Формирование иностранного сектора в китайской экономике.

 

Еще одним, третьим, путем развития в Китае капитализма было создание иностранного капиталистического сектора в ки­тайской экономике. Вследствие недальновидной политики цинс-кого правительства и постоянного давления со стороны иност­ранцев, опиравшихся на авторитетное превосходство европейс­кого оружия, система таможенных отношений действовала в Китае в пользу иностранного капитала, а не зарождавшегося национального предпринимательства. В результате второй «опиумной» войны таможни оказались под иностранным контролем. Еще в 1859 г. под давлением англичан было создано Управление импе­раторскими таможнями. Вскоре во главе его были поставлены иностранцы, призванные следить за выполнением Китаем обя­зательства по выплате контрибуций, которые обеспечивались от­числениями от таможенных сборов. В течение нескольких десяти­летий во главе китайских таможен стоял англичанин Харт, а к середине 90-х гг. в них служило около 800 иностранцев, боль­шинство из которых составляли англичане. Неудивительно, что экспортные пошлины (что было важно в первую очередь для на­ционального предпринимательства) примерно в два раза превы­шали импортные. Это свидетельствовало о том, что цинское пра­вительство проводило, в сущности, протекционистскую полити­ку, но по отношению к иностранному капиталу.

К концу XIX в. в Китае действовало около 600 иностранных фирм, в том числе более 100 промышленных предприятий, пред­ставлявших наиболее современный сектор китайской экономики. Это были верфи, доки, шелкопрядильные, ткацкие, маслобой­ные, газовые, чаеперерабатывающие заводы и т.д. Кроме того, иностранцы 'занимали серьезные позиции в сфере современных финансов, транспорта, связи.

Мировой рынок, иностранное предпринимательство на про­тяжении второй половины XIX в. все интенсивнее и глубже про­никали в структуры китайской традиционной экономики. С 60-х гг. Север, с 70-х гг. провинции бассейна Янцзы, в 80-е гг. юго-за­падные, а с конца XIX в. и северо-восточные регионы Китая ока­зываются периферийным элементом мирового рынка. Разуме­ется, эти процессы свидетельствовали о том, что традиционный Китай постепенно становился «полукапиталистическим», одна­ко степень вовлеченности китайской экономики в мировые хо­зяйственные связи и в первое десятилетие XX в. оказалась срав­нительно незначительной.

В целом становление капитализма в Китае (впрочем, как и в других полуколониальных и зависимых странах, превратившихся в периферию мирового капиталистического хозяйства) отличалось рядом существенных особенностей по сравнению с классическим течением этого процесса в истории европейской цивилизации. Здесь не столько происходило вытеснение менее развитых форм буржу­азного предпринимательства более современными, сколько одно­временный рост и наиболее архаических (элементарные формы мануфактуры), и самых развитых его проявлений (крупная фабри­ка, основанная на использовании современных машин).

Причем в сфере технологически наиболее совершенной инду­стрии монопольные позиции принадлежали традиционному го­сударству и иностранному капиталу. Это объективно ставило за­рождающуюся национальную буржуазию в ситуацию конфликта как с устоями деспотической государственности, так и с коло­ниальными державами Запада, являясь источником проявления китайского национализма. В отличие от традиционной ксенофо­бии этот национализм стремился (соединить призыв к возрожде­нию независимого и могущественного Китая с идеалами модер­низации, понимаемой как перенесение на китайскую почву не только современных индустриальных отношений, но и социальных и политических порядков.

Неизбежным историческим парадоксом складывающейся си­туации было то, что объединение на основе современного рынка и современных форм политической организации было возможно в результате распада прежней политической системы, зиждив­шейся на скрепляющем общество единстве, обеспечиваемом «вос­точным» деспотизмом. Правившая в Китае маньчжурская динас­тия объективно не была заинтересована в быстром экономичес­ком развитии страны, поскольку неизбежным следствием этого стало бы усиление ханьцев и упадок господствующего положе­ния маньчжуров. Ростки будущей дезорганизации этого традици­онного общества содержались в региональном милитаризме, ста­новившемся на протяжении второй половины XIX в. все более влиятельным фактором китайской внутренней политики.

«Ответом» на этот исторический «вызов» послужил первый этап реформ в Китае, известный как политика «самоусиления», заключавшаяся в «усвоении заморских дел» китайскими западниками, по мнению которых путь к могуществу Китая лежал через заимствование у Запада военной и иной техники. Здесь имело место не комплексное, а узко избирательное и утилитарное усвоение со- временных достижений. Большое внимание уделялось собственному производству новейших образцов орудий, винтовок, боеприпасов и пароходов, а также закупке машинного оборудования из стран Запада. Продолжалось строительство казенных военных предприятий, а также фабрик для снабжения войск амуницией. Экономической стороной политики «самоусиления» являлся курс на «достижение богатства» (цюфу, чжифу). Он предполагал резкое расширение роли казенного сектора в промышленности, торговле и на транспорте. Это должно было, с одной стороны, уменьшить влияние иностранцев, а с другой — поставить развитие китайского капитала под контроль государства, дав последнему возможность использовать в своих целях частные инвестиции, которые привлекались в смешанные казенно-частные предприятия вне военной промышленности. Инициаторами создания подобных предприятий являлись крупные сановники, прежде всего Ли Хунчжан и ЧжанЧжидун. Их акционерами, или пайщиками, были чиновники, шэныии, компрадоры, помещики и купцы. На этих предприятиях сохранялось сильное влияние казенного начала, а сами они делились на две категории. Первая — гуаньдушанбань («казенный контроль и предпринимательство торговцев») — отличалась полным произволом властей. Вторая — гуаныианхэбанъ («совместное предпринимательство казны и торговцев») — характеризовалась меньшей властью бюрократии. Продолжалась подготовка специальных кадров для нужд политики «самоусиления». Всего с 1862 по 1898 г. было основано 17 учебных заведений нового типа. В них стала формироваться современная разночинная интеллигенция. Для «усвоения заморских дел» с помощью миссионеров осуществлялся перевод на китайский язык иностранных книг по естественным и общественным наукам. С 70-х го- 229 дов в «открытых» портах — Шанхае и Гуанчжоу — стали издаваться первые иностранные, а затем и китайские частные газеты. Политика «самоусиления» явилась самой ранней стадией реформ в Китае и проводилась достаточно консервативными кругами, далекими от идей модернизации. Т

тем не менее объективно она была прогрессивна для тогдашнего Китая. Курс на «усвоение заморских дел» создал первые очаги крупного промышленного производства, вызвал начало модернизации вооруженных сил, подготовил дополнительные условия для экономического развития, социальной эволюции и обновления общественно-политической мысли передовых кругов шэныии и интеллигенции. Войска, вооруженные и обученные по-современному, в основном находились под командованием лидеров Аньхуэйской и Хунаньской группировок или их ставленников. Под прямым или косвенным контролем этих лидеров оставались самые крупные и важные арсеналы, пороховые заводы и верфи. Ведущую роль в этом плане играл Ли Хунчжан — глава Аньхуэйскойгруп-пировки. Он решал важнейшие вопросы вооружения и снабжения армии и флота, прежде всего закупки оружия, боеприпасов, техники и снаряжения. Так, по инициативе Ли Хунчжана с середины 70-х годов в Европе стали размещаться заказы на постройку броненосцев и других военных судов. Вокруг Ли Хунчжана сложилась своеобразная «империя» из современных смешанных предприятий типа гуаньдушанбань, созданных им самим или людьми из его окружения. Сам он всячески укреплял эту «империю» за счет привлечения государственных средств и частных капиталов, предоставления монопольных прав, налоговых послаблений и казенных дотаций. Будучи наместником Чжили, Ли Хунчжан сконцентрировал в своих руках огромную власть. Его сорокатысячная Хуайская (Ань-хуэйская) армия контролировала столичную провинцию. В ведении Ли Хунчжана находились оборона и внешняя торговля Северного Китая и Маньчжурии, в том числе создававшаяся Северная (Бэйянская) эскадра современного военно- морского флота.

Он решал наиболее крупные внешнеполитические вопросы и продолжал контролировать ряд крупных арсеналов и военных заводов на Севере и в Цзянсу. В итоге к середине 80-х годов вооруженные силы Северного Китая, прежде всего Хуайская армия и Бэйянский флот, оказались оснащенными намного лучше, нежели Сянская армия и Наньянский флот с Фуцзяньской эскадрой. Это обострило вражду между «хунаньцами» и «аньхуэйцами». Ли Хунчжан был кумиром шэныии и помещиков Северного Китая. Он служил ключевым звеном в шатком равновесии и временном примирении Китая и западных держав. Для последних Ли Хунчжан являлся наиболее приемлемым политиком. Его именовали «китайским Бисмарком». Цинская империя все еще претендовала на старую роль лидера традиционной международной системы «Поднебесная-данники», тогда как стране уже была навязана новая функция эксплуатируемого компонента мировой системы «метрополии-колонии-полуколонии». Ли Хунчжан и Цзунлиямэнь проводили гибкую политику в отношении «заморских варваров». Несмотря на совместные боевые действия против повстанцев в Китае 1861-1867 гг., устойчивого союза между династией Цин и державами не получилось. Обе стороны продолжали быть антагонистами в борьбе за господство над Китаем. Для правителей Китая «заморские варвары» оставались явным 230 злом. Они несли с собой войны, требовали контрибуций, все новых уступок, разлагали устои конфуцианской системы, разрушали престиж Поднебесной империи в глазах ее «данников», отрывали их от Пекина, подвергали неслыханным доселе унижениям самого Сына Неба.

Династии Цин и ее верным слугам, в первую очередь Ли Хунчжану, приходилось терпеть все это, лицемерить и идти на новые уступки. После разгрома тайпинов и няньцзюней главным препятствием на пути Запада к китайскому рынку оставался цинский режим — архаичный, коррумпированный, консервативный и ксенофобный. Иностранцы презирали эту прогнившую власть и готовились к нанесению новых ударов по «маньчжурскому дракону».

ИЛИЙСКИЙ КРИЗИС

Царская Россия намеревалась оставить за собой часть Илийского (Кульджий-ского) края — его западный район, долину р. Текес и перевал Муз-Арт. По Лива-дийскому договору 1879 г. Россия получила эти ценные приращения к своим владениям в Средней Азии, что вызвало в Пекине взрыв негодования и отказ ратифицировать договор. Так возник Илийский кризис 1879-1881 гг. Этим воспользовалась Хунаньская группировка, и в первую очередь Цзю Цзун-тан. Начиная еще с 1876 г. он ратовал за «поход на Россию», т.е. за вторжение в Среднюю Азию. В феврале 1881 г. конфликтующие стороны подписали в Петербурге новый русско-китайский договор. По условиям этого договора Россия вернула Китаю Илийский край и лишь небольшую его часть оставила за собой. Данная территория предназначалась для расселения тех жителей Илийского края, которые не хотели оставаться подданными династии Цин. Не веря в милосердие последней, множество уйгуров и дунган переселились в русское Семиречье. По завершении Илийского кризиса Пекин в 1884г. осуществил частичную реорганизацию административной и политической структуры Синьцзяна. Если в 40-60-е годы XIX в. колониальная экспансия в Азии выражалась в борьбе за доступ на китайский рынок, то в 70-е годы наступил новый этап — подчинение соседей Китая, в первую очередь Кореи и Вьетнама. Постепенная аннексия Кореи Японией и Вьетнама Францией создали для Пекина два параллельно развивавшихся внешнеполитических кризиса. В 1879г. Япония фактически аннексировала о-ва Люцю, ликвидировала «данническое» княжество и превратила его в свою префектуру Окинава.

Скованная Илийским кризисом династия Цин проглотила это унижение. Еще раньше Япония приступила к поэтапному подчинению Кореи — другого «данника» Китая. В 1876 г. она пригрозила Пекину войной и вынудила его согласиться на подписание Сеулом неравноправного договора с Токио. Кабальный Канхваский японо-корейский договор 1876г. не признавал «даннического» статуса Страны утренней свежести по отношению к Срединной империи. Более того, уже в 1879-1881 гг. Япония пыталась, правда безуспешно, навязать неравноправный договор и самому Китаю. 231