Каково быть матерью гиперактивного ребенка

По моему глубокому убеждению, самый «трудный» детский возраст — вовсе не пере­ходный, а от года до двух-двух с половиной, когда малыши уже бегают, повсюду залезают, но соображения у них еще маловато. Голова явно не поспевает за руками и ногами. Боль­шинство детей этого возраста находится в по­стоянном движении, а матери — в вечном на­пряжении. Чуть ребенок затихнет, значит, жди подвоха.

Но годам к трем ребенок обычно успокаива­ется, становится разумней, и мать может не­много расслабиться.

Матери гиперактивных детей (по американ­ским данным мальчики страдают этим при­мерно в 4 раза чаще, чем девочки) и после трех лет не могут расслабиться ни на мину­ту. Это, конечно, безумно тяжело. Я всего один день (вернее, вечер) побыла на месте та­кой женщины и на всю жизнь запомнила свою усталость и отчаяние.

В три года моему младшему сыну сделали небольшую операцию, и он сутки вынужден был оставаться в постели. Когда ему разреши­ли встать, он сделался неуправляемым. На­сколько я понимаю, так подействовали на него пережитое потрясение и вынужденная неподвижность. Никого не слыша и не видя, Феликс с быстротой звука носился по коридо­ру, и лицо его, обычно лукавое и смышленое, напоминало застывшую маску. Мне стало страшно. Я подхватила его на руки. Он выры­вался, отбиваясь руками и ногами, и, по-мое­му, не узнавал никого вокруг. Врач еще утром предупредил меня, что бегать ребенку нельзя, поэтому я держала Феликса изо всех сил и пыталась отвлечь. Сколько продолжалась наша борьба, я не помню. Помню только, что когда он наконец затих, я была совершенно измоча­лена. Феликс спал, а я с тоской думала: «Не­ужели завтра это повторится снова?»

К счастью, наутро его расторможенность исчезла, как наваждение.

Так что когда я слышу от учителей или психологов нелестные комментарии в адрес матери гиперактивного ребенка (дескать, она безучастна, клуша какая-то, или, наоборот, шагу ему ступить не дает, подавляет), мне хочется сказать: «Неизвестно, как бы вы вели себя на ее месте. Вполне возможно, сошли бы с ума от напряжения».

В зависимости от особенностей своей психи­ки матери реагируют на постоянный стресс по-разному. У одной включается защитное тор­можение. «Конь-огонь» на голове будет стоять, а ее это вроде бы не касается, хотя в глубине души она будет сгорать со стыда. Вторая, на­оборот, все время начеку, контролирует каж­дый шаг неистового чада, досадует, нервнича­ет, передает ему свою нервозность... Конечно, оба стиля поведения неправильны, неконст­руктивны, но мне кажется, прежде всего этих женщин следует пожалеть. Жизнь с ребенком, которого приходится поминутно снимать то со шкафа, то с люстры, — тяжелое испытание.

Когда матери стыдятся буйства сыновей или дочерей, окружающими это подчас вос­принимается как знак нелюбви. А по-моему, наоборот, это свидетельствует в их пользу. Гораздо хуже, когда мать во всем оправдыва­ет ребенка, обвиняя других родственников, соседей, воспитателей, учителей в жестокости, нетерпимости, негуманности и прочее. (Дес­кать, у нас страна такая, все злые, как соба­ки, друг друга ненавидят, глотку готовы пе­регрызть.) Это значит, что мать тоже неадек­ватно воспринимает ситуацию, у нее тоже рас­шатаны или вовсе отсутствуют понятия о нор­мах поведения, и служить своему ребенку опорой она не может. В таком случае коррек­ция детского поведения существенно затруд­няется. Кроме того, внушая ребенку, что мир ему враждебен, мать сеет в нем дополнитель­ные страхи. А гиперактивные дети и без того очень тревожны, хотя неискушенному челове­ку может показаться, что они абсолютно бес­страшны, «без комплексов».

Особенно тяжело приходится женщинам ак­куратным, в которых нет ни тени богемности. Они любят порядок и уют, а в их квартире с утра до ночи бушует стихия.

Оптимальный вариант — когда мама безо­говорочно принимает больного ребенка, безза­ветно любит его, но проявляет при этом ЛАС­КОВУЮ СТРОГОСТЬ. И об этом имеет смысл поговорить поподробней.