда ее губы изогнулись в улыбке. Она усмехнулась чему-то, что сама же и сказала, а потом слегка подтолкнула стоящее рядом с ней кресло, чтобы оно раскачивалось синхронно с ее собственным.

Жизнь миссис Бун замедлила свой ход, и в течение вот уже многих дней она жила в своих воспоминаниях. А когда не жила в своих, то поучала меня, как я должна создавать свои собственные. Для многих это может показаться печальным — такая жизнь в наши дни, но, на мой взгляд, миссис Бун очень повезло. Может быть, она и была одинокой, но, по ее мнению, на самом деле она никогда не бывала одна. Мои же воспоминания были весьма скудными, и некоторые из них — а, возможно, даже большая часть — я уверена, были украдены мной из книг. С одной стороны, я злилась, что она давила на меня, но, с другой стороны, понимала, что нуждаюсь в каком-то толчке. Она была одной из причин, почему у меня появился список желаний. Даже будучи грубой, она неизменно верила в то, что у меня есть будущее.

Нужно крепко держаться за тех немногих, кто продолжает верить в вас, даже когда вы сами уже потеряли веру в себя.

Глава 10

Мэгги

— Раз, два, раз, два, три — поехали! — протарабанил Келвин и ударил по струнам своей бас-гитары на пару с Бруксом и их группой. Я сидела на кухонном полу, записывая их через гаражную дверь. А каждый раз, когда они прерывались, чтобы посовещаться, возвращалась к чтению своего романа.

Когда я была моложе, чтение было не самой моей сильной стороной, но по прошествии лет оно заменило мне потерянный голос. Это было похоже на то, как если бы персонажи книг жили у меня в голове и делились своими мыслями со мной, а я с ними.

За последние десять лет я прочла больше восьмисот книг. И прожила около восьмисот жизней. Влюблялась шестьсот девяносто раз. Тонула в похоти, наверное, раз двадцать и ненавидела, кажется, десять миллиардов раз. Путешествуя по этим страницам, я курила травку, прыгала с парашютом и купалась голышом. Друзья наносили мне удары в спину — физически и морально. Я оплакивала потерю близких. Я проживала жизнь каждого персонажа в стенах своей спальни.

Каждые две недели, в день выплаты зарплаты, папа приносил мне новую книгу. Ну, или пять. Полагаю, процентов двадцать своей жизни он проводил в книжных магазинах, выбирая для меня следующую книгу.

Больше всего я любила ту часть дня, когда ребята возвращались из школы и играли свою музыку в гараже, а я сидела на кухне и читала. Но их споры по поводу текстов или аккордов, или игры барабанщика — Оуэна — постоянно отвлекали меня от чтения.

— Я просто говорю, Рудольф, что ты опаздываешь на два такта, — со стоном проговорил Оливер, клавишник.

Оливер был крупным парнем, который потел быстрее, чем дышал. Его рубашки постоянно были мокрыми от пота. Когда он поднимался со своего стула, даже брюки на его заднице были мокрыми, над чем парни постоянно издевались. И, в добавок, Оливер все время был голоден — хронически. И если он не ел, то говорил о еде. Это был типичный мясоед, любивший мясо во всех его проявлениях. Кроме потливости и любви к стейкам, Оливер был еще и самым большим плюшевым медведем, который никогда ни с кем в группе не спорил, за исключением Оуэна, больше известного как Рудольф. С ним они бодались каждый день по любому поводу. Сегодня они сцепились, потому что Рудольф опаздывал на два такта — он всегда так делал.

— Оли, неужели ты сам не понимаешь, что несешь полную хрень? Это ты играешь слишком быстро. Тебе нужно замедлить темп.

Рудольф — полная противоположность Оливера. Он вегетарианец, поэтому и был абсолютно тощим и всегда одевался тепло, потому что, независимо от температуры воздуха, постоянно мерз. Его нос всегда был красным — отсюда и прозвище.

— Чувак, ты издеваешься? Ты в этом совсем не разбираешься. Тебе нужно…

Рудольф оборвал его:

— Нет, это тебе нужно…

— ПРОМЫТЬ УШИ! — выкрикнули оба хором. И буквально через секунду они уже стояли лицом к лицу, с воплями раздавая друг другу тычки и пинки. Оливер обхватил Рудольфа за шею и зажал его голову у себя под мышкой.

— Фу! Вонючка! Хорош, Оли! Таких пыток не заслуживает никто! — выкрикнул Рудольф, чье лицо сравнялось по цвету с носом. — Отпусти!

— Скажи это! Скажи! — приказывал ему Оливер. — Скажи, что я лучший клавишник.

— Ладно, придурок, ты самый лучший клавишник.

— И скажи, что мама любит меня больше, потому что я первый родился! — насмехался Оливер.

— Да пошел ты… — Оливер затолкал голову Рудольфа еще глубже себе под мышку, заставляя того скулить, как несчастный щенок. — Ладно! Мама любит тебя сильнее, ты, жирная котлета!

Оливер выпустил из своего захвата младшего брата — младше на семнадцать минут — и, широко улыбаясь, довольно захлопал в ладоши. Эти двое были близнецами и частенько вот так воевали. Это зрелище всегда было забавным.

Пока я наблюдала за продолжающейся битвой парней, Брукс и Келвин, отойдя в уголок, смотрели в блокнот, в который обычно записывались тексты песен и разные идеи относительно группы. Большую часть времени Брукс и мой брат были полными придурками, как и близнецы, но только не на репетициях. Здесь они становились собранными, сосредоточенными и полными решимости стать теми самородками из Харпер-Каунти, штат Висконсин, которые покорят Голливуд.

На кухню вошла мама с четырьмя пиццами в руках и крикнула:

— Мальчики! Кушать!

Этого было достаточно, чтобы затащить их всех в дом. Ведь лучше Голливуда может быть только пицца пепперони. Я сидела за столом с парнями, а они обсуждали свои планы, как будут покупать огромные особняки, «Феррари», яхты и сорить пятисотдолларовыми купюрами, как только прославятся.

— Никто не подумал, что раз уж мы планируем стать великими, нужно придумать группе название? — спросил Рудольф, набивая щеки своей вегетарианской пиццей.

— Подождите, а разве «Сиротливые попугаи» не подходит? — спросил Брукс, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Думаю, это будет круто, — предположил Оливер.

— Мне кажется, это нелепо, — не согласился Рудольф. — Нам стоит придумать что-то, связанное с ниндзя.

— Нет, с пиратами!

— Пиратские ниндзя! — выкрикнул Келвин.

Парни начали спорить друг с другом, а я тихо сидела, жевала пиццу и наблюдала за ними. Находясь среди людей, я чаще всего ощущала себя мухой на стене, тихонько подслушивающей их жизни и почти незаметной из-за своего молчания.

— А ты что думаешь, Магнит? — Брукс слегка подтолкнул меня в бок, и от этого небольшого прикосновения внутри у меня потеплело. Его улыбающийся взгляд был направлен на меня. Сердце забилось быстрее, и мне это нравилось. Нравилось, что он видел меня, когда весь остальной мир забыл о моем существовании. Я слегка улыбнулась и пожала плечами.

— Давай, — сказал он, открывая блокнот на чистой странице и протягивая мне ручку. Забирая ее, я позволила своим пальцам ненадолго задержаться на его руке. Он наблюдал за каждым моим движением, и я убедилась, что каждое из них он замечал. Ощущал ли он это? Мой жар? Мое желание? Мою потребность в нем?

Я начала писать, а он с улыбкой следил за движениями моей руки по листу бумаги. Закончив, я подтолкнула блокнот к нему.

— Crooks (Примеч.: в переводе с англ. — жулики), — прочитал он вслух, держа в руке блокнот.

— Crooks? — воскликнул озадаченный Рудольф.

— Crooks, — эхом отозвался Оливер, опережая Оуэна.

— С — Келвин (Calvin), О — Оливер, О — Оуэн, а остальное, видимо, от Брукса (Brooks)? — пояснил он. — Правильно, Мэгги?

Я кивнула.

Да. Да.

От того, что он понял смысл названия без пояснений, у меня чуть не случился разрыв сердца. Как у него получилось прочесть мои мысли без слов? Как ему удается читать меня с такой легкостью?

— Жулики! — выкрикнул Келвин, хлопнув ладонью по столу. — Мне нравится. Мне чертовски это нравится, — зааплодировал мой брат. — Вы только представьте нас на сцене: «Привет, мы «Жулики», и мы здесь, чтобы сегодня похитить ваши уши!».

Я хихикнула про себя, а они продолжили свою болтовню.

— Мы «Жулики», и мы здесь, чтобы сегодня похитить ваши деньги! — пошутил Оливер.

— Мы «Жулики», и мы здесь, чтобы сегодня вечером похитить ваши сердца! — рассмеялся Брукс.

— Да! Да! Или так: «Мы «Жулики», и… и… и… — Рудольф нахмурился. — Черт, вы разобрали все лучшие кричалки.

— Ты все проспал, маленький братец. Возможно, если бы в твоем рационе было больше белка, то мозг работал бы не так медленно, — усмехнулся Оливер.

— Да, Оли, ты питаешься мясом невинных животных, и именно это делает тебя умным. Так и есть. Вероятно, поэтому у тебя пятерка по математике, верно? — заметил Рудольф с издевкой. — Ой, подожди, у тебя же двойка с минусом.

Близнецы начали спорить, и я знала — их ничто не остановит. Пока не появилась она. Шерил. Она, казалось, полностью отошла от недавнего выяснения отношений со своим бывшим, и к ней вернулось привычное кокетство.

— Привет, ребята, — пропела Шерил, покачивая бедрами и накручивая локон на пальчик.

Я научила тебя этому жесту, когда мы были детьми.

— Не знала, что сегодня все вы будете здесь, — в присутствии парней Шерил всегда говорила непривычно низким грудным голосом. Она пыталась звучать соблазнительно, но мне ее голос напоминал голос мужика, выкуривающего пятнадцать пачек в день. Смешно. И, естественно, она знала, что у них будет репетиция — они постоянно торчали у нас дома.

— О, привет, Шерил! — близнецы оживились, и их взгляды опустились ниже, на ее собственных двойняшек, подчеркнутых одеждой.

— Отлично выглядишь, — пробасил Рудольф.

— Нет, ты выглядишь шикарно, — выкрикнул Оливер.

— Потрясающе!

— Сногсшибательно!

— Сексуально! — хором скандировали близнецы.

Не моргнув и глазом и полностью их игнорируя, она устремила свой взгляд на Брукса, который даже не обратил на нее внимания. Келвин и Брукс уткнулись в свой блокнот, изучая планы на будущее. Моя сестра никогда не интересовала Брукса, наверное, потому, что он знал ее с пеленок. Я точно знала, что это не давало Шерил покоя. Каждая девушка хотела, чтобы Брукс обратил на нее внимание… и я не исключение.

— Привет, Брукс, — сказала она. — Как дела? — она продолжала накручивать локон на палец, а я снова закатила глаза.

Брукс взглянул на нее и улыбнулся, после чего отвернулся и снова уткнулся носом в блокнот.

— Отлично, Шерил. А у тебя?

Она навалилась на стол и выпятила сиськи, прижав к ним согнутые в локтях руки. — Я в порядке. Джордан расстался со мной сегодня.

Да что ты? Это он расстался с тобой? Я слышала другое…

— Да? — из вежливости ответил Брукс, не проявляя ни малейшего интереса. — Жаль об этом слышать.

— Да. Ходят слухи, что ты расстался с Лэйси, — она нахмурилась, конечно же, наигранно. — Или, ну… что она рассталась с тобой. Это ужасно.

Брукс пожал плечами.

— Полагаю, так и есть.

— Да, это полный отстой, потому что я должна была пойти с ним на выпускной. И даже купила платье.

— Я свободен! — выкрикнул Рудольф.

— Я тоже! — подскочил Оливер.

— Но у вас двоих еще нет смокингов. Я знаю, что Келвин с Бруксом уже ездили и купили себе… Ой! У меня есть идея! — воскликнула Шерил, захлопав в ладоши.

О, нет.

— А если мы с тобой пойдем вместе, Брукс? Мы могли бы пойти в качестве друзей, а? Нам нет смысла пропускать такое событие, верно?

Природная доброта не позволит Бруксу отказать. Он не захочет опозорить Шерил отказом перед всей своей группой, и Шерил это тоже знала. Видимо, поэтому она и спросила его перед всеми.

— Мэгги, как ты думаешь, разве это не отличная идея? — сказала Шерил, бросая на меня предупреждающий взгляд, после чего обратилась к Бруксу своим приторным голосом: — Мэгги единственная, кто поддержал меня сегодня после разрыва с Джорданом. Она знает, насколько важен для меня был этот выпускной. Мы обсуждали его несколько недель.

Нет, не обсуждали. Я даже не подозревала, что моя сестра собирается туда, пока бывший бойфренд не ударил ее.

На секунду я закрыла глаза.

Ш-ш-ш-ш…

— Ну, — голос Брукса сорвался, и я открыла глаза. Он почесал затылок и посмотрел на меня, взглядом умоляя о помощи. Но что я могла сказать?

Ничего.

— Думаю, это будет круто — пойти просто как друзья.

Я поразилась, как в заполненной людьми комнате никто из них не услышал звук разбивающегося сердца.

Глава 11

Мэгги

Я ненавидела все, что имело отношение к выпускным балам — платья, медленные танцы, цветы. Ненавидела всю искусственность и наигранность этого действа, всю его фальшь. Но больше всего мне был ненавистен тот факт, что сама никогда не смогу посетить выпускной бал, потому что учусь на дому. А еще бесило то, что Шерил, едва окончив среднюю школу, уже второй раз шла на выпускной к старшеклассникам.

— Ты ведь в любом случае не могла бы пойти с ним, а идти одному для него бессмысленно, понимаешь? — Шерил снова и снова надувала и лопала пузыри жвачки, стоя перед моим туалетным столиком, где наносила пятнадцатый слой красной карамельно-яблочной помады. Я сидела на кровати, прижимая к груди книгу, и слушала, как моя сестра ездит мне по ушам.

Она стерла красную помаду и нанесла другую, сочно-фиолетовую. Закончив, Шерил улыбнулась своему отражению в зеркале с такой гордостью, словно ее красота была делом исключительно ее собственных рук, а генетика вообще не при чем. Длинное золотистое платье переливалось на ней при каждом покачивании бедер — а бедрами она виляла часто.

— Плюс, — она злорадно усмехнулась, — кажется, он запал на меня.

Я усмехнулась про себя. Нет, не запал.

Она повернулась ко мне лицом и вытянула губы трубочкой.

— Как думаешь, этот цвет? Или красный? — она нахмурилась. — Хотя, у кого я спрашиваю? Ты же ничего не смыслишь в макияже. А могла бы знать больше, если бы не торчала постоянно в книгах, — она быстро подошла и села ко мне на кровать. Я сильнее прижала книгу к груди, но она выхватила ее и бросила на пол.

О, Боже! Это может считаться некой разновидностью насилия? Она буквально наставила синяков десятку героев книги — десятку моих друзей. Вырвать книгу у меня из рук — это грубость, но бросить ее на пол — веский повод для разрыва наших родственных отношений.

— Серьезно, Мэгги. Ты и так странная, потому что не разговариваешь и не выходишь из дома. Тебе действительно хочется, чтобы тебя знали исключительно как девушку-книжного червя? Это как-то стремно.

Это твоя физиономия стремная.

Я просто улыбнулась и пожала плечами. Она встряхнула волосами.

— Итак, вернемся к главному. Я имею в виду, что почти уверена, Брукс все еще расстроен из-за расставания с Лэйси прямо накануне выпускного. Кроме того, я знаю, как ты за него переживаешь, поэтому и предложила себя в качестве пары, потому что понимаю — ты не захочешь, чтобы он пропустил то, чего так долго ждал. Я иду с ним только ради тебя, Мэгги.

Какое благородство.

Усилием воли я сдержалась и не закатила глаза, глядя в лицо своей сестре. Сестре ли? Сегодня я уже не была уверена в значении этого слова.

— В любом случае, я сказала Бруксу, что ты поддержала мою идею пойти с ним, так что спасибо за поддержку, — она подарила мне слащавую улыбку и снова встряхнула своими кудрями. — Думаю, что Келвин и Стейси будут ждать нас с Бруксом на заднем дворе, чтобы сфотографироваться. Ну так что, какая помада?

Я указала на фиолетовую — мне хотелось, чтобы она выглядела ужасно.

Она выбрала красную, которая смотрелась на ней потрясающе.

— Идеально! — она встала с моей кровати, расправила свое потрясающее платье и в последний раз повертелась перед зеркалом. — Мне лучше выйти на улицу. Брукс будет ждать, — и вышла из комнаты, виляя бедрами.

Как только она скрылась из виду, я бросилась к своей книге, подняла ее и протерла обложку. Простите, друзья. Крепко сжимая книгу в руках, я подлетела к окну, выходящему на задний двор, и увидела своего брата и его девушку — смеющихся, обнимающихся, нарядных. Келвин всегда находил способ развеселить Стейси, и ее смех разносился по всей округе. Она, как всегда, прижимала ладони к его груди, а он не отводил от нее своего взгляда. Интересно, на что это похоже: смотреть в глаза, наполненные любовью?

Затем я посмотрела на Шерил, которая делала селфи в ожидании, когда появится Брукс, чтобы быть ее спутником. Он никогда никуда не опаздывал, поэтому я была несколько удивлена, что его до сих пор не было. В животе затянулся тугой узел, и я бросилась к другому окну, чтобы взглянуть через дорогу — а вдруг он еще в доме своих родителей. Не помню, когда в последний раз видела Брукса в смокинге, но врать не буду, мне не терпелось на это взглянуть. Он всегда выглядел таким красивым… и таким счастливым. С бешено колотящимся сердцем я ожидала, когда он выйдет из дома, перейдет дорогу, окажется на нашем дворе и замрет от восхищения при виде Шерил. Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох и мысленно произнесла короткую молитву.

Не делай этого, Брукс.

Он заслуживал гораздо лучшего. Гораздо большего, чем игры Шерил. Он заслуживал любви от человека, который бы знал, как красивы его полуулыбки, как блестяще он умен и как здорово с ним общаться, не произнося ни слова.

— Ты в порядке сегодня, Магнит?

Это была моя любимая комбинация слов.

Распахнув глаза, я обернулась и увидела стоящего в дверях Брукса — на нем был темно-синий смокинг, галстук в черно-белый горошек и в такой же горошек одинаковые носки. Его темно-каштановые волосы были зачесаны назад, карие глаза, само собой, улыбались — как и всегда. В руке он держал прозрачную коробочку, в которой лежала бутоньерка из желтых цветов с розовой лентой.

Вау, Брукс.

Он выглядел лучше, чем я могла себе представить. В животе запорхали бабочки, и я провела пальцами по своим спутанным волосам.

Я улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ — как всегда, левым уголком рта.

Я подумала: знает ли он?.. Знает ли, как кружится у меня голова при виде его улыбки?

— Можно мне войти? — спросил он, засовывая руки в карманы.

Я кивнула. Всегда.

Он вошел в мою комнату и, подойдя к окну, взглянул на задний двор, где Шерил писала кому-то сообщение, быстро перемещая пальцы по экрану телефона. Через секунду телефон Брукса издал звуковой сигнал.

— Она уже злится, что я опаздываю, — объяснил он, покачиваясь взад-вперед. Телефон пропищал еще дважды. — Это семнадцатое сообщение от нее.

Я взглянула вниз на свою сестру, которая собиралась пойти с Бруксом, чтобы просто позлить меня. Почему-то ей становилось легче на душе, когда она видела, насколько мне плохо от того, что я не могу разговаривать и выходить из дома.

— Я не хотел с ней идти, — пояснил Брукс. Он повернулся ко мне и нахмурился. — После того, как Лэйси сказала, что между нами все кончено, я вообще решил остаться дома. Поиграть в какую-нибудь видеоигру. А может, прийти сюда, сыграть для тебя на гитаре или что-то в этом роде. Но Шерил без умолку твердила мне, насколько для тебя важно, чтобы я пошел с ней.

Я приподняла бровь.

Он усмехнулся.

— Да, я должен был догадаться.

Мы немного помолчали, наблюдая за паникой Шерил и за Келвином со Стейси, ушедших с головой в свою любовь. За окном кружилось несколько птиц, и Брукс протяжно вздохнул.

— Как думаешь, Келвин и Стейси знают, что они до противного идеальная пара?

Я кивнула, и он рассмеялся.

Да, они знали.

— Мы с Кэлом выступаем сегодня на выпускном. Он говорил тебе?

Говорил. Годами слушая, как они репетируют в родительском гараже, было бы потрясающе взглянуть на них на сцене сегодня вечером. Мечтать не вредно.

— Знаешь, если ты хочешь увидеть наше выступление, Стейси может записать его и переслать тебе.

Я взяла его за руку и дважды сжала ее. Да.

В ответ он тоже сжал мою руку. Да. Да.

— Потанцуешь со мной, Мэгги Мэй?

Я повернулась к нему, и его щеки вспыхнули. Взглянув на его губы, я пыталась выяснить, не померещились ли мне слова, слетевшие с них. Издав нервный смешок, он нервно прикусил нижнюю губу.

— Я имею в виду… ты не обязана. Прости. Это было глупо. Я просто… Ну, со мной рассталась Лэйси, тут еще Шерил, как… как Шерил, и я подумал, что в день моего выпускного было бы неплохо потанцевать с тем, кто мне действительно дорог.

Я едва могла дышать и чуть не выронила книгу из рук, когда мои испуганные глаза встретились с его взволнованным взглядом.

Я никогда не танцевала. И даже не представляла, как это делается. О танцах на выпускных балах я знала только из книг: два человека в объятиях друг друга становятся практически единым целым.

— Ты не обязана. Прости, — Брукс закашлялся и, отвернувшись к окну, пробормотал слово «идиот» — было совершенно ясно, что это он о себе. Я положила книгу на подоконник и кивнула. Должно быть, он краем глаза наблюдал за мной, потому что, поворачиваясь ко мне, расплылся в улыбке и спросил:

— Да?

Да.

Я пригладила руками свои растрепанные волосы. По коже побежали мурашки. Мое длинное, до пят, белое платье и близко не стояло с нарядами Шерил и Стейси. На лице не было макияжа, а моему бледному, как смерть, телу недоставало изгибов. Но Брукса, похоже, это не волновало. Он всегда смотрел на меня так, что я, несмотря ни на что, чувствовала себя полноценной.

Он повернулся ко мне и улыбнулся.

— Можно твою руку?

Я протянула руку, и он, открыв коробку с бутоньеркой Шерил, надел мне ее на руку.

— Хотя бы на время, понимаешь? Чтобы все стало более правдоподобным.

Он вытащил из кармана iPod и просмотрел плейлист, после чего остановил свой выбор на одной из песен. Протянув мне один наушник, он взял себе второй, а затем нажал на кнопку воспроизведения и сунул плеер в задний карман брюк. Я приподняла бровь, не понимая, что за песня звучит.

— Я недавно написал ее и сыграл акустику. Здесь просто инструментальная музыка. Никто еще не слышал ни музыки, ни текста, но, я считаю, ты должна это услышать именно сейчас. Потому что я писал ее для тебя.

Кажется, сейчас я упаду в обморок.

Мне уже она нравилась.

Брукс подошел ко мне и протянул руки. Я шагнула навстречу, он прижал ладони к моей пояснице и притянул меня ближе. Я обняла его за шею. Его кожа пахла медом и кремом для бритья — мой новый любимый аромат. Если это сон, то, клянусь, я навсегда отказываюсь просыпаться. Мы начали покачиваться в такт музыке, и он прижал меня крепче. А потом запел.

Так горько плача на моей груди, ты рвешь мне душу.

Ты так слаба, как палый лист в течении реки.

Всем сердцем ждешь ответа тишины, сковавшей душу,

Безмолвно просишь: — Я тону, устала, помоги!

 

От звука его голоса у меня в груди защемило. Его губы почти касались моих, его слова обволакивали меня. Я почувствовала на своих губах его легкий вздох, а затем ощутила, как дрожащими пальцами он коснулся моей спины.

Я чувствовала его душу и прижималась к нему всем телом, не отрывая взгляда от его поющих губ. Брукс…

Я буду якорем надежным для тебя

И удержать смогу всегда во тьме ночной.

В потоке черной грусти встану, как стена,

Прижму к себе и подарю тебе покой.

Я буду светом маяка в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо, ведь я с тобой.

Я буду якорем твоим — доверься мне.

Ведь только вместе можно выиграть этот бой.

Он сводил меня с ума. Его объятия, прикосновения. Его голос, слова. Всем своим существом он разжигал во мне огонь, и я была счастлива гореть рядом с ним.

 

Но разум с каждым днем все глубже тянет в омут,

Надежда тает в пелене кромешной тьмы.

Ты ускользаешь, но мои объятия помогут

Дождаться утра, чтобы снова вместе были мы.

Я буду якорем надежным для тебя

И удержать смогу всегда во тьме ночной.

В потоке черной грусти встану, как стена,

Прижму к себе и подарю тебе покой.

Я буду светом маяка в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо, ведь я с тобой.

Я буду якорем твоим — доверься мне.

Ведь только вместе можно выиграть этот бой.

Я буду светом маяка в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо, ведь я с тобой.

Малыш, я твой маяк в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо у нас с тобой.

Я буду якорем твоим — доверься мне,

Ведь только вместе сможем мы бороться с тьмой.

— Мэгги, — прошептал он, практически касаясь моих губ своими. Наши тела, прижатые друг к другу, задрожали, и он тихо засмеялся. — Ты дрожишь.

Как и ты.

Он улыбнулся, словно прочитал мои мысли, а я изо всех сил пыталась прочесть его.

— Ты мой лучший друг, Магнит, но… — он прижался еще ближе, и я могла поклясться, что почувствовала невесомое прикосновение его губ. Пальцами он выводил легкие круги на моей спине, и я таяла от каждого их движения. — Что, если она была права? Что, если подозрения Лэйси справедливы? Что, если между нами что-то есть — что-то большее, чем просто дружба?

Он обнял меня крепче, притягивая ближе к себе. Наши губы снова соприкоснулись, и все во мне затрепетало.

— Сделай шаг назад, и я отступлю, — сказал он мне.

Я придвинулась ближе и прижала ладони к его груди, чувствуя под ними биение его сердца. Брукс перевел взгляд на мои губы, и его волнение передалось мне.

— Прикажи мне не целовать тебя, Мэгги. Сделай шаг назад, и я не поцелую тебя.

Я не сдвинулась с места.

Естественно, я не двигалась. Я стояла и ждала, и умирала, и ждала. Когда он это понял, когда его губы скользнули по моим, все во мне перевернулось, и я возродилась к жизни. Брукс прижался губами к моим — сначала мягко — и каждая моя клеточка стала частью его. Он обнял меня крепче, прижал ближе, а целовать стал более настойчиво. И тут, впервые за очень долгое время, я почувствовала это.

Счастье.

Это реально? Мне это позволено? Мне позволено быть счастливой?

Мой последний поцелуй был с тем же мальчиком, который сейчас обнимал меня так, будто я — его исполнившаяся мечта, казавшаяся до этого несбыточной. Этот поцелуй не был похож на тот, что был много лет назад. Сейчас мы не отсчитывали секунды, но я считала вдохи, которые он забирал у меня.

Один…

Два…

Двадцать пять…

В этот раз поцелуй ощущался таким реальным, таким идеальным, таким бесконечным.

Это мгновение — вечность.

— Мэгги, ты не видела…

Брукс разорвал свои объятия и резко развернулся, поворачиваясь спиной к человеку, стоящему в дверях. Провод наушника, торчащего в ухе, потянул меня вперед. Я быстро перевела взгляд на маму, которая стояла с абсолютно потрясенным видом.

— …красную помаду Шерил? — закончила она свой вопрос.

Повисло неловкое молчание, и мама, прищурив глаза, посмотрела на поправляющего галстук Брукса.

— Брукс, кажется, Шерил ждет тебя внизу фотографироваться.

— Да, конечно. Спасибо, миссис Райли. Позвольте я только заберу… — он подошел ко мне и снял бутоньерку с моей руки. И вот так просто закончилась моя вечность. — Я… я… увидимся позже, Мэгги.

Смущенно опустив голову, он быстро проскользнул мимо мамы. Она не двинулась с места и посмотрела на меня. По ее позе я поняла, что она разочарована. Быстро подойдя к комоду, где лежала забытая Шерил помада, я взяла ее и передала маме. Она нахмурилась.

— Это твоя сестра, Мэгги Мэй, и она идет с Бруксом на выпускной. Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?

Я опустила голову. Не знаю.

— Я понимаю, что временами Шерил бывает сущим наказанием, но… Она твоя сестра, — повторила она и ушла, прежде чем я успела хоть что-то написать в ответ. Но, в любом случае, она не стала бы его читать. В этом мама была похожа на миссис Бун — ей нужны были живые слова, а не записки на обрывках бумаги.

Я подошла к окну и взглянула вниз, на Брукса, обнимавшего Шерил за талию для фотографии. Он дарил объективу фотоаппарата свою лучшую фальшивую улыбку, но, когда взглянул на мое окно, я спряталась.

Это был прекрасный сон. Он и я.

Но не более.

Сон, от которого меня заставили пробудиться.

 

***

 

— Сука! — закричала Шерил, вбегая ко мне в спальню, когда я облачалась в свою пижаму. От неожиданности руки дернулись, и я промахнулась ногой мимо штанины. По лицу Шерил текли слезы, смешанные с тушью для ресниц, а красная помада размазалась. Подол ее платья выглядел так, будто ее тащили по траве. Выпучив глаза, она заорала:

— Я не могу поверить, что ты рассказала им!

Я удивленно моргнула. Кому и что я рассказала?

— О, не прикидывайся невинной овцой, — она истерически засмеялась, и по ее смеху я поняла, что она была под кайфом, иначе ее зрачки не был