Через весь центральный Тянь-шань с севера на юг

Г.

Впервые за восемь лет наших путешествий по долинам и перевалам Небесных гор Центральный Тянь-шань встретил нас так негостеприимно. Было это поздней осенью 1935 г.

Тяжелые метеорологические условия преследовали нас буквально с первого же дня, как только экспедиция вступила в горы, и вплоть до середины декабря, когда мы покидали их пределы.

Первое внушительное предупреждение мы получили на перевале Чон-ашу1. Наш длинный караван, в сто с лишним лошадей, подтягивался к перевалу в густом снегопаде. Снеж­ная мгла сливалась с белесыми тучами и не позволяла ви­деть очертаний гребня, по которым обычно приходилось ориентировать дорогу к перевалу. Ветер бил в лицо ледяной крупой. Острые камни, среди которых петляет капризная тропка, были закрыты глубоким снегом, и ее никак нельзя было нащупать. Одна из наших лошадей сорвалась, сломала себе ногу, и ее пришлось пристрелить.

На десятые сутки пути, после работ в долинах Оттук и Сары-джаса, мы поднялись в ущелье Малой Талды-су, где верховья были забиты флювио-гляциальными отложениями2. Показались высокие береговые морены. Пришлось спешиться и лезть на левый склон. С высокого гребня мы увидели три долинных ледника, не нанесенных на топографическую карту. 'Главный из них, залегавший в верховьях Талды-су, тянулся на 4,5 км, а два остальные, спускавшиеся с противополож­ных друг другу поперечных долин, были длиной по 2 км...

К 20 сентября с Тянь-шаня уехали все экспедиции, рабо­тавшие в районе Каракола3. Последними из долины Каинды отправились в обратный путь ленинградские геологи. Здесь им уже нечего было делать, так как склоны от гребней и до подошвы были закрыты снегом.

Снегопад неотступно преследовал нас на Сары-джасе, Иныльчеке и Каинды. Здесь внезапно наступило резкое по­тепление, отовсюду неслись потоки талой воды, стоял грохот лавин и камнепадов. Кинооператор И. Лозиев пытался за­снять эту внезапно проснувшуюся бурную деятельность при­роды и едва не попал под обвал. Могучая скала, стоявшая незыблемо на гребне хребта Каинды, стала неожиданно кре­ниться, оседать и вдруг со страшным грохотом, потрясшим всю долину, рухнула вниз грудой обломков с высоты 700 м. Срезанные обвалом стройные тянь-шанские ели неслись в воз­духе, как спички. Потепление продолжалось в течение трех дней.

Уже у перевала Чичар нас встретил такой буран, что о дальнейшем следовании не могло быть и речи. Мы развьючи­лись, отвели лошадей под прикрытие скалы и принялись устраиваться на бивуак. Были пущены в ход лавинные ло­паты, ведра, кастрюли, крышки ящиков, и меньше чем за час площадка под лагерь была расчищена и на ней поставлены палатки. Через час они уже напоминали снежные сугробы. Утром снежный покров достигал почти метра; все, что мог видеть глаз — от самых вершин и до глубоких долин — было закрыто сплошной снежной пеленой без единого темного пятна.

Мы не могли вести караван по снежной пустыне, где ни­кто не решался определить для нас путь. Лошади поминутно проваливались в снег. Пришлось всем идти топтать снег. Сзади вели неоседланных лошадей. Только к вечеру мы вернулись усталые, вьючили караван, и он медленно двинулся в урочище Кара-арча. По пути к перевалу Чичар старший караванщик Толканбой, за которым вслед шел я, неожидан­но вскрикнул и отскочил назад. В эту самую минуту у его ног с сухим, наподобие выстрела, треском отделился огромный пласт снега и, изламываясь на куски, нагромождаясь друг на друга, пополз вниз, ускоряя все время ход. Через несколь­ко секунд пластовая лавина неслась уже по склону с харак­терным гулом.

За перевалом Чичар, в долине Кизил-капчигай, снега было уже заметно меньше. У нас поднялось настроение.

Река Кизил-капчигай от устья и до слияния с рекой Кара-арча имеет длину 7,5 км. Исток ее находится на высоте 1723 м, а устье — 1047 м. Таким образом, на 1 км падение реки равно почти 100 м. В рыхлых известняках река вырезала глубокий каньон. Подмытая порода беспрестанно падает, забивая выход воде. У одной из таких «пробок» мы за­остряли на целый день, пока не пробили под камнями, забившими русло, ходы, куда, подмывая грунт, хлынула вода. Караванщики наши, Кутан, Калык и Мадыке, работали по пояс в ледяной воде...

Долина Койкап долго считалась непроходимой. Ее узкий каньон, вплоть до середины июля, на большую глубину за­полняется талой водой, не оставляя места на берегу, где могла бы пройти лошадь. От Койкапа повернули назад в свое время экспедиции итальянского альпиниста Боргезе, немецкого путешественника Мерцбахера и известного рус­ского путешественника профессора В.В. Сапожникова. Наша экспедиция впервые проникла сюда в 1932 г. Она выправила совершенно искажавшие топографию района старые карты, составленные лишь на основании опросных данных.

Больше недели свирепствовала непогода. День и ночь перед глазами стояла сплошная пелена беспрерывно падав­шего снега, бушевал буран, ревел, крутил вихрями. Все время приходилось протаптывать тропу. Люди чувствовали себя бодро, по лошади вызывали у нас большие опасения: выдержат ли? На остановках они с унылым видом ходили возле лагеря, грызли веревки палаток и вьючные корзины. Фураж был на исходе, и мы давали по две горсти овса толь­ко наиболее отощавшим лошадям. А впереди самое большое испытание — перевал Майбаш, самый крутой и самый труд­ный из караванных перевалов Тянь-шаня.

Три дня весь состав экспедиции прокладывал путь в за­битом лавинами ущелье, ведущем к подошве Майбаша. Чет­веро суток беспрерывно бились мы на крутых склонах самого перевала. Сначала топтали узкую тропку люди, затем приво­дили лошадей. Лошади погружались в снег по шею, делали судорожные скачки, срывались с тропы и катились вниз по склону. Под вечер их отводили километров за восемнадцать от Майбаша к долинке, где под снегом было немного травы, а утром приводили вновь топтать проделанную людьми тропу. Всего было пробито на северном склоне Майбаша 178 зиг­загов, общим протяжением 7½ км. Верхняя часть тропы — это траншеи в человеческий рост.

На гребне Майбаша нависал мощный снежный карниз. Прежде чем идти, надо было выяснить, не вызовем ли мы лавину. Калык выстрелил из винтовки; Агутин бросил гра­нату — снег не тронулся. Мы двинулись выше.

За Майбашем в урочище Каракия мы одолели еще один очень трудный участок пути — забитый лавинным снегом каньон — и вышли в долину Майбулак.

Разбили лагерь на дне высохшего озерца, запруженного древней мореной. Морена спадает глубоким обрывом в доли­ну и беспрерывно подмывается бешено мчащейся рекой.. День и ночь здесь стоит грохот, и столбы пыли поднимаются от камнепадов и обвалов. Вода промыла ходы под площад­кой, созданной, невидимому, старым силевым потоком, и образовала глубокие, зияющие темными жерлами пустоты, у краев которых также происходят обвалы. И ниже по долине стоит пыль от камнепадов. Наши киргизы назвали это уро­чище «Джиндыташ» — «Сумасшедшие камни».

Дальше по долине для лошадей хода нет: река здесь те­чет между отвесными скалами, а если и попадаются террасы, то они сплошь завалены глыбами от обвалов.

Оставив часть группы подготавливать переход через пос­ледний к Темир-су перевал Бозкыр, я с частью экспедиции вышел вниз по долине к Сары-джасу. Веревки мы оставили висящими в месте спуска в долину, рассчитывая облегчить себе подъем на обратном пути. Мы шли по запутанному ла­биринту в хаосе камней, загромоздивших промытый в скалах узкий каньон. Гигантские глыбы, сорвавшиеся с гребней, по­висли, упираясь краями в противоположные склоны и об­разуя темные тоннели; другие упали вниз и запрудили тыся­четонной массой русло, подняв на десятки метров воду; третьи стояли торчком, вода кипела вокруг них и била пеной.

Только к концу вторых суток измученные, голодные и про­зябшие вернулись мы в лагерь, чтобы на следующий день чуть свет начать подъем на Бозкыр.

27 октября мы были на последнем перевале Бозкыр.

Тянь-шань остался позади. Последние хребты Кок-шаал-тау уходили отрогами в ровную, как скатерть, равнину. На запад было видно ущелье реки Сары-джас от Уч-чата и вплоть до прорыва ею Кок-шаал-тау. К западу за Сары-джасом урочище Кара-шалай. Против нас находились последний к югу невысокий гребень, едва превышающий 3000 м, а слева — высокие до 6000 м снежные вершины, принадлежащие к китайский части Тянь-шаня. На горизонте в юго-западном направлении виднелись громады Китайского Памира с колоссом «Муз-таг-ата» («Отец ледяных гор») и далеко, как в мареве, снежные цепи Кунь-луня. Внизу под нами блестела река Кум-арык — продолжение Сары-джаса, а рядом с ней выделялись пятнами уйгурские поселки Синьцзяна...

С перевала Бозкыр мы спустились на одну из пяти ясно выраженных террас долины Темир-су. Остатки древних морен, крупные валуны, сброшенные сверху породы и застывшие грязевые выносы создали здесь непроходимый хаос.

Мы никак не могли добраться до воды. Шум ревевшей внизу Темир-су («Железная вода») доносился глухо, но до дна долины было еще очень далеко.

На рассвете 28 октября мы роздали лошадям жалкие остатки фуража. В долине Кыркы-су мы, наконец, обнаружили чахлую траву.

Стоял конец ноября. Все пути были занесены снегом, фу­ража и продуктов, кроме мяса, которое в изобилии давала нам охота на горных козлов, ничего не осталось, лошади истощены, у большинства участников экспедиции пришла в негодность обувь.

Единственно, что оставалось делать, — это идти на запад к перевалу Бедель, через который постоянно ходят караваны из Уч-турфана в Пржевальск.

Сложность этого маршрута заключалась в том, что к Беделю можно было отсюда пройти только через территорию Синьцзяна. Если бы нам удалось это сделать, то мы не толь­ко выбрались бы сами из тяжелого положения, но и сумели бы подкормить лошадей и достать продукты для участников экспедиции.

Я решил взять с собой двух человек, выйти ночью и до­браться до первого административного пункта, где можно бы­ло бы хлопотать о легализации перехода.

4 ноября глубокой ночью мы выехали из лагеря. Ехали вниз по долине, рассчитывая к утру перевалить через невы­сокий гребень левого склона и выйти к реке Кумарык, про­должению Сары-джаса на территории Китая. Этой рекой мы и сможем ориентироваться как путеводной питью.

Лошади шли медленно, нагнув головы и осторожно сту­пая. К рассвету мы поднялись на гребень и увидели внизу тропу, которая вела, видимо, от кочевий к ближайшему по­селку. За перевалом началась безводная долина. Путь здесь пролегал среди отложений галечника, распространенного вдоль всей южной полосы Тянь-шаня. За галечником нача­лись террасы мощной толщи лёсса и нигде на всем протяже­нии пути не встречалось растительности. В горах мы при­выкли к прозрачной ключевой воде, а здесь встречались лишь мутные потоки, промывшие себе русла в наносах крас­ной глины. Тянь-шань уже был сзади, и его снежные шапки поднимались за нами все выше и выше.

Уже несколько часов, как мы идем по территории Синь-цзяна.

К двум часам дня сквозь густую пылевую завесу, ви­севшую в воздухе, мы разглядели зелень уйгурского поселка. Это было селение Шайхлы. Отсюда в сопровождении встре­ченных нами солдат мы направились в город Ак-су, разыска­ли уполномоченного Совсиньторга т. Иванцова и при его содействии получили разрешение от губернатора провинции на проход нашей экспедиции через перевал Бедель в пре­делы Советского Союза. К концу ноября мы покидали тер­риторию Синьцзяна. Позади остались китайские города Ак-су, Дафтар, Баз-Дюшамбе. Постепенно скрываются стены NY4-турфана, где мы соединились с нашей экспедицией. Впереди все выше поднимаются снежные зубцы вершин, и дорога по­степенно уползает змеей в горы.

Перевал Бедель мы прошли без труда, несмотря да то, что он имеет высоту более 4000 м. Прошедшие здесь недавно караваны протоптали в снегу плотную дорогу. Свирепство­вавшие бураны наделали здесь очень много бед. Весь путь был усеян павшими вьючными животными. Вороны и грифы густо обсели трупы. Всюду из-под снега выглядывали мешки с шерстью, кипы хлопка, рулоны подошвенной кожи, баки с керосином.

За Беделем опять буран. Температура 38° ниже нуля. 40 км перехода до метеорологической станции у ледника Петрова было пыткой.

26 ноября показалась голубая поверхность озера Иссык-куль, и вскоре началась колесная дорога, появились первые брички, показались здания ветеринарного пункта и школы. Лошади пошли живей. К вечеру мы прибыли в сел. Покровка. Я позвонил по телефону, потребовал машину и сообщил, что мы свою работу выполнили, живы, бодры, здоровы и на сле­дующий день будем в г. Пржевальске.

 

ТРУДНЫЙ ПУТЬ

Г.

...Густой туман сползает со склонов на ледник, обволаки­вает скалы, и мы попадаем в его пронизывающую мглу. Ви­димость исчезает, и это усложняет выполнение порученной нам задачи разведать все варианты пути из верховьев урочища Куль-тер в смежную на юге долину Каракол-тер. Переход через гребень, отделяющий верховья реки Каракол от урочища Каракол-тер, должен сократить путь между этими двумя пунктами больше чем на сутки.

Мы идем путями, какими в 1916 г. бежали восставшие против царских чиновников киргизы из Каракольского района в Синьцзян. В то время мне также пришлось быть в Тянь-шане, и тяжелая трагедия бегства киргизов от жестокой расправы сатрапов царского правительства свежа в моей памяти. Озверелые карательные отряды травили безоружных кирги­зов, как на охоте зверей. Теряя имущество и скот, бросая больных, стариков и детей, бежали они через горные перевалы, ледники и снега в Китай. Они вынуждены были идти кратчайшими и недоступными для преследователей путями.

«Дорогой», которой мы теперь шли, пробивалась тогда из Каракола в Уч-турфан группа киргизского рода «богу». Бро­шенные части юрт, седла, обрывки кошмы и кости павших животных, какие нам попадались по пути — следы их пани­ческого бегства.

Еще в ноябре 1932 г. с альпинистами Барковым, Головко, Кюном, Ирушкиным и пятью пограничниками мы разведали этот путь. Несмотря на глубокий снег, лежавший на леднике, нам удалось найти путь и в конном строю подойти к гребню. Дальше, кони не пошли. Утопая то шею в снегу, они судо­рожно бились, срывались и катились по снежному склону далеко вниз. В. Барков поднялся на гребень и увидел, что по ту сторону склоны обрываются крутой обледеневшей стен­кой. Приближалась ночь, и мы вынуждены были спуститься к лагерю, убедившись, что без предварительной подготовки пути переход невозможен.

Летом 1936 г. группа проф. А.А. Летавета, впоследствии заслуженного мастера спорта, известного своими многократ­ными путешествиями в высокогорном Тянь-шане, возвращаясь из долины Куйлю к Караколу, прошла пешком через гребень, разделяющий ледники Каракол-тер и Куль-тер. Конный транс­порт группы был послан ею по обходному пути.

На этот раз мы получили задание совершить переход в зимних условиях с караваном вьючных и верховых лошадей, снять карту района от ледника Куль-тер до ледника Кара-кол-тер и дать исчерпывающие данные о возможности про­кладки вьючной дороги. В состав нашей группы входили по­граничники, закончившие в Тянь-шане учебно-тренировочные сборы по альпинизму, и комсомольцы-альпинисты Киргизско­го комитета по делам физкультуры и спорта. Из «старых» тяньшанцев с нами был только С. Кюн.

В верховьях урочища Куль-тер, у языка одноименного ледника, мы разбили лагерь. Лошадей я отправил вниз к склонам, где они, разгребая снег, могли доставать траву, а сами мы вышли проверить предварительно путь. В густой туман и снегопад мы вышли на гребень. Целый час сидели, окоченев от холода, в томительном ожидании прояснения погоды. Наконец, поднялся ветер, разорвал туман и погнал его клочьями вверх.

В просветы между облаками мы увидели спуск с «пере­вала». Над крутым склоном, с падением до 60°, нависали мощные, плотно слежавшиеся снежные карнизы; обледенев­шие скалы глубоко внизу упирались в изорванный трещина­ми ледник. Между скалами был виден широкий, заполненный снегом желоб. Именно по нему предстояло делать «дорогу» для лошадей. Сопровождавшие нас киргизы хмурились, счи­тали спуск конного транспорта невозможным и без конца повторяли: «Джаман, булады, ат ульды» («Плохо будет, ло­шади погибнут»).

Пройти пешком этот маршрут большого труда не состав­ляло, но провести здесь 38 лошадей с вьюками было очень сложно. Правда, в нашей практике были случаи, когда в рай­оне Хан-тенгри мы подняли в 1931 г. лошадей на высоту 4860 м, в 1932 г. — на 5200 м, т.е. выше Казбека, а осенью 1935 г., застигнутые буранами, пробивались с лошадьми через снежные заносы, преследовавшие нас от Каинды и до южных склонов Кок-шаал-тау.

Устроив надежную страховку на двойной веревке, все по очереди принялись рубить мощную толщу многолетнего фир­на, слежавшегося в толстый карниз. Под ударами ледорубов, лопат и кирок полетели вниз комья снега и льда, и потяну­лась зигзагами и ступеньками крутая дорога по льду и фирну. С соседней крутой осыпи приносили мелкий щебень и засы­пали обнаженный лед, чтобы предохранить лошадей от сколь­жения. Одновременно часть группы подготовляла три проме­жуточные площадки для переброски грузов на веревках. К вечеру дорога вчерне была готова, и ночью мы вернулись в лагерь.

Рано утром следующего дня мы вышли с лошадьми, под­нялись к полудню на гребень, развьючили лошадей и до самых сумерек спускали грузы с площадки на площадку, вплоть до ледника Каракол-тер. Покончив с грузом, приня­лись за лошадей. Каждую из них привязывали двойной ве­ревкой и медленно спускали по крутым ледяным балконам и желобам. Поздно ночью вся переправа была закончена, и измученные лошади смогли уже пастись на мягких тра­вянистых склонах долины Каракол-тер.

Ясная погода в день перехода позволила сделать топо­графическую съемку и внимательно обследовать различные варианты искомого пути. Выяснилась полная возможность устройства вьючной тропы по осыпям и скалам правых склонов водораздельного хребта, минуя ледники с трещинами.

 

 

А.А. ЛЕТABET

ДЕСЯТЬ ПУТЕШЕСТВИЙ

В ГОРАХ СРЕДНЕЙ АЗИИ

 

Среднюю Азию начали исследовать ко­рифеи русской географической науки, первооткрыватели горных хребтов, лед­ников, речных систем — П.П. Семенов-Тян-Шанский, Н.М. Пржевальский, А.П. Федченко, В.Ф. Ошанин, Н.А. Северцов, В.И. Липский и др. Их славные имена ныне присвоены многим вер­шинам и ледникам советской Средней Азии. Нельзя не упо­мянуть о самоотверженной работе топографов, проникавших в трудно-доступные ущелья, на ледники и перевалы, запол­няя постепенно белые пятна на карте нашей Родины.

После Октябрьской революции, с образованием и расцве­том союзных республик Средней Азии — Узбекской, Казах­ской, Киргизской и Таджикской, на территории которых рас­положены основные горные районы Средней Азии, — иссле­дования ведутся мощными комплексными экспедициями — Таджико-Памирской, Украинской, Тяньшанской и др. В со­ставе экспедиций работают и альпинистские отряды. Начиная с 1929 г. в горы Средней Азии отправляются и самостоятельные группы альпинистов. Некоторым из этих групп удается достичь самых отдаленных и малоисследованных горних районов Средней Азии. В последнее же время в горы Тянь-шаня и Памира ежегодно направляются хорошо снаряжен­ные альпинистские экспедиции.

В итоге деятельности этих групп и экспедиций были до­стигнуты выдающиеся спортивные успехи в виде, восхожде­ний на высочайшие и труднейшие вершины Средней Азии — пики: Сталина, Ленина, Хан-тенгри, 20-летия комсомола, Ста­линской Конституции, Мраморной стены, Патхор, Карла Маркса, 30-летия Советского государства и др. Вместе с тем в результате этих путешествий постепенно накапливались материалы научно-исследовательского характера, имеющие существенное значение для географического познания горных районов Средней Азии.

Автору этих строк пришлось принять посильное участие в этих как спортивных, так и исследовательских экспедициях. Краткий рассказ о десяти совершенных им путешествиях в горы Средней Азии приводится ниже.