Фаза 1: от краха кредитного к краху финансовому

Часто отмечают, что финансовый кризис 2008 г. и последовавшую за ним глубокую рецессию ожидали все, но никто не был к этому готов. Бум в международной экономике, начавшийся в 1990-х годах, достиг такого размаха, что, казалось, ничто не в силах его остановить, хотя многие трейдеры на рынке ожидали, что на определенном этапе должна произойти коррекция. Наблюдатели-меланхолики каждый год предрекали наступление расплаты. Но это предсказание сбылось только в 2007 г. И даже после этого лишь немногие ожидали, что дело закончится столь жесткой посадкой, столь масштабными последствиями для экономики западных стран. После бума, начавшегося в 1990-х годах, наблюдалась случаи финансовой турбулентности, например, азиатский финансовый кризис 1997 г. или лопнувший в 2001 г. «пузырь» интернет-компаний. Эти события имели серьезные локальные последствия, но никак не сказались на общем экономическом росте, затронутые кризисом страны и отрасли вскоре сумели восстановить утраченные позиции. Даже первые признаки финансовых неурядиц, проявившиеся в 2006–2007 гг., не были восприняты как угроза.

Существовало множество разных причин такого отношения, но главная заключалась в том, что основные экономические показатели считались вполне хорошими. В период 2004–2007 гг. средние темпы роста международной экономики составили 5 % в год, что превышало средние показатели для периода 1999–2003 гг. (3,5 % в год). По большей части это было связано с исключительными темпами роста в нескольких странах, особенно в ряде очень крупных стран с многочисленным населением – Китае, Индии и Бразилии. Джим О’Нил, главный экономист Goldman Sachs, предложил для этих стран, добавив к ним Россию, термин БРИК [O’Neill, 2001]. В 2007 г. все новые быстрорастущие экономики развивались стремительными темпами, и было ясно, что перед ними как странами, находящимися на стадии перехода к полностью индустриальному обществу, открываются значительные перспективы роста. В 2007–2008 гг. политики думали не о том, как сохранить темпы роста международной экономики, а о том, каким образом финансировать спрос на продукцию новых быстрорастущих экономик в западных странах, чтобы это не привело в конечном счете к нарастающему и неуправляемому росту дисбаланса между государствами-кредиторами и государствами-должниками. В обновленной версии доклада «Перспективы развития мировой экономики», опубликованной в июле 2007 г., незадолго до того как 9 августа того же года проявились первые видимые признаки кредитного кризиса, МВФ отметил продолжающийся интенсивный рост мировой экономики и улучшил прогноз показателей роста на 2007–2008 гг. до 5,2 %, что было на 0,3 % выше прогнозов, сделанных в апреле. В Японии и в еврозоне темпы роста были выше тренда, а в Китае, Индии и России они оставались стабильными. Отмечался некоторый риск замедления роста, но он был не столь значительным, чтобы повлиять на позитивные показатели. Ничто не предвещало бури.

Сейчас в ретроспективе легко увидеть признаки того, что в мировой экономике не все было в порядке. Некоторые сигналы были замечены вовремя, но мало кто предвидел наступление экономической и финансовой катастрофы. Произошедшее стало непосредственным следствием решения о повышении ставок, принятого ФРС в 2005 г., с тем чтобы охладить американский рынок жилой недвижимости, который ФРС не без оснований считала перегретым. Цены на жилую недвижимость неудержимо росли. ФРС намеревалась увеличить стоимость заимствований и обязать финансовые институты сократить выдачу заемных средств. Предполагалось, что это будет нормальная коррекция рынка, но, оглядываясь назад, мы понимаем, что это решение стало искрой, попавшей в пороховую башню. Объем заимствований домохозяйств, компаний и банков намного превышал имевшиеся у них активы, под которые они брали кредиты, основываясь на чрезвычайно оптимистических прогнозах относительно будущих доходов. Поэтому после увеличения ставок многие оказались не в состоянии выплачивать возросшие проценты, и их баланс ушел в минус [Peston, 2012]. Многие домохозяйства больше не могли позволить себе выплаты по ипотеке и вынуждены были расстаться со своей собственностью. В июле 2007 г. Bear Stearns, один из ведущих инвестиционных банков на Уолл-стрит, имевший очень высокую долю заемных средств (соотношение обязательств к основному капиталу достигало 35: 1), объявил об огромных убытках двух своих хедж-фондов. Один из этих фондов имел довольно затейливое название – Bear Stearns High-Grade Structured Credit Strategies Enhanced Leverage Fund. Теперь многие его активы, состоявшие из ипотечных ценных бумаг, не имели никакой ценности. Осознание того, что сложившаяся ситуация представляет гораздо более масштабную проблему, повергло в шок весь финансовый сектор. 9 августа оптовые денежные рынки замерли. Банки неожиданно перестали предоставлять друг другу заемные средства – теперь никто не был уверен в том, что получит свои деньги обратно. Из ситуации, когда получение кредита было простым делом, а сам он казался неисчерпаемым, рынок попал в условия, когда получение кредита оказалось связанным с исключительными трудностями, так как все стремились защитить свои финансовые показатели и уменьшить свою уязвимость, требуя досрочного возвращения кредитов, которые они ранее предоставили. Это явление, которое вскоре стали называть кредитным крахом, привлекло внимание прессы, специализировавшейся на финансовых вопросах, тогда как остальные средства массовой информации поначалу почти не обращали на него внимания. ФРС отреагировала быстро, снизив ставки до 4,75 %, но было уже поздно.

Первым признаком того, что эта проблема затрагивала не только США, но и всю мировую финансовую систему в целом, стал сентябрьский эпизод с компанией Nothern Rock. В 1990-х годах британский строительный кооператив Nothern Rock изменил свой юридический статус и стал банком, активно работающим на ипотечном рынке. В разгар бума Nothern Rock предлагал ипотеку под 125 % стоимости недвижимости. Бизнес-модель Nothern Rock предусматривала получение на оптовом рынке дешевого кредита с последующим его использованием для предоставления ипотечного займа по более высоким, но все же привлекательным ставкам. Августовский ступор на рынке денег привел к тому, что Nothern Rock оказался на мели. Лишившись возможности привлекать заемные средства на оптовом рынке, он не смог предлагать ипотечные кредиты, а его невыполненные обязательства намного превосходили имевшиеся активы. Столкнувшись с тяжелой проблемой движения ликвидности, Nothern Rock вскоре оказался неплатежеспособным. Чтобы оставаться на плаву, необходимо было вливание огромных средств для обслуживания долгов и выплаты процентов по вкладам. С сообщением о сложившейся опасной ситуации на BBC выступил Роберт Пестон, и это вызвало панику среди инвесторов, опасавшихся за сохранность своих денег. Начался старомодный «уход клиентов» из банка: у представительств Nothern Rock выстроились очереди вкладчиков, желавших забрать свои деньги. Подобная унизительная ситуация возникла впервые начиная с XIX в. История попала в заголовки газет, однако настоящий ущерб, по мнению Пестона, был нанесен не держателями – мелкими вкладчиками, требовавшими возврата своих денег, а молчаливым решением крупных инвесторов вернуть деньги, которые они ссудили Nothern Rock [Peston, 2008]. Правительству пришлось вмешаться и обеспечить экстренное финансирование. Была предпринята согласованная попытка трактовать это событие как единичный случай с банком, управление которого допустило ошибку, избрав для себя ненадежную бизнес-модель. Но теперь на финансовых рынках встревожились многие, понимая, что в похожей опасной ситуации находится множество других банков. Многие из них имели просроченную задолженность и больше не могли привлекать средства на рынке, чтобы поправить баланс и продолжить обслуживать свои долги. Финансовому сектору грозила череда банкротств. Возможность привлечения заемных средств в самом финансовом секторе была исчерпана, оставалось только искать помощи у правительства, но это означало признать свою несостоятельность и банкротство.

Теперь регуляторы по обе стороны Атлантики осознали риски для всего финансового сектора и попытались устранить их. Для облегчения положения банков ФРС пошла на дальнейшее снижение ставок, доведя их до 4,25 %. Но на протяжении всей осени 2007 г. продолжали поступать тревожные новости, ряд ведущих мировых банков объявил о крупных убытках, и такое неблагоприятное развитие событий привело к снижению кредитных рейтингов компаний, занимавшихся страхованием ценных бумаг. Никто уже не верил в то, что финансовым институтам удастся выполнить свои обязательства. В конце года ФРС объявила о своей готовности предложить банкам большой кредитный пакет, чтобы они могли свести баланс и избежать дефолта. Сообщение о том, что может возникнуть необходимость в подобных мерах, усилило беспокойство на рынках, и в январе 2008 г., когда трейдеры только осознали, к каким последствиям могут привести упреждающие действия регуляторов и насколько неопределенной является ситуация с банковскими балансами, произошло резкое падение фондовых рынков во всем мире. Еще одним признаком усугубляющейся ситуации стало падение цен на жилую недвижимость в США. Но было уже слишком поздно.

Осенью 2007 г. становилось все более понятным, что в финансовой системе упущено нечто важное, связанное с небывалой инфляцией цен на жилье в некоторых западных экономиках. Именно тогда многие впервые узнали о том, что в США существует особая категория ипотеки – субстандартный ипотечный кредит, хотя мало кому, кроме специалистов, было до конца понятно, каким образом осуществлялась продажа такой ипотеки и почему предоставление кредита для приобретения жилья малоимущим семьям могло создать проблемы для всей финансовой системы [Shiller, 2008; Schwartz, 2009; Sinclair, 2010; Davies, 2010; Posner, Friedman, 2011; Financial Crisis Inquiry Commission, 2011]. Зато всем стало понятно, что для экономики плохо, когда банки перестают предоставлять друг другу кредиты, если это ведет к закрытию источников кредитования банков и домохозяйств. Финансовые рынки заняли настолько важное место в модели роста, которой в годы бума следовало так много стран, что любое сомнение в их способности продолжать нормальную деятельность могло привести к серьезной катастрофе. Правда, на ранних стадиях кредитного краха большинство обозревателей все еще придерживались мнения, что эта проблема имеет отношение только к финансовым рынкам и что она решится сама собой, если финансовые власти предпримут необходимые меры, составят список ненадежных банков и заставят их избавиться от безнадежных долгов. Однако по мере осознания масштаба проблемы настроение менялось. К январю 2008 г. МВФ выступил с предупреждением, что финансовая нестабильность омрачает перспективы роста экономики западных стран, в том числе США и Европы, где в последнем квартале 2007 г. стало особенно заметным снижение темпов роста. Китай и Индия казались незатронутыми и продолжали расти, но последствия кризиса кредитования в Европе и США привели к тому, что МВФ понизил прогноз роста мировой экономики на 2008 г. до 4 %, ожидая при этом резкого падения темпов роста в США и в еврозоне. Предполагалось, что темпы экономического роста замедлятся даже в Китае, правда, всего с 11 до 10 %.

В 2008 г. проблемы финансовых рынков неуклонно обострялись. В феврале ФРС снизила ставки по кредитам до 3 %. В марте правительству Великобритании пришлось национализировать Northen Rock, признав безуспешность попыток найти частного покупателя, готового приобрести проблемный банк. Никто не хотел рисковать. В апреле в США подобной участи с трудом избежал Bear Sterns. Банк уже не мог продолжать работу, поэтому правительство США и ФРС договорились о его передаче JP Morgan Chase по номинальной цене. К июлю 2008 г. настроения в МВФ стали более мрачными. Кризис кредитования продолжался уже почти год, и признаков его конца не было видно. Теперь в прогнозах речь шла о финансовых потерях банковского сектора в размере до 1 триллиона долларов. Чем больше внимания эти банки уделяли оценке своих активов, тем больше их волновала стоимость этих активов. У многих банков имелась существенная избыточная задолженность, так как они выдавали кредиты, значительно превышавшие их собственные активы. Поэтому такая реакция была естественной – ведь каждый отдельно взятый банк стремился ограничить потери, прекратив выдачу новых кредитов и потребовав досрочного возврата уже выданных. В результате решения, принятые отдельными банками, обернулись катастрофой для всей системы. Этот процесс, отмеченный чередой крахов и слияний банков, привел к утрате доверия, а фирмы, рискнувшие на рынке больше остальных, оказались в настолько сложном положении, что их пришлось спасать. Это были не провалы отдельных банков, а свидетельства провала всей банковской системы. В моделях, которыми пользовались регуляторы, допускался риск отдельных провалов, но не такой коллективный провал [Hindmoor, McConnell, 2013; Bell, Hind-moor, 2014].

И даже тогда финансовые власти все еще считали, что ситуация находится под контролем. Они признавали, что неустойчивость финансовой системы имеет определенную цену, и ожидали снижения темпов роста мировой экономики и роста инфляции. МВФ прогнозировал значительное замедление темпов роста мировой экономики во второй половине 2008 г., но предполагал постепенное восстановление роста в 2009 г. На тот момент (июль 2008 г.) МВФ не ожидал рецессии, под которой понималось действительное падение производства в одной из ведущих экономик мира на протяжении двух кварталов подряд. Главную опасность МВФ видел в инфляции, поэтому основным приоритетом было сдерживание нарастающего инфляционного давления. Это оказалось решающим сражением. Начало ему положил резкий рост цен на сырье: одна только нефть за прошедшие полгода подорожала на 50 %, достигнув в июле 2008 г. пиковой цены 147 долларов за баррель (в начале 2007 г. баррель нефти стоил 60 долларов). В МВФ не пребывали в благодушном состоянии, но и не видели причин для паники:

Действенные меры политики, принятые в ответ на финансовые потрясения, и обнадеживающие результаты в рекапитализации банков, казалось бы, уменьшили опасения финансового краха, но… рынки остаются неустойчивыми ввиду обеспокоенности относительно убытков в контексте замедления экономического роста [IMF, 2008; МВФ, 2008].

Эта оценка оказалась слишком оптимистичной. Чего никто не ожидал, так это внезапного ускорения финансового кризиса в США в течение лета. Все основные американские кредиторы, инициировавшие выдачу субстандартных ипотечных кредитов, оказались в очень сложном положении. В сентябре обанкротился IndyMac, а Freddie Mac и Fannie Mae получили значительные средства из федерального бюджета, предназначенные для их спасения. Но финансовые власти также понимали, что секьюритизация субстандартных ипотечных кредитов при помощи новых финансовых продуктов, разработанных банками за последние 20 лет, означала, что последствия произошедшего затронут далеко не только тех, кто занимался ипотечным кредитованием. Многие банки по всему миру имели токсичные активы, и теперь они оказались в затруднительном положении и нуждались в помощи. Финансовые власти не желали подавать сигнал о том, что правительство готово спасти эти банки, опасаясь обвального потока требований досрочного возврата кредитов. Поэтому, когда в сентябре один из самых крупных игроков на Уолл-стрит, Lehman Brothers, не желая объявлять о своей несостоятельности, обратился за срочной помощью, американские финансовые власти внимательно рассмотрели это обращение и отклонили его. Они приняли расчетливое решение твердо стоять на своем и остудить пыл Lehman Brothers: «Pour encourager les autres»^[1], как Вольтер охарактеризовал принятое в Британии решение отдать под трибунал и казнить одного из своих адмиралов, злополучного адмирала Бинга, за то, что в 1756 г. тот не сумел предотвратить захват Минорки французами.

Решение отнестись к Lehman Brothers иначе, чем к Bear Stearns, стало огромным просчетом, потому что вызвало волну паники на финансовых рынках и ускорило бегство участников рынка. Если обанкротился такой крупный банк, как Lehman Brothers, то чувствовать себя в безопасности не мог никто: ведь почти каждый банк набрал слишком много займов, рассчитывая, что выдаст еще больше кредитов, а теперь многие из выданных ими займов казались безнадежными. Вынужденное списание значительных долгов означало, что стоимость активов на балансах банков вдруг, одним росчерком пера, составит лишь небольшую часть того, что они стоили всего несколькими днями ранее, а поскольку кредиты, выданные банками, намного превосходили активы, которыми они обладали, риск банкротства банков в случае, если от них потребуют возврата долгов, очень сильно возрастал. Как и во многих финансовых кризисах прошлого, считалось, что платежеспособность банков зависит от доверия к ним [Kindlberger, 1978; Киндлбергер, Алибер, 2009]. Ценность, выраженная в денежном эквиваленте, – величина непостоянная. Она может пропасть в одночасье. Способность банков продолжать работу и увеличивать кредит в полном смысле слова строилась на доверии. Доверие творило чудеса, до тех пор пока все держали свои опасения при себе и действовали так, будто банки на самом деле были способны создавать новое богатство, и поэтому соглашались открывать в банках депозиты и не требовали деньги обратно все одновременно. Случись так, что все в одночасье потребовали бы возврата денег, играть на доверии было бы уже невозможно, а без доверия высокая ценность, приписываемая финансовым активам, исчезла бы почти моментально.

Именно это и произошло, после того как Lehman Brothers обанкротился, а правительство США решило его не спасать. Плотину прорвало, и доверие, без того хрупкое после года кредитного сжатия, рухнуло, создав потенциальные риски для всех финансовых организаций. Какое-то время в конце сентября казалось, что может произойти полный крах финансовой системы, когда всем крупным банкам, не способным оказывать какие-либо финансовые услуги и даже наполнить наличными банкоматы, придется остановить работу, а это грозило всеобщим экономическим и социальным обвалом, невообразимым хаосом и беспорядком. Это был ощутимый экзистенциальный кризис.

Американскому правительству лишь на несколько часов хватило решимости твердо стоять на своем и ничего не делать, как это было в 1930-х годах. А потом правительства по обе стороны Атлантики бросились выкупать и национализировать значительную часть финансовой системы, создавая тем самым огромные обязательства. Отказавшись спасать Lehman Brothers из опасений, что правительство заподозрят в мягкотелости, американская администрация теперь была вынуждена отступить и обещала сделать все необходимое для стабилизации финансовой системы. Огромные средства из денег налогоплательщиков расходовались на обеспечение платежеспособности банков. Приходилось спасать такие гигантские финансовые учреждения, как Merrill Lynch и AIG. В Соединенном Королевстве был срочно национализирован один из пяти крупнейших банков, Королевский банк Шотландии, а еще один банк, Halifax Bank of Scotland (HBOS), по настоянию премьер-министра произвел слияние с другим крупным банком, Lloyds. Это слияние грозило ослабить Lloyds, поэтому и его пришлось частично национализировать – столь велики были его обязательства. В США администрация президента Буша предложила создать фонд в размере 700 миллиардов долларов для помощи банкам. Сначала конгресс отверг это предложение, потому что, в частности, финансисты-консерваторы возражали против незавершенности операций по спасению банков. Многие сенаторы и члены Палаты представителей остались глухи к призывам своего президента, Джорджа Буша, который на одном из напряженных заседаний сказал им: «Да пусть тонет этот сосунок». Сложившаяся на рынках ситуация требовала незамедлительных мер для выхода из этого тупика в отношениях между исполнительной и законодательной властью: возможность того, что федеральные власти могут отказаться помогать, вызвала грандиозный обвал на Уолл-стрит.

Хаос на рынке, в котором слышались зловещие отголоски событий 1929 г., заставил задуматься многих, так что администрации удалось провести пакет спасательных мер через конгресс, но этот болезненный эпизод запомнился. Как вскоре заметили критики, этот результат, похоже, показал, что в США, как и в других западных экономиках, банки стали слишком крупными, чтобы можно было допустить их банкротство, и если возникнет угроза экономического коллапса, то в итоге их придется спасать за счет налогоплательщиков. Когда банки не подчиняются рыночной дисциплине, они могут идти на чрезмерные риски и необдуманные действия, пребывая в полной уверенности, что, если что-то пойдет не так, никакой ответственности за свои ошибки им нести не придется. На протяжении нескольких десятилетий банки приобрели структурную власть в экономике, выражавшуюся не только в огромной незаработанной ренте, которую они получали, и в виде вознаграждений для своих руководящих работников, но и, что более весомо, в виде зависимости от них правительств, компаний и домохозяйств. Без кредита и динамичного финансового сектора современная экономика не в состоянии функционировать.

Спасение банков в сентябре и октябре 2008 г. стало политическим триумфом. Катастрофы удалось избежать. На этот раз политики действовали решительно и быстро. Но, помимо прочего, это было признаком политической слабости. Политики не могли не вмешаться, потому что невмешательство привело бы к гораздо худшей ситуации. Пожарные мероприятия позволили остановить обвал. Падение на фондовых рынках продолжалось, и приходилось объявлять о дальнейших мерах по спасению банков и созданию спасательных пакетов. Центральные банки, особенно в США и Великобритании, продолжали снижать ставки. К декабрю 2008 г. ФРС понизила ставки до 0,25 % и начала первый этап количественного смягчения, наводнив рынок новыми деньгами, которые помогали банкам пополнить их капитал. К марту 2009 г. ФРС удвоила сумму находившихся у нее банковских долгов и ценных бумаг, обеспеченных ипотекой, а к июню 2010 г. их общая сумма достигла 2,1 триллиона долларов, что втрое превышало докризисные показатели. Банк Англии в течение 2009 г. также снизил процентную ставку почти до нулевого уровня и приступил к количественному смягчению. Европейский центральный банк (ЕЦБ) начинал действовать намного осмотрительнее, снижая ставки постепенно, отчасти потому, что сначала казалось, будто кризис затронул еврозону гораздо в меньшей степени, и этот крах воспринимался в Европе главным образом как дело раздутого и самонадеянного финансового сектора англо-саксонских экономик. Но решение ЕЦБ действовать неспешно в конечном счете способствовало углублению кризиса, когда он достиг еврозоны. Опасения по поводу инфляции исчезли, все готовились к тому, что, по прогнозам МВФ, могло стать самой значительной рецессией в развитых экономиках после окончания Второй мировой войны. Теперь гораздо большую опасность представляла дефляция. К концу 2008 г. никто уже больше не считал, что последствия финансового краха могут ограничиться лишь финансовым сектором. Стала очевидна неизбежность серьезной рецессии. Вопрос был только в том, насколько масштабной она окажется.

Хотя кризис в основном ударил по западной экономике, средоточием которой были два ведущих финансовых центра – на Уолл-стрит и в Лондоне, поднятая им волна вскоре распространилась дальше. Экономики многих стран были в той или иной степени связаны с этими двумя финансовыми центрами, а банки по всему миру имели на балансе новые финансовые активы, такие как обеспеченные долговые обязательства, выпущенные ведущими инвестиционными банками. Рейтинговые агентства присваивали этим активам высший кредитный рейтинг, что позволяло приобретавшим их банкам расширить свою кредитную линию. С началом финансового кризиса многие из таких активов очень быстро были признаны ничего не стоящими и ничем не обеспеченными. В одночасье их рейтинг упал с самого высокого до мусорного, оставив зияющие дыры в балансе многих банков, которым пришлось обращаться за помощью к правительствам своих стран и ограничивать выдачу кредитов.

Финансовый кризис также вызвал радикальный пересмотр оценок темпов роста, но их все еще пытались увязывать с тем, что происходило на самом деле. К ноябрю 2008 г. МВФ предсказывал рост мировой экономики на уровне всего 3,25 % в 2008 г. и 2 % в 2009 г., что было намного хуже прогнозов, которые делались еще в октябре. Прогноз на 2008 г. оказался достаточно близким к действительности, но цифры на 2009 г. были от нее далеки. Вместо роста в мировой экономике произошло сокращение, составившее –0,7 %, и это был первый случай сокращения мировой экономики в целом после окончания Второй мировой войны. Прогнозировалось падение экономической активности в экономике западных стран на –0,25 % в 2009 г., хотя в действительности в среднем оно составило –4,0 %, а в ряде экономик было еще более значительным. Хотя МВФ и ожидал спада, он не предполагал, что тот окажется даже большим, чем в 1975 и 1982 гг. Цены на сырье, которые всего несколько месяцев назад росли, теперь падали вслед за ослаблением спроса. МВФ отмечал, что в западных экономиках рынки попали в порочный круг, для которого характерны попытки сократить заимствования и задолженность, сопровождающиеся падением цен, тогда как новые быстрорастущие экономики, хотя и не пострадали от рецессии, ощутили на себе давление, связанное со смятением, охватившим их основных торговых партнеров. Прогноз был мрачным и обещал удвоение суверенного долга по мере того, как рынки нащупывали слабые места в международной системе государств, а рынки ценных бумаг потеряли треть своей стоимости.

В заключение МВФ отмечал исключительную неопределенность экономических перспектив. Это была очень сдержанная оценка. Хотя развала системы удалось избежать, за это пришлось заплатить высокую цену, в частности, из-за неизбежного влияния финансового кризиса на экономическую активность и на балансы государственного сектора. Часть выпуска могла быть утрачена навсегда, под угрозой оказывалось поступательное развитие мировой экономики. Теперь МВФ уже признавал, что процесс сокращения доли заемных средств может оказаться более напряженным и длительным, чем предполагалось ранее, и отмечал связанные с этим риски. Потоки капитала могли сменить направление, по мере того как компании стремились минимизировать свои потери. В условиях, когда правительства пытались сохранить уровень занятости и уровень жизни в своих странах, снижение обменного курса могло принять беспорядочный и конкурентный характер. В западных экономиках могла воцариться общая дефляция. Предотвратить перерастание рецессии в депрессию могли лишь действия, на которые правительства уже решились, снизив ставки практически до нуля, поддержав финансовую систему и выразив готовность разработать широкую основу для создания фискальных и монетарных стимулов. МВФ выступил с решительной поддержкой всех этих мер.