Образ новой женщины в романе «Миддлмарч»

 

Новая женщина – это начало феминизма, так что говорить надо собственно о феминистских чертах героинь) «Новая женщина» в романе одна – Доротея Брук. Остальные – довольно традиционные образы. Объема не пугайтесь – здесь и о феминизме в романах того времени в общем. Это и для «Джейн Эйр» может пригодиться)

 

Феминизм и женское движение в XIX - начале XX вв. стали одной из идеологий, привлекавших внимание не только политиков или экономистов, но и тех людей, которые определяли тенденции культурного и интеллектуального развития Британии и которые так или иначе должны были обозначить свое собственное отношение к идее равноправия мужчин и женщин. "Женский вопрос" в интеллектуальных кругах викторианской Англии стал одним из наиболее обсуждаемых. Расцвет "женской литературы" в Британии XVIII-XIX вв. достаточно ярко демонстрирует процесс осмысления британскими интеллектуалками своих прав, привилегий, равно как и ограничений, наложенных на их судьбу принадлежностью к "слабому полу". Следует отметить, что осмысление это состояло из несколько пластов: с одной стороны, отношение к женскому вопросу выражалось в непосредственном поведении той или иной романистки в ее реальной жизни; с другой - проектировалось на сюжеты, проблематику и образы героинь произведений, написанных женщинами. 
 В каждом конкретном случае степень радикальности решения женского вопроса в реальной жизни писательниц и в их литературных произведениях была разной, однако во многом степень эта определялась политическим и культурным контекстом той эпохи, в которой жили и творили английские романистки.

Постепенно стала проявляться заинтересованность английских женщин в событиях жизни социальной, выходящей за рамки только домашних проблем, начался процесс пробуждения женского сознания. В результате уже к середине XIX в. "в сотнях газетных и журнальных статей, письмах к издателю, лекциях и научных исследованиях, парламентских дебатах и юридических делах, руководствах по поведению, частных письмах мужчин и женщин всех классов (начиная с королевы Виктории), романах, поэмах и пьесах, карикатурах и картинах Королевской Академии представители среднего класса обсуждали и спорили о том, что они назвали "Женским Вопросом"". Однако даже это обсуждение в большинстве случаев не выходило за рамки общепринятой концепции "женственной женщины", по рождению и предназначению отличающейся от мужчины, поэтому лишь немногие британки решались преодолеть границы викторианской морали и отказаться от сложившегося идеала феминности.

Многие феминистки причисляют Джордж Элиот к тем, кто стоит у истоков женского движения в Британии. Действительно, известно, что в 1856 г. романистка подписала петицию в поддержку права замужних женщин владеть собственностью (добавив при этом параграф, касающийся необходимости защитить мужей от долгов их жен); среди ее близких подруг были многие активистки суфражистского движения (например, Барбара Лей Бодишон). Однако, как и в случае с Остен, необходимо оговорить, что писательница не поддерживала политических требований феминизма, а возлагала надежды на повышение образованности и культуры общества в целом. В письме 1852 г. она утверждала, что "…наделение женщин избирательным правом - это только раболепный прогресс", поскольку может лишь продемонстрировать, что якобы "женщина не заслужила лучшей участи, чем мужчины могут ей дать". В отличие от идеи предоставления женщинам права голоса, которую Элиот определяла как "чрезвычайно сомнительное благо", реформа образования казалась ей ключом к улучшению положения женщин в обществе: "…женское образование - одна из целей, по поводу которой у меня нет сомнений".
 Элиот вообще выступала против немедленных законодательных реформ, поскольку воспринимала общество как живущий организм, в котором возможны лишь медленные изменения. Поэтому образование и оказывается у нее альтернативой праву голоса, наилучшим способом изменить положение представительниц "слабого пола". 
 Уважение, с которым к Мэри Энн Эванс относятся феминистки, связано прежде всего с перипетиями личной судьбы романистки, открыто бросившей вызов пуританской морали викторианской Англии и жившей в гражданском браке с философом, психологом и эстетиком Джорджем Генри Льюисом, уже состоявшим в браке и не имевшим права, в соответствии с английскими законами, его расторгнуть. В этом плане творчество Элиот оказывается, по мнению многих исследователей, гораздо более консервативным, чем ее личная история: героини ее произведений не мыслят свою жизнь вне рамок морали, поэтому реализация их лучших качеств всегда связана с успешным браком. Не случайно поэтому героини Элиот сталкиваются с ситуацией, когда происходит столкновение между их внутренней силой и интеллектом и ограниченностью общества, не способного найти их талантам достойное применение. Наиболее ярко этот конфликт проявляется в главном образе романа "Мидлмарч" - Доротее Брук. 
 Доротея, "занятая судьбами рода человеческого, видевшимися ей в озарении христианской веры…", - это еще один пример высоко образованной и независимо мыслящей героини; она знает наизусть множество отрывков из "Мыслей о религии и о некоторых других вопросах" французского философа Паскаля Блеза, знакома с трудами английского богослова Джереми Тейлора. В этом плане она отличается от другой героини романа - Розамонды Винси. Это (Розамонда), безусловно, иронический образ, призванный показать, как девушка из среды не очень крупной буржуазии стремится стать настоящей леди: она "была прилежна и … с особым усердием писала акварелью пейзажи и портреты писательниц, упражнялась на фортепиано и с утра до ночи вела себя в точном согласии со своими представлениями о том, какой должна быть истинная леди… Она находила время читать самые лучшие романы, а также и не самые лучшие, и знать наизусть множество стихов.

Доротея, читающая книги совсем другого рода, предстает перед читателями как героиня, вызывающая уважение своей искренностью и сосредоточенностью на подлинном самосовершенствовании. Перед замужеством Доротея задается вопросами о своем предназначении: "Ее так давно угнетало ощущение неопределенности, в котором, словно в густом летнем тумане, терялось ее упорное желание найти для своей жизни наилучшее применение. Что она может сделать? Чем ей следует заняться? Хотя она еще только переступила порог юности, но ее живую совесть и духовную жажду не удовлетворяли предназначенные для девиц наставления, которые можно уподобить пискливым рассуждениям словоохотливой мыши". Автор романа размышляет о проявлениях в поступках Доротеи "натуры увлекающейся, умозрительной и логичной" и объясняет ее решение выйти замуж за мистера Кейсобона, человека старше ее лет, тем, что "супружество манило ее как избавление от ярма девического невежества, как свободное и добровольное подчинение мудрому проводнику, который поведет ее по величественнейшему из путей". Конечно, в этих размышлениях героини сквозит юность и наивность, однако в то же время Доротея, решившись на брак с Кейсобоном, демонстрирует верность своим принципам. Этот брак оказывается неудачным, и Доротея сталкивается с еще одной ситуацией нелегкого выбора, перед которым ставит ее Элиот: выбрать любовь и выйти замуж за необеспеченного Уилла Ладислава или сохранить наследство покойного мужа. Доротея выбирает любовь и тем самым снова поступает вопреки ожиданиям общества. При этом интересно, что если Доротея, будучи верной своим чувствам и принципам, обретает себя в счастливом замужестве, то Розамонда Винси "наказывается" автором романа за свою ограниченность несчастливым браком. 
 В то же время удел Доротеи не кажется полностью безоблачным; во всяком случае, Элиот заставляет читателя задуматься над тем, что замужняя жизнь ее героини "протекала в постоянных благодетельных хлопотах, которые пришли к ней сами, без тревожных поисков и сомнений". Автор произведения пишет о Доротее в финале романа: "Многие знавшие ее сожалели, что столь исключительная личность целиком подчинила себя жизни другого человека и известна немногим - просто как жена и мать". Именно такая судьба, предложенная романисткой одной из своих наиболее ярких героинь, стала предметом спора относительно феминизма Элиот. Многие активистки и теоретики женского движения второй волны в 1960-1970-х гг., в частности, Кейт Миллет, критиковали Элиот за неспособность предложить своим героиням более позитивную судьбу, чем брак с достойным человеком. В этом плане они даже рассуждали о "предательстве" Элиот феминистских ценностей. Однако вскоре феминистские критики отказались от столь радикальной оценки творчества крупнейшей английской романистки XIX в., поскольку, действительно, для викторианской эпохи героини Элиот были более чем независимы и неординарны.