Нельзя перескакивать через ступеньки

Любой психолог знает, что ребенок в своем развитии проходит разные этапы или стадии. Сперва его мышление бывает наглядно-дейст­венным: осваивая мир, он воспринимает его через те или иные действия. Например, тарел­ка — это то, из чего едят суп или кашу. При­мерно к двум годам появляется наглядно-образ­ное мышление: взяв палочку, малыш уже мо­жет представить себе, что это ложка, и совер­шать ею нужные действия: кормить плюшево­го мишку и т. п. И в два, и в три года дет­ское мышление еще очень конкретно, абстрак­тные категории становятся доступными позже. Начатки логического мышления возникают при нормальном развитии к концу дошкольного пе­риода, а окончательно этот тип мышления фор­мируется в подростковом возрасте.

Если же раньше времени пытаться развить то, до чего ребенок еще объективно не дорос, происходят серьезные деформации. Когда речь идет о физическом здоровье, это более или менее понятно. Никакой здравомыслящий ро­дитель, как бы ему ни хотелось вырастить ребенка настоящим мужчиной, не будет на­вьючивать на дошколенка мешок с картошкой, прекрасно понимая, что бедняга надорвется. Но, когда речь идет о вещах нематериальных, которые нельзя увидеть или пощупать, здра­вомыслие порой нам отказывает.

«Преждевременная интеллектуальная трени­ровка ведет к перенапряжению структур моз­га, — утверждает крупнейший детский пси­хиатр Галина Вячеславовна Козловская. — Это чрезмерная нагрузка на левое полушарие, височные области и лоб. В результате, лишая ребенка возможности проходить нормальные этапы развития, его на всю жизнь делают ущербным. Психика его расшатывается, и впоследствии он будет плохо развиваться».

То есть цель вырастить интеллектуала, ра­ди которой ребенка зачастую лишают детства, достигнута не будет, и логическое мышление, которое преждевременно пытались развить, в результате не разовьется даже до нормально­го уровня. Именно это и наблюдают сейчас педагоги, изумляясь тому, что вроде бы эру­дированные, натасканные старшеклассники неспособны к обобщениям, логическому пере­носу, мыслят шаблонно, изъясняются готовы­ми клише.

Гибкость мышления, свойственная юности, у них отсутствует. Они с таким упорством цепляются за стереотипы, как будто им не пятнадцать, а семьдесят пять, когда человеку действительно бывает не под силу (и то обыч­но при не очень тренированном уме!) отказать­ся от своих закоснелых представлений.

Но это достаточно отдаленные последствия, которые проявятся лишь в подростково-юно­шеском возрасте. А какие отклонения замет­ны раньше?

 

Дети не умеют играть

Ребенок не умеет играть. Еще недавно это ка­залось странным. Как?! Неужели кого-то надо учить играть? Да такого быть не может, ведь игра — неотъемлемая часть детской жизни, детей хлебом не корми — дай поиграть! И действительно, раньше отсутствие интереса к играм встречалось только у детей с очень се­рьезным повреждением психики (например, при глубокой умственной отсталости или силь­ном аутизме).

Теперь же родители все чаще жалуются на то, что их вроде бы совершенно нормальные сыновья или дочки не интересуются игруш­ками и не умеют играть даже в простейшие ролевые игры (типа «дочки-матери» или «док­тора»). И очень часто оказывается, что этих ребятишек с раннего возраста усиленно разви­вали в интеллектуальном плане. Кое-кто (осо­бенно папы) даже радуется, что ребенок «не бьет баклуши, а занимается делом»: решает математические задачки, с четырех лет само­стоятельно читает, метит в юные гроссмейсте­ры. И родителям удобно: взял готовое пособие, выполняешь вместе с малышом полезные задания. Не надо ломать голову, изобретая сюжеты для игр, которые, вдобавок, кажут­ся многим взрослым бессмысленными и скуч­ными.

Но игра — важнейшая сфера деятельности ребенка. Самая, наверное, важная, ведь в игре он познает мир, примеряет на себя различ­ные, в том числе «взрослые» роли, учится об­щению, постигает оттенки чувств. И, если в этой сфере пробел, эмоциональное развитие ребенка затормаживается, а личность дефор­мируется.