Работа в республиках по альпинизму в 1948 г.1

 

Слабее обстоит в Грузии с подготовкой разрядников: всего 35 альпи­нистов выполнили нормы третьего разряда.

Мы вправе ожидать от грузинских альпинистов решительного улучшения работы по развитию альпинизма в республике, вовлечения в высокогорный спорт тысяч и десятков тысяч трудящихся Грузии. Положение о том, что «альпинизм должен стать ведущим видом спорта в горных республиках», — могут и должны в первую очередь осуществить грузин­ские альпинисты.

Второе место по числу подготовленных значкистов-альпинистов зани­мает Киргизия — 398 человек; это несколько меньше, чем сделали кир­гизские альпинисты в 1947 г., когда число альпинистов, подготовленных за год, достигло 483 человек.

Казахстан добился удвоения своих показателей, подготовив в минув­шем году 278 молодых альпинистов, 125 младших инструкторов, 143 раз­рядника, 2 мастера спорта. Всего в 1948 г. в Казахстане принимали уча­стие в альпинизме и высокогорном туризме 1800 человек.

Некоторые сдвиги также имеются и в Северной Осетии, Дагестане, перешедших от десятков к сотням, на Украине, увеличившей выпуск млад­ших инструкторов альпинизма, в Узбекистане и Армении, начавших в минувшем году подготовку альпинистов-значкистов.

Развитие высокогорного апорта в горных республиках все еще остает­ся совершенно недостаточным. Отсутствие альпинистской работы в таких республиках, как Таджикская и Азербайджанская ССР (где, кстати говоря, имеются неплохие кадры альпинистов, работающие не в республике, а в профсоюзных лагерях), в таких автономных республиках, как Кабарда, ничем не может быть оправдано.

Как усилить альпинистскую работу в республиках? Очевидно, прежде всего путем организации массовых альпиниад, походов, восхождений на ближайшие горы, вовлечения в высокогорный туризм значительных масс трудящихся этих республик; путем, далее, создания альпинистских лаге­рей Рескомфизкультов, на базе которых кое-где даже по выходным дням по особой программе можно было бы обучать новичков и готовить спорт­сменов-разрядников, путем решительного улучшения работы низовых сек­ций альпинизма, обеспечения восходителей качественным снаряжением, действенной помощи альпинистской общественности Москвы и других крупных центров Советского Союза.

Основным для развития альпинизма в горных республиках нашей стра­ны является все же инициатива самих местных альпинистов. На примере Дагестана мы покажем, чего могут при хорошей работе добиться альпи­нисты горных республик.

В связи с 25-летием советского альпинизма Обком ВЛКСМ Дагестан­ской республики и Комитет по делам физической культуры и спорта еще в апреле 1948 г. приняли специальные решения «О мероприятиях по развитию альпинизма в Дагестане». Центральным пунктом этого постановле­ния было решение о проведении массовых восхождений на самую высо­кую вершину каждого района республики.

Альпиниады были проведены в Чумандринском, Ботлихском, Хунзах-ском, Гунибском, Докузпаранском, Агульском, Буйнакском, Акушинском, Ахвахском, Чародниском районах. В них участвовало около 800 человек (в том числе на зачетные вершины взошли 146 чел.). В общереспубли­канской альпиниаде на зачетную вершину Аддала участвовало 39 человек. Спортивные группы совершили восхождения в честь 25-летия советского альпинизма на Казбек, пик Спартака, Моц-мезэр, скоростное восхождение по новому пути на Базар-дюзи.

Дагестанские альпинисты совершили также и первовосхождение на пик Чкалова — по северо-западному гребню (4150 м, II-А к.тр.), на пик Белякова (4100 м, II-А к.тр.) и пик Байдукова — с севера (4100 м, I-Б к.тр.); в районе Богосского массива открыта неизвестная вершина и названа первовосходителями (С. Гаджиев, Рукодельников, Семенов, Кузь­мин) «пиком 30-летия ВЛКСМ» (4100 м).

Дагестанские альпинисты провели сбор альпинистов республики, нала­дили работу 12 постоянно действующих низовых секций. Альпинисты Да­гестана могут быть названы передовыми среди альпинистов наших горных республик.

Интересное мероприятие провели альпинисты Северной Осетии (Дзау-джикау). Они организовали для пропаганды высокогорного спорта массо­вое восхождение с участием 3000 человек на лежащую близко к городу Столовую гору.

Нужно альпинистам и других горных районов нашей Родины упорно осваивать вершины своего района, вовлекать все большие массы трудя­щихся в городские альпиниады и соревнования, растить кадры, превращая горные республики в широкие базы альпинизма.

 

 

 

 

Я.И. ФРОЛОВ

ИЗ ПРОШЛОГО АЛЬПИНИЗМА

 

Будучи свидетелем развития альпинизма в СССР и достижений советских аль­пинистов, я не могу не вспомнить об условиях, в которых работали мы, альпинисты, в царской России. Теперь альпинизм поощряется и поддерживается Советским госу­дарством, предоставляющим в распоряжение наших восхо­дителей значительную материальную базу, а в мрачные годы царизма мы часто сталкивались с подозрительным и пре­небрежительным отношением царских чиновников и прави­тельства к нам, русским альпинистам из числа трудящейся интеллигенции.

Был 1911 год. Летом этого года я впервые поднялся на восточную вершину Эльбруса. В то время говорилось преиму­щественно об иностранных восходителях, хотя несколько рус­ских альпинистов побывали уже на Казбеке и на Эльбрусе (А.В. Пастухов, В.В. Дубянский, П.Г. Лысенко, М.П. Пре­ображенская и ряд других). Но почему-то русские восхо­дители неизменно оставались в тени. Правда, русские аль­пинисты не имели возможности издавать большие, богато ил­люстрированные книги о своих путешествиях на Кавказе, как это делали иностранцы. Кстати, ценность произведений их далеко не всегда была значительной. Русские альпинисты скромно, без шума и рекламы, поднимались на вершины, пе­чатали в небольших сборниках свои скромные статьи и скоро об этих энтузиастах горного спорта забывали. Поэтому и неудивительно, что сейчас так трудно разыскивать материалы об этих настойчивых и достойных внимания людях.

Слух о моем восхождении пошел по городу. Казалось бы, что зазорного или внушающего подозрение в этом факте ничего нет. Можно и нужно было только порадоваться тому, что и русский поднялся на высочайшую вершину Европы. Мое восхождение обсуждалось, невидимому, не только среди жителей Пятигорска, но и в полиции. В один из дней поли­цейский пристав срочно вызвал меня в свою канцелярию и начал разговор о том, что по городу ходит много слухов о моем подъеме на вершину Эльбруса, был ли я там действи­тельно, а если я там был, то чем могу это доказать. Мне при­шлось подтвердить факт моего подъема на вершину Эльбру­са. Что же касается доказательств этого подъема, то я пред­ложил полицейскому приставу самому подняться на восточ­ную вершину Эльбруса и снять с ледоруба, оставленного П. Г. Лысенко на вершине, полотенце, укрепленное на нем. Разговор, скорее напоминавший допрос, закончился кратким, «о многозначительным замечанием пристава: «Смотрите!..» Эту реплику я понял так, что подъем на Эльбрус — дело не совсем желательное в политическом отношении. Похоже на анекдот, но это факт. Таковы были взгляды царской админи­страции на альпинизм. Можно с уверенностью сказать, что развитием этого спорта царское правительство не интересова­лось. Единственно, кто занимался в это время вопросами аль­пинизма, это «горные общества» и отдельные небольшие груп­пы трудовой интеллигенции. Только они знали русских аль­пинистов, радовались их успехам.

Хотелось бы сказать несколько слов об условиях наших восхождений, передвижении к объектам подъема и снаряже­нии русских альпинистов.

Лагерей, баз, приютов не было, если не считать крохотной хижины-землянки на «Кругозоре» Эльбруса (построенной быв. Кавказским горным обществом) и приюта у Казбека. «Приют одиннадцати» представлял (собой группу скал, открытых сильным ветрам. В настоящее время на «Приюте одиннад­цати» восходители действительно отдыхают и проходят ста­дию акклиматизации, а в те годы это было место неуютной ночевки, особенно если принять во внимание плохое снаря­жение альпинистов.

Путь к Эльбрусу представлял значительные трудности. Кое-какая дорога была лишь до селения Верхний Баксан (быв. сел. Урусбиево). Туда могла сравнительно благополуч­но добраться арба с небольшой нагрузкой. Линейка могла доехать лишь ценой больших трудов для лошадей и людей. Линейку все время нужно было поддерживать, направляя ее между камнями. От сел. В. Баксан к поляне Азау была толь­ко вьючная тропа. Наем вьючных животных стоил очень до­рого. Таким образом, нужно было затратить много сил для того, чтобы подойти всего лишь к подножью Эльбруса.

Снаряжение наших альпинистов было весьма бедно, скуд­но, мало пригодно для восхождений и ночевок в области снегов. Не всегда были даже палатки. А если они и бывали, то, как правило, самодельные, тяжелые. Не знали мы и опаль­ных мешков. Ледорубы — по преимуществу изделия и твор­чества местных кузнецов — тяжелые, неуклюжие. Одежда — овчинный полушубок или ватная тяжелая куртка. Обувь — обычные юфтовые сапоги или ботинки без оковки, так как специальных гвоздей достать было нельзя, они не выделывались. Редко приходилось видеть русского альпиниста снос­но снаряженным и одетым. Припоминается мне фигура хоро­шего альпиниста П. Г. Лысенко: громадная меховая шапка, овчинный тулуп, тяжелые сапоги из юфти, за плечами гро­мадный вьюк, а в руках массивный альпеншток с пристроен­ным к нему большим парусиновым зонтом. Кошки, — только под подъем1, — изделия местных кузнецов. О посуде и на­гревательных приборах и говорить не приходится.

С большим удовольствием и некоторой завистью смотрю я в настоящее время на советских альпинистов, на их удоб­ное снаряжение, прекрасно приспособленное к условиям вос­хождения.

Русские альпинисты шли к вершинам, неся на себе гро­мадный груз, и все же многие восхождения заканчивались успешно. Нужно отметить еще и то обстоятельство, что рань­ше наши альпинисты за редким исключением не проходили стадии тренировки, а подходили к вершине и сразу начинали подниматься на нее. Так было совершено и мною восхожде­ние на вершину Эльбруса. Это обстоятельство часто было при­чиной неудачных восхождений. Отсутствие стадии тренировки в горах, отказ от нее частично объяснялся и тем, что мы не всегда могли занимался ею в связи с краткостью времени пребывания в горах. О зимних восхождениях на вершины да­же и разговоров не было.

Очень плохо было и с картографическим материалом. Литературы по технике альпинизма по существу не было (я не встречал ее), если не считать мелких указаний в путеводите­ле Меркулова и брошюре Фридрихсена — «Катехизис альпи­ниста».

Недостаточно были освещены в литературе и горные районы Кавказа. Многие места оставались «белыми пятнами». Мелкомасштабная карта была во многих случаях единствен­ным документом. Если и были описания некоторых районов горного Кавказа, то большинство из них находилось в руко­писях у их авторов. Единственными печатными органами для таких работ были сборники Русского горного и Кавказского горного обществ и Крымско-Кавказского горного клуба. Об­щества эти, существовавшие по преимуществу на членские взносы, в финансовом отношении были очень слабыми. Нечего и говорить о том, что царское правительство никакой помощи этим обществам не оказывало. Сборники выходили малым тиражом, небольшими по объему, да к тому же и с боль­шим запозданием. Многие сведения нам приходилось получать путем переписки с авторами работ. Правда, была издана одна небольшая книжка Афанасьева — «Сто вершин Кавказа», но достать ее было невозможно, так как издана она была в Одессе, да еще на немецком языке. Она была предназначена, по-видимому, для иностранцев, так как в ней перечислялись восхождения не русских альпинистов, а иностранцев. Созда­валось впечатление, что подъемы на вершины Кавказа совер­шают только иностранные альпинисты. А Россия, повторяю, имела к тому времени уже целый ряд альпинистов, которые совершали восхождения на вершины значительной трудности. Но мы, несмотря на все эти трудности, продолжали свою работу. Одиночками и небольшими группами, с недостаточ­ным снаряжением и незначительными личными финансовыми возможностями, стремились передовые русские альпинисты в горы и настойчиво прокладывали пути к вершинам, изучали торы Кавказа. Очень часто приходилось сталкиваться с пре­небрежительным отношением к нам, русским, приезжающих на Кавказ иностранцев. Они не склонны были видеть в нас настоящих альпинистов: так не по-альпинистски одеты и сна­ряжены мы были.

* * *

Вспоминается один случай. В конце лета 1913 года я от­правился к Казбеку с намерением подняться на него. Там я встретил М.П. Преображенскую, которая тоже шла на вер­шину Казбека для ремонта метеорологической станции (буд­ки), поставленной ею там. Одновременно с нами к вершине вышел и приезжий альпинист француз, хорошо снаряженный, со специальным проводником. Он посматривал на нас свы­сока. По-видимому, наш вид и снаряжение не внушали ему достаточного доверия. Он много и хвастливо говорил о своих восхождениях в Альпах. Француз шел налегке. Вещи его нес проводник-носильщик. Мы же были достаточно нагружены личными вещами, да еще добавили к ним материалы для ре­монта и укрепления будки. Француз двинулся вперед, мы шли позади. На высоте, примерно, 4500 м впереди были уже мы. Странно было видеть маленькую, худую М.П. Преображен­скую, идущую ровным уверенным шагом, а за ней с трудом передвигающего ноги довольно крупного француза. Перед вершиной он заболел горной болезнью и с удивлением и, по­жалуй, с завистью наблюдал наш прекрасный аппетит во время отдыха на вершине. Он сказал: «Это только русские могут с таким аппетитом закусывать на такой высоте». На вершину он был буквально введен проводником и там уже не стоял, а только лежал. И едва ли он мог наблюдать замеча­тельную грозу, которая надвигалась снизу на вершину, за­полняя тучами долину Терека. Не знаю, видел ли он и другое замечательное явление, наблюдавшееся нами тогда — огни Эльма.

Мы, русские альпинисты, не шли только проторенными путями. Мы предпринимали первовосхождения и не без удачи. В 1914 г. С.Я. Голубев совершил ряд первовосхождений в районе Куллум-кола. Голубев был настоящий энтузиаст альпинизма. Молодой, здоровый, сильный и энергичный, он редко отступал перед вершиной. Серьезно готовился он к восхождениям. Мне рассказывали (о себе он мало говорил) об его тренировке с веревкой у себя дома. Нередко его можно было видеть висящим или лазающим по стене дома, в кото­ром он жил.

Летом 1915 г. мы решили с С.Я. Голубевым работать в горах вместе. Для первовосхождений мы наметили вершины: Кичкидар-баши, Сарыкол-баши, Светгар и безымянный пик, находящийся в верховьях ледника Шхельды. Кроме того, мы рассчитывали перейти через Адылский перевал1, считавшийся закрытым. Местное население считало этот перевал непроходимым, и им никто не пользовался. Но одновременно ста­рики говорили и о том, что этим перевалом когда-то (лет 80 назад) люди пользовались. Мы поставили себе целью де­тально осмотреть этот район, выяснить происшедшие там из­менения, послужившие причиной «закрытия» перевала, и все-таки попытаться с Лекзырского ледника выйти в ущелье Адыл-су. Одновременно предполагалось осмотреть вершины Джан-туган и Башкара, чтобы в дальнейшем совершить и на них восхождения. По теперешним масштабам восхождений и переходов наши задачи покажутся малыми и скромными. Но в то время это было достаточно серьезное мероприятие.

...Подходим к пику Кичкидар-баши. Вершина не очень высока, но подъем на нее достаточно сложен2. Это видно было уже при осмотре ее снизу. Путь намечен. Пошли на­верх. И вот тут-то сказалась наша недостаточная тренировка в скалолазании. Но мы все же преодолели и «жандарм», стоящий на пути, и острый гребень, по которому пришлось передвигаться, сидя верхом на нем. Вершина была взята. Спуск также прошел благополучно. Только у подножья вершины мы спокойно вздохнули и поздравили друг друга с по­бедой.

Нужно заметить, что несколько позже, в том же году к Кичкидар-баши подошла группа швейцарских альпинистов, приехавших на Кавказ для восхождений. Их привел тот же горец, который ходил с нами. Однако швейцарцы не пошли на Кичкидар-баши, а выбрали более легкую вершину, стоящую южнее (между прочим, горец не сообщил иностранцам о на­шем восхождении). На Кичкидар-баши, как и на других вер­шинах, в небольшом туре нами были оставлены визитные карточки, уложенные в металлической, плотно закрывающейся коробочке. Восхождение на эту вершину научило нас многому.

Мы ясно поняли, чего не хватает нам для таких восхожде­ний. Приходилось учиться в процессе работы. Не было у нас еще ни достаточной практики, ни литературы, которая могла бы помочь нам разрешить некоторые вопросы скальной техники.

Весь сезон 1915 г. — это постоянные наши беседы о пре­одолении тех или других трудностей при восхождениях. Мы продолжали учиться во время наших походов.

Второй вершиной, ни которую мы совершили первовосхож­дение, была Сарыкол-баши, лежащая у Местийского перева­ла. Путь на эту вершину довольно прост, и она была взята нами без особых затруднений.

Вершиной, к которой мы стремились более всего, был Светгар. Но Светгар оказался весьма негостеприимным. Бес­прерывные снежные лавины с его склонов остановили нас. По скалам с северной стороны идти было невозможно. Наша попытка подъема окончилась полной неудачей. Недостаток времени не дал нам возможности заняться отысканием более легкого пути для подъема. А что там такие возможности бы­ли, в этом мы не сомневались. Решено было оставить Свет­гар до будущего года.

После этого мы хотели найти переход с Лекзырского лед­ника Адылским перевалом на ледники долины Адыл-су. На­шей целью было:
1) выяснить возможность перехода этим перевалом через Главный хребет,
2) выяснить примерный путь, по которому раньше проходили через хребет, и 3) какие и где произошли изменения, благодаря которым перевал ока­зался закрытым.

Наша попытка выйти с Лекзырского ледника на верхнее снеговое плато, лежащее у перевала с южной стороны, и оты­скание причин закрытия перевала заняли до полутора дней. Явного пути спуска с перевала на юг не было заметно. Ска­листые склоны здесь не могли измениться за 80-100 лет так, чтобы сделать путь непригодным. Поэтому мы пришли к вы­воду, что спуск производился по леднику и что его измене­ние явилось причиной отказа местного населения от исполь­зования этого перевала.

По-видимому, путь спуска с перевала шел по леднику, спускающемуся по узкому кулуару от верхнего снегового поля к Лекзырскому леднику. Вместо гладкой поверхности там оказался ледопад с массой трещин, расходящихся во всех направлениях. Надо полагать, что ледник Лекзыр, благодаря поверхностному стаиванию, значительно опустился; ледник же, стекавший с верхнего снежного поля, образовал ледопад. С верхнего снегового поля мы достаточно хорошо осмот­рели вершины Гадыл, Башкару и Джан-туган и наметили пути восхождений на них в следующем году.

Работа, таким образом, шла не только по линии восхождений текущего сезона, мы намечали одновременно план работы и пути к вершинам на следующий год.

Наши планы были достаточно обширны и дерзки, хотя снаряжение и опыт были, пожалуй, не совсем достаточны для их осуществления. Мы наметили на следующий год подъем на Ушбу, зная, что на ее вершине уже были иностранные альпинисты. Уже тогда Ушба многих привлекала необычайной формой вершин, своими скалами. Теперь мы считали себя уже в некоторой степени подготовленными для такого вос­хождения. Но мы прекрасно понимали и всю сложность подъема на Ушбу, и поэтому решили хорошо к нему подготовиться. Описание восхождения немецких альпинистов было слишком кратким и неполным. Требовалось самим осмот­реть вершину, а потом уже делать попытку подъема.

Чтобы осмотреть Ушбу, нужно как можно ближе подойти к ней, увидеть ее всю, от подножья до вершины. Мы выбра­ли ущелье Шхельды — там с некоторых вершин можно уви­деть вою Ушбу. Как пункт для осмотра мы избрали безымян­ную вершину — красивый пик, видневшийся в глубине ледни­ковой части долины Шхельды. Нужно было подняться на этот пик, т.е. совершить первовосхождение. По крутому леднику, стекающему между восточной оконечностью хребта Шхельды и пиком1 мы довольно свободно поднялись на снеж­ное плато, расположенное между Чатын-тау и «нашим» пи­ком. С этого плато мы поднялись на самый пик, действитель­но, как мы предполагали, оттуда хорошо была видна Ушба. Осмотр ее вселил в нас надежду в будущем году подняться на вершину. Свое восхождение на безымянный пик мы по­святили памяти русского альпиниста В.Н. Щуровского, на­звав вершину его именем.

В зимние месяцы мы работали и мечтали о будущем раз­витии альпинизма в России. Был намечен и наш план на будущий год. Но первая мировая война прервала нашу альпинистскую деятельность на целый десяток лет. Только Великая, Октябрьская социалистическая революция откры­ла широкие возможности для развития советского альпи­низма.

Мы сделали мало — только наметили тропы для молодых советских альпинистов. Отрадно смотреть на них — здоровых, сильных, энергичных, волевых. Наша молодежь за короткий срок вдоль и поперек исходила, излазила и изучила Кавказ­ский хребет. Хребты Памира и Тянь-шаня к настоящему вре­мени также многократно посещались нашими альпинистами, которые проделали там большую работу. Советский альпинизм не только спорт, он ставит перед собою и цели всестороннего изучения тех районов, в которых происходят восхождения.

И мы во время своих походов ставили перед собой за­дачи изучения Кавказа. Нами были проделаны некоторые работы. Мы уточняли расположение вершин, долин, вносили поправки в карты, вели сбор гербарного и геологического ма­териала, занимались съемкой и фотографированием ледников и особенно концов их. Мы считали, что собранные нами раз­нообразные сведения послужат полезным материалом для бу­дущих исследователей Кавказа.

Я знаю, что сделано нами мало. Альпинизм не получил в царской России сколько-нибудь широкого развития, да и не мог получить, так как создавался он любителями-одиноч­ками и был недоступен широким народным массам. Не было единого органа, который руководил бы этим движением, по­ощрял, развивал его. Интересовались альпинизмом только те, кто сам занимался этим замечательным, здоровым, нужным и увлекательным видом спорта.

 

Г. НИКОЛАДЗЕ

НА КАЗБЕК1

 

Обойти все уголки Грузии — вот задача, которую мы поставили себе и мето­дически выполняем уже пять лет. Вы­сокогорная часть Кавказа давно нас манила обоими трудностями и известным риском. Мы еще никогда не пробовали своих сил в этой области, и вершина Казбека рисовалась нам лишь как отда­ленная, недоступная, но красивая мечта.

Однако, читая многочисленные описания различных вос­хождений, мы невольно задали вопрос, как это англичане, немцы, швейцарцы и другие европейцы способны побеждать трудности восхождений, а мы, грузины, не отстававшие от них во многих видах спорта, еще ничего не сделали в области альпинизма и боимся даже одной мысли о высоких восхож­дениях. И мы начали готовиться к подъему на Казбек.

С целью закалиться в ходьбе мы предприняли в течение лета ряд пешеходных экскурсий на дальние расстояния, на них наиболее интересной была прогулка на Чатахский завод (73 версты от Тифлиса), которую мы провели блестяще, озна­комившись с замечательнейшими памятниками древности (под руководством проф. Шанидзе), как, например, монастырями Цугругашенским (XII в.), Болнисским (V в.), развалинами древнего города Самшвидол и др. Натренировавшись в ходь­бе во всякую погоду, мы, под руководством проф. Дидебулидзе, начали постепенно приобретать необходимое для восхожде­ния снаряжение. А снаряжение это довольно значительное. Но тут нам оказало помощь правительство.

Благодаря этому и благодаря нашему крайнему старанию мы приобрели все снаряжение, которое состояло из палок («ледорубок»)1, полушубков, теплых фуфаек, перчаток, шле­мов, темных очков и т. д. Запаслись также специальным про­виантом для высоких гор: сухарями, салом, сгущенным моло­ком, шоколадом, консервами. Особое внимание обратили на обувь, которую сшили себе по образцу наших мохевцев, так называемые «бандули» — особый вид чувяков, у которых вместо подошвы плетеная сетка из ремней.

Наконец, снаряжение готово, и мы 22 августа с 6 часов утра на частной квартире собрались и ждем прихода грузо­вика, любезно предоставленного нам ОКА2. Грузовик сильно запоздал, и мы, чтобы не терять времени, решили испробовать наши силы и уменье в лазании. Тотчас же протянули верев­ки между балконами на разных этажах, и наши мужчины и девушки потянулись по ним в различных направлениях, вися над улицей к изумлению собравшейся толпы.

Наконец, автомобиль прибыл, вещи и люди погружены и в 2 часа пополудни мы трогаемся в путь. Нас 27 человек3: 18 мужчин и 9 женщин. Вот список участников. Мужчины: 1. А. Агниашвили4, 2. Г. Алиханов, 3. Ф. Баумгауэр, 4. Д. Вачнадзе, 5. К. Георгобиани, 6. Сандро5 (наш «завхоз»), 7. Б. Кривозубкин, 8. И. Кукавадзе, 9. Ш. Мамамтавришвили, 10. М. Ма-тиашвили, 11. П. Мачавариани, 12. В. Мчедлишвили, 13. Г. Николадзе, 14. К. Потенкорф, 15. П. Романкевич, 16. Г. Челидзе, 17. Б. Туманишвили, 18. М. Чинарадзе; женщины: 1. В. Бежанишвили, 2. М. Бежанишвили. 3. С. Климиашвили, 4. Э. Лордкипанидзе, 5. А. Николаишвили, 6. М. Ткавадзе, 7. Т. Хуцишвили, 8. Т. Чиджавадзе (зав. школой, педагог), 9. Л. Чхеидзе.

Минуя, для краткости, описание интересной дороги (на Гудауре мы порядком намокли и замерзли), я упомяну о на­шем пребывании на станции1 Казбек, где выяснилось, что плетение наших «бандулей» совсем не годится: сетка с узла­ми наподобие гамака, оказывается, невыносима для ноги при долгом хождении. Наш проводник, житель селения Каз­бек (Степан-Цминда), Ягор Казаликашвили учит нас остро­умному и замысловатому способу плетения бандулей без уз­лов, и один день (24/VIII) мы проводим в исправлении на­шей обуви. Кроме того, по словам Ягора, нечего и думать отправляться без стальных «кошек» — особых шипов, приде­лываемых к ногам для хождения по льду. И мы принужде­ны были собрать по деревням (Степан-Цминда, Гергеты), а также заказать кузнецу — всего 19 пар кошек, которые мы и достали самых разнообразных систем: местные, английские, швейцарские.

В ожидании кошек мы стали делать близкие экскурсии. Одна группа пошла к монастырю Цминда-Самеба (монастырь Казбека, описанный еще Пушкиным), другая пошла к ми­неральному источнику в сторону Гергет. Одна группа — са­мых сильных — пошла на гору Шинос-цвери2 (3650 м), воз­вышающуюся непосредственно на восток от ст. Казбек. Во­оружившись всеми приспособлениями для хождения и одев­шись в теплое, они пошли по кратчайшему пути, намереваясь в возможно кратчайший срок добраться до вершины. Но тут-то и сказалась наша неопытность в восхождениях. Излишек приспособлений и теплой одежды, взятых «на всякий случай», настолько их обременял, что, по мере утомления, им пришлось постепенно «разоружаться» и оставлять все на дороге, остав­шись в конце концов в одной лишь легкой спортивной одеж­де, с ледорубами, которые совершенно незаменимы в горах. Также и путь: геометрическая кратчайшая линия на деле ока­залась длиннейшей, так как совершенно неприступные осы­пающиеся скалы преградили им путь. Обойти их ниоткуда не удалось, и нашим товарищам пришлось вернуться, не дой­дя до вершины Шинос-цвери, хотя и собрав по дороге много интересных минералов.

Наученные этим опытом, на другой день (25/VIII) мы вновь отправились на Шинос-цвери, выбрав предварительно в бинокль более доступную дорогу (так как весь путь снизу до­верху виден со ст. Казбек). С нами пошли те пять наших женщин, которые намеревались взобраться на самую верши­ну горы Казбек. Вертикальное расстояние от ст. Казбек (1700 м) до Шинос-цвери (3650 м) сравнительно велико, а подъем по выбранному нами травянистому пути почти все время одинаково крутой, около 60°. Согласно прочитанному нами о восхождениях, мы с самого же начала пошли медлен­ным шагом и довольно равномерно шли так до самой верши­ны. По мере подъема чудный вид на гору Казбек, открывающийся со ст. Казбек, постепенно меняется: близлежащие го­ры, как, например, гора с монастырем Цминда-Самеба, ос­таются внизу, а гора Казбек идет все выше, вырастая и за­нимая постепенно доминирующее над окружающими горами царственно-величественное положение. Восточнее его ледни­ки, включая и огромный Гергетский ледник, все видны, как на ладони; влево от Казбека возвышается трудно доступная вершина Орцвери1. А там внизу, на глубине 2 км, лежит ущелье Терека и ст. Казбек. Но рев бурного Терека явственно доносится до нас. В сильный бинокль мы видим наблюдаю­щих за нами наших товарищей.

Красота картины, открывающейся на восток от Шинос-цвери, не поддается описанию. Мало в мире равных по кра­соте этому виду на Казбек от станции Военно-грузинской до­роги у его подножья и до вершины, и нет другого места, от­куда Казбек был бы виден в таком же величии.

Сильно чувствовался недостаток воздуха2. При всяком движении появлялась одышка. Всем нам хотелось спать. Око­ло часа мы дремлем. Затем встаем, вполне бодрые, как-то особенно веселые и идем дальше по ту сторону Шинос-цвери, Оттуда тоже дивный вид на неожиданно выросшую из тумана снежную вершину Шан (2150 м) с его ледниками. Природа тут имеет необыкновенно дикий, неприступный вид. Видно, что нога человека тут ступает очень и очень редко, зато мно­го турьих следов. Тут же мы нашли кристаллы горного хру­сталя.

Но вот вокруг нас зарождаются облака и несутся дальше. Мы делаемся свидетелями редкого явления: видим наши тени на соседнем облаке, окруженные радужным ореолом. Каж­дый видит только свою тень и не видит теней остальных. Это — так называемое «брокенское видение».

Вечереет. Мы идем обратно и спускаемся в густые облака. Ничего не видно. Идем наобум. Думаем, что уже темнеет. Жутко. Однако мы благополучно спустились ниже облаков, и вновь, блестит уже заходящее солнце... Мой анероид по­казывает, что две трети спуска еще впереди. Мы спешим, но ночь все же нас настигает. Наши друзья, оставшиеся внизу, спешат нам помочь, сигнализируя электрическим фонарем, и на трети подъема встречают нас. В 9 час. 30 мин. вечера мы «дома».

На другой день все готово, и на грузовике мы едем в Гвилети. Оттуда в сопровождении трех проводников: Ягора Казаликашвили, Левана Кушашвили и Абзи Безуртанова и 18 носильщиков идем к Девдоракокому леднику, куда приходим к вечеру. Открывающаяся перед глазами картина сурова и величественна. Разбиваем наши палатки на месте, названном впоследствии Дидебулидзе «Набинадвари». Разво­дим костер. Всю ночь не спим: холодно и непривычно. Наши носильщики вокруг огромного костра всю ночь поют, шумят и разговаривают. Утром мы видим вдали туров. Леван Куша­швили — известный охотник — идет на них охотиться. Вскоре мы слышим его меткий выстрел, давший нам возможность от­ведать прекрасный вкус турьего мяса1. Мы же убираем па­латки и начинаем восхождение к ютящемуся наверху на ост­ром гребне «Шеварденис-буде» (Соколиное гнездо)1. Снача­ла — переход через ледник. Идти не трудно, но страшно про­ходить по краю зияющих трещин. Лёд голубоватый, красивый. Затем начинается подъем опять под углом 60° по скалам. До­рога очень трудная. Но для нас, как гимнастов2, это пустяки. Мы идем свободно, но очень медленно. Шеварденис-буде — острый гребень, на вершине которого (3660 м) стоит сакля. В обе стороны одинаково крутой (60-65°) уклон к Девдорак-скому и Чачскому ледникам. Мы разбили наши палатки. Одной перекрыли остатки будки, а другую поставили на не­большой площадке на самой середине хребта. Воды нет. Топим снег на наших бензинках. Усталые устраиваемся на ночь с тем, чтобы с рассветом идти на вершину. Наши девушки: В. Бежанишвили, С. Климиашвиди, Т. Хуцишвили, несмотря на усталость, работают всю ночь: они топят снег и, под руководством Чоджавадзе, готовят нам на дорогу крепкий кофе и все то, что нам нужно. Им помогают те из юношей, кото­рым также, по молодости лет, не разрешается идти в область слишком разреженней атмосферы. А там внизу в Дидебулидзис-Набинавари видна светлая точка. Это костер, разве­денный нашими товарищами Д. Вачнадзе и К. Георгобиани, ставшимися там сторожить часть наших вещей, с которыми они прибудут только завтра.

Мы же, 19 человек, которые завтра собираются выступать, оделись заранее во все нужное и улеглись спать. Одежда у нас теплая, но, главное, это обувь. Требуется особое искусство в одевании бандулей. Во-первых, нужна особая трава, которую мы накануне набрали по дороге в определенном месте, указанном нам проводниками. Рвать ее очень трудно: она же­сткая и режет пальцы. Резать же ножом, оказывается, не по­лагается, так как тогда она получается слишком короткая. Обложив этой травой изнутри бандулю, натягиваем ее на но­гу и затягиваем ремни. Ноге и мягко и тепло. Но предвари­тельно бандулю нужно хорошенько промочить и промять. Хотя все это требует порядочного времени и навыка, однако подобная обувь в горах много лучше швейцарских сапог с гвоздями, часто весящих до 7 фунтов пара.

Ночью мало кто из нас спит, волнуясь за успех восхож­дения. Особенно беспокоит нас погода. До сих пор она была дивная. Казбек и все окружающее 27 августа из Шеварденис-буде видны так близко, точно смотришь в подзорную трубу. Но, оказывается, эта поразительная ясность воздуха предве­щает ветер. И, действительно, ночью поднялся сильный ветер и температура опустилась до —1°. Наша палатка еле дер­жится под напором порывистого ветра.

В 3 часа утра мы уже на ногах. Завтракаем, получаем провизию на дорогу: 1½ фунта сухарей; 1/8 ф. сала; 1/8 ф. шоколада, ¼ ф. сахара. Итого 2 фунта. Провизию несем в легких сумках «а спине. Кроме того, получаем по фляжке крепкого кофе. Дежурным дают нести медикаменты, именно: 2 бутылки коньяку, 1 бутылочку валериановых капель, 1 бу­тылочку спирта и некоторые кровеостанавливающие средства.

В 4 ч. 30 м. утра мы выступили в следующем составе: А. Агниашвили, Г. Алиханов, Ф. Баумгауэр, Сандро (завхоз), Б. Кривозубкин, И. Кукавадзе, Ш. Мамамтавришвили, М. Матиашвили, П. Мачавариани, В. Мчедлишвили, Г. Николадзе, К. Потенкорф, Г. Челидзе, М. Чинчарадзе, М. Бежанишвили, Э. Лордкипанидзе, А. Николаишвили, М. Ткавадзе, Л. Чхе­идзе. С нами три проводника: Абзи Безуртанов, Ягор Казаликашвили и Леван Кушашвили и какой-то молодой чело­век — ставрополец. Он присоединился к нам в Гвилети и хо­чет идти с нами на самую вершину Казбека. Этот молодой человек приехал без всяких средств, почти без теплой одежды и без приспособлений. Не посчастливься ему встретиться с нами, он не был бы на вершине. Мы его всю дорогу ругали, так как он мешал нам идти и замедлял сильно наше восхожде­ние. Благодаря нашей помощи, ему удалось взобраться на вершину без кошек, бандулей и недостаточно тепло одетым. Мы же все одеты так, что имеем вид экспедиции на Северный полюс. Погода ясная, но дует ветер. Ягор говорит, что если этот ветер не утихнет, то придется вернуться. Ветер западный, предвещающий порчу погоды, и мы понимаем, что или взой­дем сегодня, или вовсе не взойдем.

До скалы Клде-кохи дорога идет по острому скалистому гребню, это — так называемая тропа Гаха Цикдаури. Здесь нужна ловкость, то и дело приходится прыгать, что нам особенно нравится. За Клде-кохи уже нет ничего, кроме извер­женной когда-то Казбеком лавы. Лава и снег. Мы взбираемся по крутой осыпи осколков лавы. Тут Б. Кривозубкин, по­евший, оказывается, накануне огромное количество жареного и топленого сала, заболевает: его сильно тошнит. У него рво­та, и ему приходится возвращаться обратно; мы же взбираем­ся дальше и подходим к «Мкинварт-гушагни» — двум огром­ным лавовым столбам, наподобие башен, стоящим над про­пастью, на дне которой стелется Девдорак со своими трещи­нами и моренами. От Мкинварт-гушагни мы переходим на фирн — плотный зернистый снег. Сначала идем на подъем и, наконец, на высоте около 4000 м переходим на фирно­вое поле, с