Вопрос 4. Презумпция невиновности в международно-правовых актах.

Презумпция невиновности (от лат. presumptio – предположение) является одним из постулатов правового государства и основывается на общеправовой презумпции добропорядочности граждан.

В УПК РФ презумпция невиновности определяется в качестве принципа уголовного судопроизводства и, соответственно, её положения распространяются на все этапы (стадии) процесса.

Рассматриваемый принцип сформулирован в ч. 1 ст. 14 УПК РФ: «Обвиняемый считается невиновным пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в предусмотренном настоящим Кодексом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда». Данная формулировка порождает вопрос, имеющий не только теоретическое, но и большое практическое значение: с какого момента начинает действовать презумпция невиновности (и распространяется ли она исключительно на обвиняемого).

Для поиска возможного ответа обратимся к нормам международно-правовых актов, закрепляющих рассматриваемый принцип. Согласно ч. 1 ст. 11 Всеобщей декларации прав человека, «каждый человек, обвиняемый (курсив наш – О. В.) в совершении преступления, имеет право считаться невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком...»[100]. Статья 14 Международного пакта о гражданских и политических правах закрепляет положение, согласно которому «каждый обвиняемый (курсив наш – О. В.) в уголовном преступлении имеет право считаться невиновным, пока его виновность не будет доказана согласно закону»[101]. И, наконец, в соответствии с ч. 2 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, «каждый обвиняемый (курсив наш – О. В.) в совершении уголовного преступления считается невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком»[102]. Ни в одном из приведенных международных актов не упоминается фигура подозреваемого, что можно объяснить с двух позиций: во-первых, в уголовном процессе большинства зарубежных государств такой участник, как подозреваемый, отсутствует, во-вторых, как верно отмечает М. К. Нуркаева, понятие «обвиняемый» следует понимать расширительно, поскольку «Европейский Суд склоняется при рассмотрении конкретных дел к выбору в пользу «содержательного», а не «формального» понятия «обвиняемый» в тексте п. 2 ст. 6 (Конвенции о защите прав человека и основных свобод – авт.)»[103]. В свете указанной нормы под обвиняемым понимается каждое лицо, привлекаемое уполномоченными государственными органами к уголовной ответственности.

Вопрос 5. Пределы действия презумпции невиновности: начальный и конечный моменты. Действие презумпции невиновности по лицам. Соотношение презумпции невиновности и уголовного преследования. Презумпция невиновности и институт прекращения уголовных дел по нереабилитирующим основаниям в досудебном производстве. Презумпция невиновности и применение мер процессуального принуждения.

Российская уголовно-процессуальная доктрина, а также законодательство допускают появление (хотя и не обязательное) в уголовном деле подозреваемого. Примечательно, что ч. 2 ст. 14 УПК РФ, раскрывая одно из положений содержания презумпции невиновности, распространяет его действие и на подозреваемого: «Подозреваемый (курсив наш – О. В.) или обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность».

Необходимо отметить, что дискуссия по вопросу, в отношении субъектов действия презумпции невиновности, имела место в науке уголовного процесса на протяжении всего советского периода развития и не прекращается до сих пор. Так, Ч. С. Касумов отмечал, что действие рассматриваемого принципа необходимо распространять не только на обвиняемого (подсудимого), но и на подозреваемого[104]. Следует согласиться с мнением Д. Р. Мажинян, которая, поддерживая позицию Ч. С. Касумова, предложила не ограничивать сферу действия презумпции невиновности указанием конкретной уголовно-процессуальной фигуры (обвиняемый, подозреваемый, подсудимый). Д. Р. Мажинян справедливо отмечает, что «презумпция добропорядочности каждого гражданина трансформируется в презумпцию невиновности уже с момента появления в уголовном судопроизводстве лиц, невиновность которых вызывает сомнения у правоохранительных органов (т. е. лиц, которые уголовно-процессуальным законодательством могут именоваться «подозреваемыми», «обвиняемыми», «подсудимыми»,... «лицами, совершившими преступление», «лицами, совершившими деяние, содержащими признаки преступления», «лицами, на которых подана жалоба», «лицами»)[105]. Другими словами, каждое лицо, невиновность которого ставится под сомнение правоохранительными органами, должно предполагаться невиновным.

В этой связи нельзя согласиться с мнением М. А. Дрягина о том, что презумпция невиновности распространяет своё действие исключительно на подозреваемого, обвиняемого, подсудимого и осуждённого[106], поскольку в этом случае остаётся нерешённой проблема реализации рассматриваемого принципа на стадии возбуждения уголовного дела. До вынесения процессуального акта о возбуждении уголовного дела лицо не может быть наделено процессуальным статусом подозреваемого. Кроме того, УПК РФ не содержит разъяснений относительно наименования лица, в отношении которого проводится доследственная проверка. В свою очередь, представляется бесспорным и неопровержимым тот факт, что и в отношении таких лиц действует презумпция невиновности.

Презумпция невиновности является «основой, обобщённым выражением тех правовых гарантий, которыми охраняется право обвиняемого на защиту»[107]. «Презумпция невиновности» и «право на защиту» – категории взаимосвязанные и взаимозависимые, при этом реализация рассматриваемого принципа немыслима без обеспечения лицу права на защиту, и наоборот. Следовательно, можно предположить, что презумпция невиновности как объективное правовое положение начинает действовать с момента наделения конкретного лица правом на защиту.

Следует особо отметить, что по данному вопросу в своё время высказался Конституционный Суд РФ, который в постановлении от 27 июня 2000 г. № 11-П указал, что право на защиту возникает у лица с момента начала в отношении него уголовного преследования[108]. При этом под уголовным преследованием было предложено понимать любые меры, которыми реально ограничиваются свобода и личная неприкосновенность лица. Факт уголовного преследования и, следовательно, направленная против конкретного лица обвинительная деятельность могут подтверждаться актом о возбуждении в отношении лица уголовного дела, проведением в отношении него следственных действий и иными мерами, предпринимаемыми в целях его изобличения или свидетельствующими о наличии подозрений против него[109]. Другими словами, как верно отмечает Ю. В. Деришев, указанная позиция Конституционного Суда РФ «расширяет» рамки определения «уголовное преследование», приведённого законодателем в п. 55 ст. 5 УПК РФ, допуская в его содержание практически любые ограничения прав лица, ещё не получившего правовой статус подозреваемого или обвиняемого, но причастность которого к преступлению устанавливается[110]. Таким образом, начальный момент реализации презумпции невиновности должен быть связан с началом осуществления в отношении лица уголовного преследования. В этой связи особую актуальность приобретает вопрос об определёнии момента, с которого фактически начинается уголовное преследование, поскольку именно тогда лицо приобретает право на защиту.

В науке уголовного процесса данный вопрос решается по-разному. Высказывается мнение, что начало действий, направленных на уголовное преследование лица, связано с актом о возбуждении уголовного дела[111]. Вместе с тем следует полностью согласиться с выводом авторов вводного комментария к УПК РФ В. Т. Томиным, М. П. Поляковым и А. С. Александровым о том, что уголовное преследование возникает до возбуждения уголовного дела, а оперативно-розыскная деятельность по установлению основания для принятия этого решения должна рассматриваться как уголовное преследование. Об этом, по мнению авторов, свидетельствует значение термина «момент фактического задержания», а также анализ ч. 2 ст. 6 УПК РФ, допускающий отказ от уголовного преследования, формой которого может быть отказ в возбуждении уголовного дела[112]. Данной точки зрения придерживается и Ю. В. Деришев, отмечающий, что назначение доследственной проверки сообщений о преступлении для большинства правоприменителей во многом определяется поиском судебно-следственной перспективы, «…и, следовательно, нельзя отрицать, что на этом этапе присутствует фактическое и юридическое уголовное преследование «заподозренных» лиц»[113]. Следовательно, если уголовное преследование может возникать ещё до возбуждения уголовного дела, то на лиц, в отношении которых производится предварительная проверка в порядке ст. 144 УПК РФ, в полной мере распространяется презумпция невиновности, а значит, уже на данном этапе они приобретают право на защиту.

Принимая во внимание правовую позицию Конституционного Суда РФ, а также высказываемое в юридической литературе предложение рассматривать категорию «уголовное преследование» в конституционно-правовом смысле[114], представляется нецелесообразным ограничиваться при формулировании нормы, содержащейся в ч. 1 ст. 14 УПК РФ указанием на подозреваемого или обвиняемого.

Подобным образом урегулирован вопрос о субъектном составе презумпции невиновности в УПК Республики Казахстан. Согласно ч. 1 ст. 19 УПК Республики Казахстан, каждый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в предусмотренном УПК порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Однако, несмотря на безусловную прогрессивность такой формулировки, нельзя не отметить некоторую неточность в данной законодательной дефиниции. По справедливому замечанию И. Л. Петрухина: «Формулировка презумпции невиновности имеет в виду не всякого гражданина, а лицо, в отношении которого ведётся уголовное дело»[115]. Поэтому, представляется более предпочтительным использование грамматического оборота, характеризующего данное лицо, как лицо, невиновность которого ставится под сомнение.

Таким образом, проведённое исследование вопросов субъектного состава презумпции невиновности с использованием сравнительно-правового метода позволило выявить несовершенство законодательной конструкции нормы, содержащейся в ч. 1 ст. 14 УПК РФ.

Актуальным в этой связи является и вопрос о прекращении действия презумпции невиновности, то есть о том, в какой момент данная презумпция может считаться опровергнутой. В юридический литературе встречается мнение о том, что поскольку требование достоверного установления виновности обвиняемого распространяется не только на приговор, но и на обвинительное заключение, то презумпция невиновности прекращает своё действие, или, по выражению Н. Н. Полянского, «умолкает», как только орган расследования убеждается в том, что он собрал достаточно доказательств виновности обвиняемого[116]. По мнению В. Д. Арсеньева, «достоверное установление виновности осуществляется уже в момент привлечения лица в качестве обвиняемого, и, как следствие этого, презумпция невиновности для него уже не действует»[117]. Указанные суждения позволили некоторым автором прийти к выводу о том, что презумпция невиновности – это не объективное правовое положение, а лишь метод исследования или логический прием, последовательно применяемый сначала следователем, а потом судом[118]. Однако с подобными выводами согласиться нельзя. Действительно, орган предварительного расследования при составлении итогового документа должен быть внутренне убежден в виновности обвиняемого. Но такая убежденность не прекращает действие презумпции невиновности, поскольку в противном случае, как верно отмечает И. Л. Петрухин, законодатель не стал бы вводить судебные стадии процесса. «Предъявляя к предварительному следствию самые высокие требования, – пишет автор, – законодатель всё же исходит из того, что для достоверного установления всех обстоятельств уголовного дела и признания обвиняемого виновным необходимо судебное разбирательство, заканчивающееся вынесением приговора»[119].

Презумпция невиновности требует, чтобы выводы следователя (дознавателя) относительно виновности обвиняемого, изложенные в обвинительном заключении (обвинительном акте) были подвергнуты критической проверке и оценке в судебном разбирательстве. При этом мнение органов предварительного расследования не является обязательным для суда. В этом и состоит объективный характер презумпции невиновности, когда субъективная убежденность следователя (дознавателя), основанная на совокупности собранных по делу доказательств, не прекращает действие рассматриваемого принципа, а лишь создаёт предпосылки для проведения судебного разбирательства, в ходе которого продолжится познавательный процесс, направленный на установление объективной истины. Внутреннее убеждение соответствующего должностного лица, сформированное на основе собранных по делу доказательств, делает возможным принятие обоснованных и мотивированных процессуальных решений (о привлечении в качестве обвиняемого, о составлении обвинительного заключения (обвинительного акта), о вынесении приговора).

Смысл презумпции невиновности в контексте взаимосвязи досудебного и судебного производства не в том, что лицо, привлечённое к уголовной ответственности, является невиновным, а в том, что выводу о виновности должно предшествовать расследование и судебное рассмотрение уголовного дела со всеми присущими им гарантиями и этот установленный законом порядок не может быть изменен по усмотрению следователя, прокурора и суда, хотя бы они собрали неоспоримые, с их точки зрения, доказательства виновности обвиняемого [120]. Показательной в этой связи является позиция Европейского суда по правам человека, которая сводится к тому, что предварительное расследование по объёму гарантий прав личности отличается от судебной процедуры, установленной ст. 6 Конвенции о защите прав человека[121], поэтому лицо может быть признано виновным только в судебном порядке со всеми вытекающими уголовно-правовыми последствиями.

Истина по уголовному делу de facto может быть установлена ещё в стадии предварительного расследования, но de jure вывод о виновности (невиновности) лица формулируется исключительно в приговоре суда. После вступления приговора в законную силу презумпция невиновности уступает место презумпции истинности приговора.

Исследуя действие презумпции невиновности в свете соотношения досудебного и судебного производства, нельзя обойти стороной вопрос о прекращении уголовного дела на стадии предварительного расследования по нереабилитирующим основаниям. Дискуссия по данному поводу в юридической литературе несколько приутихла после постановления Конституционного Суда РФ от 28 октября 1996 г. № 18-П, которым норма, предписывающая возможность прекращать уголовное дело органами предварительного расследования, была признана не противоречащей Конституции РФ. При этом Конституционный Суд РФ пояснил, что «решение о прекращении уголовного дела не подменяет собой приговор суда и, следовательно, не является актом, которым устанавливается виновность обвиняемого в том смысле, в каком это предусмотрено статьей 49 Конституции Российской Федерации»[122].

Более того, как отмечает М. К. Нуркаева, практика Европейского суда по правам человека предусматривает возможность прекращения дела обвинением на предварительном расследовании по малозначительным преступлениям в случае, если лицо отказывается от своего права на судебную защиту либо по иным основаниям, когда органы расследования не считают возможным передачу дела в суд, однако сам факт прекращения дела не должен влечь для лица какие-либо последствия, косвенно указывающие на его вину[123]. В этом отношении весьма показательным является дело «Минелли против Швейцарии», по которому Европейский суд по правам человека впервые признал нарушение п. 2 ст. 6 Конвенции прав человека и основных свобод тем, что при прекращении дела в связи с истечением срока давности судом на обвиняемого была возложена основная часть издержек и часть расходов частных обвинителей. Европейский суд справедливо оценил возложенные расходы как наказание и, признав нарушение права считаться невиновным, пояснил: «Пункт 2 ст. 6 (Конвенции прав человека и основных свобод – авт.) охватывает весь процесс уголовного судопроизводства, независимо от исхода обвинения, а не только рассмотрение по существу обвинения»[124].

Таким образом, следует признать, что прекращение уголовного дела по нереабилитирующим основаниям на стадии предварительного расследования не противоречит презумпции невиновности, поскольку не связано с возможностью наступления уголовно-правовых последствий, а влечёт за собой лишь уголовно-процессуальные последствия.

Важнейшей частью презумпции невиновности является правило о распределении бремени доказывания. Согласно ч. 2 ст. 14 УПК РФ бремя доказывания обвинения и опровержения доводов, приводимых в защиту подозреваемого или обвиняемого, лежит на стороне обвинения. А. С. Александров называет это общим бременем доказывания, которое ложится на орган уголовного преследования, когда он возбуждаёт уголовное дело, и является процессуальным средством обоснования права на уголовный иск[125]. Вместе с тем ч. 4 ст. 235 УПК РФ предусматривает специальное бремя доказывания, которое лежит на стороне, «делающей утверждение в свою пользу»[126]. Однако, согласно данной норме, при рассмотрении ходатайства об исключении доказательства, заявленного стороной защиты на том основании, что доказательство было получено с нарушением требований УПК РФ, бремя опровержения доводов, представленных стороной защиты, лежит на прокуроре. Это законодательное положение представляется абсолютно справедливым, в первую очередь, в силу того, что обвинитель обязан обосновывать обвинение только допустимыми доказательствами.

Действие презумпции невиновности на судебных стадиях, в частности, на стадии подготовки к судебному заседанию, явилось объектом внимания Конституционного Суда РФ. Так ч. 6 ст. 234 УПК РФ в первоначальной редакции закрепляла правило, согласно которому ходатайство стороны защиты о вызове свидетеля для установления алиби подсудимого подлежало удовлетворению только в том случае, если оно заявлялось в ходе предварительного расследования, и было отклонено органом уголовного преследования. Конституционный Суд в постановлении от 29 июня 2004 г. № 13-П признал данную норму не соответствующей Конституции РФ, разъяснив, что, понуждая обвиняемого ходатайствовать о вызове свидетеля для подтверждения алиби в период предварительного расследования, она (норма – авт.) фактически вводит процессуальную санкцию за использование конституционного права не доказывать свою невиновность[127]. Более того, экспертируемая норма при обозначенных условиях ограничивала обвиняемого в возможности отстаивать в ходе судебного разбирательства свою позицию по уголовному делу, чем прямо нарушала право на защиту своих прав и свобод всеми способами, не запрещёнными законом, в том числе в суде. Таким образом, первоначальная редакция ч. 6 ст. 234 УПК РФ нарушала, во-первых, конституционное право лица на защиту, а, во-вторых, являлась ощутимым препятствием на пути реализации положений презумпции невиновности, как в досудебном, так и в судебном производстве.