Концепция исторической динамики науки Т. Куна

Важный вклад в разработку проблематики исторического развития науки внес Т. Кун (1922—1996) своей концепцией научных револю­ций. Он успешно соединял в своей деятельности анализ проблем фи­лософии науки с исследованиями истории науки. Кун обратил особое внимание на те этапы этой истории, когда кардинально изменялись стратегии научного исследования, формировались радикально новые фундаментальные концепции, новые представления об изучаемой ре­альности, новые методы и образцы исследовательской деятельности. Эти этапы обозначаются как научные революции. Их Кун противопо­ставил «нормальной науке», а само историческое развитие научного знания представил как поэтапное чередование периодов нормальной науки и научных революций.

Ключевым понятием, позволившим различить и описать эти пери­оды, стало введенное Куном понятие парадигмы. Оно обозначало не­которую систему фундаментальных знаний и образцов деятельности, получивших признание научного сообщества и целенаправляющих исследования. Понятие парадигмы включало в анализ исторической динамики науки не только собственно методологические и эпистемо­логические характеристики роста научного знания, но и учет социаль­ных аспектов научной деятельности, выраженных в функционирова­нии научных сообществ. Научное сообщество характеризовалось как группа ученых, имею­щих необходимую профессиональную подготовку и разделяющих па­радигму — некоторую систему фундаментальных понятий и принци­пов, образцов и норм исследовательской деятельности.

Именно парадигма, согласно Куну, объединяет ученых в сообще­ство и ориентирует их на постановку и решение конкретных исследо­вательских задач. Цель нормальной науки заключается в решении та­ких задач, в открытии новых фактов и порождении теоретических знаний, которые углубляют и конкретизируют парадигму.

Смена парадигмы означает научную революцию. Она вводит новую парадигму и по-новому организует научное сообщество. Часть ученых продолжает отстаивать старую парадигму, но многие объединяются во­круг новой. И если новая парадигма обеспечивает успех открытий, на­копление новых фактов и создание новых теоретических моделей, объясняющих эти факты, то она завоевывает все больше сторонников. В итоге и научное сообщество, пережив революцию, вновь вступает в период развития, который Кун называет нормальной наукой.

Само понятие парадигмы не отличалось строгостью. Критики от­мечали многозначность этого понятия, и под влиянием критики Кун предпринял попытку проанализировать структуру парадигмы. Он вы­делил следующие компоненты: «символические обобщения» (мате­матические формулировки законов), «образцы» (способы решения конкретных задач), «метафизические части парадигмы» и ценности («ценностные установки науки»)²³.

Главное в парадигме, подчеркивал Кун, — это образцы исследова­тельской деятельности, ориентируясь на которые ученый решает кон­кретные задачи. Через образцы он усваивает приемы и методы дея­тельности, обеспечивающие успешные решения задач. Задавая определенное видение мира, парадигма определяет, какие задачи до­пустимы, а какие не имеют смысла. Одновременно она ориентирует ученого на выбор средств и методов решения допустимых задач.

Решая конкретные задачи, ученый может столкнуться с новыми явлениями, которые, по замыслу, должны осваиваться парадигмой. Она допускает постановку соответствующих задач, очерчивает сред­ства и методы их решения, но в реальной практике успешно их ре­шить не удается. Полученные эмпирические факты не находят своего объяснения. Такие факты Кун называет аномалиями. До поры до вре­мени наличие аномалий не вызывает особого беспокойства научного сообщества. Оно полагает, что аномалии будут устранены, а неудачи их объяснения носят временный характер. Например, открытие вра­щения перигея Меркурия не находило объяснения в рамках классической теории тяготения. Это была аномалия, но она не вызвала особой тревоги за судьбы фундаментальной теории. Лишь впоследствии, пос­ле создания Эйнштейном общей теории относительности, выясни­лось, что это явление в принципе не может быть объяснено в рамках классической парадигмы (теории тяготения), оно находило свое объ­яснение только в рамках общей теории относительности. Но если происходит накопление аномалий, если среди них появляются твердо установленные эмпирические факты, попытки объяснения которых с позиций принятой парадигмы приводят к парадоксам, тогда начина­ется полоса кризиса. Возникает критическое отношение к имеющей­ся парадигме. Кризисы — это начало научной революции, которая приводит к смене парадигмы.

Переход от старой парадигмы к новой Кун описывает как психоло­гический акт смены гештальтов, как гештальтпереключение. Он ил­люстрирует этот акт описанными в психологии феноменами смены точки зрения, когда на картинке одно и то же изображение можно увидеть по-разному. Например, как кролика или утку. Аналогично на рисунке, где изображены два профиля, если сосредоточить внимание на промежутке между ними, можно увидеть вазу.

Переход от одной парадигмы к другой определен не только внут-ринаучными факторами, например объяснением в рамках новой па­радигмы аномалий, с которыми не справлялась прежняя парадигма, но и вненаучными факторами — философскими, эстетическими и да­же религиозными, стимулирующими отказ от старого видения и пере­ход к новому видению мира.

Парадигмы, согласно Куну, несоизмеримы. Они заставляют по-разному видеть предмет исследования, заставляют говорить ученых, принявших ту или иную парадигму, на разных языках об одних и тех же явлениях, определяют разные методы и образцы решения задач. Поэтому, согласно Куну, наука — это не непрерывный рост знания с накоплением истин, как это считали сторонники К. Поппера, а про­цесс дискретный, связанный с этапами революций как перерывов в постепенном, «нормальном» накоплении новых знаний.

Т. Кун очертил своими исследованиями новое поле проблем фило­софии науки, и в этом его бесспорная заслуга. Он обратил внимание на новые аспекты проблематики научных традиций и преемственнос­ти знаний. В эпохи научных революций, когда меняется стратегия ис­следований, происходит ломка традиций. В этой связи возникает во­прос: как соотносятся новые и уже накопленные знания и как обеспечивается преемственность в развитии науки, если принять во внимание научные революции?

Заслуга Куна в том, что анализ такого рода проблем он пытался осуществить путем рассмотрения науки в качестве социокультурного феномена, подчеркивая влияние вненаучных знаний и различных со­циальных факторов на процессы смен парадигм.

Вместе с тем в куновской концепции исторического развития науки было немало изъянов. Прежде всего в ней недостаточно четко была описана структура оснований науки, которые функционируют в нор­мальные периоды в качестве парадигм и которые перестраиваются в эпохи научных революций. Даже после уточнения Куном структуры па­радигмы многие проблемы анализа оснований науки остались не про­ясненными. Во-первых, не показано, в каких связях находятся выде­ленные компоненты парадигмы, а значит, строго говоря, не выявлена ее структура. Во-вторых, в парадигму, согласно Т. Куну, включены как компоненты, относящиеся к глубинным основаниям научного поиска, так и формы знания, которые вырастают на этих основаниях. Напри­мер, в состав «символических обобщений» входят математические фор­мулировки частных законов науки (типа формул, выражающих закон Джоуля — Ленца, закон механического колебания и т.п.). Но тогда по­лучается, что открытие любого нового частного закона должно озна­чать изменение парадигмы, т.е. научную революцию. Тем самым стира­ется различие между «нормальной наукой» (эволюционным этапом роста знаний) и научной революцией. В-третьих, выделяя такие компо­ненты науки, как «метафизические части парадигмы» и ценности, Кун фиксирует их «остенсивно», через описание соответствующих приме­ров. Из приведенных Куном примеров видно, что «метафизические ча­сти парадигмы» понимаются им то как философские идеи, то как принципы конкретно-научного характера (типа принципа близкодей-ствия в физике или принципа эволюции в биологии). Что же касается ценностей, то их характеристика Куном также выглядит лишь первым и весьма приблизительным наброском. По существу, здесь имеются в виду идеалы науки, причем взятые в весьма ограниченном диапазоне — как идеалы объяснения, предсказания и применения знаний. Недоста­точно аналитическая проработка структуры парадигмальных основа­ний не позволила описать механизмы смены парадигм средствами ло­гико-методологического анализа. Описание этого процесса в терминах психологии гештальтпереключения недостаточно, поскольку не реша­ет проблему, а скорее снимает ее.

Нужно сказать, что данная проблематика была значительно более аналитично проработана в отечественных исследованиях за последние 30 лет.

«Анархистская эпистемология» П. Фейерабенда

Идея несоизмеримости парадигм и влияния вненаучных факторов на их принятие сообществом по-новому ставила проблему научного от­крытия. Возникали вопросы о том, регулируются ли творческие акты, связанные с изменением фундаментальных понятий и представлений наук, какими-либо нормами научной деятельности, если да, то как меняются эти нормы в историческом развитии науки и существуют ли такие нормы вообще.

П. Фейерабенд (1924—1994) дал свою довольно экстравагантную версию этой проблематики. Прежде всего он подчеркивал, что имею­щийся в распоряжении ученого эмпирический и теоретический мате­риал всегда несет на себе печать истории своего возникновения. Фак­ты не отделены от господствующей на том или ином этапе научной идеологии, они всегда теоретически нагружены. Принятие ученым той или иной системы теорий определяет его интерпретацию эмпири­ческого материала, организует видение эмпирически фиксируемых явлений под определенным углом зрения и навязывает определенный язык их описания.

По мнению Фейерабенда, кумулятивистская модель развития на­уки, основанная на идее накопления истинного знания, не соответ­ствует реальной истории науки, а представляет собой своего рода ме­тодологический предрассудок. Старые теории нельзя логически вывести из новых, а прежние теоретические термины и их смыслы не могут быть логически получены из терминов новой теории. Смысл и значение теоретических терминов определяются всеми их связями в системе теории, а поэтому их нельзя отделить от прежнего теоретиче­ского целого и вывести из нового целого.

В данном пункте Фейерабенд справедливо подмечает особенность содержания теоретических понятий и терминов. В них всегда имеется несколько пластов смыслов, которые определены их связями с други­ми понятиями в системе теории. К этому следует добавить, что они определены не только системой связей отдельной теории, но и систе­мой связей всего массива взаимодействующих между собой теорети­ческих знаний научной дисциплины и их отношениями к эмпиричес­кому базису. Но отсюда следует, что выяснить, как устанавливаются связи между терминами старой и новой теории, можно только тогда, когда проанализированы типы связей, которые характеризуют систе­му знаний научной дисциплины, и как они меняются в процессе раз­вития науки. В принципе, такой анализ проделать можно. И он сви­детельствует, что между новыми и старыми теориями и их понятиями (терминами) существует преемственная связь, хотя и не в форме точ­ного логического выведения всех старых смыслов из новых. Так что в своих утверждениях против преемственности знаний Фейерабенд был прав лишь частично. Но из этой частичной правоты не следует вывод о полном отсутствии преемственности. Из квантовой механики логи­чески нельзя вывести все смыслы понятий классической механики. Но связь между их понятиями все же имеется. Она фиксируется прин­ципом соответствия. Нужно принять во внимание и то обстоятельст­во, что вне применения языка классической механики (с наложенны­ми на него ограничениями), в принципе, невозможна формулировка квантовой механики.

В процессе исторического развития научной дисциплины старые теории не отбрасываются, а переформулируются. Причем их пере­формулировки могут осуществляться и до появления новой теории, ломающей прежнюю картину мира. Примером могут служить истори­ческие изменения языка классической механики. Первозданный язык ньютоновской механики сегодня не используется. Используют­ся языки, введенные Л. Эллером, Ж. Лагранжем и У. Гамильтоном при переформулировках механики Ньютона. Термины языка кванто­вой механики могут сопоставляться с терминами гамильтоновской формулировки классической механики, но не с языком, на котором описывал механическое движение создатель механики Ньютон.

Отбросив идеи преемственности, Фейерабенд сосредоточил вни­мание на идее размножения теорий, вводящих разные понятия и раз­ные способы описания реальности. Он сформулировал эту идею как принцип пролиферации (размножения). Согласно этому принципу, ис­следователи должны постоянно изобретать теории и концепции, предлагающие новую точку зрения на факты. При этом новые теории, по мнению Фейерабенда, несоизмеримы со старыми. Они конкури­руют, и через их взаимную критику осуществляется развитие науки. Принцип несоизмеримости, утверждающий, что невозможно сравне­ние теорий, рассматривается в самом радикальном варианте как не­возможность требовать от теории, чтобы она удовлетворяла ранее принятым методологическим стандартам.

В этом пункте Фейерабенд подметил важную особенность истори­ческого развития науки: то, что в процессе такого развития не только возникают новые понятия, теоретические идеи и факты, но и могут изменяться идеалы и нормы исследования. Он правильно пишет, что великие открытия науки оказались возможными лишь потому, что на­ходились мыслители, которые разрывали путы сложившихся методо­логических правил и стандартов, непроизвольно нарушали их. Деятельность А. Эйнштейна и Н. Бора является яркой тому иллюстраци­ей. Здесь Фейерабендом была обозначена реальная и очень важная проблема философии науки, которую игнорировал позитивизм, — проблема исторического изменения научной рациональности, идеа­лов и норм научного исследования.

Однако решение этой проблемы Фейерабендом было не менее одиозным, чем ее отбрасывание позитивистами. Он заключил, что не следует стремиться к установлению каких бы то ни было методологи­ческих правил и норм исследования. Но из того факта, что меняются типы рациональности, вовсе не следует, что исчезают всякие нормы и регулятивы научной деятельности. В дальнейшем мы рассмотрим эту проблему более детально, а пока зафиксируем, что отказ великих уче­ных, например Эйнштейна и Бора, от некоторых методологических регулятивов классической физики сопровождался формированием и последующим укоренением неклассического типа рациональности с новыми идеалами и нормами исследования. Причем, вопреки мне­нию Фейерабенда, можно выявить преемственность между некоторы­ми аспектами классических и неклассических регулятивов. Фейера­бенд правильно отмечает, что всякая методология имеет свои пределы. Но отсюда он неправомерно заключает, что в научном ис­следовании допустимо все, что «существует лишь один принцип, ко­торый можно защищать при всех обстоятельствах... Это принцип — все дозволено». Тогда исчезает граница между наукой и шарлатан­ством, между доказанными и обоснованными научными знаниями и любыми абсурдными фантазиями.

Свою позицию Фейерабенд именует эпистемологическим анар­хизмом. Эта позиция приводит к отождествлению науки и любых форм иррационального верования. Между наукой, религией и ми­фом, по мнению Фейерабенда, нет никакой разницы. В подтвер­ждение своей позиции он ссылается на жесткую защиту учеными принятой парадигмы, сравнивая их с фанатичными адептами рели­гии и мифа. Но при этом почему-то игнорирует то обстоятельство, что, в отличие от религии и мифа, наука самой системой своих иде­алов и норм ориентирует исследователей не на вечную консерва­цию выработанных ранее идей, а на их развитие, что она допускает возможность пересмотра даже самых фундаментальных понятий и принципов под давлением новых фактов и обнаруживающихся про­тиворечий в теориях.

Фейерабенд ссылается на акции убеждения и пропаганду учеными своих открытий как на способ, обеспечивающий принятие этих от­крытий обществом. И в этом он тоже видит сходство науки и мифа. Но здесь речь идет об одном аспекте функционирования науки, о включении в культуру ее достижений. Отдельные механизмы такого включения могут быть общими и для науки, и для искусства, и для политических взглядов, и мифологических, и для религиозных идей. Что же касается других аспектов бытия науки и ее развития, то они имеют свою специфику. Из того факта, что наука, религия, миф. Искусство – это феномены культуры, не следует их тождества, как из факта. Что Земля и Юпитер – планеты солнечной системы, не следует, что Земля и Юпитер – одно и тоже небесное тело.