Мы поможем в написании ваших работ!
ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
|
Это им совсем не понравилось.
Содержание книги
- Именно так: я ненавижу Лос-Анджелес, и Лос-Анджелес ненавидит меня.
- Я заметил, что Генри всё ещё говорил.
- Я сидел за столом и пытался казаться заинтересованным в разговорах вокруг меня. Я пил воду из бутылки, У кристины в бокале был шипучий сидр. Все остальные пили и обсуждали вино.
- Разговор смолк, и все глаза обернулись ко мне.
- Это им совсем не понравилось.
- Несколько минут он молчал. Я наслаждался видом, А он – косяком и пивом.
- Я рассмеялся, потому что так оно и было, и мы отъехали.
- Ахаб отвёл Старбока в сторону и сказал:
- И Да, Эта книга представляет некоторый интерес.
- Как мы увидим далее, она не всегда была так разумна и внимательна.
- Она продолжала в том же духе ещё дюжину абзацев. Раздражённая, растерянная, извиняющаяся, обманутая, ещё раздражённее.
- Мне неинтересны абстракции, которыми ты бросаешься. Есть ли что-нибудь за абстракциями.
- Я указал на свободный стул, и он сел.
- Я рассмеялся, Потому что это Именно То, на что это похоже.
- Я дал ему подумать над этим. Он быстро сообразил.
- Она сделала паузу, и я заметил, что она становится слегка возбуждённой.
- Несколько мгновений она пристально смотрела на меня, чтобы понять, серьёзно ли я говорю. Наконец, она медленно заговорила.
- Поэтому отпусти меня, и иди своей дорогой.
- Каждый шаг это гора. Таков путь.
- Герман Мелвилл и уолт Уитмен родились с разницей в два месяца и умерли семьдесят три года спустя, с разницей в шесть месяцев. Это наводит на размышления, хотя не знаю, о чём.
- Наверное, я вздремнул на несколько минут. Когда Кертис заговорил, я открыл глаза, и увидел, что взошла луна, птицы сели, А лодки причалили.
- Он исчез, и оставил меня в испуге, поскольку я знал, знал Точно, что всё, что он сказал – Правда.
- Следующие пункты верны как для Ахаба, так и для индивидуума, сделавшего первый Шаг и шагающего по пути к пробуждению – архетипа Освобождения:
- Различий между капитаном ахабом и индивидуумом, который сделал первый Шаг и запущен по траектории пробуждения, немного. Я заметил только одно упущение, достойное упоминания: бурный восторг.
- Похоже, он не понял, о чём я спрашивал.
- Чему все так радуются. Кертис улыбался мне. Я сердито посмотрел в ответ, но, вероятно, мне это не удалось, поскольку его улыбка только расширилась.
- Они зааплодировали. Мои руки автоматически стали хлопать, но я приказал им сидеть тихо. Где я ошибся. Вселенная пошла на меня войной. Моя очередь говорить привет. Я начал сползать со стула.
- Где бы я ни плыл, я оставляю за собой белый мутный след – бледные воды, щёки ещё бледнее; ревнивые волны по бокам вздымаются, чтобы поглотить мой след – пусть, но прежде я пройду.
- Минутой позже он ввёл говинду через французские двери. Говинда начал говорить, но я прервал его.
- Некоторое время мы шли молча.
- То, что отделяет вас, что изолирует вас, это ваши мысли – они создают границы, рамки. А там, где нет границ, там безграничность, беспредельность.
- Лжи не существует, реальность никогда не прекращала быть . Что ещё можно сказать.
- Теперь, час спустя, Кертис стоял передо мной и отвечал на мой вопрос.
- Остальные части группы снова начали собираться вокруг нас, и я заметил, что уже скорее обращаюсь ко всей аудитории, чем просто принимаю участие в разговоре.
- Для меня не имело значения, существовала ли та подруга в действительности, или он говорил о себе как о женщине, но по мере продолжения разговора становилось очевидным, что она реальна.
- Наши жизни не наши собственные, так что же.
- Никто не возражал, и я продолжил.
- Я указал на здание, в котором мы находились.
- Я указал на стремительно поднимающуюся вверх линию.
- Ответа не было, поэтому я продолжал.
- Ладно, пусть это поэтическая Фигня, но это Правда, и Чёрт с ней.
- Я буду петь эту песню всю жизнь, пока не упаду замертво – слушает меня кто-нибудь или нет, для меня совсем не важно.
- Ваш учитель должен уйти, не имеет значения, кто он. То, что Вы читаете, это Именно То, отчего Вы должны освободиться.
- Тот лучший моряк, кто может рулить всего в нескольких румбах ветра, и извлекать движущую силу из огромнейших препятствий.
- Несмотря на сильный внутренний контраст, который снаружи выражался лишь в оттенках и намёках, две стихии казались одним – и только пол был единственным различием между ними.
- Но Ахаб отвёл взгляд; словно больная яблоня он весь затрясся и сбросил последний, высохший плод на землю.
- Вот оно. Она поняла, только ещё не знает.
- Она подняла голову и увидела меня.
- Она посмотрела на жёлтый блокнот и покачала головой.
- Я улыбнулся, но она не могла видеть этого, поскольку я сидел за пределами лужицы света от настольной лампы. Хотя, вобщем-то, она говорила не со мной.
– Я, в общем-то, не имею в виду нас, сидящих за этим столом, – продолжал я, – потому что это всё тоже налёт. Эти радостные, сытые люди всего лишь хрупкая вуаль сознания, накинутая сверху животных, и она не устоит даже против минимального дискомфорта.
Все смотрели вниз и по сторонам, и у меня было такое чувство, что они все как один сейчас встанут и поставят меня на место.
– То, кем мы себя считаем, можно просто взять и выбросить, – я махнул рукой. – Сейчас, сытые, когда нам ничто не угрожает, мы можем позволить себе роскошь вести себя как аристократы, а нацисты и бандиты это кто-то другой, но это не так. Они это мы, на расстоянии толщины вуали. Нет плохих и хороших людей. Люди есть люди, все одинаковые, разные лишь обстоятельства.
Я вздохнул и дал всему этому впитаться. Потом встал и стал шагать, продолжая свою обличительную речь, отчасти для движения энергии, отчасти для того, чтобы никто не принял это за разговор. Они притихли, наблюдая спектакль. Может, это слова, может какая-то сила, а может просто зрелище заставляло их внимательно следить за мной. Никто не взбалтывал и не нюхал. Никто не смотрел чопорно или искоса. Генри положительно сиял от восторга. Он получил своё шоу.
Я схватил морковку и откусил её.
– Это могло стать процессом смерти-перерождения, но в планетарном масштабе. Очень интересно пофантазировать об этом. Всё эгоистическое общество сгорит до тла. Последуют годы хаоса и анархии, но потом что-то поднимется из пепла. Что? Возможно, ещё одно эгоистическое общество, родившееся из могущества, а не из правил, не из протухшего страха, а может, и нет. Может, что-то ещё. Рай на земле, а? Вернёмся все в сад, как вы думаете? Этот процесс должен быть пройден индивидуумом, а почему бы не целым обществом? Сначала будет что-то наподобие невообразимого кошмара, а после – неожиданное счастье. Смерть и перерождение западной цивилизации. Революция человеческой эволюции. Круто, правда?
Генри, похоже, думал так же; другие были не так уверены. Вот так резко ворваться и увести разговор я могу также легко, как запустить воздушный шарик. Я просто вывожу предмет на более интересный уровень и показываю всем, как это выглядит оттуда. Вам покажется, что люди могут обидеться, но я не останавливаюсь на этом, и их изначальная реакция быстро утихает, поскольку они видят, что разговор выливается во что-то другое, и они включаются.
– Я в чём-нибудь не прав? – спросил я и посмотрел на каждого из них. – Развал служб и инфраструктуры коснётся вас, но я лишь говорю, что это может быть хорошо. Развлечение. Пусть всё сгорит, – я взмахнул морковкой, обозначая западную цивилизацию, – то есть, а почему нет? Ведь это всё равно никуда не направлено, разве не так? Ещё одна утомительная история. Смерть и перерождение, а? Разве есть другой путь?
Я огляделся. Все молчали.
– А теперь сравните это со своими скучными маленькими жизнями, которые вы проживаете в полусне. Чем вы на самом деле занимаетесь? Ползёте к раку, болезни сердца и длительной агонизирующей смерти. Я не прав? О, одному или двоим из вас повезёт, и они умрут в автокатастрофе, или во сне от сердечного приступа, или погибнут от рук своего супруга, но это лучшее, на что вы можете рассчитывать. Никто из вас не выглядит достаточно независимым, чтобы совершить самоубийство. Сравните эту весёлую перспективу с самым худшим из своих сценариев. Конечно, вы возможно долго не проживёте, но как! Мир в огне! Но вы вовсе не хотите этого, так как – что? Полагаю, у вас тут происходит что-то более важное. Например? Ваши планы? Карьеры? Ваше будущее? Ваши дети? Ваши дети это лишь менее развитые версии вас, и надежды вырваться из замкнутого круга отрицания у них не больше вашего. А если и больше, это не может служить причиной. Единственная причина это страх. Ваш страх порождает отрицание и уютную, ограниченную иллюзию постоянства и целостности. Посмотрите на себя, собираясь вместе, вы поддерживаете друг в друге фантазии о своём имидже и рассказываете страшные истории о том, как большой страшный волк дунет, плюнет и сдует весь ваш мир. "Ах, мы только что избежали пули", – говорите вы, но то, чего вы действительно избегаете, это ваши собственные жизни. Простите за надоедливость. У вас есть торт?
Я вышел на кухню, нашёл кофе и тирамису и вытащил всё это на палубу. Оказалось, кофе был с приправами, и я вышвырнул его за борт. Теперь не было надобности в тирамису. Я окинул взглядом далёкие холмы и подумал, отчего это остальные так не похожи на меня.
Глупо было с моей стороны заводить обвинительную речь против этих милых людей среднего класса и их безвредных среднего класса жизней, но скука заставляет меня совершать глупости. Это одна из ловушек, заставляющих выходить в мир. Меня затянуло в болото людского дерьма. Я ничего не имею против людей и их дерьма, просто я не подхожу для того, чтобы быть затянутым туда. Наверное, я мог бы просидеть здесь весь вечер, страдая от унизительного кивания и симулирования интереса к вину, машинам, политике и другим стόящим вещам, вероятно даже время от времени вставляя бессмысленные реплики, но, кажется, времена моей терпимости уже позади. И вообще, разве кому-то есть дело до того, что я говорю? Поэтому я могу говорить откровенно. Во всяком случае, этот вечер запомнится.
|