Как ты встречался с другими. Как проходили твои свидания с предыдущими подружками.

— Ну, не знаю. Мы много тусовались. Некоторым нравилось ходить по магазинам, в кино… — я замолчал. Мои свидания с Мэгги не могли проходить так же, как с предыдущими подружками. — Ой. Но я ведь не пытаюсь пригласить на свидание их. Я приглашаю на свидание тебя. Как бы оно ни проходило, я хочу этого. Хочу быть рядом с тобой. Целовать тебя. Обнимать. Хочу видеть, как ты улыбаешься. Плюс… — я поднял вверх ее дневник, — это свидание есть в твоем списке желаний.

Она покачала головой.

— Мэгги, я склеивал эту записную книжку по кусочкам больше пяти часов. Думаю, мне известно все, что там написано, — я начал перелистывать страницы и, найдя нужную, протянул ей. — Вот. Пункт пятьдесят шестой — свидание с Бруксом Тайлером Гриффином из книги про Брукса.

Она лукаво улыбнулась.

Я не писала этого.

Я пожал плечами.

— Слушай, тебе не нужно смущаться. Я польщен. Несмотря на то, что список желаний не мой, я здесь, чтобы помочь тебе следовать ему. Черт, если бы знал, что ты так безумно в меня влюблена, то начал бы встречаться с тобой много лет назад.

Мэгги вздернула брови и всплеснула руками — и я точно знал, о чем она думала.

— Ладно, честно говоря, когда нам было по восемь лет, и ты планировала нашу свадьбу, я находился в том возрасте, когда терпеть не мог девчонок. Ты не можешь продолжать обижаться на меня за это.

Она тихо усмехнулась и закатила глаза. Мне это нравилось. Нравилось, когда она смеялась, пусть даже беззвучно. Для меня это было почти равносильно ее голосу.

— Видишь? Между нами есть эта штука — я знаю, о чем ты думаешь, даже без слов. Ты мой лучший друг, Мэгги. Если встречаться для нас — это проводить каждый вечер с тобой в этом доме, то я буду самым счастливым парнем в мире, — я заправил ей волосы за ухо. — Итак, я хочу спросить тебя еще раз: ты будешь моей девушкой?

Беззвучно смеясь, она покачала головой, но потом кивнула и пожала плечами. Я подумаю… но все равно, Брукс… Полагаю, я буду с тобой встречаться.

Сообщение полностью прочитано.

Мы подошли к ее кровати, легли на нее спиной, и я достал свой iPod, чтобы включить первую песню для нас, официально ставших парой. Это оказалась песня «Горячечный бред» от No Age — громкая, энергичная и совершенно не подходящая для первого свидания. Я собрался перемотать ее, но Мэгги начала отбивать ритм — сначала пальцами по кровати, потом ногой по полу. И к моменту соло ударных, пальцами и ногами я уже вовсю повторял ее движения. А еще через секунду мы стояли, подпрыгивая вверх-вниз и раскачиваясь в такт музыке. Сердце мое набирало обороты, пока мы, стоя очень близко друг к другу, отрывались под эту музыку. Когда она закончилась, Мэгги дотянулась до маркера и написала на доске: Еще разок?

Я включил песню сначала. Потом еще раз. Мы танцевали до тех пор, пока наши сердца не начали колотиться в бешеном ритме, а дыхание не стало прерывистым. Тем вечером мы потрясающе провели время. Мы наконец-то провели его правильно.

Каждый день, проведенный с Мэгги, казался лучше предыдущего. В каждом касании ощущалось тепло. Каждый поцелуй был искренним. Каждое объятие было настоящим… ну, за исключением тех случаев, когда объятий в принципе не было. Между нами не всегда все было идеально. Если говорить начистоту, бывали и тяжелые дни. Сделать Мэгги своей девушкой — одно из лучших решений в моей жизни. Но это не значит, что все было легко. Тем не менее, это было правильно. И чем больше времени я проводил рядом с ней, тем больше замечал мелочей, на которые никто не обращал внимания. Как она вздрагивала при звуке льющейся воды. Или как готова была практически выпрыгнуть из собственной кожи, когда кто-то прикасался к ней со спины. Как она старалась забиться в угол, если в комнате было больше двух человек. Или слезы, катившиеся по ее щекам, когда мы вместе смотрели фильмы.

— Почему ты плачешь? — спрашивал я.

Мэгги проводила пальцами под глазами и, казалось, была удивлена, обнаруживая там слезы. Натянуто улыбаясь, она вытирала их и сжимала ладонью якорь на ожерелье.

А еще у нее случались панические атаки. За все годы нашего знакомства я никогда о них не знал. Она держала все это в себе. Я узнал об их существовании только тогда, когда пару раз тайком оставался ночевать в ее комнате. Иногда она так металась во сне, что я готов был поклясться — кошмар доведет ее до сердечного приступа. Когда я будил ее, она вскакивала с широко распахнутыми от ужаса глазами, словно не понимала, кто я и зачем к ней прикасаюсь. Она сворачивалась клубком и затыкала уши, словно слышала голоса, которых не было. Тело было покрыто потом, руки дрожали, дыхание прерывалось. Иногда она пальцами обхватывала горло и тяжело и неровно дышала.

Всякий раз, когда я пытался докопаться до сути, Мэгги отталкивала меня. Между нами возникали споры, в которых единственным крикуном был я. Спорить с тем, кто не кричит на тебя в ответ, гораздо хуже, чем с тем, кто швыряется стульями. Ты чувствуешь себя беспомощным, словно кричишь на каменную стену.

— Скажи хоть что-нибудь! — умолял я. — Дай какую-то ответную реакцию!

Но она всегда оставалась спокойной, и это еще больше выводило меня из себя. Я сломал голову, пытаясь выяснить, что съедало ее изнутри все эти годы. Меня сводило с ума то, что я не мог избавить ее от этой боли.

До Мэгги у меня было достаточное количество девушек, и мне всегда это казалось делом нехитрым. Предполагалось, если нам есть о чем с ними поговорить, то это значит, что мы похожи. А если у нас общие интересы, мы можем быть вместе. В своих прошлых отношениях я никогда не сталкивался с тем, что мне нечего сказать. Мы все время разговаривали, иногда часами. Когда дело шло к молчанию, это всегда чувствовалось, и я тут же находил новую тему для разговора.

Но с Мэгги все было не так. Она не отвечала на слова. Но во время последней панической атаки я понял, как ей помочь. Раньше я кричал на нее, требуя, чтобы она впустила меня в свои мысли, но это никогда не срабатывало. Когда я умолял о том, чтобы получить шанс и попробовать понять, она отстранялась. Помочь здесь могла бы музыка. Музыка сможет помочь. Мне всегда помогала. И когда Мэгги плакала, сидя в кровати, я погасил свет в ее спальне и включил на iPod песню «Побыть наедине с тобой» Суфьяна Стивенса.

С первого раза это не помогло. Со второго тоже. Но я спокойно сидел, включал песню сначала и ждал, когда дыхание Мэгги выровняется.

— Ты в порядке, Магнит, — говорил я ей время от времени. Не знаю, слышала ли она меня, но надеюсь, что да. Только на одиннадцатом повторе песни она наконец-то пришла в себя. Мэгги вытерла глаза и потянулась за листом бумаги, но я покачал головой и похлопал по месту на полу рядом с собой. Мне не нужно было от нее никаких записок. Иногда молчание говорит громче всяких слов.

Она села напротив меня, скрестив ноги, и я выключил музыку.

— Пять минут, — прошептал я, протягивая к ней руки. — Только пять минут.

Мэгги вложила свои руки в мои, и мы пять минут тихо и неподвижно сидели, глядя друг другу в глаза. А в следующую минуту уже не могли сдержаться от смеха — это выглядело немного глупо. Потом еще с минуту мы беззвучно хихикали. А на третьей минуте Мэгги начала плакать. На четвертой мы уже плакали вместе, ведь ничто не может ранить сильнее, чем видеть в ее глазах такую отчаянную тоску. Но на пятой минуте мы уже улыбались.

Она облегченно выдохнула. Я тоже. Словно каждый из нас выпустил на свободу то огромное чувство друг к другу. Я понял, что именно за эти секунды узнал ее лучше всего. И именно в эти секунды она узнала больше обо мне.

Я не знал, что в минуты безмолвия можно так отчетливо слышать чей-то голос.

Глава 13

Мэгги

 

Брукс больше не расспрашивал меня о причинах панических атак, и я была этому рада. Я была пока не готова говорить об этом. Хотя знала, что когда придет время, он с готовностью выслушает, и это значило для меня больше, чем он мог себе представить.

Вместо того, чтобы проводить наши каникулы за серьезными разговорами, мы наполнили это лето поцелуями, между которыми составляли список желаний для совместного будущего. Мне нравилась его вера в то, что я когда-нибудь покину этот дом. Мне нравилась идея увидеть мир рядом с ним.

— Мэгги, это будет потрясающе. Плюс, я поступаю в колледж в соседнем городе, поэтому смогу каждый день после учебы приезжать повидаться с тобой. Это будет несложно, — часто говорил Брукс. Его уверенность как никогда обнадеживала меня.

А потом мы возвращались к поцелуям. Мы только и делали, что целовались.

Я совсем неопытна в искусстве удовольствия, что не удивительно, ведь у меня никогда не было ни парня, ни возможности попрактиковаться в том, чем обычно занимаются люди, состоящие в отношениях. Всякий раз, когда, приходя ко мне, Брукс давал волю рукам, я напрягалась. Не потому, что он прикасался ко мне, — я хотела его. Просто потому, что не была уверена, как отвечать на его прикосновения. Я очень смущалась и ненавидела себя за это. Казалось бы, я прочитала достаточно книг, в которых присутствовал секс, чтобы точно знать, как нужно прикасаться к своему парню, но это было далеко от истины.

— Все в порядке, правда, — улыбнулся Брукс, поднимаясь после очередного поцелуя, которые с каждым разом становились все дольше. — Нам не нужно спешить.

Хотя я не ощущала, что мы торопимся. Я чувствовала себя идиоткой. Куда мне нужно положить руки? А ему это понравится? И как я узнаю, действительно ли ему понравилось?

— Мне лучше спуститься к ребятам и порепетировать, — он поправил ширинку на джинсах, отчего я почувствовала себя еще хуже, потому что неосознанно так возбуждала его. — Увидимся внизу, ладно?

Я кивнула. Он наклонился и поцеловал меня в лоб, после чего выскользнул из комнаты. Как только Брукс скрылся из виду, я схватила подушку, прижалась к ней лицом и беззвучно закричала, отчаянно дергая ногами.

А-а-а-а-а-а!

Услышав тихие всхлипы, я убрала лицо от подушки и увидела идущую по коридору Шерил с прижатой к щеке ладонью. Она быстро прошла в свою спальню и захлопнула дверь. Через две секунды я уже стучалась в нее.

— Уходи! — крикнула Шерил.

Я стукнула один раз.

Нет.

Послышался ее стон.

— Пожалуйста, Мэгги, просто уйди. Я знаю, что это ты.

Повернув ручку, я медленно открыла дверь и увидела, что она стоит перед зеркалом, прижимая руку к рассеченной коже под глазом, а по щеке струится кровь.

— Черт возьми, Мэгги! Разве ты оглохла?

Подойдя ближе, я заставила ее взглянуть на меня и осмотрела рану. Склонив голову, я вопросительно взглянула на нее. Она поморщилась.

— Джордан решил, что, раз я попросила его подвезти меня с выпускного несколько недель назад, значит, мы снова вместе. И, учитывая то, что мне ненавистно быть одной, я вернулась к нему. Но оказалось, что он не до конца простил меня, и с каждой неделей все больше начинал придираться. Поэтому, когда я сказала, что больше не хочу быть с ним… он немного… расстроился.

У меня сжалось сердце.

— Не падай в обморок, ладно? — предупредила она и, медленно повернувшись, задрала футболку. Я прижала ладони ко рту, разглядев красные отметины после ударов Джордана.

Шерил…

С тихой усмешкой она сказала:

— Если это тебе кажется ужасным, то посмотрела бы ты на него.

Я нахмурилась.

Она тоже.

Скорее всего, он ушел с выдранными волосами, оставив моей сестре шрамы не только на теле, но и на сердце. Покинув спальню Шерил, я направилась в ванную за влажными салфетками и пластырем. Вернувшись, я усадила ее на кровать, придвинула для себя стул и села. Она вздрагивала всем телом, пока я обрабатывала рану.

— Я не буду выдвигать обвинений, Мэгги, — уверенно сказала она. — Знаю, скорее всего, ты хочешь, чтобы я сделала это, но нет. Ему больше восемнадцати лет. Его будут судить, как взрослого, и я не могу разрушить ему жизнь…

Не обращая внимания на слова, я продолжала обрабатывать ее лицо.

— Я хочу сказать, что сама виновата. Не стоило идти с ним на выпускной. Я сама ввела его в заблуждение.

Я стукнула пальцем по ее ноге. Один раз.

Нет.

Она винит себя. Как и я себя раньше. Я до сих пор иногда в душе виню себя. Не надо было идти в лес. Мама не разрешала мне гулять без присмотра. В итоге, я подвергла себя опасности. И сама в этом виновата.

Но принимая ванну и погружаясь под воду, я избавлялась от всех этих мыслей. Иногда наши мысли могут стать чем-то вроде криптонита, и мы берем верх над собственной самооценкой, уверенно посылая ее куда подальше со всей ее ложью.

Я была не виновата.

Так же, как и Шерил.

Слеза скатилась по ее щеке, и она смахнула ее.

— В любом случае, какое тебе до этого дело? Почему ты помогаешь мне? Я разгромила твою комнату, наговорила тебе кучу гадостей, но ты все-таки помогаешь мне. Почему?

Я приподняла, а затем опустила плечи.

Поежившись от боли в спине, она протянула мне карандаш и бумагу.

— Почему, Мэгги?

Ты — моя семья.

Из ее глаз снова потекли слезы, но она даже не пыталась их скрывать.

— Знаешь, я действительно очень сожалею о том, как поступила с твоей комнатой, с тобой. Просто я… — она разочарованно всплеснула руками. Ее голос был полон стыда и глубокого раскаяния. — Я сама не понимаю, что творю со своей жизнью.

Сомневаюсь, что у большинства людей было как-то по-другому. Каждый, кто утверждает, что постиг смысл жизни, — лжец. Иногда я задавалась вопросом: есть ли хоть что-то, смысл чего можно постичь, или мы просто ходим кругами, выискивая разные доказательства этому, хотя в действительности их не существует?

— Я хочу рассказать маме с папой о том, что он сделал, — прошептала она с грустью. — Но знаю, что они будут вне себя. Они и так сердятся на меня за все те мерзости, что я совершила. Я столько раз подводила их, что вряд ли из-за этого они по-настоящему будут переживать.

Я стукнула пальцем по ее ноге. Один раз.

Нет.

— Откуда ты знаешь?

Я снова подняла лист, на котором писала о семье.

После этого она набралась храбрости и рассказала все родителям. И в тот момент, когда они обняли ее и сказали, что ни в чем ее не винят, с души Шерил словно свалился камень, висевший на ней, кажется, много лет.

 

***

 

— Я скучаю по нему, — рухнув на мою кровать, сказала Шерил через несколько недель после ее «официального» разрыва с Джорданом. Рана на ее лице заживала довольно неплохо, но я понимала, что сердце так быстро исцелиться не сможет. — Ну, в смысле, я скучаю не по нему конкретно. Скучаю по мысли о нем. Мне не хватает кого-то рядом. Сегодня я сидела и пыталась припомнить, когда в последний раз была одна, но не смогла найти ответа.

Я поморщилась, а она продолжила говорить:

— А вдруг я из тех девушек, которые не переносят одиночества? Что, если я всегда должна быть с парнем? И на что, черт возьми, я должна тратить свое время, если у меня нет парня, с которым можно поболтать? Не знаю, заметила ли ты, но у меня не очень получается дружить с девушками. Со мной никто не хочет общаться. Вероятно, потому, что у большинства из них я отбила парня. Какого черта мне теперь делать?

Обогнув письменный стол, я подошла к своей стене из книг в поиске того, что подошло бы для чтения моей сестре. Вытащив «Рассказ служанки» Маргарет Этвуд, я протянула книгу Шерил.

Она сдвинула брови, заметно помрачнев.

— Что я должна с этим делать?

Я приподняла бровь. Она сделала в ответ то же самое.

— Мэгги, я не читаю.

Эти четыре слова — самая грустная фраза из всех, что я слышала.

Я снова подтолкнула к ней книгу, и на этот раз она с опаской взяла ее.

— Ладно, я попробую. Но только потому, что мне так невероятно скучно. Хотя сомневаюсь, что получу от этого удовольствие.

На прочтение книги ей потребовалось три дня. Закончив, она вернулась, цитируя из нее фразы. Ее глаза были наполнены такими эмоциями, каких я никогда раньше у нее не замечала.

— Хочешь узнать мою любимую строку? «Не позволяй ублюдкам сломить тебя». Боже. Так. Чертовски. Здорово. Благодаря Маргарет Этвуд, я воспряла духом, — она протянула мне книгу и прищурилась. — У тебя есть еще что-то похожее?

Раз в три дня я выдавала ей новую книгу. Спустя какое-то время мы стали устраивать по пятницам ночные посиделки. Лежа на полу и болтая ногами, мы объедались чипсами и запивали их газировкой.

— Офигеть, Мэгги! Все это время я считала, что ты читаешь, пытаясь убежать от мира, но теперь поняла: ты читала не чтобы убежать, а чтобы открывать его для себя!

Самой лучшей ночью была та, когда Шерил дочитала «Помощь» Кэтрин Стокетт. На протяжении всей книги она заливалась слезами, которые время от времени сменялись смехом, и наоборот.

— ВОТ ГРЕБАНЫЕ СУЧКИ! — выкрикивала она то и дело. — Нет, реально, НУ ЧТО ЗА ГРЕБАНЫЕ СУЧКИ!

Однажды ночью, часов около двух, я спала в своей кровати, когда Шерил начала будить меня, толкая в бок.

— Мегги, — прошептала она. — Сестренка!

Открыв глаза, я увидела ее с прижатым к груди романом и самой широкой улыбкой на лице. Так улыбаются дети, когда слышат звук тележки мороженщика на своей улице и знают, что у них есть достаточно монет на фруктовое эскимо.

— Мэгги. Думаю, я им стала. Уверена, что да.

Я устало приподняла бровь в ожидании объяснений, кем же она все-таки стала.

— Кажется, я наконец-то им стала, — ее улыбка каким-то образом стала еще шире, вызывая у меня такую же ответную реакцию. — Думаю, я стала читателем.

Шли дни и недели, а Шерил по-прежнему большую часть вечеров проводила дома. В основном, она читала книги. Приходя в мою комнату, она больше не рассказывала мне всех тех историй о ее безумных приключениях с разными парнями. Она начала говорить про свои безумные мечты о путешествиях: объехать мир, увидеть своими глазами то, о чем читала в романах. У Шерил тоже появился свой список желаний.

Однажды ночью, когда она говорила о Лондоне, я подняла вопрос секса, и она изумленно распахнула рот.

— О, Боже! Мэгги! — сказала она, выхватывая из моих рук бумажку с написанным вопросом и разрывая ее на мелкие кусочки. — Первое. Такого рода записки ни в коем случае не должен найти папа. И второе. Вы с Бруксом занимаетесь сексом?

Мои щеки вспыхнули, и я покачала головой.

— Но чем-то ведь вы занимаетесь, верно? О, Господи! Я просто мечтала о таких разговорах с тобой! Ладно, — она плюхнулась на мою кровать и скрестила ноги. — Расскажи мне обо всем, что вы делали, — в ее глазах светилось удивление и любопытство.

Целовались.

Она быстро кивнула.

— Охи и ахи! Чудесно! Что еще?

Я снова написала про поцелуи.

— Что? Но ведь вы двое встречаетесь, наверное, уже несколько недель. Это достаточно долго, чтобы уже не ограничиваться одними поцелуями. Почему вы больше ничего не делали? Ты не готова? Потому что, если не готова, то это нормально. Брукс потерпит.

Нет, я готова.

— Тогда в чем проблема?

Я покраснела.