Психология И общество. Влияние современных технологии На развитие личности И формирование патологических форм адаптации: обратная сторона социализации

Автор: А. Ш. ТХОСТОВ, К. Г. СУРНОВ

ВЛИЯНИЕ СОВРЕМЕННЫХ ТЕХНОЛОГИИ НА РАЗВИТИЕ ЛИЧНОСТИ И ФОРМИРОВАНИЕ ПАТОЛОГИЧЕСКИХ ФОРМ АДАПТАЦИИ: ОБРАТНАЯ СТОРОНА СОЦИАЛИЗАЦИИ ¹

© 2005 г. А. Ш. Тхостов*, К. Г. Сурнов**

* Доктор психологических наук, профессор, зав. кафедрой нейро- и патопсихологии ф-та психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, Москва

** Кандидат психологических наук, старший научный сотрудник, там же

Изложена оригинальная концепция изучения влияния современных технологий удовлетворения потребностей на развитие личности, произвольную регуляцию и динамику границ нормы и патологии.

Ключевые слова: развитие личности, культура и патология, социокультурная патология, современные технологии, побочные эффекты социализации, норма и патология, вызов культуры.

В современном мире становится все более актуальной проблема возникновения новых форм психической патологии, обусловленных масштабными социальными переменами или применением современных технологий. Анализ научных исследований в области влияния современных технологий на границы психической нормы и патологии показывает, что до настоящего времени в отечественной клинической психологии фактически отсутствуют крупные системные исследования, базирующиеся на интегративном подходе.

Зарубежные работы в этой области в основном носят узко направленный характер, не являются комплексными, не демонстрируют интегративный подход и фиксированы на оценке только позитивного влияния культуры. Очевидно, что обозначенная проблема чрезвычайно актуальна во всем мире и требует создания нового интегративного и концептуального уровня ее теоретической и практической разработки.

Традиция культурно-исторического подхода, достаточно долго и эффективно разрабатываемого в отечественной психологии, оставляет в стороне один из ключевых вопросов, связанный с эффективной адаптацией человека к постоянно развивающейся среде. Здесь даже не один, а несколько взаимосвязанных вопросов: всегда ли социализация имеет только позитивные следствия, и каково влияние на человека новых социокультурных условий, среды обитания, типов коммуникаций, новых технологий удовлетворения потребностей? В какой степени изменения социальной и технологической среды, к которым следует приспосабливаться, безразличны для результата, и не может ли быть так, что в самом процессе социализации порождаются не только высшие психические и иные функции, но и "высшие" формы психической или иной патологии, являющиеся следствием той же самой социализации?

На наш взгляд, постоянное совершенствование технологий социокультурной манипуляции развитием человеческого индивидуума, стремительное увеличение числа гуманитарных инноваций и технических средств удовлетворения и формирования потребностей, культурно-исторический процесс в целом - закономерно порождают, кроме известных достижений, также и новые формы патологии, не существовавшие ранее. Это, своего рода, обратная, "темная" сторона культуры, почти невидимая и недостаточно осознанная в современных концепциях нормы и патологии в медицине, психологии и ряде других смежных областей знания [8, 15 и др.]. В этих концепциях загадочным образом непротиворечиво сочетаются две просвещенческих традиции, идущие от Д. Дидро и Ж. Ж. Руссо: понимание прогресса как безусловного блага и безусловного совершенства "натурального" человека, которого культура только портит.

Эти логически несовместимые утверждения отражают, тем не менее, некоторую реальность, требующую осмысления. Социализация психических и телесных функций, превращающая их из натуральных, биологических по происхождению, в "высшие", биопсихосоциальные, формирует не только все расширяющуюся по мере социально-технического прогресса область "новых возможностей" и рубежей человеческой личности, то есть прижизненно приобретаемых, осознаваемых, произвольно регулируемых, социокультурных по происхождению, недостижимых на преды-

¹ Работа выполнена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований по проекту 05 - 06 - 80022а.

стр. 16

дущих этапах культурно-исторического процесса психологических образований, но, во многих случаях, создает на том же самом поле зоны специфической "культурной патологии". Попытаемся наметить наиболее очевидные побочные следствия социализации.

Обычно история онтогенеза "высших" человеческих функций излагается как совокупность достаточно "вегетарианских" событий. Маленький ребенок совместно со взрослым (как представителем и носителем культуры) радостно осваивает новые формы и способы деятельности, интериоризуя их (правда, не всегда ясно как) и переходя на новый уровень психического функционирования. Однако и теоретические спекуляции, и клинические наблюдения, и обыденный опыт не очень согласуются с такой благостностью. Даже обучение ребенка простым пищевым и гигиеническим навыкам не протекает гладко, а сам феномен наказания в широком понимании этого термина, принципиально неустранимый из культуры, вообще делает сомнительным представление об абсолютной гармонии диады взрослый - ребенок или субъект - социум [18, 19 и др.]. Есть руками намного проще, чем вилкой; кататься на коньках, играть на скрипке, да и просто читать нефизиологично; регуляция деятельности телесных функций, влечений и потребностей требует постоянных и довольно серьезных усилий. Усвоение социальных и культурных норм принципиально мало чем отличается от усвоения через практику падений закона всемирного тяготения, а через болезненный ожог - умения правильно обращаться со спичками.

Здесь представляется принципиально важным в теоретическом и практическом плане сформулировать и интегрировать в контекст развития современной психологии ряд важных понятий, соответствующих актуальным вызовам культурно-исторического процесса, а следовательно, и задачам психологической теории и практики. В уточнении нуждаются сами понятия "насилие", "усилие", точнее - их соотношение. Неявным и неверным допущением является то, что порождаемая в результате культурной трансформации функция обладает заведомыми преимуществами перед натуральной, и если мы и сталкиваемся с какими-либо ее несовершенствами, то они суть несовершенства ее освоения. Однако преимущество высшей функции перед натуральной не столь уж очевидно. В. М. Аллахвердов замечает, что ребенок сразу после рождения обладает настолько совершенной рефлекторной регуляцией (например, хватательный рефлекс позволяет ребенку подтягиваться, ухватившись за поднимающую его руку), которой он нескоро, а может быть и никогда, не достигнет на произвольном уровне, а возможности, скорость и объем информации, перерабатываемой на сознательном уровне, никогда не сравняться с организмическими возможностями человека [1]. Преимущества высшей функции в другом: в возможности выйти за границы наличной стимуляции и действовать или не действовать в соответствии с иными, ненатуральными правилами, а иногда и вопреки им. При этом следует особо подчеркнуть, что отказ, торможение, запрещение как формы социализованной саморегуляции имеют не меньшее значение, чем освоение совместно со взрослым ее выполнения.

Усилие, напряжение имеют принципиальное значение для порождения высших форм психики. Именно через торможение, задержку, отказ, напряжение и усилие только и могут объективироваться те или иные функции и феномены психики. Последующая интериоризация должна предполагать обязательный этап экстериоризации, объективации, а последующая постпроизвольность - предшествующую дезавтоматизацию. Знаменитый параллелограмм развития отражает очень важный, но недостаточно осмысленный феномен - возможное ухудшение деятельности на начальном этапе освоения опосредствующих инструментов [4, 9 и др.]. Но вне этого невозможно формирование некоторых принципиальных в генетическом плане психологических образований. Например, дефицитарность этапа произвольной регуляции как центрального звена формирования идентичности можно рассматривать как психологический механизм нарушения переживания времени и самоидентичности при различных вариантах "зависимости". В рамках такой концепции время есть превращенный вариант интериоризированного усилия, связанного с торможением удовлетворения потребностей или фиксацией усилия достижения.

Успешное прохождение фазы нормального отчуждения через экстериоризацию и последующую интериоризацию саморегуляции формирует нормальную линейную модель времени, включающую в себя прошлое, настоящее и будущее, а также дающую возможность оперативной, текущей регуляции процессов жизнедеятельности и долгосрочного планирования. Здесь мы сталкиваемся со своеобразной инверсией: психологическое переживание времени сначала рождается как заторможенная деятельность, как протяженное напряжение, а затем само становится высшей формой смысловой регуляции такого усилия и напряжения. Регуляция имеет смысл лишь при существовании представления о времени и жизненной перспективе. Неуспешное прохождение этой фазы социализации может привести к фиксации архаической циклической модели времени, при которой непознаваемые внешние силы своевольно управляют субъектом и которая не предполагает возможности планирования и делает субъекта полностью детерминированным внешней или

стр. 17

внутренней (физиологической) стимуляцией, как, например, при различных вариантах зависимости.

Современными психоаналитиками показано, что не только избыточное насилие, непереносимая или слишком ранняя травматизация вызывают психопатологические симптомы; не менее важный их источник - избыточное облегчение условий существования, превращающееся в тормоз развития навыков самостоятельности, сепарации, или даже построения устойчивых границ субъекта. Условия формирования "психотической личностной структуры" могут быть связаны с феноменом "всеприсутствующей матери", удовлетворяющей все потребности ребенка до момента их актуализации. Таким образом, ликвидируется зазор между актуализацией потребности и ее удовлетворением, что абсолютно необходимо для формирования устойчивого выделения себя из мира: мера физиологической неудовлетворенности есть центр кристаллизации субъектности, сознания, самосознания и устойчивых границ "Я".

Отсутствие необходимого зазора, оптимального усилия на следующем этапе развития, когда ребенок должен выйти из симбиотических отношений с матерью, порождает "пограничную личностную структуру", характеризующуюся постоянным стремлением к установлению симбиоза и "опорных" отношений. Избыточная любовь, гипертрофированная поддержка не только не стимулируют развития самостоятельности, но становятся источником аффективных расстройств в случае утраты подобного опорного объекта. Смысл "пограничной личностной организации" прежде всего в несформированности сингулярности самосознания, невозможности замены опорного объекта, по определению являющегося уникальным.

"Невротическая структура" также, в каком-то смысле, может быть следствием избыточной любви, отсутствия "третьего" в диаде мать-ребенок; в результате исчезает необходимость прилагать собственные усилия к завоеванию своего места, своего права, ибо это право заранее завоевано [7, 17, 19, 20].

Идея травматизации, непереносимости или избыточности усилия, как ведущего этиологического фактора психопатологических феноменов, некритично заимствованная из классического психоанализа, перенесена на современную педагогику.

Интенсивное и бесконтрольное развитие современных технологий удовлетворения потребностей, а также умножение и активная деятельность так называемых гуманистических школ психологии и педагогики привели к своеобразному перекосу, дисгармонии в представлениях о соотношении насилия и усилия. В результате стало казаться, что любое усилие - по принуждению или самостоятельно совершаемое - это насилие, калечащее психику и тело человека, безнравственное по своей сути, и потому подлежащее решительному иллиминированию, вплоть до полного устранения из контекста "правильного воспитания".

Одним из закономерных следствий такого концептуального перекоса, в карикатурном, гротескном виде показывающим его научную и практическую несостоятельность, стало появление систем воспитания и учебных заведений, в которых воспитанники во время развивающего занятия, урока могут ходить, лежать, самовольно покидать классную комнату, разговаривать друг с другом, баловаться интернетом или заниматься "чем хочется", демонстративно "гуманистически" игнорируя усилия педагога. Идеалом воспитания и обучения стала идея об абсолютно "гуманистической" ненасильственной педагогике, когда ученик получает необходимые знания и умения без всякого принуждения, насилия, усилия, без отметок и, желательно, лежа.

В результате, к моменту перехода в среднюю школу школьники не знают таблицы умножения, а к моменту окончания школы не всегда способны показать на карте мира свою собственную страну. Но все это с точки зрения "гуманистической" педагогики ерунда, ибо основная цель - это развитие свободного человека. Правда, у лиц, подвергшихся "свободному воспитанию", при психологическом исследовании диагностировались весьма своеобразная самооценка и особенности волевой сферы, значительно затрудняющие как ход дальнейшей социальной адаптации, так и процесс личностного развития [8 и др.]. Мысль о том, что усилие, перед тем как стать интериоризированым, когда должно было быть внешним, и по сути имеющим генетическое родство с насилием, с гуманистической точки зрения мало приемлема.

Даже в случае благоприятного прохождения ранних этапов социализации, обретение произвольности регуляции своих физических и психических функций тоже не столь уж безопасно. Как в любой сложной системе, за сложность приходится платить большей вероятностью нарушений. В телесной сфере "культурная патология" может проявляться, например, в виде так называемых конверсионных расстройств - нарушений отправления отдельных телесных функций, не основанных на органической патологии. В сфере психических функций "культурная патология" проявляет себя диссоциативными расстройствами - нарушениями произвольной регуляции и десоциализацией целостных психических функций.

То, что в ходе социализации и индивидуации интериоризироваться может не только модель исполнения, реализации определенной функции,

стр. 18

но и модель ее торможения, и есть психологический механизм диссоциативных и конверсионных расстройств. Сущность конверсионной патологии заключается в отказе/поломке управления этими функциями. Нарушения движений в случае астазии-абазии, мутизм, нарушение пищеварительных и выделительных функций и пр. происходят не на анатомическом или физиологическом уровне, а именно как нарушение регуляции, смещение зоны контроля. "Культурность" функции предполагает овладение ею и включение ее в контур произвольной регуляции в соответствии с правилами, не совпадающими с требованиями природы. Произвольные и непроизвольные функции в отношении прозрачности к ним их телесного механизма, сходны только внешне. В условиях нормального функционирования непроизвольные функции прозрачны для субъекта первично, они только еще могут стать непрозрачными при овладении ими. "Прозрачность" (постпроизвольность) произвольных функций вторична, они уже стали прозрачными после освоения, но свернутая внутри них возможность снова стать объектными, утратив управляемость, легко демонстрирует себя в сложных ситуациях [14 и др.]. Культурное происхождение такого рода расстройств не сводится только к условиям их формирования. Еще один источник патологии заключен в том, что сама система их социокультурной регламентации может быть крайне противоречива, соответствовать тому, что школой Пало-Альто описывается как "double-bind" - система взаимоисключающих требований. Это демонстративно проявляется в отношении потребностей, особенно жестко регламентируемых культурой, например, сексуальности. Одна из наиболее фундаментальных человеческих потребностей с самых ранних периодов истории регулируется на законодательном уровне, с жесткой, но при этом крайне противоречивой системой запретов, в отношении нарушения которых формируются даже особые "правила нарушения". Неудивительно, что сексуальные расстройства относятся к числу наиболее распространенных [8].

Особый вид "культурной патологии" - различные формы деперсонализации, связанные с нарушениями формирования в онтогенезе субъект-объектного членения. Психологический механизм этого вида психической патологии связан с дефицитарностью или нарушениями прохождения этапа "нормального отчуждения" при освоении произвольной регуляции, требующей участия особой психической функции "самоидентификации". Положение Ж. Пиаже о том, что появление эгоцентрической речи связано с трудностями операциональной стороны деятельности ребенка, можно дополнить гипотезой о необходимости нормального самоотчуждения, первичной экстериоризации "Я" с последующей новой интериоризацией и созданием зрелой идентичности. Иными словами, и здесь адекватная идентификация есть продукт интериоризации ранее экстериоризированного, она формируется в процессе поэтапного формирования способности к произвольной регуляции. Это тот же этап эгоцентрической речи, когда ребенок говорит о себе в третьем лице, что подтверждается относительно поздним формированием в языке личного местоимения первого лица и отсутствием феноменов отчуждения у детей младшего возраста и представителей архаических культур.

Постоянное усилие имеет принципиальное значение не только в генетическом плане, для формирования высших форм психической деятельности, но и для нормального функционирования человека.

Здесь культура создает еще одну ловушку, еще один побочный источник возможной патологии. С одной стороны, любая технология, создаваемая культурой, направлена на экономию усилия, на снижение напряжения, облегчение жизни. Как ни странно, прогресс часто имеет своей целью регресс, любые орудия, от палки до машин и компьютеров, призваны облегчить или сэкономить усилия, создать рычаг, модифицировать несовершенное тело, добиваясь результатов, недостижимых в естественных условиях. Бессмысленно отрицать, что человек никогда не сможет обогнать гоночный автомобиль, не сможет летать, если не будет использовать летательные аппараты, а компьютер безмерно расширяет ограниченные возможности его интеллекта, памяти и пр. Конечно, человек - субъект и протагонист прогресса; его главный деятель и движущая сила. Но с другой стороны, человек постоянно рискует стать жертвой такого прогресса, на индивидуально-психологическом уровне оборачивающегося регрессом. Автомобиль приводит к ожирению, а слишком раннее пользование калькулятором не дает возможности сформироваться навыкам арифметических операций. Перекосы и дисгармонии процесса социализации, затрудняющие и даже полностью блокирующие гармоничное развитие личности, возрастают с ускорением внедрения технических и социальных инноваций в повседневную жизнь миллиардов людей. "Невыносимая легкость бытия", обеспечиваемая современными технологиями удовлетворения потребностей, актуально и потенциально чревата серьезными отрицательными последствиями для всего процесса культурно-исторического развития. Еще несколько тысяч безответственно внедренных в жизнь социума "безусловно полезных" технологий, и личностно развиваться будет не для чего. Да и некому. Или почти некому.

Лечение любого симптома любой болезни "одной таблеткой" без осознания подлинных причин

стр. 19

болезни, удовлетворение любой потребности нажатием "одной кнопки" и, вообще, любой способ вынимания "рыбки из пруда" без труда, без личного усилия, без осознания смысла совершаемого действия вредит здоровью личности, а, в конечном счете, и здоровью тела. Стремление к максимальному облегчению с помощью технических и организационных средств абсолютно всех аспектов жизнедеятельности как основной цели прогресса таит в себе большую психологическую и социальную опасность. Слишком легкий мир - основа постепенного распространения расстройств, относимых нами к группе "культурной патологии". Технологическая переразвитость, кажущаяся легкость удовлетворения любых потребностей маскирует собой грозную перспективу массовой актуализации "нормальных психических расстройств", личностной недоразвитости, а может быть, и деградации лучших человеческих ресурсов. Мир без целеустремленного усилия конкретной личности к самосовершенствованию - это сон, обморок, смерть, остановка самого существенного направления и цели прогресса.

Человек достаточно давно вступил на этот путь, но в последнее время количество побочных эффектов данного выбора резко увеличилось. Вакуум усилия, или если говорить на феноменологическом языке, вакуум самого существования субъекта в современном мире толкает его к искусственной стимуляции, к ситуации, в которой он обретает плотность бытия: это особые, часто патологические формы рискованного поведения, недалеко от него отстоящие экстремальные виды спорта, трансгрессионные или криминализированные формы поведения.

В общем направлении цивилизации к виртуальному индивидуальному регрессу есть еще одна специфическая ловушка: сама по себе возможность знаково-символического опосредствования как механизма произвольной регуляции и удовлетворения потребностей.

Здесь патологией становится следствие побочного эффекта культуры. Знаково-символическое опосредствование - универсальный инструмент, осваиваемый в онтогенезе, дает возможность овладеть своим поведением через овладение управляющими им стимулами. Это идея, заимствованная у Гегеля, была призвана объяснить возможность влияния на реальное поведение нематериального субстрата воли [6]. Поскольку неясно, каким образом можно "прикрепить" волю к материальному действию, ибо они находятся в разных пластах, была использована метафора "хитрости" разума, не вмешивающегося в действия природных сил, но сополагающего их в последовательности, отвечающей желанию субъекта, без нарушения природных законов. Например, существование самолета ни в коей мере не нарушает ни одного закона природы, но в природе самолетов не бывает, а его изобретение позволяет человеку совершать действие, не совместимое с его природой - летать.

Но как бы там ни было, идея знаково-символического опосредствования действительно раскрывает специфическую функцию культуры - ослабления усилия. Более того, она отражает еще одну, очень важную ее функцию, а именно, возможность знаково-символического удовлетворения потребностей, перенесения действия в символический пласт. Удвоение мира за счет создания знаково-символического пространства, пространства культуры позволяет расширить возможности человека: помимо прямого действия становится возможным действие символическое. Человек, читая книгу, смотря спектакль, картину, слушая музыку, может испытывать почти те же чувства, которые он мог бы испытать, став фактическим героем этих произведений. Расширяя возможное пространство жизни (человек никогда не сможет испытать таких событий, за которыми он сможет понаблюдать по телевизору, в кино или театре), культура одновременно и облегчает реализацию многих потребностей, приближая момент удовлетворения, но и лишая деятельность ее сердцевины - самостоятельного усилия. Вместо того, чтобы включиться в реальную борьбу, подвергать себя реальному риску, можно посмотреть по телевизору матч любимой команды или боксерский поединок; вместо того, чтобы самому любить, можно прочитать любовный роман и пр. Безусловно, гениальный драматург или поэт может позволить нам испытать вместе с ним такие эмоции, которых мы бы, возможно, не испытали сами, но во всем этом чужом "пиршестве" нас подстерегает опасность "клуба кинопутешествий".

Особым вариантом возможности культуры иллюзорно удовлетворять потребности, или модифицировать их, является создание специальных вполне материальных орудий и технологий. Порнография и кулинария есть способы управления своими потребностями, помогающие человеку овладевать такими не очень управляемыми состояниями, как аппетит или похоть. Это довольно эффективные орудия, но сколь часто они начинают обслуживать сами себя, создавая замкнутую патологическую цепь: еда, как на пирах римских патрициев, перестающая обслуживать пищевую потребность, и порнография, уже не направленная на возбуждение реальной сексуальности. Еще более очевидно это в умении человека создавать искусственные модификаторы своего состояния: наркотики и алкоголь. Конечно, наркомания и алкоголизм обладают психопатологической спецификой, но невозможно отрицать, что они есть продукт культуры.

стр. 20

Значительно облегчая удовлетворение любых потребностей, современные технологии зачастую минимизируют, если не полностью сводят на нет собственную деятельностную активность индивидуума. В результате, то есть в виртуальном пределе развития этого процесса, избыточно технологизированная среда и подчиненные ее законам сограждане живут жизнью конкретного, а порой и чисто виртуального персонажа не вместе с ним, а вместо него. Подобно ситуации на современной богатой свадьбе, где гости умиротворенно сидят за столом, а танцуют, поют и оживленно разговаривают специально нанятые для этого случая профессиональные артисты. И только один пожилой участник торжества говорит своему соседу: "Как странно, друг, - свадьба наша, а гуляют на ней другие!"

Трудно назвать потребность или жизненно важную задачу, решению которой нельзя было бы способствовать с помощью современных интернет-технологий. Однако можно поставить вопрос о возможных негативных следствиях и опасностях злоупотребления этими технологиями для здоровья.

Научите пятилетнего ребенка играть в компьютерные игры, и он перестанет приставать к взрослым с вопросами об устройстве мира и просьбами что-нибудь сделать вместе. Теперь он оставил нас в покое, - обрадуются незадачливые родители. Теперь он перестал развиваться, - встревожится психолог.

Требуют внимательного психологического анализа особые состояния сознания, закономерно возникающие у интернет-зависимых субъектов. В интернете высокомотивированный пользователь может оказаться под воздействием очень интенсивного потока сверхзначимой (и зачастую абсолютно бесполезной) для него информации, которую ему нужно (а практически нельзя) успеть зафиксировать, обработать, не упустив десятков и сотен новых, каждую секунду открывающихся возможностей. Перевозбужденный избыточной стимуляцией мозг не может справиться с этой задачей. Сознание субъекта приходит в состояние, сходное с феноменами лобного синдрома, иерархичность и последовательность целеполагания утрачивается, субъект пытается одновременно делать все, не успевает и впадает в своеобразный транс, объективная квалификация которого требует признания как минимум временного, но серьезного нарушения социальной адаптации.

Интернет-технологии помогают получать информацию, но также в высшей степени пригодны и для распространения дезинформации. Эти технологии обеспечивают невиданные ранее возможности общения между людьми, но зачастую используются для создания иллюзии общения. Посредством этих технологий можно красиво решить многие старые медицинские, психологические, педагогические проблемы, но можно нечаянно и создать новые.

Это та же самая ловушка, позволяющая вроде бы облегчить удовлетворение потребностей, но на самом деле оборачивающаяся их подменой. С. Московичи формулирует довольно интересную психологическую концепцию развития общества. В отличие от классического марксизма, он считает движущей силой развития общества и этиологической причиной его деформаций не развитие производительных сил и их конфликт с производственными отношениями, а развитие способов коммуникации. В условиях промышленного производства, создания городов, распада и деградации традиционной семьи и традиционной стратифицированной модели общества, в которой человеку было предназначено законное место, происходит необратимая деградация нормальных способов коммуникации. Возникающий коммуникативный дефицит компенсируется развитием прессы, а затем и другими современными коммуникативными технологиями, порождающими специфический феномен толпы: неструктурированного общественного образования, связанного лишь коммуникативными сетями [10, 13, 14, 17]. Однако эта компенсация исходно ущербна, ее легкость содержит некоторую неполноценность. Да, чтение газеты создает иллюзию общения и принадлежности к некой группе, но именно иллюзию. Продолжив этот ряд, можно утверждать, что интернет-общение значительно проще, нежели нормальное человеческое общение. Оно не требует таких усилий, оно более безопасно, его можно начать и прервать в любое время, оно позволяет сохранять анонимность (отсюда и столь повсеместное распространение ник-нэймов в интернете), оно доступно. И именно эта доступность скрывает за собой ловушку. Да, безусловно, в сети можно общаться, знакомиться и даже любить друг друга. Конечно, интернет-партнер лишен многих слабостей обычного человека, от него не может дурно пахнуть, он не может быть некрасив, но язык не поворачивается назвать это настоящим общением. Интернет-партнер - это вариант индивидуального мифа, нечто вроде карманной фотографии кинозвезды.

Общество, организованное с помощью коммуникативной сети, по С. Московичи есть толпа, обладающая размытой идентичностью, повышенной внушаемостью, утратой рациональности. "Индивид регрессирует к массе" [10, с. 293], стремится к единению с толпой, будь то группа футбольных фанатов или политическая партия. Для объяснения этого феномена С. Московичи привлекает заимствованные из раннего психоанализа представления о гипнотическом воздействии толпы. На наш взгляд, это наиболее слабое место

стр. 21

его теории, ибо для объяснения непонятного используется неизвестное. Более разумное объяснение заключается в том, что толпа, связанная лишь через средства коммуникации, способные создать лишь суррогатные формы общения, стремится компенсировать эту нехватку общения регрессивными симбиотическими связями. Самый большой недостаток суррогатного общения в том, что оно не обеспечивает стабильной идентичности. Именно этот механизм, возможно, лежит в основе расстройств идентификации, как при различных формах психической патологии (современные исследования демонстрируют увеличение числа пограничных расстройств), так и в многочисленных случаях дефицитарности идентификации в психопатологии обыденной жизни.

Эта дефицитарность, особенно явная при резком изменении общественных стереотипов, восполняется, также как и в индивидуальном психопатологическом случае, созданием компенсаторных, но от этого не менее патологических феноменов психологической защиты и совладания. Бред - это тоже вариант объяснения мира, становящегося все более непонятным и угрожающим, а терроризм - не менее отчаянная попытка обретения идентичности в глобализирующемся и все менее понятном и родном мире. Это утверждение - не попытка дать терроризму исчерпывающее и простое объяснение, безусловно, это совершенно неоднозначный феномен, это - скорее попытка привлечь внимание к тому, что терроризм имеет и психологические корни, связанные с патогенным влиянием культуры.

Массовая культура, неизбежно разрушающая при глобализации традиционное общество и устойчивые формы идентификации, порождает вакуум, который чем-то должен быть заполнен. То, что заменитель не лучшего качества всегда оказывается под рукой, не только вина, но и беда индивида. Но и общество немало для этого делает.

Во всем мире становится все более заметной тенденция "добровольно-принудительного", осуществляемого посредством современных технологий, навязывания отдельным людям и целым сообществам, регионам планеты некой тщательно спланированной системы стандартов, правил, ценностей любой значимой деятельности. Разработки производственных и маркетинговых технологий, а также технологий политических, образовательных, развлекательных подчиняются интересам организаций, собственные ценности и цели которых очень далеки от гуманистических идеалов. Борьба за право и возможность определять, назначать, внедрять свою систему этих ценностей, норм, правил в сознание миллиардов людей - важная и болезненная проблема современной геополитики. Идеальная цель правящей элиты любой сверхдержавы - стать монопольным разработчиком технологии изготовления технологий. Для того чтобы в обозримом будущем весь мир думал, как сказано, делал, что сказано, покупал, что сказано и, как сказано, развлекался в свободное время. Психологические последствия этого процесса состоят, прежде всего, в затруднении реализации творческого потенциала личности, ее самобытности, уникальности, "самости". Перспектива постановки на технологически совершенный конвейер производства миллионов "одинаковых и одиноких", личностно недоразвитых людей в десятках произведенных по тем же технологиям одинаковых стран реальна. Угрозам глобализации должно быть противопоставлено нечто более существенное, научно обоснованное и действенное, чем стихийные, полудикарские и вполне стандартные (глобалистские!) выходки так называемых "антиглобалистов".

Забавным, но тоже патогенным является сформированный массовой культурой "кентавр", или даже, скорее, "василиск", сочетающий в себе глобализацию навязанного идеала и возможность культуры заменить реальное действие семиотическим: деформация образа мира, детерминируемая развлекательными телекоммуникационными технологиями. Сама возможность подобной деформации известна с библейских времен. Ключевое понятие этого опасного для развития личности процесса - не "телекоммуникация", а "соблазн". Но индустриальный размах подобных деформаций сознания был достигнут лишь к XXI веку, и именно благодаря развитию телекоммуникационных технологий.

Всевозможные викторины, лотереи, телевизионные игры, "реальные шоу" с крупными призовыми фондами формируют, особенно успешно в сознании неопытных или не очень развитых людей, жизненные стратегии, в которых целеустремленный труд и, вообще, всякое усилие являются отрицательными ценностями, ассоциируются с принуждением, рабством, неуспехом, позором. Необходимость честно трудиться воспринимается как тяжелая жизненная неудача. Положительной же ценностью назначается случайно успешное угадывание буквы в слове или выкрикнутая в микрофон гебефреническая шутка, приносящие выигрыш, мгновенно меняющий жизнь: миллион рублей, участие в "звездной группе" и т.п. Создана целая культура "назначения" ценностей, упакованных в яркую глянцевую обложку и направленная на целевую молодежную группу. Массовый тираж подобных изданий явно свидетельствует о том, что основным покупателем этой литературы является отнюдь не тот, кто может купить себе рекламируемые в таких изданиях товары, человек покупает недостижимую мечту. Глянцевые журналы творят кумиров, подражание которым творит невротиков (для кото-

стр. 22

рых, в свою очередь, есть специальные глянцевые журналы).

Социализацию, таким образом, следует рассматривать не как завершенную, безусловно гармоничную, согласную, радостную совместную деятельность субъекта и социума, но как достаточно жесткую борьбу, шрамы от которой в виде различных форм "культурной" патологии есть плата за возможность обретения нормальной идентичности и адекватной саморегуляции. Психоанализ, также как и культурно-исторический подход, придававший принципиальное значение социализации натуральных