П.А. Вяземский – литературный критик «пушкинского круга».

Вяземский — яркий представитель складывавшейся в России журнально-литературной культуры. К Вяземскому обращен призыв Пушкина применить свой ум и талант на поприще русской словесности: «Предприми постоянный труд, пиши в тишине самовластия, образуй наш метафизический язык, зарожденный в твоих письмах, — а там что бог даст. Люди, которые умеют читать и писать, скоро будут нужны в России», — увещевает Вяземского Пушкин в письме от 1 сентября 1822 г. В Вяземском счастливо соединились, говоря словами Пушкина, возвышенный ум и «простодушие с язвительной улыбкой», а также способность «оригинально выражать мысли» — редкая, по замечанию поэта.

Свою философию культуры Вяземский строил в виде эстетической теории литературы. Он создал оригинальную типологию литературы, различая два явления словесного творчества в истории культуры, понимая культуру как плод духовного и интеллектуального развития народов. Первая литература, по Вяземскому, — литература мысли и чувства, выражаемая в даре слова, она «для народа то, что дар слова для человека: то, чем передает он себя ближним и потомству; то, чем он человек, то есть существо мыслящее и чувствующее. Человек без сего способа выражать себя и народ, не имеющий сей литературы, существа неполные, не достигающие цели бытия своего» (Касаткина (ред.), 1988: 26).

 

Вторая литература есть искусство изящного, она находится «в разряде вспомогательных, уже благоприобретенных способностей, коими ум человеческий прихотливо выражает мысль свою, коими народ образующийся честолюбиво знаменует успехи свои на поприще гражданственности и умственного усовершенствования» (Там же). Литературные опыты Ломоносова, Державина, Карамзина, Дмитриева, Озерова, Крылова, Жуковского и Пушкина Вяземский относит ко второму типу литературы, признавая, что пока в первом явлении словесной культуры «русское общество не выразилось литературою».

 

Творчество Вяземского декабристского периода отличалось ярко выраженным вольнолюбием, воспеванием народов, борющихся за независимость, восхвалением личного протеста против угнетения, прославлением романтической свободы и раскрепощения личности. Все это иногда приобретало характер политической апологии. Так, он писал: «Провалитесь вы, классики, с классическим вашим деспотизмом. Мир начинает узнавать, что не народы для царей, а цари для народов. Пора и вам узнать, что не читатель для писателя, а писатель для читателя». В суждениях Вяземского о литературе нередко звучали политические мотивы. Он одним из первых осознал важность национального своеобразия литературы, ввёл в литературоведение и критику термин «народность».

Вяземский впервые в русской критике употребил термин народность - сначала в письме к А. И. Тургеневу от 22 ноября 1819 года, а затем специально с теоретическим истолкованием его в предисловии к пушкинскому «Бахчисарайскому фонтану» в 1824 году.

Как и декабристы, Вяземский обратил внимание на необходимость разграничения понятий народность и национальность. В том же 1824 году в одной из заметок по поводу полемики вокруг «Бахчисарайского фонтана» в «Дамском журнале» (№8) Вяземский высказал мнение, что «у нас слово народный отвечает одно двум французским словам «populaire» и «national». Это полезное разграничение Вяземского не было забыто русской критикой и получило впоследствии четкое обоснование. Но Вяземский ограничился чисто филологическим указанием на двоякий смысл слова народность, а декабристы подходили к его отграничению от слова национальность, подчеркивая демократическое содержание понятия народности как выражение самобытности, которая в наиболее чистом виде запечатлена в народной поэзии. Но декабристы также до конца это разграничение понятий не довели.

 

Эстетическая программа Вяземского базировалась на русской версии модерна, которая использовала универсальное «лекало» эпохи Просвещения, ее идеи, ценности, язык художественного и философского самоописания и предъявила изумленной Европе классические по своему художественному совершенству и идейному содержанию опыты творчества с национальной тематикой и на национальном языке, обогащая историю христианской цивилизации Запада и Востока. Показателен пассаж Вяземского, заметившего, что история русского литературного языка тесно связана с эстетическими свойствами и конструктивно-логическими возможностями французского: «Замечательно, что три наши правильнейшие и лучшие прозаики, Карамзин, Жуковский и Пушкин, писали почти так же свободно на французском, как и на своем языке. Следовательно, галлолюбие или французомания не враждебны правильному развитию русской речи» [Вяземский 2003, 476–477].  

    

Действительно, концептуальным ядром эстетической программы Вяземского стал язык как форма выражения мысли. Недаром к умному и рефлексирующему Вяземскому обращен призыв Пушкина применить свой талант на поприще русской словесности: «Предприми постоянный труд, пиши в тишине самовластия, образуй наш метафизический язык, зарожденный в твоих письмах, – а там что бог даст. Люди, которые умеют читать и писать, скоро будут нужны в России», – увещевает Вяземского Пушкин в письме от 1 сентября 1822 года [Пушкин 1977–1979 Х, 36]. Для общественного служения творчеством в Вяземском счастливо соединяются возвышенный ум, непредвзятость суждений, простодушие в сочетании с иронией. Обладатель этих даров судьбы, Вяземский, обладает редкой способностью «оригинально выражать мысли» [Пушкин 1977–1979 VII, 47].

Еще один структурный элемент эстетической программы Вяземского – это историзм как принцип творческого национального самосознания. Литература как история культуры и история как большой жанр литературы – очень точно подмеченная Гоголем черта художественного мышления Вяземского. Именно такую роль в жизни общества поэт и критик отводит литературе, рассуждая о ней в своем труде «Фон-Визин». Тезис Вяземского о том, что «История литературы народа должна быть вместе историею и его общежития» [Касаткина (ред.) 1988, 26] является основополагающим в его эстетической программе и проясняет представления о существе истории и культурного просвещения. Только в соединении с историей литература может иметь «…для нас нравственное достоинство и поучительную занимательность. Если на литературе …не отражаются мнения, страсти, оттенки, самые предрассудки современного обществу; если общество, предстоящее наблюдению вашему, чуждо господству и влиянию современной литературы, то можете заключить безошибочно, что в эпохе, изучаемой вами, нет литературы истинной, живой, которая не без причины названа выражением общества».