Для меня не имело значения, существовала ли та подруга в действительности, или он говорил о себе как о женщине, но по мере продолжения разговора становилось очевидным, что она реальна.

– Она очень несчастна. В течение последних нескольких лет ей становилось всё хуже и хуже, и по правде говоря, я думаю, что она вот-вот готова совершить какой-нибудь отчаянный поступок. Я не знаю, что можно для неё сделать.

– Какова основная изначальная природа её несчастья? – спросил я. – Что она говорит, что является причиной?

– Она не говорила ничего особенного, то есть, у неё нет никакой болезни, и она не теряла любимого человека, ничего такого.

Не вся чёрная безысходность создаётся одинаково. Если депрессия является прямым результатом какой-то болезни или несчастья, то есть человек не в состоянии ясно мыслить, тогда мой ответ будет таким же, но менее оптимистичным, поскольку это означало бы, что эта его подруга впряглась по полной в свою телегу, и должна будет тащить её до самого конца. Это лишь моё мнение, не более авторитетное, чем чьё-либо ещё, но я понимаю, что в парке множество развлечений, не все из них весёлые, и вы не сможете сойти, пока карусель совсем не остановится. Только по доброй воле. Вы можете выпрыгнуть на средине пути, но то, что заставило вас залезть сюда в первый раз, возможно, заставит залезть вновь.

Любой, кто желает поставить вопрос о свободе воли или предопределении, должен, как всегда начать с более внимательного рассмотрения вопроса. Нет никакой возможности свободной воли – просто определив её, мы сможем увидеть её как нонсенс. Поэтому реальный вопрос может стоять так: имеем ли мы какую-либо волю? Можем ли мы выбрать оказывать или не оказывать влияние на что-либо? Обладаем ли мы хоть каким-то количеством контроля? Либо у нас вообще нет никакой воли, либо какая-то всё же есть, вот в чём вопрос. Единственным аргументом в пользу первого является отсутствие аргументов против второго. В конечном итоге, не существует возможного ответа, и сам вопрос распадается при внимательном исследовании. Так же, как и все вопросы.

Всё распадается при внимательном исследовании.

Остаётся надеяться, что подруга Барри находится в рациональной депрессии. Этого мы касались в "Прескверной штуке". Когда у кого-то нет надежды потому, что он не видит причин для неё, тогда надежда есть. Мне пришёл в голову вопрос.

– Где она живёт? – я спросил Барри.

– В Бруклине, – ответил он мрачно. – Мы не часто видимся. Ей трудно передвигаться. Мы в основном переписываемся по интернету или разговариваем по телефону.

Интересно, прикована ли она к коляске, как Барри. Если тебе трудно передвигаться, Бруклин и Квинс могут быть в разных частях света.

– Она умна? – спросил я.

– Очень.

– Христианка?

– Да, католичка.

Обычно я ожидаю, что в подобной ситуации продолжительного отчаяния человек, в конце концов, разрушится и сгорит, а затем восстанет из пепла как феникс. Христианство в основном способствует такой трансформации смерти-перерождения, но католики, на моём опыте, даже бывшие католики, более склонны застревать в этом отчаянии и оставаться там.

Рациональная депрессия это не дефект и не заболевание, это совершенно нормальная реакция на те обстоятельства, в которых мы находимся. У нас нет будущего, нет стержня, нет смысла – как тут не впасть в депрессию? Это не глубокомысленный поиск непостижимой души – полный и точный расчет человеческой жизни можно сделать за чашкой кофе во время обеденного перерыва. С логической точки зрения единственным непреодолимым аргументом против самоубийства является то, что неудача может обернуться тысячью долларами штрафа и шестью месяцами тюрьмы. Некоторые нашли личных спасителей, но трюк со спасителями в том, что к ним нельзя слишком пристально приглядываться – они спасают вас, а кто спасает их? Даже долгосрочное решение, которое можно придумать, что называют раем, начинает казаться довольно глупым, если вы подумаете над ним, ну, хотя бы две минуты. Трюк в том, чтобы не думать, не смотреть самостоятельно, не видеть очевидного, но мы не можем обманывать себя вечно, как стало ясно подруге Барри.

Депрессия это страх, лишённый надежды. Она возникает, когда мы обнаруживаем, что то, что, как мы думали, принадлежит нам, никогда не могло нам принадлежать. Несчастье это когда мы беспокоимся, что у нас чего-то не будет, депрессия это когда мы осознаём, что у нас этого не будет никогда, а свобода это когда мы осознаём, что ничто нам не принадлежит и не может принадлежать, и поэтому у нас ничего никогда не будет.