Первое знакомство с тянь-шанем

Г.

В 1932 г. я впервые посетил Тянь-шань. В те годы на Памире широко развернула свои работы Таджико-Памирская экспедиция. Тянь-шань же как-то оставался в тени1. Мне казалось, что, несмотря на скромные возможности самодеятельной альпинистской группы, я все же смогу внести некоторую долю в дело познания этой обширной и еще недостаточно исследованной горной страны.

Планом первого моего путешествия в Тянь-шань было предусмотрено посетить истоки одной из главных водных ар­терий Средней Азии — Сыр-дарьи и добраться до самого южного из хребтов Тянь-шаня — Кок-шаал-тау.

Тянь-шань сразу покорил меня красотой и многообразием ландшафтов: леса из стройной тяньшанской ели на склонах rap, голубое зеркало озера Иссык-куль, окруженное цепями снеговых гор, обширные высокогорные пастбища (сырты) c сочной травой, суровые, закованные в лед вершины гор и спускающиеся с них ледяные реки-ледники.

Город Пржевальск, носящий имя великого русского путе­шественника Н.М. Пржевальского, является наиболее удоб­ной базой для подготовки путешествий в Центральный Тянь-шань. Это мое первое путешествие, как и большинство после­дующих, подготовлялось в этом уютном, утопающем в зелени городе, расположенном у подножья хребта Терскей Ала-тау. Здесь при подготовке моего первого путешествия произошла встреча с известным географом и гляциологом С.В. Калесником, возглавлявшим тянь-шанскую гляциологическую экспе­дицию. Он отнесся ко мне, не географу по специальности, с большим вниманием и дал целый ряд полезных советов и указаний. В дальнейшем в своем капитальном труде о ледни­ках Тянь-шаня он поместил ряд полученных нами тогда дан­ных, касавшихся конфигурации ледника Петрова и его свя­зей с Карасайским ледником.

Я упоминаю здесь об этом эпизоде потому, что он оказал существенное влияние на направление моей дальнейшей дея­тельности как альпиниста-путешественника и подкрепил мою уверенность в том, что спортивные альпинистские группы, от­правляющиеся в отдаленные и мало исследованные горные районы страны, могут и должны сочетать спортивные задачи с научно-исследовательскими, ставя во многих случаях пер­вые на службу вторым.

В Пржевальске без большого труда нам удалось купить шесть лошадей, и мы были готовы к тому, чтобы двинуться на юг — в глубь Центрального Тянь-шаня. Первым перевалом, пройденным нами на Тянь-шане, был перевал Джугучак, ве­дущий через хребет Терскей Ала-тау в обширную область сыртов.

Всюду на сыртах — в этот и последующие годы — я и мои спутники неизменно пользовались исключительным гостепри­имством со стороны киргизов, пасущих здесь в летний период свои необозримые колхозные стада.

Особенно приятным после утомительного пути являлся всегда прохладный и освежающий кумыс, которым обычно в изобилии угощают путешественника у юрт каждого колхоза.

Сурова природа высокогорного Тянь-шаня. 15 августа, когда мы, перевалив хребет Терскей Ала-тау, достигли верховьев реки Нарына (так называется в своих верховьях река Сыр-дарья), разразилась метель, длившаяся две ночи и день. За это время выпал слой снега, толщиной почти в метр. Но нам повезло. Мы сидели в теплых уютных комнатах Тянь-шанской высокогорной обсерватории, которой мы достигли как раз накануне начала непогоды.

Через день все стихло. Ярко светило солнце. До боли сле­пил глаза свежевыпавший снег. Перед нами ярко сиял бе­лизной своих вершин хребет Ак-шийряк. Из его ледников берет свое начало река Нарыя. Хребет Ак-шийряк замечате­лен тем, что он является одним из главных водораздельных хребтов между бассейнами рек Сырдарьи (Аральское море) и Тарима (оз. Лоб-нор).

Мы решили совершить восхождение на ближайшую к обсерватории крупную вершину — пик Сары-тор, замыкаю­щий ледник того же названия. При восхождении мы впервые познакомились с коварными свойствами тяньшанского снега, от которых страдали потом не раз. Высотный снег на север­ных склонах вершин мучнистый, рыхлый и сухой. В этот снег иногда проваливаешься по грудь. Подъем но такому снежно­му уклону, особенно при значительной его крутизне, крайне изнурителен. Подниматься, выбивая нотой ступеньки, невоз­можно: приходится в снегу прорывать как бы траншею, дей­ствуя при этом как ногами и руками, так и всем корпусом. После такой подготовки, когда достигнуто более или менее прочное основание, наконец ощущаешь под ногами подобие ступеньки. Однако очень часто, став на такую «ступеньку», съезжаешь обратно, и вся мучительная работа начинается сначала.

Восхождение на пик Сары-тор (5100 м) заняло два дня. Кроме меня в нем приняли участие В.А. Энгельгард, М.Н. Любимова, К.С. Летавет. Это было наше первое восхождение на Тянь-шане.

В условиях хорошей видимости мне удалось разобраться в довольно запутанной орографии хребта: было хорошо видно смыкание левой ветви ледника Петрова с Карасайским ледни­ком.

Спуск по проторенной траншее шел много быстрее, и к вечеру второго дня, как и было условлено, мы были уже на морене ледника Сары-тор, где нас ждали лошади. После двухдневного пребывания в оплошной стихии снега особенно теплыми и уютными показались нам комнаты Тяньшанской обсерватории...

После дня отдыха мы совершили поход к леднику Петро­ва, который дает начало главному истоку реки Сырдарьи. Ледник этот ровный, со спокойной и почти лишенной морен­ного покрова поверхностью. Движение по нему шло быстро. Вскоре обнаружилось, что ледник имеет мощную левую (юж­ную) ветвь, не обозначенную на картах и имеющую почти такую же длину и мощность, как основная. Эта левая ветвь и смыкается с Карасайским ледником, как это мы обнару­жили ранее, при восхождении.

Задерживаться в приютившей нас Тяньшанской обсерва­тории, еще недостаточно, как мне кажется, используемой для высокогорных исследований, однако, нам нельзя было. Пред­стоял еще далекий путь к хребту Кок-шаал-тау. Мы собира­лись посетить истоки реки Джангарт, правого притока Сары-джаса. Здесь мы предполагали увидеть интересные вершины и мощные ледники.

Путь к Джангарту был очень длинным и утомительным, но дал нам хорошее представление о Тянь-шане, его слож­ной и запутанной орографии, суровом климате его высоко­горий. Нам пришлось пересечь высокогорные пустыни, пройти перевалы Ак-огуз, Каинды, Джангарт, пройти многочисленные крупные и малые ущелья («беш-мойнак» — пять ущелий, как называют такие места) пока, наконец, мы не достигли истоков реки Джангарт. Действительно, здесь мы увидели круп­ные ледники, дающие начало многоводной реке Джангарт, много высоких и трудных вершин. Задерживаться для исследо­вания этих очень интересных «мест нам не пришлось — отпуск был на исходе, и надо было возвращаться.

Удалось совершить лишь подъем на ледниковый перевал Ак-огуз («белый бык»), через который не удалось в свое время пройти Мерцбахеру.

В Пржевальск мы возвращались иным путем, в обход хребта Ак-шийряк с востока, через перевал Ишигарт. и далее через хребет Терскей Ала-тау, перейдя перевал Кашка-су. Вернувшись в Пржевальск и отдохнув немного, мы решили закончить свое тяньшанское путешествие не здесь, а в Алма-Ате. Для этого надо было пересечь еще два хребта — Кунгей Ала-тау и Заилийский Ала-тау.

Хребет Кунгей был пройден нами через перевал Аксу. На­сколько мне известно, это был первый переход этого перевала с караваном. После спуска в ущелье реки Кемин следовал снова подъем, на этот раз на хребет Заилийский Ала-тау (Алматинский перевал), а затем спуск к городу Алма-Ата.

Здесь в Алма-Ата — столице Казахстана — закончилось наше тяньшанское путешествие 1932 г.

В это первое разведочное путешествие Тянь-шань в его центральной части нами был пересечен и пройден, Начиная с его самого северного хребта — Заилийского Ала-тау и кончая самым южным — Кок-шаал-тау.

 

К ИСТОКАМ РЕКИ УЗЕНГЕГУШ

Гг.

В следующем (1933) году я был снова на Тянь-шане. Эти Горы тянули к себе огромными спортивными и исследователь­скими возможностями. Я чувствовал, что на многие годы свя­зываю свою альпинистскую деятельность с Тянь-шанем.

Схема западной части хребта Кок-шаал-тау

И действительно, получилось так, что одно путешествие вызы­вало необходимость следующего, одна разрешенная задача логически ставила другую и требовала своего разрешения.

Я решил снова отправиться к самому отдаленному хреб­ту Тянь-шаня — Кок-шаал-тау. Из ледников северных скло­нов этого хребта берут начало две мощные реки — Узенге­гуш и Ак-сай, которые затем, меняя свое направление к югу, прорезают хребет Кок-шаал-тау и уходят в котловину Китай­ского Туркестана, где составляют начало реки Тарима, впа­дающей в озеро Лоб-нор. Сюда к истокам реки Узенгегуш направлялась наша группа. В составе ее, кроме меня и К.С. Летавет, были математики — В.В. Немыцкий и В.К. и М.М. Гольцман.

На этот раз хребет Терскей Ала-тау был пересечен нами по довольно скучному и трудному для лошадей перевалу Джуука.

Большую неприятность всех путешествий на Тянь-шань составляют переправы через реки. На всем высокогорном Тянь-шане имеется наперечет всего два-три моста. За многие годы путешествий в этих горах приходилось многократно пе­реправляться через все основные водяные артерии: Сары-джас, Иныльчек, Куйлю, Узенгегуш и многие другие. Хотя все и обходилось при этих переправах благополучно, но я их всегда рассматривал как оборотную сторону медали при пу­тешествиях на Тянь-шань. И на этот раз при пересечении области сыртов пришлось совершить довольно опасные переправы вброд через реки Арабель и Таргай (Нарын — в верхнем течении), очень полноводные в это время года.

Чтобы проникнуть к Кок-шаал-тау, надо было пройти пе­ревалом Чакыр-корум через хребет того же наименования и перевал Кубергенты в отрогах хребта Борколдой.

Спуск с перевала Чакыр-корум приводит в ущелье реки Джаголамая (в нижнем течении носящей название реки Каракол), являющейся притоком реки Нарына. Река Джаголамай берет начало в месте, где происходит подковообразное смыкание хребтов Чакыр-корум и Борколдой. В этой «под­кове» можно было ожидать наличие значительных ледников, а также возможно и высоких вершин. В Москве нам не уда­лось найти никаких сведений о том, что эти места кем-либо посещались. Поэтому мы собирались завернуть по пути к истокам Джаголамая, потратив на это 2-3 дня. Более дли­тельное пребывание здесь было невозможно из-за нашего жесткого бюджета времени — надо было спешить к основ­ной цели, к Кок-шаал-тау.

За эти 3 дня нам удалось совершить восхождение на од­ну из вершин Борколдоя, замыкающую ледник Кара-джилга. Нам хотелось отсюда с вершины наблюдать и сфотографиро­вать широкую панораму Кок-шаал-тау. Мне казалось, что такую панораму не удастся видеть ни с какого другого пункта. К сожалению, в эти дни даль была закрыта интенсив­ной дымкой, через которую лишь смутными контурами про­свечивали отдельные ледяные громады Кок-шаал-тау. Дымка эта, как мы убедились позднее, представляет здесь в это время года нередкое явление и, по-видимому, обязана своим происхож­дением находящейся в довольно близком соседстве пустыне Такла-макан, являющейся одной из самых «свирепых» пу­стынь мира. Зато на востоке ближайшая часть хребта Боркол­дой была видна отлично. Это был невероятный хаос вершин и ледников, особенно на месте стыка его с Чакыр-корумом; зем­ли здесь как бы ощетинилась бесконечным количеством игл и шипов.

С вершин круто спадают ледники. Восхождение на большинство вершин представляет значительные трудности. С грустью думаю, что вершины эти из-за своей отдаленности не скоро еще дождутся своих покорителей.

Собрав материалы об основных ледниках в системе реки Джаголамай, спускаемся обратно с тем, чтобы продолжать путь через перевал Кубергенты к Кок-шаал-тау.

Перевал Кубергенты, как и невысокая пологая горная гряда (отрог хребта Борколдой), через которую он ведет, с первого взгляда не представляют ничего примечательного. Но сразу же обращаем внимание на то, что с перевала практиче­ски нет спуска. Получается впечатление, что мы как бы за­брались на высокий бугристый стол. Впереди лежит холмистая высокогорная пустыня Кагалячап с растрескавшейся в виде квадратов шахматной доски поверхностью и очень скудной растительностью. За ней, как стражи, стоят гиганты Кок-шаал-тау. С них стекают мощные ледники и, достигнув плоскости Кагалячапа, как бы застывают и остаются лежать здесь огромными ледяными лепешками. Сразу вызывает удив­ление: куда стекать воде при таянии этих ледников? Воды ледников Кагалячапа дают начало двум крупным рекам Центрального Тянь-шаня — Узенгегуш и Ак-саю, причем первая из рек уносит свои воды на восток, а вторая — на за­пад. Водораздел между ними почти не заметен. Один из лед­ников — Ото-таш (Мушкетова) — отдает свои воды как Ак-саю, так и Узенгегушу; его два потока разделяются совершенно незаметной на глаз выпуклостью. С подобным характером водоразделов нам пришлось встретиться и в путешествии предыдущего года на урочище Сарычат у северной оконечности водораздельного хребта Ак-шийряк.

Здесь же на перевале Кубергенты, когда смотришь на мощные ледники, стекающие на север со склонов Кок-шаал-тay, вызывает изумление еще одна загадка очень отдаленного прошлого. Реки Узенгегуш и Ак-сай, текущие некоторое время параллельно Кок-шаал-тау, затем поворачивают на юг и «прогрызают» этот мощнейший горный хребет, почти на две тысячи метров превышающий ту невысокую гряду с перева­лом Кубергенты, на которой мы стоим. Можно думать, что когда-нибудь рука человека исправит «ошибку» природы и повернет эти своды в бассейн Сыр-дарьи.

В хребте Кок-шаал-тау наше внимание привлекает вели­чественная стройная вершина, несомненно превышающая дру­гие горы района и стоящая как бы на страже этого сурового величия. Решаем дать этой вершине название Кзыл-аскер (Красноармеец). Хочется подъехать ближе к этой прекрас­ной вершине. Однако от этого намерения приходится отка­заться или, может быть, отложить на следующий год — вер­шина лежит к западу, наш же путь намечен к востоку в ущелье реки Узенгегуш. Там в районе урочища Джурек можно предполагать наличие крупных ледников и вершин, до сих пор не обследованных и не описанных.

Пересекаем Кагалячап; он одинаково мрачен и пустынен на всем протяжении. На гребнях холмов замечаем то там, то здесь стада архаров. Сопровождающему нас пограничнику удается убить одно животное. Теперь мы обеспечены в изо­билии вкусным мясом.

Спуск с Кагалячапа крутой, действительно «слезаешь, как со стола». Реки тоже обрываются каскадами водопадов. Далее следует ряд довольно неприятных переправ, и мы, на­конец, в ущелье безымянного притока (точнее одного из ис­токов) реки Узенгегуш, обозначенного на десятиверстной карте как урочище Джурек.

Проведенные нами здесь три дня прошли очень незаметно. Все, что пришлось наблюдать, было ново, величественно и интересно.

Расположенный здесь ледник, дающий начало одному из основных истоков Узенгегуша, оказался мощным, сложным ледником, с большим количеством ответвлений и притоков (длина его свыше 15 км). Ледник мы решили назвать име­нем профессора-географа С.Г. Григорьева, первого предсе­дателя туристоко-альпинистской секции Московского дома ученых. Другому из расположенных здесь ледников дали имя Н.Н. Пальгова, впервые посетившего и давшего описание ледников Кагалячапа. Вокруг этих ледников мы обнаружили также прекрасные вершины, восхождения на которые войдут когда-нибудь в сокровищницу выдающихся достижений совет­ского альпинистского спорта. К наиболее замечательным от­носятся прежде всего две похожие одна на другую скалистые вершины, расположенные в правом окаймлении ледника. Им дали название Джолдаш («Товарищ»). Чрезвычайно эффект­ной была и другая вершина, в левой ветви ледника. По своим контурам и строению она необычайно напоминала гималай­скую Канченджунгу. Нельзя было оторвать глаз от сверкающих снегов на ее склонах, от вершинного гребня, курившего­ся от сдуваемого ветром снега. Вершину назвали именем акад. О.Ю. Шмидта.

На скалах у ледника оказался целый палеонтологический музей — такого изобилия столь разнообразной и столь хоро­шо сохранившейся древней (палеозойской) фауны я еще ни­когда не видел. От собранных образцов сильно потяжелели наши рюкзаки.

К сожалению, после посещения ледника Григорьева тянь-шанские путешествия этого года нам пришлось прервать. Вре­мя отпуска у всех было на исходе — надо было возвращаться. Садясь на лошадь в нашем лагере, я уже твердо решил — в следующем году приеду сюда опять!

* * *

В план нового путешествия летом 1934 г. входило, прежде всего, расширение прошлогодних исследований в направлении на восток. Была заветная мечта — пробраться к месту про­рыва Узенгегуша через Кок-шаал-тау. На большинстве карт топографы честно обозначили это место белым пятном. Вме­сте с тем очень хотелось попытаться совершить восхождение на высшую точку всего горного района — пик Красноармеец. Группа на этот раз была небольшая, но хорошо подготовлен­ная. Кроме меня и К.С. Летавет, были еще И.Е. Марон и Ш.П. Машков, оба — молодые и крепкие альпинисты.

Нас так влекло к Кок-шаал-тау, что длинный путь от Пржевальска до Кагалячапа прошел как-то незаметно. Для разнообразия через Терскей Ала-тау переваливали на этот раз по перевалу Барскаун. Теперь в воздухе не висела про­клятая дымка, которая доставила нам столько неприятностей в прошлом году. Воздух был необычайно прозрачен. Но это, как мы имели возможность с огорчением убедиться впослед­ствии, было вызвано очень частыми в этом году непогодами, систематически как бы промывавшими атмосферу и очищавшими ее от дымки.

От перевала Кубергенты мы сразу взяли направление к Западу — к леднику и пику Красноармеец. Ледник этот так же, как все кагалячапские ледники, лежит большим ледяным «караваем» на плоской поверхности плато. С вершины пика впускается узкий ледник, как бы винтообразно опоясывая ее склоны. Но эта «винтовая лестница» не очень доступна: лед­ник крутой, весь в трещинах, а в его верхней трети, наверное, опять лежит изнуряющий порошкообразный тяньшанский снег. «Перилами» этой «винтовой лестницы» служат справа — крутые скалистые склоны «Красноармейца», слева — гладкая совершенно отвесная остроконечная скала, как бы отколовшая­ся от основного массива вершины. По этому леднику было намечено избрать путь для попытки восхождения на вершину.

Ранним утром мы выступаем из нашего лагеря, располо­женного, примерно, в километре от языка ледника. На небе ни облачка, воздух необычайно прозрачен. Ледник и окру­жающие его вершины погружены еще в тень, лишь «Красноармеец» ярко золотится в лучах утреннего солнца.

В бодрящей утренней прохладе даже не чувствуем тяжести рюкзаков. Вдруг все, как по команде, останавливаемся, оча­рованные. Шагах в 50-ти наш путь пересекает большое стадо теке (горных козлов); впереди величественно выступает во­жак — старый козел с высоко поднятой головой, увенчанной огромными ротами, а за ним гуськом в спокойном, неторопли­вом темпе следует стадо голов в 20-30. Хотя мы и находим­ся в непосредственной близости, но наше присутствие не ме­няет ни строя, ни темпа движения стада. Никто из нас не издает ни звука, не хочется нарушать эту прекрасную гармо­нию движения...

Плоскую часть ледника проходим быстро и начинаем подъем. Здесь нас настигает солнце, оно жарит немилосердно. Снег уже довольно глубок, и мы проваливаемся по колени. К двум часам дня, совершенно неожиданно, погода начинает портиться, а к вечеру начинается густой снегопад. Видимость всего несколько метров. Располагаемся на ночлег на снеж­ной площадке, вплотную прижавшись к совершенно отвесной скале, поднимающейся слева от ледника. Здесь совершенно безопасно в отношении, лавин, скала настолько отвесна, что снег на ней совершенно не удерживается, и все время, как струя водопада, стекает высоко через наши головы, образуя вокруг нашей площадки большой снежный вал. Снегопад продолжался всю ночь и все это время с шуршанием через наш лагерь падают струи этого очень своеобразного снежно­го водопада. К утру снегопад несколько притих. С большим трудом удается пробиться через образовавшийся вокруг места нашего ночлега высокий снежный вал: приходится своим те­лом проделывать через него траншею. Утреннее улучшение погоды оказалось очень непродолжительным. Вскоре снова начинается снегопад, теперь уже с метелью. Видимость пло­хая. Единственное утешение, что трудно сбиться с пути, спра­ва и слева «перила». Держимся «ближе к левым «перилам», здесь безопасно в отношении лавин. Подъем по леднику очень утомителен. Сыпучий, порошковидный снег становится все глубже, начинают попадаться коварные скрытые снегом тре­щины. Вторая ночь не приносит ничего утешительного; непо­года продолжается. С горечью принимаем решение о спуске в лагерь, где нас ждет караван. Для нас было яс­но, что спуск означает отказ от восхождения. Если вы­жидать в лагере благоприятную погоду, организовать «осаду» вершины, с разведкой, с заброской лагерей, то не останется времени на выполнение незаконченных «дел» прошлогоднего путешествия, на продвижение на восток по Узенгегушу, к месту его прорыва через Кок-шаал-тау.

В быстром темпе, не останавливаясь, пересекаем мрачный Кагалячап. Не можем, однако, удержаться, чтобы не нанести «визита» леднику Григорьева. Мне хочется и самому посмот­реть и показать новым нашим спутникам прекрасные вершины этого участка Кок-шаал-тау.

Ближайшим ущельем, расположенным к востоку от Джурека, является ущелье реки Чон-тура-су, правого притока Узенгегуша. Здесь вблизи ледника, дающего начало реке Чон-тура-су, на хорошей травянистой площадке, обеспечивав­шей изобильный корм для наших лошадей, мы расположили свой лагерь. По мощности реки Чон-тура-су можно было думать, что ледник, питающий ее, является весьма значи­тельным.

Для ускорения работы по обследованию этого участка Кок-шаал-тау решаем разделиться: Марон и Машков отправ­ляются для восхождения на снежную вершину, расположен­ную над лагерем, могущую служить прекрасным панорамным пунктом для обозрения всего района. Я и К.С. Летавет от­правляемся на основной ледник.

Крутой, довольно скучный подъем по старым, кое-где по­росшим травой моренам ледника. Вдруг, как-то совершенно неожиданно, над моренной грядой появляется запорошенный снегом острый шпиль какой-то вершины. Необычайно то, что шпиль этот находится довольно близко от нас — до главного хребта же еще далеко. Быстро, забывая об одышке, бегу вверх по крутому склону, хочется поскорее рассмотреть пре­красную вершину. С каждым шагом она раскрывается все больше и больше. Наконец, достигнут высокий гребень уморенной гряды, возвышающейся над ледником. Отсюда уже достаточно хорошо можно видеть и ледник и необычайную вершину. Действительно, она стоит как-то совершенно изоли­рованно — одна как гигантский клык почти в центре доволь­но ровного широкого ледника; высота ее, вероятно, около 5000 м. Отсюда не удается обнаружить никаких ее связей с основным хребтом Кок-шаал-тау, до которого еще довольно далеко. Надо полагать, что какой-то гребень, соединяющий ее с главным хребтом, все же имеется, но, возможно, он скрыт от нас самой вершиной.

Был уже вечер. Ледник погрузился в тень, а острый заснеженный шпиль еще долго золотился в лучах заходящего солнца. На другой день мы спустились на ледник с тем, что­бы попытаться пройти его основной поток, а, может быть, и обойти кругом необычную вершину. Лед вблизи вершины оказался сильно рассеченным лабиринтом трещин, движение сильно замедлилось. Ледник оказался очень сложным, с большим количеством рукавов, круто спадавших ледопадами с очень высоких и трудно доступных вершин.

Обойти кругом вершину за время, которым мы распола­гали, с тем, чтобы разрешить вопрос, действительно ли вер­шина не имеет связи с основным хребтам, не удалось. Мы буквально заблудились в необычайно сложном лабиринте трещин, и только к вечеру выбрались к месту своего ночле­га — на боковую морену, где была оставлена палатка и рюк­заки. Уже в полной темноте мы прибыли в Основной лагерь. Почти одновременно с нами туда вернулись Марон и Маш­ков, которые успешно совершили восхождение на вершину, высота которой оказалась равной 4900 м. С вершины ими были произведены зарисовки, которые, в сопоставлении с на­шими наблюдениями на леднике, позволили составить полную схему этого интересного участка Кок-шаал-тау. Как показали их наблюдения с вершины, виденный нами в середине ледни­ка остроконечный пик все же посредством невысокого греб­ня соединяется с основным массивом Кок-шаал-тау.

Посещенный нами ледник, дающий начало реке Чон-тура-су, мы решили назвать именем Н.Л. Корженевского, столь мно­го сделавшего для изучения ледников Средней Азии, а остро­конечный пик в его центре — пиком Альпиниста. Вершине, на которую совершили восхождение Марон и Машков, тогда не было дано названия. Мне кажется, было бы целесообразно назвать ее именем И.Е. Марона, погибшего в 1940 г. на боевом посту в войне с белофиннами.

Ночью начался сильнейший снегопад, продолжавшийся не­прерывно два дня. Вся долина Чон-тура-су покрылась толстым слоем снега. Наши лошади, существовавшие на подножном корму, копытами разгребали глубокий снег и с трудом до­бывали немного травы. Большую часть времени они стояли по колено в снегу, понуро опустив головы.

Было начало сентября, начиналась осень. Мы решили пре­кратить дальнейшие высокогорные обследования, двинуться вниз по Узенгегушу и, воспользовавшись тем, что воды в реке стало меньше, попытаться пробраться к прорыву его через Кок-шаал-тау.

Покинув долину Чон-тура-су, мы снова вернулись на Узенгегуш, миновали ближайший его правый приток Чон-тун-куорюк, уже вдали было видно начало поворота реки на юг, но дальше река вступала в теснины, и путь для каравана был закрыт.

До места прорыва оставалось не менее 30 км. То, что нам было видно впереди, сулило немало трудностей для нашего пути. Чтобы пройти его, надо было не менее 7 дней, бюджет же нашего времени был истощен уже до предела, надо было возвращаться.

Расставался я с Узенгегушем и Кок-шаал-тау с грустью, ибо чувствовал, что вряд ли скоро мне удастся снова посетить эти замечательные места. Для следующего года уже намеча­лись другие планы.

Возвращаться мы решили совершенно новым путем, обхо­дя с востока Борколдой и Чакыр-корум. С тревогой думали о предстоящей переправе через Узенгегуш.

Брод через эту реку оказался трудным и опасным, не­смотря на то, что уровень воды>после наступившего похоло­дания значительно понизился. Дальнейший наш путь прохо­дил через пять перевалов, из которых только три имели назва­ния: Караказ, Кзыл-бель и Ату-су. На обратном пути мы не могли отказать себе в удовольствии нанести визит знакомой уже Тяньшанской обсерватории и, пройдя Терскей Ала-тау также знакомым уже Джугучакским перевалом, прибыли в г. Пржевальск.

В итоге двух путешествий к истокам Узенгегуша и Ак-сая нами был обследован один из очень своеобразных горных районов Центрального Тянь-шаня, на карте появились назва­ния новых, до сих пор неизвестных вершин, были обследова­ны и описаны новые ледники. Наши два, путешествия можно рассматривать, однако, лишь как разведочные. Для более Глубокого разрешения дальнейших как спортивных, так и ис­следовательских задач необходимо направить сюда хорошо снаряженные экспедиции, обладающие значительно большим временем для своей работы и имеющие в своем составе высо­коквалифицированные альпинистские кадры.