Он придал вещам такие пропорции, чтобы в Земле было столько земли, сколько воды в воде, сколько воздуха в воздухе и огня в огне».

Разве мысль великого философа не звучит здесь как поэзия?

 

И здесь мне становится совершенно ясно, что заполняет пространство качественного скачка Николая Кузанского между земным, объяснимым и неизъяснимым, Божественным.

Искусство!!!

И когда я читаю эту книгу Кузанского, то отчетливо слышу фуги Себастьяна Баха,

вижу перед собой расписанный Микеланджело потолок Сикстинской капеллы в Ватикане, передо мной высветляются грандиозные структуры «Божественной комедии» Данте, во мне звучит поэзия Пушкина и Пастернака.

Я хочу только еще раз отчетливо повторить эту мысль. Расстояние между бесконечными числами и неисчислимостью Кузанский подает сперва как ПУСТОЕ ПРОСТРАНСТВО. Преодолеть это пространство можно только тем, что Кузанский называет КАЧЕСТВЕННЫЙ СКАЧОК. То есть пространство пусто не потому, что там ничего нет, а потому лишь, что оно неведомо нам, неисчислимо, необъяснимо с нашей земной точки зрения. «Пустое пространство» – это образ, рожденный не только математиком, но и поэтом.

Когда же Кузанский говорит о божественных орудиях сотворения мира, то называет таковых три, и в их числе – музыку.

Это значит (следите внимательно за мыслью!), что Бог заполнял то, что Кузанский называет «пустое пространство» музыкой.

Итак, что же получается? Если смотреть на переходное пространство из нашего исчислимого мира вверх, то пространство действительно пустое.

Но если смотреть из Абсолютного Максимума, то есть сверху вниз, то оно заполнено музыкой.

Ибо божественная музыка (или, как ее часто называют, «Музыка сфер»), согласно философу есть – строительный материал, соединяющий неисчислимое

(Бесконечность, Бога, Вселенную, Макрокосм – называйте как хотите, в соответствии с убеждениями, верой, кругом представлений) с тем где появляется возможность вычислений (конечно, жизнь человека, планета или песочница, молекула или океан).

 

И вот здесь-то можно попытаться понять:

 

1) место искусства на Земле.

 

Или, по крайней мере, хоть как-то ответить на вопросы:

 

2) что такое искусство,

 

3) зачем искусство на Планете, и даже подумать о том,

Глава 16

 

Что может случиться с человечеством, если оно придет к убеждению о ненужности искусства и замене Духа «еще более развитым» компьютером

 

Когда мы смотрим фильмы, созданные каких-то тридцать лет назад, у нас возникает чувство, что над нами просто смеются. Настолько несовременными выглядят поступки, ситуации, даже сами движения героев. Когда мы изучаем закон Архимеда (гласящий, что «на тело, погруженное в жидкость действует выталкивающая сила, направленная вертикально вверх и равная весу жидкости, вытесненной телом»), то нам всего лишь 12-13 лет. Это вполне зрелый возраст для понимания закона, который в свое время был величайшим открытием человеческой цивилизации. Когда мы изучаем историю средневекового Рима, то нам очень трудно понять, зачем люди без конца воевали, зачем так много разбойников на улицах Рима, почему невозможно было выйти на улицу в темное время суток. Зачем варвары разрушали Рим, вместо того чтобы им любоваться.

Нам кажется совершенно невероятным, когда мы читаем, как в эпоху Возрождения Римский Папа Лев X бегал с палкой за Микеланджело и угрожал побить последнего, если тот не закончит Сикстинскую капеллу в указанные самим Папой сроки.

Невозможно без улыбки читать, как Иоганн Себастьян Бах оправдывался перед городским начальством и нижайше просил прощения за то, что он позволил себе назвать дурным словом фаготиста из церковного оркестра. Невозможно без удивления читать письма Бетховена, в которых он без конца пишет о единственном предмете, который его волнует – о деньгах. Все это – какая-то суета, фантасмагория, клоунада. Но посмотрите фильм Ингемара Бергмана «Земляничные поляны», пройдите по улицам и площадям «Вечного города», послушайте Мессу си-минор Баха, Большую мессу Бетховена, войдите в Сикстинскую капеллу.

Да какие там папы с палками, какие фаготисты, какие деньги, какие варвары!

Словно не этот Бах, словно иной Микельанжелло, другой Бетховен!

Какие там «дубли номер 15» и «мотор»?

Где теперь все эти воевавшие, драчливые, сварливые люди?

Перед нами раскрывается иная картина мира.

Кто же они, эти странные гении в искусстве?

Почему этим бахам, бетховеным, рембрандтам, моцартам, шопенам так сложно живется в этом мире?

Читая Кузанского, можно понять, почему это так.

 

Дело в том, что гениальным творцам приходится жить одновременно в двух мирах: исчислимом и неисчислимом.