На северном и западном тянь-шане

Северным Тянь-шанем обычно называют хребты: Заилийский Ала-тау и Кунгей Ала-тау; Западным — Киргизский хре­бет2, Таласский Ала-тау и Чаткальский хребет. Несмотря на то, что эти хребты непосредственно примыкают к густонасе­ленным районам Средней Азии и ее крупнейшим городам, они остаются мало посещаемыми. Любопытно отметить, что со­всем недавно советские топографы, исправляя карты, «пере­двинули» Киргизский хребет на 10-15 км к югу.

Альпинистское освоение этого района связано с именами Э. С. Левина и Н.Н. Аделунга, посетивших Таласе и Чаткал в 1933 г. Э. Левин во время этой экспедиции взошел на высочайшую точку Таласского хребта — пик Манас. Немного позже, вместе с киргизскими альпинистами, в этом районе путешествовал Н.М. Попов, который установил с самолета, что наиболее значительные вершины Киргизского Ала-тау расположены в выдвинутых к северу отрогах хребта. Это обстоятельство, по-видимому, и ввело в заблуждение дорево­люционных топографов. В предвоенные годы киргизские альпинисты под руководством В. Рацека совершили со сто­роны Иссык-куля целый ряд восхождений как в Киргизском Ала-тау, так и в группе Чоктал. Сильная, возникшая в Ал­ма-Ате альпинистская организация, сосредоточила свое вни­мание на восточной части Заилийского Ала-тау, в частности, на массив Талгар. Этот же район с успехом посещали и на­ши выдающиеся альпинисты-исследователи: Е. Абалаков, А. Летавет, М. Погребецкий.

В настоящее время район Заилийского Ала-тау, располо­женный к югу и к востоку от Алма-Аты, является столь же хорошо освоенным, как ущелья Адыр-су и Адыл-су (Кавказ). Я хочу рассказать о своих путешествиях в этом районе. Мне пришлось посетить его дважды: в 1939 и- 1945 гг. Мне хочется рассказать здесь в основном о почти не освещенной в пе­чати поездке 1939 г. в долину Кемина и в Кемино-Чиликский узел.

Наша экспедиция ставила перед собой две задачи. На многих картах значилась (да и до сих пор значится) высшая точка Заилийского Ала-тау — пик Жолпак 5118 м; обследовать район этой вершины было первой нашей задачей; не­сомненный интерес для альпинистов представляет горный узел, расположенный в верховьях долин Чилика и Кемина — расшифровка этого узла была второй нашей задачей.

Началом нашего караванного пути был поселок Новороссийка. Отсюда прямо на восток уходила долина реки Боль­шой Кемин. Роскошные леса стройных тяньшанских елей сопровождали нас вплоть до впадения реки Кескелен, откуда мы должны были начать разведку массива Жолпак. Группа, отправившаяся на Жолпак, состояла вначале из четырех че­ловек: В. Немыцкий, А. Иванов, В. Лекае и В. Клименков. Однако Клименков скоро почувствовал себя нездоровым и ушел обратно в лагерь. На главный гребень Заилийского Ала-тау мы вышли несколько западнее вершины Ак-кум, поднявшись из ущелья Мамбет-булак по двухсотпятидесятиметровому снежному кулуару. Гребень хребта оказался на­столько разрушенным, что мы несколько опустились в сторо­ну цирка реки Кашка-су и траверсировали его по осыпям, а затем снова вышли на седло главного хребта. Ввиду насту­пившей пурги и тумана мы решили здесь заночевать. На утро по снежникам и скалам взошли на вершину Ак-кум (по карте 4571 м, но, думается, что она на несколько сот метров ниже). Весь подъем от седла — около 400 м — проделали ча­са за два. С вершины Ак-кум на огромном протяжении ви­ден хребет Кунгей Ала-тау. Особенно эффектны вершины группы Чоктал, которые стоят почти напротив. Все это, ко­нечно, было интересно и поучительно, но мы нигде не видели цели нашего путешествия; между тем, если даже верить кар­тографической отметке сопки Ак-кум, то тут совсем рядом должна была бы возвышаться величественная вершина г. Жолпак, почти на 500 м превышающая все окружающие вершины. Погода была на редкость ясная, но... Жолпака не было. В этот день мы спустились на плечо Ак-кум, где и заночевали. Нашей ближайшей целью была следующая кра­сивая скальная вершина — Тур (4700 м по карте). На сле­дующее утро, взяв с собой лишь палатку Здарского, мы про­должали двигаться по гребню хребта. Сначала спускаемся. Этот участок гребня очень крут — уклон до 60°, под снегом чувствуется лед. Затем, пройдя простой участок гребня, с ко­торого свисает карниз, преодолеваем «жандарм» или, точнее, скальный уступ гребня, и подходим к самому вершинному конусу. Подъем на этот конус идет по крупно-каменистой осыпи, затем по ломким скалам.

 

Панорама с пика Бырс (на первом плане перевал Кашал-аяк)

Фото С. Попова

Караван альпинистской экспедиции в долине Сары-джаса

Фото В. Мухина

Он занял полтора часа. На вершине находим тур, сложенный топографами, — мы здесь не первые.

Погода прекрасная. Главный гребень хребта хорошо ви­ден. На восток он быстро снижается к Алматинской щели. Непосредственно к северу за вершиной Тур, возвышаясь над ней не более чем на 100-150 м, стояла глыбообразная гора: только это мог быть Жолпак но он, конечно, не достигает по высоте 5000 м, так как отметка вершины Тур тоже силь­но преувеличена. Хотя подъем на Жолпак был возможен и легок, но было уже поздно, и группа повернула. Обратный путь проделали тем же путем и в 7 часов вечера были у па­латок на плече Ак-кум — все восхождение заняло 12 часов. Спуск с Ак-кума проделали по каменистой осыпи прямо в долину Ак-су. Мифический пятитысячник был «закрыт» на­шей экспедицией.

Выше Кескелена долина Кемина становится суровой. Тем не менее она очень хороша, особенно при закате солнца. К вечеру ее наполняет синяя дымка — вид живо напоминает картины старых голландских художников. Мы продолжали свой путь к верховьям реки. В перспективе долины показа­лась группа снежных тор. Среди них явно доминирует остро­конечный пик. Всем хочется подняться на него, разгораются страсти. Анатолий Иванов, который в то время лишь начи­нал свою «альпинистскую биографию», явно на меня оби­жен: он справедливо считает, что я недооцениваю его силы. Но я ведь его пока как восходителя не знаю.

Наиболее опытными в группе были Б. Юнович, В. Клименков, С. Попов — они составили штурмовую группу. Пику мы заранее решили присвоить имя альпиниста-исследователя А.А. Летавета. Но до штурма еще далеко. Основной ла­герь для обследования Кемино-Чиликского узла разбиваем на берегу озера Джасыл-куль. Начинаются разведки. В дни отдыха — острое по ощущениям купание в озере. Утром, пробивая тонкий слой накопившегося за ночь льда, бросает­ся с камня в воду С. Попов, за ним Б. Юнович. Всех забав­ляет своей неистощимой жизнерадостностью В. Лавровский. Он сильно повредил себе ногу в самом начале пути и теперь на его долю выпадает вынужденное безделье и лечебные процедуры.

Наши охотники, братья Поповы, убили барсука; но, не­смотря на хороший аппетит, никому не удалось проглотить фантастически жирное варево, которое приготовили из него дежурные. Наконец, надо выступать на штурм. Намечено два объекта восхождений: массивная снежная вершина в хребте Кунгей Ала-тау и пик Летавета. По прекрасным зари­совкам С. Попова мы наметили путь восхождения и устано­вили контрольные сроки. Они впоследствии точно выпол­нялись.

Товарищи, которые составили резервную группу, с явной завистью провожали восходителей.

Так как я повредил себе плечо при подъеме на Тур, то теперь остаюсь в лагере. Дальнейшие события описываю со слов их участников.

Так как пик А.А. Летавета представляет наиболее зна­чительную вершину района, привожу подробное описание, составленное участниками восхождения.

Подъем от озера до морены северо-западного ледника протяженностью около 3 км прошли с вьючными лошадьми за полтора часа. Сравнительно легкий путь по морене (око­ло 4 км) занял 5 часов. С ледника хорошо видна вер­шина и весь северо-западный цирк. Одна из ледяных стен цирка уходила прямо к вершине. Путь по ней лавиноопасен из-за крутизны склонов и чрезвычайно труден. С востока и севера дорогу преграждали жандармы. К перевальной точ­ке между северо-западными и северо-восточными цирками группа подошла к заходу солнца. На перевале была устрое­на ночевка.

22 августа с утра начался снегопад, задержавший выход до 9 часов. От места ночёвки шли по закрытому ледни­ку, справа на гребне поднимались жандармы. Обойдя их по леднику, группа подошла к снежной стенке высотою око­ло 600 м. Было около полудня. Поднялся сильный ветер. Вершина была закрыта облаками. Началась самая трудная часть подъема к седловине между жандармами и самой вершиной. Пришлось надеть кошки, рубить ступени и органи­зовать страховку с помощью крюков и веревки. К вечеру траверсировали почти весь склон и вышли к последнему жандарму. Путь на протяжении около 100 м лежал через крутые сыпучие скалы.

Группа одолела жандарм к заходу солнца. Рядом с ним на гребне начинался карниз, уходящий влево к седлови­не. В перспективе была холодная ночевка на сыпучих ска­лах. Необходимо было найти более удобное место.

Прорубив карниз, удалось выйти на небольшую наклон­ную снежную площадку, окруженную скальными выступами. Солнце зашло. Решили ночевать на этой площадке. Углуби­ли ее на 1 м и поставили палатку. Ночь прошла спокойно.

23 августа, в 12 час, по скалам подошли к вершине. Спальные мешки, палатки и лишнее снаряжение и продо­вольствие оставили у подножья. Связанные веревками, нача­ли подъем по крутому снежному склону. Прекрасное состоя­ние снега и хорошая погода позволили довольно быстро преодолеть 60—70-градусные склоны и выйти в 15 час. к по­следним скалам перед вершиной. Уже при подъеме видно бы­ло, что сама вершина представляет собой карниз, обращен­ный в южную сторону. На последнем двадцатиметровом участке на двойной страховке вперед был выпущен один из участников группы. Удостоверившись в прочности карниза, вся группа в 15 час. 30 мин. взошла на вершину. На бли­жайших скалах был сложен тур. В оставленной записке вер­шина была названа, согласно решению всей экспедиции, в честь альпиниста-исследователя Тянь-шаня — Августа Андре­евича Летавета. Обратный путь проходил по снежным склонам и привел к северо-восточному леднику, на котором была уст­роена ночевка. К. 18 час. 24 августа группа вернулась в ла­герь, на этот раз не переходя, а обогнув скальную гряду, разъединяющую два цирка.

Пик А. Летавета

Фото В. Немыцкого

 

Группа участников нашей экспедиции в составе Я. Гера­симова, Н. Федорова и А. Иванова предприняла восхожде­ние на две вершины в хребте Кунгей Ала-тау, которые они назвали пик Московского дома ученых и пик ДСО «Наука».

Все восхождение потребовало четырех дней тяжелой ра­боты. Первым препятствием было преодоление подгорной трещины, за которой начинался очень крутой склон. Трещи­ну переползали по снежному мосту. На крутом склоне сказа­лись замечательные качества А. Иванова. Этот крепкий сибиряк был поистине неутомим и делал все необычайно основательно. Он вырубил на склоне 130 ступеней. После пятичасового подъема группа вышла на гребень главного хребта. Внизу виднелась синяя гладь озера Иссык-куль, а за ней далекие вершины Центрального Тянь-шаня.

На следующий день за полтора часа по несложному греб­ню альпинисты поднялись на вершину 4400 м, которую они назвали пик ДСО «Наука». Тут же рядом находилась вторая вершина — 4500 м. Однако путь на нее продолжался 3 часа. На гребне стояли два жандарма, которые пришлось обой­ти по плитообразным скалам. Примерно в полкилометре на юг возвышалась ещё одна вершина, за которой был перевал Ак-су. Возвращение на пик ДСО «Наука» заняло 1 час. 20 мин. Опускались по другому пути: по скалам и осыпям, прямо в долину Ак-су, куда добрались всего за 3 часа.

Нет возможности описывать другие восхождения и перевалы, сделанные тогда нашей экспедицией1 в Заилийском Ала-тау. Группа участников экспедиции вышла на хребет над ледником Богатырь. Надо надеяться, что в ближайшие годы алма-атинские альпинисты повторят наши восхождения.

 

ПАМИР И ПАМИРО-АЛАЙ

Горы Памира и Памиро-Алая расположены главным образом на территории Таджикистана и лишь в самой северной части соприкасаются с Узбекской и Киргизской ССР. Эти горные системы удобно разделить на четыре группы: 1. Гиссаро-Зеравшанская и Туркестанский хребет. 2. Западный Памир (хребты Петра Первого, Дарвазский, Ванчский и Язгулемский). 3. Восточно-Памирские хребты. 4. Южный Памир (Рушанский, Шугнанский и Шахдаринский хребты). Все эти хребты лишь в сравнительно небольшой степени подверглись альпинистскому обследованию, да и вообще они еще мало изучены. Во всяком случае, никакого сравнения с Кавказом, да и с Заилийским Ала-тау! Остановлюсь кратко на моих путешествиях в Гиссаро-Зеравшанской системе; их было три: в 1932, 1934 и 1940 гг.

Первое путешествие, которое можно назвать, из Ягноба в Каратегин — в основном было посвящено верховьям реки Ягноб. В этом районе Гиссарский хребет примыкает к Зеравшанскому, образуя интереснейший горный узел. Много­численные ледники 5-6 км длиной спускаются с остроконеч­ных пиков, достигающих 4700-4900 м. Ни один из этих пиков не взят. В настоящее время от шоссе через перевал Зигди этот район весьма легко доступен. Мне представляет­ся, что именно этот район должен стать основным для альпинистов Таджикистана.

В 1934 и 1940 гг. я был в Зеравшанском узле. Этот замечательный район расположен в стыке Туркестанского и Зеравшанского хребтов. Величественный двадцатипятикилометровый Зеравшанский ледник, прекраснейшие вершины: пики Игла, Кшемаш-баши, Ак-терек и другие, достигающие почти 6000 м, исключительно живописные долины рек се­верного склона, достойны описания в отдельной книге. Мно­гие из вершин этого района покорены Е. Абалаковым, Е. Тимашевым, помогавшими здесь геологам в 1934 г., и А. Мухи­ным, А. Ивановым — участниками возглавлявшейся мной Зеравшанской экспедиции ВКФКиС1 1940 г.2.

Остановлюсь более подробно на экспедиции ДСО «Нау­ка» 1939 г., направившейся к хребту Петра Первого3. На­чальником альпинистской части этой экспедиции был Э. Ле­вин — под его непосредственным руководством и при самом деятельном участии проводились все работы по исследованию ледника Шини-бини, которое и было основной целью этой экспедиции. Вторым человеком, которого необходимо упомя­нуть в связи с этой экспедицией, является А. Иванов. Имен­но в этом году полностью развернулись его организационные способности, позволившие четко провести передвижение большого отряда альпинистов — в 15 человек. Его необычай­ному упорству, энергии и воле к победе несомненно обязана экспедиция и наиболее значительными ее альпинистскими достижениями.

Наша экспедиция отправилась из г. Ош. У нас были две машины: грузовик и пассажирский автобус. Было очень странно, сидя на мягком сидении, видеть разворачивающую­ся панораму Заалайского хребта.

Целый день, пока мы ехали от Сары-таша до Дараут-кургана, в окнах виднелись пики Ленина, Дзержинского, Свердлова и другие вершины Заалая. От Дараут-кургана наш груз был навьючен на 16 верблюдов.

В Ляхше, куда пришел наш караван, в то время, в 1940 г., существовал мост (впоследствии он был снесен потоком). Увидев наклонившийся и качающийся мост, караван-баши на­отрез отказался переводить по нему верблюдов: мерный шаг верблюдов должен был сообщить мосту такие большие коле­бания, что верблюд от испуга мог спрыгнуть в воду. Груз на тот берег пришлось перенести нам самим. Местные колхозы дали нам других вьючных животных.

Теперь караван состоял из 10 лошадей и 16 ишаков. Весь этот табун животных сопровождался многочисленными тад­жиками, хозяевами этих лошадей и ишаков, не пожелавших отпустить животных без себя. Мы двинулись через перевал в долину Саграна. Не буду описывать приключения на этом пути; на второй день мы оказались в замечательном леске у языка ледника Сагран. Ишаки — замечательные животные, несправедливо обвиняемые в лености и глупости, — посте­пенно подтащили груз по леднику Сагран до места впаде­ния в него ледника Шини-бини, что значит по-таджикски «Сядь и посмотри». Сеть трещин, ледяных валов и мощный ледопад — вот что мы увидели сразу. Путешественник, по­бывавший здесь до нас (1932-1933 гг.), написал в своей книге, что пройти в верховье этого ледника невозможно, по­этому все мы с нетерпением ждали результатов нашей раз­ведки. Вперед отправились Э. Левин, С. Попов и И. Тамм. На следующий день они вернулись вполне удовлетворенные. Путь по леднику был найден. И. Тамм со свойственным ему энтузиазмом рассказывал о «восхитительном желобе», кото­рый позволил выйти в цирк ледника. Впоследствии, когда я сам поднялся в цирк, я убедился, что Тамм был прав. Путь лежал по глубокому крутому желобу с общим перепадом высот около 300 м. Одна сторона этого желоба представ­ляет ледяную стену, а другая — берег ледника, обрыв, сло­женный конгломератами. С обеих сторон падали большие камни, но другого пути на верхний цирк Шини-бини, по-видимому, нет. Путь до желоба, расположенного у левого (орографически) берега ледника, не может быть точно фик­сирован, но большинство наших групп сначала пересекло нижнюю разорванную часть ледника слева направо (по ходу), потом двигались по середине ледника и, наконец, пере­ходили на левый берег к моренному озеру, от которого и начинается желоб. Общий перепад высот от конца ледника до его цирка составляет разницу между 3400 и 4300 м. В верхнем цирке мы прожили 12 дней и проделали четыре во­схождения. Собственно говоря, то место, где был наш лагерь, еще не фирновый бассейн, но сильно заснеженная часть лед­ника. От верхней части ледника Сагран ее отделяет отрог, в котором стоит Снежный пик, обрывающийся к леднику ко­лоссальными снежными обрывами. Этот пик мы потом назва­ли пиком Москвина1 (5600 м). Невдалеке поднимается ко­лоссальная вершина (6300 м по карте Москвина) — пик Ферсмана, за которым глубокое седло «перевал Кашал-аяк»2. За седлом перевала видна скалистая пирамида пика Круп­ской. На севере и северо-востоке цирка протянулся отрог, отделяющий Шини-бини от ледника Бырс. В нем несколько высоких снежных вершин, среди которых выделяется пик, Бырс (5600 м).

Прежде всего нами было намечено подняться на вершину, господствующую над цирками Шини-бини и Саграна. Восхо­ждение сделали: В. Немыцкий, А. Иванов и Н. Федоров. Путь к намеченной нами вершине идет по ее единственному хорошо выраженному гребню. Он прерывается жандармом, который нужно обойти справа по ледяной стене. Я шел по­следним; ступеньки, тщательно вырубленные А. Ивановым, уже потеряли первоначальную форму, нога соскользнула, и я сорвался, но не полетел вниз, а качнулся маятником на страховочной веревке над тысячеметровым обрывом. Падение окончилось благополучно, и я выбрался на жандарм. После него гребень очень прост.

Схема ледника Сагран

 

Погода несколько испортилась, и мы заночевали недалеко от вершины на высоте 5000 м. От действия высоты у нас бессонница, но доктор Н. Федоров дает какие-то чудодействен­ные порошки, и мы засыпаем. Путь от ночевки до вершины продолжался 4 часа. Большое впечатление оставляют последние 50-60 м: мы идем по узкому ледяному гребню, на котором едва 'Помещается нога. В 12 часов мы на вершине. Складываем тур и оставляем записку, в которой вершина названа «пик Сагран».

Бесполезно пытаться передать словами величие открывшейся панорамы. Направо мощная, уходящая в облака вершина, названная теперь пиком Москва1, на север за низким снежным гребнем — перевал А. Летавета2, верховья ледника Гандо; дальше на запад хорошо видно продолжение хребта Петра Первого, мимо которого величественной ледяной рекой течет Сагран. За низким гребнем «Пешего перевала» — лед­ник Девло-хан и пик Тиндаль. Кругом раскрывается панорама на снежные хребты — мы в центре снежной страны в глубине когда-то загадочного «узла Гармо», распутанного советскими учеными и альпинистами. Спуск до ледника мы сделали в обход жандарма по крутой осыпи за 4 часа.

Другим важным восхождением нашей экспедиции был подъем на седло Кашал-аяк, совершенный З. Левиным, А. Ивановым и С Поповым.

Преодолев еще один ледопад и пройдя верхние цирки ледника Шини-бини, альпинисты подошли к подъему на сед­ловину. Высота седловины над ледником — 400 м. После кру­того, весьма однообразного пути, начали форсировать первый уступ. Тут крутизна склона доходила до 73°, но глубокий плотный фирн давал возможность выбивать надежные ступени. Дальше, обогнув провал и приняв несколько влево, альпинисты оказались у начала собственно перевального склона. Вначале все шло хорошо, но скоро плотный фирн сменился сухим порошкообразным снегом, в котором пришлось своим телам прокладывать траншею. Выше толщинам снежного покрова стала быстро убывать и свелась к нескольким сантиметрам. Под снегом — стекловидный лед. Крутизна склона до 70° — этот участок имеет 150° по высоте. Пришлось рубить ступени и организовать страховку на крючьях. Преодоление этого участка заняло около трех часов.

Вид и сделанные альпинистами открытия вознаградили за все труды. «У наших ног, — записал Э. Левин, — на глубине 400-500 м уходил на юго-восток большой ледник — несомненно Турамыс. Было видно, что он впадал почти под прямым углом в Фортамбек. Прямо против нас возвышался над всеми окру­жающими пиками огромный снежно-скальный массив, в ко­тором мы не без волнения узнали высочайшую вершину СССР — пик Сталина».

Спуск, ввиду позднего времени, был проделан в быстром темпе. Уже спустившись на ледник, восходители наблюдали землетрясение. Явно ощущался подземный толчок, и в ответ на него гигантская лавина скатилась с пика Ферсмана. Я в то время был в основном лагере у ледника Бырс и писал от­чет. Толчки были достаточно сильными; дергалась палатка. За толчками последовал гул, и с окрестных скал начали от­валиваться огромные куски породы.

Отряд экспедиции под руководством Я. Герасимова про­шел высоко в верховья ледника Сагран и дал подробное опи­сание его цирков. Е. Тимашев, посетивший в 1947 г. верховья ледника Сагран в составе экспедиции А. Летавета, дал опи­сание, гораздо более исчерпывающее, и поэтому наше стало теперь не нужным. Вот урок для всех исследователей-альпи­нистов, которые не публикуют результатов своих исследо­ваний.

...В 1948 г. я снова увидел пик Москвина. Но на этот раз я со своей up утлой подошел к гребню хребта Петра Первого с юга, из верховьев реки Хингоу, откуда поднялся на Пеший перевал.

Кончаю. Но, говоря о Средней Азии, нельзя не вспомнить строгие контуры расписных медрессе и мечетей Регистана, гробницы Шах-и-зинда, где каждый квадратный сантиметр портала представляет собой драгоценную резьбу, а общее сочетание ярких цветов поливных кирпичей — одно из вели­чайших произведений мирового декоративного искусства. Нельзя быть в Средней Азии и не подняться на «минарет смерти» в Бухаре, не выглянуть с шестидесятиметровой вы­соты из всех его двенадцати окон на расстилающийся сред­невековый город.

* * *

За те годы, что я путешествовал по Средней Азии, из не­больших селений и кишлаков выросли новые города социали­стических республик. Когда-то отсталые народы успешно строят свою новую жизнь, отвоевывая у природы ее богат­ства. Мы всегда думали, что наш вклад, пусть небольшой, в освоение горных районов этого замечательного края поможет советским людям, его населяющим.

 

Э.С. ЛЕВИН

НА ПОДСТУПАХ К ПИКУ

МРАМОРНОЙ СТЕНЫ

 

В 1935 г. ЦДКА решил провести боль­шой альпинистский поход в горы Средней Азии с комплексным задани­ем: альпинистское обучение и трени­ровка участников, а также испытание в высокогорных условиях вьючного снаряжения и способов вьючки. Последняя задача возлагалась на начальника похода Елшанского, специалиста по кавалерийскому снаряжению. Автору этих строк, назначенному старшим инструктором по­хода, было поручено наметить маршрут и план похода.

И сразу всплыла и захватила воображение одна мысль: пик Мраморной стены! Ведь на эту замечательную вершину не было еще ни одной серьезной попытки восхождения, а весь горный узел почти не обследован и карта его носит весьма условный характер. Между тем (по господствовавшему тогда мнению), Мраморная стена играет исключительную роль в строении всей горной системы в качестве узла, в котором сходятся основные хребты советского и китайского Тянь-шаня. Составленные в этом предположении, автором которого был немецкий географ Мерцбахер, карты выглядят неправдопо­добно: не хватает места, хребты скучиваются и налезают друг на друга, ледники вытягиваются невероятно длинными щу­пальцами. Опыт людей, много бывавших в высокогорье, за­ставлял сомневаться в реальности этой картины. Тем более интересно раскрыть истинное положение вещей.

Отдаленность района, если учесть цели похода, станови­лась его достоинством.

И вот инструкторы: автор этих строк, проф. В.В. Немыцкий и молодой альпинист И.Е. Марон роются в биб­лиотеке, усердно собирая обрывки сведений о подступах к Мраморной стене и о всей горной стране, через которую бу­дет пролегать путь.

Наконец, план похода утвержден. Ввиду ограниченности срока и недостаточной спортивной подготовленности участни­ков, альпинистская задача экспедиции осторожно формули­руется как разведка пика Мраморной стены. Условно нам разрешается сделать попытку восхождения. Главное же — учебные дели похода и тренировочные восхождения.

* * *

...Мы в г. Пржевальске. Местные власти и колхозы делают все возможное, чтобы в кратчайший срок доставить лошадей. Мы намеревались выступить через три дня. Но... произошла непредвиденная задержка: отправленное заранее снаряжение где-то застряло в пути. Мы ждем его прибытия целую не­делю! С каким сожалением мы потом вспоминали эти поте­рянные дни!

Наконец мы в' пути: 18 командиров-участников похода, инструкторы, врач — все едут верхом; груз наш — на подво­дах. Чтобы сэкономить время, избираем наиболее простой путь: до долины Баянкола по проезжей дороге, через Лизогубовку — Каркару — Текес. Зато возвращаться будем слож­ным зигзагом вдоль хребта Терскей Ала-тау, пересекая его северные отроги.

Первые 200 км пути — в основном по степям, окаймлен­ным невысокими хребтами, вероятно, показались бы скучными равнодушному путешественнику, но не тому, кто уже успел полюбить природу Средней Азии, ее бескрайние просторы, неожиданные сочетания красок на береговых обрывах и ска­лах, яркие тона степных цветов.

В долине Баянкола мы увидели другой облик среднеази­атской природы: нескончаемые леса знаменитой тяньшанской ели, стремительные потоки на склонах; а внизу река, то сжа­тая в ущелье, то разбившаяся на много рукавов на широкой пойме. Когда тропа в обход каньонов поднимается высоко по склону, извиваясь между столетними деревьями и огромными каменными глыбами, в верховьях долины, в зеленой рамке, возникает призрачное видение: купол Мраморной стены и вдали острый профиль Хан-тенгри. Долина кажется заповед­ником: на протяжении 75 км вверх от поселка Охотничьего — только уединенные домики старателей. Это — «край непуганной дичи» — в течение всего пребывания в верховьях Баянко­ла и его притоков, да и в смежных долинах, наши охотники-киргизы убивали почти ежедневно кийка (горный козел), а иногда и двух.

У впадения в Баянкол большого левого притока — реки Ашу-тер — оставляем на попечение старателей значительную долю своих припасов: на обратном пути мы здесь свернем к перевалу Ашу-тер на ледник Семенова.

Долина становится более суровой, кончается лес и начи­нается область ледниковых террас, старых морен и нескон­чаемых осыпей. Переход через небольшую, но весьма бурную речку Кара-сай был затруднителен только из-за позднего вре­мени дня. Сильные, привыкшие к таким испытаниям лошади по грудь в воде пробиваются через бурлящий поток. Одна лошадь поскользнулась на валунах, и поток увлекает ее, бес­помощную, туда, где он низвергается каскадом в Баянкол. Но веревки наготове: с обоих берегов к лошади летят арка­ны, и через несколько минут она в безопасности.

Нам надо переходить на правый берег Баянкола, но уже 1 час дня. Переправа в это время дня сопряжена с ничем не оправданным риском. Режим реки Баянкол, как и. других лед­никовых потоков Средней Азии, совсем иной, чем, например, у кавказских рек. В жаркие дни уровень реки растет прямо на глазах. Сбоку от русла появляются новые протоки, цвет воды из серо-голубого становится почти черным. Мы опоздали с переправой часа на два и из-за этого теряем полдня.

Елшанский все же делает разведку на лучшей лошади он пускается вплавь и благополучно достигает другого берега, но оттуда дает распоряжение ждать до утра.

На следующее утро переправа проходит благополучно. Вот когда проявляется организованность и дисциплина наших командиров! Через реку протянута веревка, которая надежно привязана к огромным валунам. Из двух соединенных вместе карабинов один прикрепляется к сбруе лошади, другой сколь­зит по натянутой веревке. Кроме того, лошадь страхуется еще двумя веревками, причем одну травят с начального пункта переправы, а другую выбирают на противоположном берегу. Две такие переправы работают безостановочно. Груз пере­брошен, лошади возвращаются обратно, и на них переправляются участники.

Когда через 10 дней мы переправлялись снова через Ба­янкол, на этот раз в холодную погоду, в нем было так мало воды, что переправа была сделана сходу.

Несколько километров плохой тропы по крутым склонам и каменным завалам, и мы на площадке, выбранной для основного лагеря, в 1½ км от языка Баянкольского ледника. Времени терять нельзя, за полдня надо разбить лагерь и под­готовиться к выходу на ледник. Во время перехода стояла прекрасная погода, тем больше оснований ожидать полосу ненастья.

5 августа все участники двинулись на восточный лед­ник. Нужно было сделать разведку подступов к Мраморной стене и провести учебные занятия на льду. Сразу же обнару­жились значительные изменения в оледенении со времени посещения этого района Мерцбахером в 1902 г.: западный и восточный Баянкольские ледники уже не сливались, а имели отдельные языки, из которых вытекали два потока.

Переход по леднику не представил труда. Впоследствии, чтобы подбросить снаряжение поближе к подножью Мрамор­ной стены, мы проложили тропу по леднику и после этого смогли подводить лошадей почти к самому ребру горы.

Сжатый в узкой котловине между двумя хребтами ледник весь вздыблен, пересечен огромными трещинами и провалами и почти скрыт под хаосом моренного покрова. Высокие ледя­ные холмы ограничивают видимость и мешают ориентировке. Наши разведочные отряды за несколько дней основательно изучили как этот, восточный, так и западный Баянкольский ледники и составили подробную карту.

Когда мы вышли в верхний цирк главной ветви ледника, ничто не скрывало от нас склона Мраморной стены. Прямо перед нами спускались два крутых ледопада, разделенных длинным, узким скалистым гребнем. Слева больший из ледо­падов был ограничен другим массивным выступом. На них и устремились наши взоры: отсюда мы наметили возможный путь к вершине, несравненно более короткий, чем вариант от «Китайского» перевала, который оказался непосильным для Г. Мерцбахера1.

Первые два дня ушли на занятия и только 7 августа стало возможным вплотную приступить к разведке пути восхо­ждения.

Мы вышли тремя группами: тройка Елшанского — на раз­ведку левого скального выступа и фирновых склонов над ним, тройка Марона — к «Китайскому» перевалу, наконец моя — на узкий скальный гребень между двумя ледопадами. Срок нам был дан только один день.

Путь по гребешку не представлял трудностей для легко снаряженной группы, скалолазание было легким, и только острые края сланцевых плит резали пальцы. Дальше гребень стал снежным и вывел нас на верхнее плато над ледопадом, который был таким образом обойден справа. Над плато воз­вышался шестидесятиметровый ледяной склон. Пришлось по­тратить около двух часов, чтобы вырубить во льду надежные ступеньки и забить крюки — подготовить путь для последу­ющего восхождения. Поднявшись на обрыв, мы оказались уже на склонах собственно Мраморной стены, среди огром­ным фирновьпх сбросов и провалов. Чтобы ориентироваться в направлении и условиях дальнейшего подъема, мы подня­лись еще на одну ступень ледника. Заключение было благо­приятное: склон был очень крут, но снег хорошо уминался в надежные ступени и казался безопасным в отношении лавин. Ясно было, что этим путем можно пытаться достигнуть вер­шинного гребня.

Спустившись еще до темноты, мы обменялись мнениями с другими группами. Связка Елшанского успешно обошла ледопад слева по осыпям и продвинулась в область фирно­вых сбросов, но здесь наткнулась на препятствия, которые она сочла непреодолимыми; к тому же там склоны были ла­виноопасны. Интересные сведения доставила группа Марона. Она прошла всю восточную ветвь ледника и поднялась на перевал. Гребень, начинающийся у перевала, наши развед­чики сочли вполне проходимым, но подчеркнули, что восхо­ждение по этому пути займет много дней и по пути придется траверсировать по крайней мере две промежуточные вер­шины1.

Вернувшись в основной лагерь, мы окончательно приняли план дальнейших действий. В нашем распоряжении оставалось очень мало времени. Это исключало возможность более-глубокой разведки и предварительной заброски продуктов на гребень. Лишь кратчайший путь сулил хоть некоторые надежды на успех. Он был разведан нами на значительном протяжении и выводил непосредственно к седловине перед вер­шиной.

Были выделены: штурмовая группа — Э. Левин, Л. Клименко и Коновалов; и вспомогательная — Елшанский, И. Ма­рон, Гаран, Боровиков, Мурзиков и Говор. Было оговорено, что при особо благоприятных условиях и вторая группа попытается достигнуть вершины. В соответствии с общим планом похода значительная группа — 9 человек — во главе с В.В. Немыцким отправилась вверх по западному Баянкольскому леднику, чтобы отыскать перевал на ледник Семенова.

Мы выступили 10 августа. Рюкзаки были подвезены на лошадях почти к самому началу подъема. В первый день мы прошли уже знакомый нам путь до вершины скального контрфорса. Разумеется, с тяжелыми рюкзаками темпы движения были иными, да и скалы уже не казались такими легкими. Вечером шел мокрый снег. Но это нас не испугало; мы уже знали, что на тяньшанских ледниках это входит mm расписание дня. На следующее утро мы быстро дошли до конечной точки разведанного маршрута. Стремясь максимально использовать хорошее состояние снега, мы опередили вспомогательную группу и скоро потеряли ее из виду.

Фирновый склон перед нами поднимался рядом последовательньвх крутых уступов. Местами зияли огромные провалы, из-под снега торчали ледяные зубцы, — ведь мы находились в верхней заснеженной части большого ледопада. Путь ясен — вверх и налево; но склон лавиноопасен и его нельзя «подрезать»; мы лавируем, приспособляясь к местности, и движемся влево только на безопасных участках. Идем до­вольно быстро, если учесть крутизну и необходимость утап­тывать снег. Еще задолго до темноты останавливаемся на ночлег на единственной здесь безопасной площадке. Ближай­ший склон полог, и нет оснований ожидать лавин. Высота — 4800 м.

Только что мы кое-как разместились втроем в двухмест­ной палатке, как начался снегопад. По «расписанию» к ночи он должен прекратиться, но снег продолжает засыпать палат­ку. Мы стряхиваем его, но скоро слой снега становится вро­вень с крышей палатки, и нам остается терпеливо ждать и попытаться заснуть. Снег идет без перерыва 25 часов. В сере­дине следующего дня мы добываем из сугроба оставленные снаружи вещи. В палатке становится еще теснее, но мои молодые спутники не теряют бодрости. Кое-как коротаем еще одну ночь.