Далеко не такая хорошая, как хотелось бы. Мы запросим портсмут и узнаем,

смогут ли они снабдить нас..." Портсмут, конечно, сразу же отозвался на их

Просьбу.

В то же время они встали в оборонительную позицию. Они гордо заявили

мне, что изобрели бумагу, на которой невозможно сделать "невидимую" тайную

Запись. Эту бумагу продавали во всех почтовых отделениях, и письма,

Написанные на ней, можно было не подвергать никаким испытаниям. Эта бумага

Стала очень популярной, так как письма не задерживались цензурой. Это была

Обычная почтовая бумага, на которой были отпечатаны частые параллельные

Линии, розовые, зеленые и голубые. Красная краска разводилась в воде,

Зеленая в спирту, а голубая в бензине. На глаз бумага казалась серой. Так

Как практически любая жидкость, в которой растворены невидимые чернила,

Относится к одному из этих трех классов, одна из цветных линий растворится в

Бесцветной жидкости, стекающей с пера, и появятся следы надписи. Я вспомнил,

Что несколько лет назад обнаружил, что китайские белила получаются черными,

как уголь, на фотографиях, сделанных в ультрафиолетовых лучах, и сказал:

"Предположим, что я написал бы на ней тонкой палочкой китайскими белилами --

Тогда ни одна из линий не растворится, и все же надпись можно будет

прочесть, если сфотографировать бумагу".

"О, нет, -- ответили они. -- Вы можете писать на ней даже зубочисткой

Или стеклянной палочкой без всякой краски. Цветные линии вделаны слегка

мягкими или "липкими", так что они смажутся, и получатся темно-серые буквы.

Вот вам стеклянная палочка -- попробуйте сами!"

Я попытался сделать невидимую запись - мне это не удалось. Но все же я

Был уверен, что мне удастся это сделать каким-нибудь способом. На меня нашло

вдохновение, и я сказал:

"И все-таки я думаю, что побью вас, если вы дадите мне попробовать еще

раз!"

"Невозможно! -- сказали они. -- Мы уже испробовали все средства сами".

Я сказал: "Хорошо. Все же я попытаюсь. Принесите мне резиновый штамп и

немного вазелина". Мне принесли большой, гладкий чистый штамп военной

Цензуры. Я натер его вазелином, затем как следует вытер платком, пока он не

Перестал оставлять следы на бумаге. Затем я плотно прижал его к

"шпионоупорной" бумаге, не давая соскальзывать в сторону.

"Можете ли вы обнаружить здесь надпись?" -- спросил я.

Они испытали бумагу а отраженном и поляризованном свете и

сказали:"Здесь ничего нет".

"Тогда давайте осветим ее ультрафиолетовыми лучами". Мы взяли ее в

Кабинку и положили перед моим черным окошечком. На бумаге яркими голубыми

Буквами, как будто к ней приложили штамп, намазанный чернилами, светились

слова: " Секретных надписей нет ".

Профессор Вуд, теперь -- в штатском и с пропуском с отметкой "Честный и

преданный" в кармане, снова начал путешествовать по полям сражений,

Выискивая, не найдутся ли где-нибудь немецкие сигнальные аппараты. Он начал

свое путешествие в армейском "Кадильяке" с лейтенантом Винчестером и Дайком

Из Американского посольства. Они ходили по траншеям и блиндажам, но

Единственный немецкий сигнальный прибор, который они нашли, были примитивные

Лампы с приспособлением для сужения пучка света, сделанные из старых медных

Орудийных гильз, со свечкой на дне и узкой щелью в боку. О своих последних

днях в Европе после войны Вуд пишет:

"Перед отъездом из Парижа меня попросили прочесть в Сорбонне, лекцию с

демонстрациями. Война кончилась, и теперь "все можно было рассказать".

Лекция происходила 18 мая в большом зале, перед аудиторией больше чем из

Двухсот человек, состоявшей из физиков и армейских офицеров, некоторые из

Них -- с дамами. Затемнив зал и включив очень сильную ультрафиолетовую

лампу, я залил зал тем, что французы называли Lumiere Wood ("свет Вуда"),