Ибо «за городом» – не географическое местоположение где жили поэты, а духовное.

Поэты жили не там, где все, не в городе, а в своем мире, «за городом».

 

Далее:

«Там жили поэты, – и каждый встречал

Другого надменной улыбкой».

 

Это уж совсем непонятно: почему поэты, собратья по духу, так странно относятся друг к другу?

В строчке о «надменной улыбке» Блок зашифровал одно из самых интересных явлений искусства: поэт, художник, композитор, писатель создает свой, настолько глубокий мир, что часто не способен воспринимать иные миры, другие возможные формы гениальности.

 

Так, Чайковский не любил музыки Брамса, Мусоргский смеялся над Дебюсси, а музыку Чайковского называл «квашней», «сахарином», «патокой». Лев Толстой считал, что Шекспир – ничтожество.

 

В свою очередь, величайший профессор скрипки и один из крупнейших скрипачей мира Леопольд Ауэр не понял посвященного ему скрипичного концерта Чайковского и никогда не играл его. (В это трудно поверить, ибо уже через короткое время и поныне этот концерт самый исполняемый из всех скрипичных концертов.)

 

Два крупнейших поэта России Блок и Белый ненавидели друг друга, и дело чуть не дошло до дуэли.

Когда состоялась премьера оперы Жоржа Бизе «Кармен», которая оказалась страшнейшим в истории музыки провалом, сведшим в могилу ее создателя (Бизе умер через три месяца после фиаско) и газеты набросились на ее автора, то ни Камилл Сен-Санс, ни Шарль Гуно не вступились за своего коллегу, не написали ни одного слова в газеты, чтобы поддержать своего друга.

Во всех этих (и многих других) случаях то, что Блок называет «надменной улыбкой» – это поведение не результат зависти или недоброжелательства одного творца к другому. Здесь, скорее, просто-напросто – элементарная невозможность одного выйти за пределы той невиданной глубины, которая создана им, и осознать столь же великую глубину другого.

Такое поведение я склонен называть ЗАЩИТНЫМ ПОЛЕМ ГЕНИЯ.

Ведь важнейшее условие существования гения – это прежде всего его глубокая вера в свою правоту.

 

А дальше в стихотворении – потрясающая провокация: описание жизни поэта с точки зрения обывателя – невероятный поэтический прием, цель которого – подать слухи как истину, шокировать мещанина, противопоставить ему творца. Но есть здесь и еще одно измерение, которое можно сформулировать так:

ДОПУСТИМ, ЧТО ВСЕ ЭТО ПРАВДА: и пьянство, и бродяжничество, и нелепость быта поэтов, НО ДАЖЕ И В ЭТОМ СЛУЧАЕ ПОЭТ ПРАВ,

ИБО ЕГО ЦЕЛЬ – СПАСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ОТ КОНСТИТУЦИИ ЛЖИ, ФАЛЬШИ, ПРИТВОРСТВА, ОТ МЕЩАНСКОГО ДОВОЛЬСТВА, ОТ САМОДОВОЛЬСТВА.

 

Потому что взамен устроенности и бытовых удобств у поэта есть «и косы, и тучки, и век золотой», у поэта – контакт со всемирностью («всемирный запой»),

с Богом,

с тучами,

снегами,

цветами.

 

Кстати, знаете что такое ВСЕМИРНЫЙ ЗАПОЙ? Я думаю, что буду первым, кто откроет эту блоковскую тайну.

Фраза «всемирный запой» имеет два смысла.

 

Первый – это то, что вычитывается на бытовом уровне мещанина: алкоголик всемирного масштаба.

А вот второй (а на самом деле главный) – происходит от словосочетания поэт-певец.

Поэт поет на весь мир. И в этом случае ЗАПОЙ – феноменальное порождение блоковской поэзии. (Так же как гениальное блоковское – «озеру – красавице», где озеро вдруг теряет свой средний род, которым это слово обозначено в русском языке, и становится женщиной).

 

А если вернуться к первому смыслу стиха не с точки зрения обывателя, то в стихе очень четко можно проследить обращение к еще одному поэту.

Великому персу Хафизу, в поэзии которого прославляется любовь и вино. Вот откуда в небольшом стихотворении дважды разговор идет о косе.

«И золотом каждой прохожей косы

Пленялись со знанием дела»)

 

Или:

 

«По крайности есть у поэта

И косы, и тучки, и век золотой».

 

Но что это за тучки? Помните у Лермонтова?

«Тучки небесные – вечные странники

Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники».

 

Или:

 

«Ночевала тучка золотая

На груди утеса-великана».

 

Смотрите, что получается: |

стихотворение Блока – не об абстрактных поэтах только,

но о весьма конкретных, в числе которых Лермонтов, Хафиз, Пушкин.

 

Это Лермонтов, плачущий над тучкой.

 

Это Хафиз, воспевающий и распивающий вино.

Это Пушкин, «пленяющийся со знанием дела» «золотом каждой прохожей косы».

 

Ну и наконец,