Изменяющийся международный рыночный порядок

Ничего подобного не происходило на протяжении всего периода подъема США после окончания Второй мировой войны, поэтому не удивительно, что никаких дорожных карт нет и никто не может с уверенностью сказать, что ожидает нас в будущем [Hay, Payne, 2013]. Это заставляет задуматься о значении международного рыночного порядка для процветания и роста Запада и о том, что может произойти, если существующий порядок не удастся сохранить. Эта тема появилась не под воздействием кризиса, но отчасти она стала более заметной на фоне резкого контраста между тем, что происходит с экономикой в странах Запада, и экономическим положением в новых быстрорастущих странах после 2008 г. В основе этого лежит один из важнейших процессов современности – начало глобального перехода богатства и власти с Запада на Восток и с Севера на Юг. Если существующие тенденции сохранятся, а как мы увидим, вокруг этой проблемы ведется много споров, то произойдет крупнейшая трансформация международного рыночного порядка за всю историю его существования с начала Нового времени и возвышения Запада. Доминирование, достигнутое западными странами в XIX и XX вв., строилось на заморской территориальной и торговой экспансии, начавшейся в XV в., результаты который были закреплены экономическими и технологическими преобразованиями во всем мире, связанными с индустриализацией после 1780 г. Западные страны сохранили свое доминирующее положение и после того, как в XX столетии Европа уступила лидерство Соединенным Штатам.

Доминирование Запада, сохранявшееся на протяжении трех столетий, становится все более неустойчивым. К 2050, а тем более к 2100 г. список ведущих стран, скорее всего, будет сильно отличаться от того, каким он был в 2000 или 1900 г. Экстраполяция существующих тенденций роста не всегда позволяет предсказать, какое место займет та или иная страна через 50 или 100 лет. Слишком многие факторы могут вызвать изменение действующих тенденций. Но многое можно предположить. Подобно тому как еще в середине XIX в. Алексис де Токвиль смог предсказать, что через 100 лет двумя ведущими мировыми державами станут США и Россия, сегодня можно предвидеть, что в 2100 г. Индия и Китай со своим многочисленным населением и огромным экономическим потенциалом вновь войдут в число ведущих мировых держав. Процесс индустриализации и модернизации, развивающийся в этих странах, вряд ли будет гладким и, скорее всего, будет сопряжен со значительными трудностями, но направление движения задано, а точку возврата они, похоже, уже миновали. Государства, которым в XX в. удалось модернизировать и построить развитую современную экономику, не занимают больших территорий (Тайвань или Южная Корея), а иногда являются городами-государствами (Сингапур и Гонконг). Успешная модернизация и индустриализация Китая и Индии, численность населения которых в сумме превышает треть населения всей Земли, непременно изменит баланс не в пользу западных стран Европы и Северной Америки.

Начавшиеся сдвиги еще более масштабны, потому что они не ограничиваются Индией и Китаем, но затрагивают многие другие страны глобального Юга. Качественно изменились перспективы экономического развития Бразилии, Индонезии, Турции, Мексики, Нигерии, Южной Африки и других не столь крупных стран [O’Neil, 2013]. Эти изменения стали еще более заметными после кризисных событий 2008 г., когда поступательное движение новых быстрорастущих стран резко отличало их от западных стран, погрузившихся в рецессию и вынужденных прибегать к столь болезненным мерам жесткой экономии и реструктуризации.

Сам термин «быстрорастущие» страны предполагает наличие других, приходящих в упадок стран. Ожесточенные дискуссии об упадке США, получившие распространение в 1980-х годах [Kennedy, 1988; Strange, 1988; 1996], стихли после распада Советского Союза и полного политического и идеологического триумфа Соединенных Штатов, которые лишились серьезного соперника и создали теперь однополярный мир. В 1980-х годах лишь немногие считали, что погрязший в застое и косности Советский Союз представляет серьезный вызов для США, но никто не ожидал столь скорого его развала. Споры об упадке США разворачивалась в связи не с Советским Союзом, а с вызовом со стороны Японии и Западной Германии, двух стран, занимавших прочные позиции в «западной сфере» и находящихся под американским зонтиком безопасности. Но в 1990-х годах, после того как Япония погрузилась в дефляцию, последовавшую за финансовым кризисом, а Западная Германия занялась присоединением к себе Восточной Германии и созданием единого германского государства, этот вызов был снят. Какое-то время США казались неприступными, а мысли об их упадке превратились в далекие воспоминания.

Споры об упадке возобновились после событий 11 сентября 2001 г. и получили новый импульс после того, что произошло в 2008 г. Все чаще в центре дискуссии оказывается Китай [Nolan, 2004; Halper, 2010; Jacques, 2012], отчасти из-за того, что он представляется подходящим кандидатом на первое место среди многих стран, бросающих вызов либеральному международному рыночному порядку, который опирается на англо-американские страны и их лидеров – Британию и США [Gilpin, 2001; Gamble, 2003; van der Pijl, 2006]. Китай – суверенная, непобежденная и уверенная в себе страна. Он занят строительством сильной экономики и боеспособных вооруженных сил и в конечном счете, если пожелает, сможет претендовать на военный паритет с США. В этом смысле он напоминает Германию и Японию первой половины и Советский Союз второй половины XX столетия. Но в остальном это сравнение нельзя считать точным, потому что на протяжении последних 30 лет Китай развивался, следуя по меньшей мере некоторым правилам международного рыночного порядка, а не стремясь развиваться вне его или установить свою гегемонию в регионе, как это было с Германией и Японией, а позже и с Советским Союзом. У Китая имеются территориальные притязания в Азии, в частности в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях, но эти притязания несравнимы с территориальными претензиями, которые в свое время выдвигали Германия и Япония, желавшие обезопасить свои владения и обеспечить себя необходимыми экономическими ресурсами. Отчасти это объясняется тем, что Китай, в отличие от Германии и Японии, уже представляет собой крупную континентальную экономику, располагающую обширной территориальной и демографической базой, которая позволяет стране чувствовать себя в безопасности и быть уверенной в собственных силах. Кроме того, в Китае считают, что стране удастся быстрее провести успешную модернизацию, если она будет действовать в рамках международного рыночного порядка, открыв свою экономику для торговли с Западом и поступающих оттуда инвестиций.

Китай привлекает наибольшее внимание среди новых быстрорастущих стран, но глобальный переход приобретает мировое значение еще и потому, что кроме Китая есть подобные поднимающиеся страны. Все сильнее становятся Индия, Бразилия и ряд других стран. Происходящий сдвиг не ограничивается только возрождением Китая. Он указывает на изменение баланса в международном рыночном порядке в пользу некоторых наиболее густонаселенных стран мира и восстановления их былого значения. Потенциально этот процесс может привести к тому, что впервые в современной эпохе международный рыночный порядок будет ориентироваться не только на Европу или на Запад. Это может знаменовать собой возвращение к подлинно многополярной системе, аналогичной той, которая существовала в XIX в., только на этот раз многополярность будет опираться не только на западные державы и их заморские империи, а отражать экономический, политический и демографический вес всех членов мирового сообщества.

Здесь уместна определенная доля скептицизма. Новый международный рыночный порядок еще далек от окончательного формирования. В лучшем случае он находится на самой ранней стадии становления, которое, возможно, так никогда и не будет завершено, по крайней мере в том виде, в котором сейчас о нем говорят. Последние 20 лет новые быстрорастущие страны демонстрировали впечатляющие результаты, но они все еще находятся на относительно ранней стадии перехода к современному индустриальному обществу, а значительные массы населения этих стран по-прежнему связаны с землей. Неравенство в развитии внутри этих обществ сегодня нередко столь же велико, как неравенство между богатыми и бедными странами. До создания общества, где значительное большинство граждан стало частью современной урбанистической экономики, общества, полностью интегрированного в мировую экономику, этим странам еще далеко. Некоторые аналитики сомневаются, удастся ли новым быстрорастущим странам без труда преодолеть структурные преимущества богатых западных стран, и предсказывают, что поднимающиеся страны могут достичь в своем развитии потолка, а их банковская и финансовая системы – не выдержать напряжения и лопнуть [Fenby, 2014]. Они отмечают, что страны, сумевшие добиться успеха, были небольшими, обладали уникальными преимуществами и нашли для себя особую нишу в международном разделении труда.

Рывок в развитии во главе с Индией и Китаем потенциально может оказать преобразующее воздействие, если он приведет к возникновению новой модели развития для всего остального мира. В Китае, в частности, формируется новая модель развития, отдельные элементы которой могут оказаться привлекательными для других стран. Испытывая острую потребность в сырье и энергоносителях для своей быстрорастущей экономики, Китай устанавливает двусторонние торговые связи и развивает сотрудничество со многими странами Азии, Африки и Южной Америки. Потенциально Китай может превратиться в альтернативный США полюс. Скептики возражают, что в прошлом веке лишь очень немногим странам удалось вырваться из нищеты и отсталости, и эти страны не были такими крупными и отсталыми, как Китай или Индия. Возможно, быстрорастущим странам удастся подняться на этот уровень, но они вряд ли смогут пойти дальше. Развитие массового производства, копирование и применение технологий, имеющихся в других странах, помогут быстрорастущим странам увеличить долю городского населения, повысить доходы, избавить многих граждан от нищеты. Но пока неясно, смогут ли они совершить прорыв к новым, инновационным технологиям и заняться развитием ключевых отраслей экономики, а не просто догонять передовые страны. Японцы сделали это в 1970–1980-х годах, хотя многие тогда сомневались в их успехе. Китай и другие быстрорастущие страны, конечно, намерены воспользоваться примером Японии и Южной Кореи, но пока неясно, удастся ли им это. Соединенные Штаты способствовали подъему Японии и Кореи, открыв для них свой рынок. Во время великого финансового бума в западных странах в 1990–2000-х годах США и Европа открыли свои рынки для Китая, в который западные компании инвестировали значительные средства. Продолжат ли США эту линию? Быстрорастущим странам предстоит разрешить имеющиеся у них тупиковые ситуации, при этом западные страны все еще располагают значительной структурной мощью и возможностями, воспользовавшись которыми, могут воспрепятствовать развитию поднимающихся стран.

Во многом это зависит от того, какой именно международный рыночный порядок возникнет в условиях, сложившихся после финансовой катастрофы. Будет ли он продолжением существующего международного рыночного порядка, в котором доминирует Запад, или чем-то другим? Кризис вскрыл аномальные отклонения в международном порядке, который строился в основном вокруг западных стран, и в первую очередь вокруг США. При плавном переходе к новому международному рыночному порядку необходимо учитывать интересы быстрорастущих стран, определив формы их участия в работе существующих структур управления и сформировав новые структуры управления. Повышение статуса «Большой двадцатки» после кризиса положило начало такому переходу, но многое еще предстоит сделать [Wade, Vestergaard, 2012].

Один из многих сложных вопросов – вопрос о составе Совета Безопасности ООН (СБ ООН), который до сих пор отражает ситуацию 1945 г. и уже не соответствует современным политическим реалиям [Kennedy, 2001]. Всего пять стран – США, Россия, Великобритания, Франция и Китай – являются постоянными членами СБ ООН и обладают правом вето. Эти страны одержали победу во Второй мировой войне, хотя Франция и Китай были оккупированы и на время утратили свой суверенитет. В течение 22 лет после коммунистической революции 1949 г. место Китая в СБ ООН занимал представитель правительства Чан Кайши на Тайване, потому что США отказывались признавать коммунистическое правительство в Пекине. Пять постоянных членов СБ ООН по-прежнему являются самыми мощными в военном отношении мировыми державами, однако Германия, Япония, Индия, Бразилия, Южная Африка и некоторые другие страны настаивают на своем участии в работе СБ ООН в качестве постоянных членов, требуя признания своего демографического и экономического значения. ЕС не представлен в СБ ООН, но в его состав входят две страны – члена ЕС: Великобритания и Франция. Если бы они отказались от своих мест в пользу одного места для ЕС, это привело бы к изменению баланса сил в Совете Безопасности. Эта идея предана анафеме в Великобритании и во Франции, потому что она связана с ослаблением их неоспоримого статуса великих держав, а также потому что это означало бы превращение ЕС в единое государство, против чего выступают и Франция, и Великобритания.

Те же аргументы применимы к «Большой восьмерке», «Большой двадцатке», МВФ и Всемирному банку. Институты управления мировой экономикой были основаны Соединенными Штатами, в них представлены наиболее сильные в экономическом отношении страны, находящиеся в сфере влияния США, созданной после войны. В правилах участия и голосования во многих международных агентствах имеется определенный перекос в пользу США и их союзников. Россия сама себя исключила, отказавшись от получения помощи в рамках плана Маршалла и от участия в работе созданных в Бреттон-Вудсе организаций. В состав «Большой шестерки», впервые собравшейся в 1975 г., вошли США, Франция, Германия, Соединенное Королевство, Италия и Япония. Канада присоединилась к этим странам в 1976 г., и «Большая шестерка» превратилась в «Большую семерку», а после присоединения к ним в 1997 г. России – в «Большую восьмерку». Китай, Индия и Бразилия не входят в состав «Большой восьмерки», а Россия была исключена из нее в 2014 г., после того как оккупировала Крым. Указанная проблема решается с 2008 г. таким образом, что «Большая восьмерка» все чаще остается в стороне, а приоритет отдается созданной в 1999 г. «Большой двадцатке», которая теперь признана главным форумом управления международной экономикой.

С инициативой изменения международного рыночного порядка должны выступить США, которые вот уже на протяжении 70 лет после Второй мировой войны занимают особое место в международных отношениях. Их структурная власть, измеряемая военным, экономическим, идеологическим и культурным потенциалом, определяет их доминирующее, а порой – и безусловно доминирующее положение. Соединенные Штаты были признанным лидером всех стран, выступавших на стороне Запада против Советского Союза, включая государства Западной Европы и многие страны Азии, в том числе Японию. Но и вне этого поля США часто навязывали свою волю другим странам, обязывая их придерживаться определенной политики и определенных правил, меняли внутреннее устройство и природу правящих режимов в этих странах в соответствии с желаниями самих Соединенных Штатов и контролируемых ими международных организаций. Отличие США от всех предшествовавших доминировавших на мировом рынке держав состояло в том, что они сознательно использовали всю свою мощь, чтобы сдерживать и побеждать своих врагов, оказывать влияние на своих друзей и поощрять их, формировать общую доктрину, согласно которой в других странах создавались определенные институты, позволявшие этим странам стать полноценными участниками международного рынка. К числу главных правил относятся демократия, верховенство права и соблюдение прав собственности. Сами Соединенные Штаты не всегда отвечали высоким идеалам, и были вполне готовы использовать принуждение и различные ухищрения, чтобы навязать свою волю странам и режимам, которые считали угрозой своим интересам, а также сотрудничать с авторитарными и репрессивными режимами, выступавшими в роли надежных союзников, в особенности на Ближнем Востоке, в Азии и Южной Америке.

Международный рыночный порядок, установленный США после войны, сохраняется и сегодня, став реинкарнацией более раннего либерального международного рыночного порядка, который был построен под влиянием Британии, хотя по своим масштабам порядок, установленный США, превосходит всех своих предшественников. Доминирующие страны стремятся создать вокруг себя особый порядок, чаще всего иерархический, каким был порядок, установленный в сфере влияния Советского Союза, или порядок, заложенный в нацистском проекте «Великая Германия», равно как и в японском плане создания «сферы совместного процветания». Иерархические и имперские аспекты доминирования США имеют множество прецедентов, тогда как попыток создать систему, основанную на правилах и опирающуюся на сотрудничество с союзниками, имеющими сходный образ мышления, было гораздо меньше [Ikenberry, 2004]. Наиболее наглядным образцом международного рыночного порядка (правда, предъявлявшим намного более высокие требования) был порядок, установленный в XIX в. Британией. Либеральный международный рыночный порядок, как и другие виды международного порядка, должен быть политически структурированным, для его поддержания постоянно требуются определенные политические шаги и политическая воля. Гарантий сохранения порядка не существует, потому что все основные договоренности и соглашения с легкостью нарушаются, а созданные институты распадаются. В современную эпоху уже происходило серьезное крушение международного рыночного порядка, установленного в XIX в. и распавшегося в период между 1914 и 1945 гг. Для западных политиков приоритетной задачей является предотвратить повторное крушение, не допустить, чтобы сложившийся порядок распался в результате того, что ведущие страны начнут пытаться создавать вокруг него свои собственные порядки. Вот почему так важно, чтобы именно ведущие страны согласовали все действия в рамках существующего порядка. Правда, до сих пор это означало согласие с тем, что Соединенные Штаты и впредь будут выступать в роли лидера. Будущее этого порядка зависит от того, захотят ли новые быстрорастущие страны и дальше соглашаться с этим и захотят ли США стать частью сложившегося международного рыночного порядка, при котором их ведущая роль не будет чем-то само собой разумеющимся.