Ты обещаешь мне такую же любовь, про которую пишут в книгах.

Зевнув, Брукс покачал головой. Он обхватил меня руками и притянул к себе настолько близко, что я оказалась полностью окутанной его теплом.

— Нет, Мэгги Мэй. Я обещаю тебе гораздо большую.

Глава 18

Мэгги

 

— Ты действительно пьешь чай, — изумленно сказала миссис Бун, когда пришла в понедельник на ланч. — Ты же никогда не пила чай!

Что я могла сказать? Любовь заставляет нас делать нелепые вещи.

— Это из-за того мальчика, да? — спросила она, выгнув бровь. — В последнее время, когда я тебя вижу, ты похожа на витающую в облаках школьницу. Это из-за него?

Я продолжала потягивать чай. Она усмехнулась и вернулась к поеданию своего сэндвича.

— О, Боже мой! Я знаю, чему хочу посвятить свою жизнь! — прокричала Шерил, вбегая в столовую вприпрыжку и размахивая зажатой в руке книгой. — Я знаю, кем хочу быть после окончания школы!

— Ну, так поведай нам, — требовательно произнесла миссис Бун.

Шерил прекратила свои хаотичные движения и встала ровно, прижав книгу к груди.

— Я хочу быть активистом.

Мы с миссис Бун удивленно приподняли брови, ожидая, пока Шерил закончит свою речь.

— Активистом в чем? — спросила миссис Бун.

Шерил моргнула.

— Что вы имеете в виду?

— Ты должна быть активистом в чем-то. В борьбе за экологию. Политическим активистом. Борцом за права человека или против жестокого обращения с животными. Активистом в какой-то области. Просто активистом быть нельзя.

Шерил выпятила нижнюю губу.

— Серьезно? Я не могу просто быть активистом?

Мы покачали головами.

— Вот бля… пардон, миссис Бун, я хотела сказать «блин». Полагаю, мне нужно попытаться разобраться, активистом в какой области я хочу стать. Хм. Похоже, это потребует больших усилий, нежели я думала, — она тихо направилась из комнаты. Воодушевления у нее значительно поубавилось, что вызвало у нас с миссис Бун улыбки.

— Клянусь, родители, наверное, каждый день кормили вас на завтрак детской глупостью. От вашего идиотизма у меня взрывается мозг, — она взяла свой сэндвич, поднесла его ко рту, но так и застыла в этой позе. — Постой, у Шерил в руках была книга?

Я кивнула.

Она опустила руку с сэндвичем и покачала головой.

— Я знала, что конец света не за горами. Но не подозревала, что он так близко.

Я усмехнулась и продолжила пить чай. Сегодня он казался не таким уж отвратительным на вкус.

 

***

 

— Ты не слушаешь меня, Эрик. Я просто хочу быть уверена, что мы поступаем правильно, — сказала мама тем же вечером расхаживающему по гостиной отцу. Она держала в руке бокал с вином и потягивала его в процессе разговора. Мы с Шерил сидели рядом на верхней ступеньке лестницы. — То, что Мэгги встречается с Бруксом, никого до добра не доведет. Лорен сказала…

Папа саркастически рассмеялся.

— Лорен ей сказала… Господи, ну конечно. Знаешь, а я ведь на секунду поверил, что им не удалось промыть тебе мозги в вашу последнюю встречу, но, похоже, ошибся. Мне следовало бы догадаться, что здесь не обойдется без этих баб.

— Эти бабы — мои подруги.

— Этим женщинам совершенно плевать на тебя, Кэти. Ты думаешь, что они приезжают сюда поболтать с тобой, потому что ты им небезразлична? Нет, они приезжают поиздеваться над тобой, убедить тебя, что нужно что-то менять, хотя заранее знают, что ты не сможешь этого сделать. Они приезжают, чтобы показать тебе, насколько чертовски тоскливо твое существование по сравнению с их идеальными жизнями. И это еще полбеды. Но когда они сидят здесь весь вечер, обсуждая нашу дочь…

— У них не было дурного умысла. Они просто делились со мной информацией, как ей помочь.

— Они унижали ее! — закричал он. Мы с Шерил даже подпрыгнули от испуга. Папа никогда не кричал. Я в жизни не видела его лицо таким красным. — Они унижали и оскорбляли ее, словно она глухая и не может их услышать. И я не знаю, что хуже: то, что ты, впустив этих баб в наш дом, позволила им сплетничать о нашей дочери, или то, что ты, заступившись тогда за Мэгги, через несколько дней идешь на попятную. Ты сидишь здесь и переживаешь, что у нее появился парень, когда сейчас она выглядит такой счастливой, какой я много лет ее не видел. И ты бы тоже это заметила, если бы по-настоящему взглянула на нее.

— Я смотрю на нее.

— Кэти, ты смотришь, но не видишь. А потом приглашаешь в гости этих троллей, и они треплются о Мэгги, словно она — пустое место.

— Она не пустое место. Разве ты не видишь? Именно поэтому я хочу попробовать психотерапевта, которого советует Венди…

— Кэти, она счастлива!

— Она больна!

— Прямо на наших глазах ей становится лучше, но, похоже, в глубине души ты этого не хочешь. Разве тебе не хочется, чтобы она смогла покинуть наш дом? Чтобы начала жить?

Мама замялась, а потом сказала:

— Но Лорен…

— Хватит! — крикнул отец, раздраженно взмахивая руками и случайно выбивая бокал из маминой руки — он упал на ковер и разбился. Папа снял очки и, проведя ладонью по глазам, уперся кулаками в бока. Оба не сводили глаз с красного пятна на ковре — маленькое недоразумение, которое случалось и раньше, когда они были счастливы вместе… до того, как их любовь начала давать трещины. Из-за меня.

Не сказав ни единого слова, они разошлись. Каждый в свою сторону.

— Что это было сейчас? — вздрогнув всем телом, прошептала Шерил.

Пытаясь успокоить ее, я взяла Шерил за трясущуюся руку. В данный момент я была счастлива, что не могла говорить, иначе пришлось бы рассказать ей всю правду. Я знала, что произошло с нашими родителями: только что, на глазах у меня и моей сестры, закончилась их любовь.

Конец любви — это больше не смеяться вместе над маленькими оплошностями.

Конец любви — это громко кричать от злости.

Конец любви — это разойтись в разные стороны.

 

***

 

— Коробка вкусняшек для Мэгги Мэй, — сказал Брукс, появляясь позже тем же вечером в дверях моей спальни.

Я улыбнулась, не понимая, о чем он говорит. Войдя в комнату, он сел на пол, поставил коробку напротив себя и похлопал по полу, приглашая меня присоединиться. Что он задумал?

— Это вкусовой тест, — пояснил он, когда я села рядом. — Поскольку ты не можешь говорить, то я хочу сам узнать о тебе все возможное и запомнить, как меняется выражение твоего лица в разных ситуациях. Поэтому мы проведем слепой тест на вкусовые ощущения. В этой коробке случайный набор продуктов — что-то сладкое, что-то кислое, что-то совсем пресное — и ты их все попробуешь. А теперь перейдем к делу.

Я улыбнулась. Возможно полюбить его еще сильнее, чем я уже люблю?

Он наклонился вперед и завязал мне глаза.

— Так, отлично. Видишь меня?

Я покачала головой.

— Ну и прекрасно. А теперь открой рот.

Я приоткрыла губы, и он положил мне в рот кусочек чего-то. Я расслабилась.

М-м-м-м… шоколад.

Как и большинство разумных людей, я обожаю шоколад.

— Так, прекрасно, выражение удовольствия. Дальше…

Я сморщилась от жутко кислого вкуса — жевательный мармелад Sour Patch. Брукс не смог удержаться от смеха.

— О, Господи, как жаль, что ты сейчас не можешь видеть свой сморщенный нос.

Далее последовали виноград, соус для спагетти, ломтик лимона и сыр, который, я уверена, был несвежим. Когда он снял повязку с моих глаз, я была более чем взволнована, потому что настала моя очередь мучить его. Я завязала ему глаза, и он, ухмыльнувшись, прикусил нижнюю губу.

— Извращенка.

Я закатила глаза. Для начала к нему в рот отправилось холодное картофельное пюре, но оно почему-то понравилось ему больше, чем должно было. Следом соус для спагетти, острый соус — последний он терпеть не мог — банан и все остальное. В завершении я взяла кусочек шоколада, обмакнула его в кетчуп, а сверху выдавила немного лимонного сока. Брукс тут же попытался все выплюнуть, но я зажала его рот рукой и хихикала, пока он, извиваясь всем телом, пытался это проглотить.

— Грешно так поступать, Мэгги. Это большой грех, — засмеялся он, вытирая ладонями рот.

Я наклонилась и поцеловала его. Он поймал зубами мою нижнюю губу и слегка прикусил.

М-м-м… Вот это мне нравится.

Но нам не дали продолжить поцелуй. В дверь моей спальни ворвались Келвин, Рудольф и Оливер.

— Черт возьми! — выкрикивал Келвин.

Я приподняла брови, а Брукс выглядел не менее сбитым с толку, чем я.

— О, Боже мой! О, Боже мой! — повторял Рудольф, расхаживая кругами. Его руки дрожали, он почти задыхался — хотя для Рудольфа это не редкость. Не требуется больших усилий, чтобы вывести его из состояния равновесия.

Больше всего меня волновало то, как Оливер подпрыгивал вверх-вниз. Он никогда не прыгал и проводил в сидячем положении больше времени, чем все мы вместе взятые. Я никогда не видела его таким возбужденным.

— Что? Что такое? — с недоумением воскликнул Брукс.

Келвин замер.

— У тебя… повязка на глазах?

Близнецы хором присвистнули.

— Извращенцы!

Брукс скинул повязку.

— Не обращайте внимания. Что произошло?

Все три парня какое-то мгновение стояли спокойно, но потом их снова охватило прежнее возбуждение. Келвин подбежал к Бруксу, схватил его за плечи и начал трясти.

— Черт возьми! Черт возьми! Черт… — он сунул свой мобильник в руки Брукса.

Прищурившись, Брукс начал читать текст. Я забежала ему за спину, чтобы тоже иметь возможность прочесть. Прочитанное было словно удар в живот, причем каждое последующее слово било больнее предыдущего.

— ЧЕРТ! — выкрикнул Брукс, его руки затряслись.

Я взяла у него телефон, чтобы прочитать еще раз.

— Как такое вообще возможно?

— На «Ютьюб» им попалась на глаза наша кавер-версия их песни. Потом они нашли наши оригиналы, а потом написали о нас в твиттере.

— За последние два часа больше сорока тысяч ретвитов! — выкрикнул Рудольф, его нос от волнения стал краснее обычного.

— Ты идиот, уже больше пятидесяти тысяч, — поправил Оливер.

Я похлопала Брукса по плечу и, протянув ему телефон, жестами добавила. О. Мой. Бог.

— Сто шестьдесят тысяч ретвитов! — сказал Брукс.

Парни хором заорали:

— А-а-а-а-а-а! — вероятно, сорвав себе голосовые связки.

— Кэл, я даже не знал, что ты выложил нас на «Ютьюб»! — выкрикнул Брукс. Сейчас они все могли только кричать. Ребята всегда говорили, что являются яростными противниками всякий модных течений, что они независимые. Но стоило этой самой моде постучаться к ним в дверь, как они тут же лишились рассудка.

— Я этого не делал!

— Тогда ты, Рудольф? Или Оли? — спросил Брукс.

— Нет, — хором ответили близнецы.

— Тогда кто… — Брукс медленно перевел взгляд на меня, и я подарила ему смущенную улыбку. Одновременно повернувшись, все парни уставились на меня. Судя по их взглядам, до них наконец-то дошло. — Это сделала ты? Это то самое видео, когда ты нас снимала?

Я медленно кивнула, и через несколько секунд подпрыгивающие вверх-вниз ребята обнимали меня во все свои восемь рук.

— Черт возьми, Мэгги, ты невероятная! — сказал Оливер, отвешивая мне леща.

— Господи, Мэгс, ты даже не представляешь, насколько сильно сейчас изменила наши жизни, — проговорил Келвин.

— Чувак! — Оливер замахал руками в сторону Келвина. — Прочти сообщение, которое они нам прислали.

— Нам прислали сообщение?

— О, — Келвин восторженно кивнул, двигая пальцем по экрану телефона. — Оно адресовано нам напрямую, — он откашлялся, и близнецы последовали его примеру, хотя знали текст наизусть.

«Дорогой Келвин. Меня зовут Марк. Я менеджер The Present Yesterdays. Несколько дней назад мы наткнулись на ваше видео и не могли оторваться. Звук чистый, живой, не обработанный на компьютере. Если вас это заинтересует, я хотел бы с вами встретиться, чтобы обсудить ваши дальнейшие планы на музыкальном поприще. Всего наилучшего!» — все трое произнесли текст сообщения идеально дружным хором, и мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

The Present Yesterdays — самая популярная рок-группа современности. Парни познакомили меня с их музыкой, и я влюбилась в нее, наверное, раньше, чем мир узнал о существовании группы. Разве такое возможно?

Брукс обвел своих друзей ошеломленным взглядом, и я увидела, что все они в состоянии глубокого потрясения: мечта действительно могла стать реальностью, даже для мальчиков, играющих музыку в гараже в маленьком городке штата Висконсин. Волна непередаваемых эмоций накрыла всех нас, и мы радостно запрыгали по всей комнате. Я никогда не была так счастлива, наблюдая, как оживают чьи-то мечты.

— Магнит, это все благодаря тебе! — сказал Брукс, прижимая меня к своей груди. — Это благодаря твоему голосу нас услышали.

В этот вечер он напомнил мне, что я по-прежнему обладаю голосом, хотя ни одного слова не слетело с моих губ.

У меня все еще есть голос.

 

***

 

Следующим вечером я принимала ванну дольше обычного. Ничего не изменилось: я, как и раньше, сначала читала, мылась, а потом погружалась под воду и вспоминала то, что случилось тогда в лесу, напоминая себе, что в этом не было моей вины. Мое подсознание по-прежнему хранило картины случившегося, но в последнее время яркие новые впечатления делали образы прошлого несколько размытыми. Каждый раз, когда я пытаясь представить себе лицо дьявола, память выдавала мне облик смеющейся Шерил с книгой в руках. Каждый раз в попытке вспомнить, как я бежала по лесу, мне представлялось, что бегу я прямиком в объятия Брукса. И каждый раз, вспоминая, как я споткнулась тогда, перед глазами возникал образ миссис Бун, читающей мне нотации. Нет, они не ушли, эти плохие воспоминания. Я знала, что мое подсознание все еще хранит образ дьявола, но у меня стало лучше получаться удерживать его там взаперти. У меня не было твердой уверенности, случилось ли это благодаря Бруксу или Шерил, а, может, просто время пришло, но, в любом случае, я была благодарна.

Закончив прокручивать воспоминания, я вынырнула на поверхность, сделала глубокий вдох и снова погрузилась под воду, чтобы помечтать.

Я мечтала о будущем. Мечтала о том, как однажды открою для себя мир, поднимусь в горы, совершу поездку в Италию, увижу Брукса и моего брата, дающих концерт на огромном стадионе. Мечтала, как у меня будет семья. Как я наконец-то почувствую, что значит быть живой. Вода смывала всю ту тьму, которая так упорно не хотела меня отпускать. Я начинала медленно обновляться. Я начинала заново жить.

— Мэгги, я принесла тебе чистое… О, Господи! — воскликнула мама, вбегая в ванную и вытаскивая меня из-под воды. От неожиданности я открыла рот и вдохнула в себя воду. Я закашлялась до рвоты, в горле все горело. Что случилось?

Мама сжимала меня трясущимися руками и кричала. В уши мне попала вода, и я пыталась вытрясти ее, когда мама начала громко звать папу.

— Эрик! Эрик! — в ее голосе слышалась невероятная паника. Что она делает? Почему так разволновалась? Неужели она подумала…

О, Господи, нет.

Нет, мама. Я не пыталась покончить с собой. Я не собиралась топиться. При виде охватившей ее паники, мои глаза наполнились слезами. Она вытащила меня из ванной и закутала в полотенце, продолжая выкрикивать папино имя, хотя он и так уже был здесь. Из-за воды в ушах ничего не было слышно. Я попыталась встать, но мама сжимала меня очень крепко.

Слишком крепко.

— Эрик, она пыталась утопиться! — сказала мама. В глазах отца вспыхнула тревога, и он попросил ее повторить. — Я же говорила тебе. Она не вынесет всего этого.

Я затрясла головой. Нет, папа. Мои руки стали бледными, как у призрака. Я бы не сделала этого. Я не стала бы убивать себя. Я счастлива. Помнишь? Я счастлива.

Мне нужна бумага. Нужно написать им, что я не пыталась убить себя.

Сейчас они оба плакали. Практически не дыша, папа встретился со мной взглядом. И отвернулся.

Он должен узнать, что мама ошиблась. Она ошиблась. Она не знала всех деталей. Мама вытащила меня из воды, не зная, что я прекрасно умею задерживать дыхание.

 

***

 

Они снова ругались.

А мы с Шерил опять наблюдали за их ссорой, сидя на верхней ступеньке лестницы. Мои волосы были все еще мокрыми после ванной, и Шерил расчесывала их, пока мы подслушивали.

— Ты по-прежнему не веришь мне? — потрясенно воскликнула мама.

— Ты слишком бурно реагируешь, — ответил папа. — Она говорит, что не пыталась…

— Она ничего не сказала, Эрик. Мэгги не может говорить, зато ее последние действия говорят сами за себя.

— Мэгги всего лишь окуналась под воду, когда ты вломилась к ней в ванную. Она задержала дыхание. Господи, Кэти! Это Лорен сейчас говорит за тебя!

— Не сваливай все на нее. Не сваливай это на моих друзей. Я прекрасно знаю, что видела! Твоя дочь пыталась себя убить!

— Моя дочь? — папа даже присвистнул. — Вау.

Да, папа. Я тоже это почувствовала. Как удар в живот.

— Ты понял, что я имела в виду.

— Нет, и, думаю, вряд ли пойму. В последнее время я вообще с трудом понимаю то, что ты говоришь.

Закатив глаза, мама вышла из комнаты и вернулась с бокалом вина.

— Она больна.

— Она идет на поправку.

— Ей становится хуже, и я уверена, что это связано с Бруксом. Я знаю, что так и есть…

Я присмотрелась к маме. Всматривалась в каждое ее движение. Папа ничего не замечал, потому что просто слушал ее параноидальный бред и был слишком занят, выплевывая в ответ свои гневные тирады. Поэтому не обращал внимания на беспокойные движения ее пальцев, дрожь в ногах и едва заметное подергивание нижней губы. Мама была напугана. Она была в ужасе. Такой уровень страха — это больше, чем просто реакция на произошедшее. Казалось, этот страх изводил ее годами. Но чего она так боялась?

Закинув руки за голову, папа сдавил свой затылок.

— Кэти, мы опять ходим по кругу. Что ты имеешь против отношений Мэгги и Брукса? Потому что раньше, кажется, это не было проблемой, пока нас не посетила твоя «фантастическая четверка». Клянусь, ты рассуждаешь о том, что Мэгги не может говорить, а сама не в состоянии выразить собственное мнение. Нет, ты лучше прибегнешь к советам своих подружек! Они же лучше знают, что нужно нашей семье! А потом будешь каждый вечер выпивать по бутылке вина. Теперь скажи мне, Кэти, кому здесь нужна помощь?

Мама выглядела потрясенной его речью — ее глаза округлились. Папа, казалось, сам обалдел от собственных слов. Мама бросилась в их спальню, отец окликнул ее, чтобы извиниться, но она уже возвращалась к нему с подушкой и одеялом.

— Ты можешь не появляться там, пока я не получу так необходимую мне помощь, — резко сказала она. — И, кстати, когда с ней случится то же самое, что с Джессикой, знай — это сделал ты. Знай, это ты допустил.

Кто такая Джессика?

Мама ушла и больше не возвращалась, а отец быстро вышел на улицу. Почему-то возникло ощущение, что все вокруг разваливается на части. Но почему именно сейчас, когда я впервые за долгие годы начала чувствовать себя самой собой.

— Знаю, что обычно меня не бывало дома по ночам, но… они всегда так ругались? — прошептала Шерил.

Я покачала головой. Она продолжила расчесывать мои волосы.

— Такое ощущение, что это два чужих друг другу человека.

И от этого разрывалось сердце.

— Мэгги? — прошептала Шерил дрожащим голосом. — Ты правда?.. Ты правда пыталась?..

Я повернулась к ней лицом, забрала из рук расческу и прижала к своим щекам ее ладони. А потом, пристально глядя прямо ей в глаза, несколько раз покачала головой. Нет. Нет. Нет. Нет.

У нее вырвался вздох облегчения.

— Я верю тебе. Мама тоже поверила бы, если бы нашла время заглянуть тебе в глаза.

Меня не покидала мысль, что именно я являюсь причиной разлада между родителями. И я не понимала, как должна поступить. Должна ли бросить Брукса, чтобы они снова воссоединились? Или оставить все, как есть, ради собственного эгоистичного счастья? Как быть? Какой выбор будет правильным? Как я могу все исправить?

Я старалась гнать от себя мысль, что родители поссорились из-за меня. Это была просто случайность. Клянусь, это был несчастный случай.

А потом, моргнув, я увидела его.

Дьявол… Он вернулся.

Нет…

Я попыталась не моргать. Мне уже лучше. Я становлюсь самой собой.

— Ш-ш-ш-ш, — прошептал он.

Мои глаза стали огромными от страха.

— Пожалуйста, не кричи. Это был несчастный случай, — он прижался к губами к моему лбу. — Ш-ш-ш-ш, — сказал он снова. Затем он переместился к моему уху, и я почувствовала прикосновение его губ к мочке, когда он в последний раз прошептал: — Ш-ш-ш-ш…

Он снова завладел моим сознанием. Я чувствовала его присутствие.

Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш…

Глава 19

Брукс

 

Последние несколько дней мне говорили, что Мэгги не очень хорошо себя чувствует и не хочет со мной видеться. Я всеми силами пытался убедить миссис Райли разрешить мне навестить ее, но, стоило мне только появиться на пороге, как она отправляла меня обратно, утверждая, что Мэгги еще не выздоровела. Но в один из дней, когда мы закончили репетицию, я не оставил ей выбора.

— На самом деле ты ведь не больна, не так ли? — спросил я, перехватив Мэгги на пути из ванной в комнату. Она взглянула в мою сторону, ее глаза округлились, и я увидел в них панику.

— Ты сердишься на меня? — я с трудом сглотнул от волнения. — Что я сделал не так? Это из-за моего признания в любви? Я поторопился и напугал тебя? Прости, ведь я просто…

Она покачала головой, торопливо подошла ко мне и, взяв за руки, сжала их один раз.

Нет.

— Тогда что?

Она взглянула на меня, и ее глаза наполнились слезами. Мэгги разрыдалась, и я не знал, что еще сделать, кроме как обнять ее. Я прижимал ее к своей груди, словно она распадалась на части, а мне нужно было удержать эти части вместе.

— Музыка? — спросил я.

Она кивнула, мы вошли в ее спальню и закрыли за собой дверь. За то время, пока мы слушали музыку, Мэгги начала потихоньку успокаиваться. Мы лежали на кровати, и вскоре она заснула. Я обнял ее, и тут начался этот кошмар. Она проснулась — так близко ко мне, но, в то же время, словно находилась за сотни километров отсюда.

— Мэгги, ты можешь рассказать мне, — убеждал ее я, расхаживая по комнате. Ее сотрясали рыдания. Не глядя в мою сторону, она, съежившись, сидела на своей кровати и раскачивалась взад-вперед. Когда я приблизился, она вздрогнула, словно испугалась, что я прикоснусь к ней. Как будто думала, что я сделаю ей больно. — Мэгги, — умолял я с дрожью в голосе и в сердце. — Что случилось?

Она не ответила.

— Мы можем взять пять минут, — сказал я, приседая перед ней на корточки. — Магнит, мы можем взять пять минут. Сосредоточься, хорошо? Ты можешь вернуться ко мне. Все в порядке.

С безумным страхом в глазах она продолжала тяжело дышать, сжимая руками шею. Я понял, что она слишком далеко сейчас, чтобы меня слышать.

— Мистер Райли! — закричал я на весь дом. — Мистер Райли! — пробегая по коридору, снова крикнул я.

Выскочив из своей спальни, он взглянул на меня полными беспокойства глазами.

— В чем дело?

— Мэгги. Она в своей спальне. Я не знаю, что происходит. Она просто…

Он не стал ждать продолжения и стрелой понесся вверх по лестнице — туда, где у его дочери случился нервный срыв. Несколько секунд спустя подоспела и миссис Райли.

— Мэг, — сказал мистер Райли, медленно и осторожно приближаясь к ней. — С тобой все хорошо, — убеждал он ее. И чем ближе подходил отец, тем сильнее Мэгги напрягалась, но он, не останавливаясь, двигался в ее сторону. Подняв вверх ладони, он показал, что не причинит ей боли. Подойдя вплотную, он обнял ее и прижал к своей груди. Она вцепилась в его футболку, притягивая ближе к себе и не переставая всхлипывать.

Что же с тобой случилось?

В голове заметались разные мысли, когда я увидел, как Мэгги буквально распадалась на части в объятиях своего отца. Внутренности скрутило узлом. Я ненавидел себя за то, что не смог уберечь ее от этого. Почему я не мог это предотвратить? Почему не мог забрать ее боль себе?

Отец понес ее вниз, и я последовал за ним.

Входная дверь открылась, и вошли Келвин и Стейси — смеющиеся и обнимающиеся. Заметив царящее в доме смятение, они резко перестали смеяться.

— Что происходит? — спросил Келвин.

Мистер Райли не ответил. Он просто понес Мэгги в свою спальню. По пятам за ним следовала миссис Райли.

Я не мог сдвинуться с места. Не мог унять свою дрожь. Келвин подошел и положил руку мне на плечо. В его прищуренных глазах читалось непонимание.

— Брукс? Что стряслось?

— Не знаю, — сказал я. В горле пересохло, а в груди все горело огнем. — Она проснулась и… жутко испугалась. Я не знал, что делать. Не мог остановить это. Не мог удержать ее от… — из глаз потекли слезы, и я закрыл лицо ладонями, не в силах говорить дальше. А Келвин и не настаивал. Он и Стейси просто подошли ко мне и, обхватив руками, просто держали в своих объятиях. Я ненавидел чувство успокоения, которое они давали мне, ведь Мэгги нуждалась в этом сильнее. Ей нужен был кто-то, способный проникнуть в ее воспоминания и заставить исчезнуть из них тот черный омут, в котором она каждый день тонула.

Я сидел на лестнице, ожидая, когда родители Мэгги выйдут из своей комнаты. Шерил, Келвин и Стейси были рядом. Никто из нас не проронил ни слова. Я продолжал прокручивать плейлист на своем iPod в поисках какой-нибудь музыки, от которой Мэгги могло бы стать лучше. Музыка всегда заставляла ее улыбаться.

Дверь спальни открылась, и мы все вскочили на ноги.

— Она снова уснула, — сказал мистер Райли.

— Можно мне увидеть ее? — спросил я, протягивая ему свой iPod. — Просто, думаю, музыка сможет ей помочь. Всегда помогала.

Он приоткрыл рот, чтобы ответить, но тут вмешалась миссис Райли.

— Я считаю, всем пора расходиться, — она пригладила руками волосы, и мистер Райли закрыл рот.

Я попытался возразить, но миссис Райли устало посмотрела на меня, и я кивнул.

— Хорошо, но не могли бы вы, мистер Райли, передать Мэгги это. Просто на всякий случай. Вдруг ей поможет? Сейчас он мне все равно не нужен, — я передал ему свой iPod, и он натянуто мне улыбнулся.

Все направились по своим комнатам, и я вынужден был уйти с этим ненавистным ощущением на душе. Меня угнетало то, что я не знал, как она там. Как я мог уйти, не убедившись, что с ней все в порядке?

— Брукс, можно тебя на секунду? Есть разговор, — спросила миссис Райли, когда я уже был у входной двери. Она скрестила руки на груди и посмотрела на меня тяжелым взглядом.

— Да, а в чем дело?

Она оглядела комнату, убеждаясь, что все ушли, и подошла ближе.

— Я хочу, чтобы ты знал… Мэгги больна. Внешне это, может, и не заметно, но ее рассудок… — она нахмурилась. — Что бы там ни случилось с ней много лет назад, это сильно на нее повлияло. Даже в те дни, когда складывается впечатление, что с Мэгги все в порядке, большая часть происходящего с ней просто скрыта от посторонних глаз. Я знаю, она тебе нравится, но заводить с ней серьезные отношения… не думаю, что это умно. С ней не все в порядке.

Я бы солгал, если бы сказал, что ее слова не застали меня врасплох. Она говорила о своей дочери так, словно та была уродом, изгоем. Да, у Мэг бывали не самые хорошие дни, но у кого их не бывает? Оглянувшись, я увидел Мэгги — она подслушивала, выглядывая из двери спальни. Я улыбнулся ей, но она нахмурилась. До этого момента я и не подозревал, что с нахмуренными бровями она еще красивее, чем с улыбкой на лице.

— Не все, что сломано, нужно чинить. Иногда достаточно просто любить. Стыдно полагать, что только здоровые люди заслуживают любви.

— Брукс, — она вздохнула так, словно я нес какую-то околесицу. — Ты молод, у тебя вся жизнь впереди. Я не могу не думать о том, как ты изо всех сил стараешься, чтобы Мэгги чувствовала себя полноценной. На следующей неделе ты уедешь в Лос-Анджелес начинать свою музыкальную карьеру. У тебя появятся новые впечатления…

— У нас с Мэгги каждый день — это новые впечатления.

— Да, но перед тобой будут открываться новые возможности — большие возможности.

— Как и для нее.

Миссис Райли вздохнула и потерла виски.

— Ты не понимаешь, Брукс. Мэгги не покинет этот дом. Никогда. Я знаю, ты тешишь себя этой надеждой, но пора включить логику. Ты должен порвать с ней все отношения, пока не сделал еще хуже.

— Она выйдет из дома. Я это знаю. Видите ли, мы говорили об этом. У нее тоже есть мечты, как и у нас с вами. У нее есть мечты.

— Послушай, Брукс. Я понимаю, что она твой друг. Понимаю, тебе нравится, что она разделяет твое увлечение музыкой. Но для поддержания настоящих отношений одной музыки недостаточно. Отношениям нужна не только духовная, но и телесная пища. Мэгги не сможет дать то, что тебе нужно.

— Вы не знаете, что мне нужно.

— При всем моем уважении, Брукс, я знаю. Ты молод и влюблен — я понимаю это. Но Мэгги тебе совсем не подходит.

Меня просто распирало ответить, но я понимал, что если задержусь здесь еще хоть на секунду, то наговорю такого, о чем потом буду сожалеть. Я взглянул туда, где до этого стояла Мэгги, но она уже ушла, поэтому я повернулся спиной к миссис Райли, открыл дверь и вышел на крыльцо.

— Прости, Брукс, но так будет лучше.

Снова повернувшись к ней, я выпалил:

— При всем моем уважении, миссис Райли, я думаю, вы ошибаетесь. Мэгги очень умна. Даже лишенная возможности говорить, она очень умная, добрая и эмоциональная. Она о стольком говорит, хотя вы не можете ее услышать. Да, она вся в своих мыслях, но они глубже любого океана. Она видит все совсем не так, как большинство людей, но разве это плохо? И насчет музыки вы тоже ошибаетесь. Если вы хоть на секунду думаете, что музыка не способна исцелять людей, значит, вы не умеете слушать, — с колотящимся сердцем я снова отвернулся и пошел прочь.

— Она пыталась покончить с собой, — крикнула миссис Райли, заставляя меня остановиться.

Я повернулся. Мой разум отказывался это принимать.

— Нет.

— Да, пыталась. Знаю, в твоих глазах я, вероятно, выгляжу большим и страшным чудовищем, но с ней не все хорошо. Ты прав, ее мысли глубже любого океана, но однажды на нем поднимутся такие высокие волны, что у нее не останется другого выбора, кроме как утонуть.

 

***

Она пыталась покончить с собой.

У меня перехватило дыхание.

Она пыталась покончить с собой.

Мэгги не сделала бы этого.

Я не мог дышать.

Я бродил по окрестностям — круг за кругом, круг за кругом. Не отпускала мысль, что это я сделал что-то неправильное. Может быть, я как-то не так обнял ее или прикоснулся, и это всколыхнуло в ней те воспоминания? Может, я сказал что-то не то?

— Тяжело, да? — спросила миссис Бун со своего крыльца, когда я заходил на очередной круг, пытаясь очистить голову от тяжких мыслей. Я остановился перед ее домом. В траве с боку на бок кувыркался Маффин. — Тяжело, когда у нее срыв.

— Как вы узнали?

Она улыбнулась и качнулась в своем плетеном кресле.

— Я давно знаю Мэгги, и мне прекрасно знакомо выражение лиц людей, когда у нее очередной срыв. Я видела это выражение на лицах ее родителей чаще, чем хотелось бы. А теперь иди сюда. Сделай перерыв. Заходи в дом, и я угощу тебя чаем.

Я приподнял бровь. В дом? Мне ни разу не доводилось видеть, чтобы миссис Бун приглашала кого-то в свой дом. Где-то в подсознании сидел детский страх: вдруг я войду, а она меня убьет? Но любопытство увидеть ее дом изнутри победило.

Она открыла скрипучую дверь и придержала ее, пока я не вошел, после чего проследовала следом за мной.

— Ты можешь подождать в гостиной. Я пока согрею воду, — сказала она и направилась в кухню.

Я обошел гостиную, осматривая ее жилище. Такое ощущение, что попал в музей ХVIII века — в доме миссис Бун каждая статуэтка стояла за стеклянной витриной. Все отполировано до блеска. Везде идеальная чистота.

— Уверены, что вам не нужна помощь? — спросил я.

— Я завариваю чай годами и не нуждаюсь ни в чьей помощи.

Я провел рукой по каминной полке, и пальцы покрылись пылью. Нахмурившись, я вытер ладонь о джинсы. Камин — единственное место в этой комнате, где есть пыль. Словно миссис Бун собирала ее по всей гостиной и сгружала сюда. Странно. Я взял в руку одну из запыленных рамок: на фото миссис Бун с каким-то мужчиной. Вероятно, это ее муж. Она сидит у него на коленях и широко улыбается, а он улыбается ей в ответ. Никогда не видел у миссис Бун такой улыбки, как на этой фотографии. Я взял другое фото: пара стоит на лодочном причале, а перед ними улыбающийся ребенок. Каждая из фотографий запечатлела изменения, произошедшие с девочкой, и на это было тяжело смотреть. Из улыбчивого ребенка она превратилась в угрюмое существо, лишенное всяких эмоций. Глаза ее стали пустыми. На каминной полке было не меньше тридцати фотографий, запечатлевших разные моменты прошлого миссис Бун.

— Кто эта девочка? На фотографиях? — спросил я.

Миссис Бун заглянула в комнату, но сразу же скрылась в кухне.

— Джессика. Моя дочь.

— Я не знал, что у вас есть дочь.

— А ты когда-нибудь интересовался?

— Нет.

— Вот потому и не знал. Глупые дети, вы никогда не задаете вопросов. Вы только и делаете, что говорите, говорите, говорите, но никогда не слушаете, — она вернулась в гостиную и села на диван. Ее руки беспокойно двигались. — Вода греется.

Я взял в руку заляпанную пластинку и сдул с нее пыль.

— «Сижу на причале у залива» Отиса Реддинга? — спросил я.

Она кивнула.

— У нас с мужем был домик на северном берегу озера. Он все еще принадлежит мне… Давно нужно было продать его, но я никак не могу себя заставить. Это последнее пристанище, где наша семья была счастлива, — сказала она, погружаясь в воспоминания. — Каждый вечер мы со Стэнли сидели на краю причала, любовались закатом и слушали эту песню. А Джессика резвилась на газоне, пытаясь ловить стрекоз.

Я сел в кресло напротив и улыбнулся. Она в ответ не улыбнулась, но я не придал этому значения. Миссис Бун была известна тем, что никогда не улыбалась.

— Итак… — я прочистил горло, нарушая неловкое молчание. — Ваша дочь навещает вас когда-нибудь?

Нахмурившись, миссис Бун нервно провела ладонями по коленям.

— Знаешь, это я виновата, — сказала она угрюмо.

— В чем?

— В том происшествии… В том, что случилось с Мэгги. Это я виновата.

Я резко выпрямился в кресле.

— Как так?

Ее взгляд стал печальным.

— В тот вечер она остановилась у моего двора и спросила, можно ли нарвать цветов из моего сада для ее свадьбы. Я накричала на нее и прогнала. Сказала, чтоб она уходила и больше не возвращалась, — миссис Бун опустила взгляд на свои дрожащие пальцы, непрерывно постукивающие по коленям. — Не будь я такой жадной, такой грубой, Мэгги подольше задержалась бы у меня во дворе. Она не побежала бы в лес. Она могла бы сохранить ту часть себя, которую безжалостно отняли у нее в тот вечер, — миссис Бун заплакала, и я ощутил, насколько сильна ее боль. Я понимал, какой виноватой она себя чувствует, потому что все эти годы испытывал то же самое.

— Я тоже об этом думал, миссис Бун. В тот вечер я должен был встретиться с ней там, в лесу, но опоздал. Если бы я не протянул до последней минуты с выбором галстука, то смог бы быть там, чтобы защитить Мэгги. Я мог бы ее спасти.

Она подняла на меня взгляд, вытерла слезы и покачала головой.

— Ты не виноват, — она сказала это так быстро, словно боялась, что я взвалю на себя весь груз вины. В этом было какое-то отчаяние — как быстро она готова признать свою вину и так же быстро попытаться убедить меня в том, что я не виноват.

Я пожал плечами.

— Вы тоже не виноваты.

Она встала, подошла к каминной полке и взглянула на фотографии.

— В детстве она была совсем как Мэгги. Моя дочь. Такая же болтушка — даже слишком. Неугомонная, непослушная. Она тоже никого не боялась. Даже в самых испорченных людях она видела только лучшее. Ее улыбка… — миссис Бун усмехнулась и взяла в руку одну из рамок с фотографией широко улыбающейся Джессики. — Ее улыбка была способна исцелять. Она могла войти в комнату и, рассказав какую-нибудь глупейшую шутку, заставить даже самого сурового человека хохотать до колик в животе.

— Что с ней случилось?

Она поставила на место фотографию и взяла другую, на которой