Биологические Родители и родители-профи

Если лишь малая часть семей воспитывает потомство то почему дети должны быть рождены именно в них? Поче­му бы не возникнуть системе, в которой функции ухода за детьми будут передаваться «профессиональным родителям»?

Воспитание детей, кроме всего прочего, требует воисти­ну универсального мастерства. Мы не позволим первому встречному делать операции на мозге или, скажем, торго­вать акциями и ценными бумагами. Любой государствен­ный служащий, даже низшего ранга, обязан пройти проверку профессиональной пригодности. Но при этом мы разреша­ем практически любому человеку, почти вне зависимости от его умственных и моральных качеств, воспитывать юные человеческие существа — только потому, что это родитель. Родительские обязанности остаются единственным — и ог­ромным — заповедником для дилетантской деятельности хотя задача воспитания становится все более сложной.

Когда треснет существующая система и по нашим голо­вам прокатится супериндустриальная революция; когда вы­растут армии юных правонарушителей; когда сотни тысяч подростков станут убегать из дома и во всех развитых стра­нах студенты начнут громить университеты — тогда можно ожидать громогласных требований, чтобы родительскому дилетантизму был положен конец.

Есть способы разрешить проблемы юношества, однако наверняка будет предложено профессиональное родительство, хотя бы потому, что оно великолепно согласуется с неодолимым движением общества к специализации. Более того, есть сильнейшая, хотя и затаенная потребность в та­кой общественной инновации. Уже сегодня миллионы матерей и отцов, будь у них возможность, с радостью отказалась бы от родительских обязанностей — притом не обязательно из-за безответственности или нелюбви к детям. Вечно пешашие, неистовые, загнанные в угол люди начинают по­ймать, что эти обязанности им не под силу. При хороших оходах и наличии специально подготовленных и дипломи-ованных профессиональных родителей многие биологи­ческие родители уже сегодня отдали бы им своих детей. Отдали бы не просто с радостью, но смотрели бы на это, как на акт любви, а не измены.

Родители-профессионалы не должны быть врачами; они будут составлять настоящие семьи, призванные — за хоро­шие деньги — растить детей. В эти семьи может входить несколько поколений, дети смогут общаться с разными ти­пами взрослых людей и учиться у них, как это было при старинном фермерском укладе. Взрослым, которым платят за родительство, не придется постоянно переезжать в поис­ках работы и возить за собой детей. Такие семьи могут при­нимать новых детей по мере «выпуска» прежних, поэтому разделение по возрастам будет минимальным.

Возможно, в газетах будущего появятся объявления, ад­ресованные молодым семейным парам, например: «Стоит ли задыхаться от родительских обязанностей? Мы можем вырастить вашего ребенка и сделать его ответственным и преуспевающим человеком. Предлагаем профи-семью 1-го класса: отец — 39 лет, мать — 36 лет, бабушка — 67 лет. Здесь же проживают дядя и тетка 30 лет, работающие по­близости неполный день. В группе из 4 детей есть место для еще одного; возраст — 4—6 лет. Выверенное питание по стандартам правительства. Все взрослые имеют диплом по воспитанию и руководству детьми. Допускаются нечас­тые визиты биородителей. Разрешены контакты по телефо­ну. Летние каникулы дети могут проводить с биородителями. Религиозные, художественные и музыкальные занятия — по особому соглашению. Минимальный контракт — пять лет. О подробностях запрашивайте письменно».

«Настоящим» или «биородителям» в этой рекламе отво­дится роль, которую сегодня исполняют усердные крестные родители – дружественные посторонние помощники. Таким способом общество сумело бы и дальше сохранит все свое генетическое разнообразие, поручив заботу о j матерям и отцам, эмоционально и интеллектуально годным для воспитания детворы.

КОММУНЫ И ГОМОСЕКСУАЛЬНЫЕ ПАПАШИ

Совершенно другой тип отношений — групповая семья По мере того как быстротечность времени усиливает оди­ночество и отчужденность членов общества, можно ожи­дать все больше экспериментов с разными формами групповых браков. Когда несколько взрослых и детей со­здают единую «семью» — это некая страховка от одиноче­ства. Даже если один-два человека покинут дом, семья сохранится. Такие коммуны возникли по моделям, изобра­женным психологом Б. Ф. Скиннером в работе «Уолден второй» и писателем Робертом Риммером в романе «Экспе­римент и 31-й план Харрада». В позднейшей работе Рим-мер всерьез предложил узаконить «корпоративную семью», в которой от трех до шести взрослых принимали бы общую фамилию, сообща жили и воспитывали детей, объединив­шись также и официально, чтобы иметь экономические и налоговые послабления.

По мнению некоторых наблюдателей, уже есть сотни коммун, живущих открыто или тайно на всем пространстве Америки. Далеко не все они созданы молодежью или хип­пи. Некоторые создавались ради специфических задач — например, три колледжа Восточного побережья потихоньку финансируют группу для подготовки студентов-новичков к жизни в университетском городке. Цели могут быть соци­альными, религиозными, политическими; даже отдых мо­жет быть общей целью. Поэтому вскоре мы увидим групповые семьи любителей серфинга, рассыпанные по пляжам Калифорнии и Южной Франции (возможно, они есть уже сейчас). Увидим возникновение коммун, основанных на политических доктринах и религиозных верованиях. В фолкетинг (парламент) Дании уже внесен законопроект легализации групповых браков. Хотя его не обязательно примут, но само появление законопроекта — знаменатель­ный признак перемен.

В Чикаго 250 взрослых и детей уже живут в «семейном монашестве» под покровительством нового, быстро расширяющегося религиозного общества — Экуменического ин­ститута (ЭИ). Члены сообщества живут в общих квартирах, совместно готовят и едят, вместе молятся и растят детей, объединяют свои доходы. По меньшей мере 60 000 человек окончили курсы ЭИ; подобные коммуны начали создаваться в Атланте, Бостоне, Лос-Анджелесе и других городах. «Созда­ется совершенно новый мир, — говорит профессор Джозеф В. Мэтью, глава ЭИ. — Но люди все еще оперируют поня­тиями старого мира. Мы пытаемся переучить людей и дать им орудия для возведения новых социальных условий».

Своих последователей, похоже, найдет еще один вид семейного союза, который можно назвать «старческой ком­муной», — групповой брак пожилых людей, объединившихся для общения и взаимной поддержки. Такие люди отчужда­ются от продуктивной деятельности, требующей переездов, и они осядут в одном месте, объединят свои средства, ста­нут нанимать общую прислугу и сиделок и так будут дожи­вать отпущенное им время.

Коммунное движение создает нечто противоположное всевозрастающей пространственной и социальной мобиль­ности, порожденной рывком к супериндустриальному уст­ройству мира. Для коммун нужны «оседлые» люди. По этой причине на эксперименты с коммунами поначалу пойдут те члены общества, которые свободны от промышленной дис­циплины: пенсионеры, молодежь, люди без определенных занятий, учащиеся, специалисты и инженеры, живущие «на вольных хлебах». Позже, когда развитие техники и информационных систем сделает для многих возможной работу на дому с помощью компьютеров и средств связей, в ком мунное движение вольется еще больше людей.

Мы увидим и множество «семейных объединений», состоящих из одного взрослого-холостяка и одного или не­скольких детей. Отнюдь не все такие взрослые будут женщинами. В некоторых местах неженатые мужчины уже могут становиться приемными отцами. Например, в 1965 г в штате Орегон музыкант 38 лет по имени Тони Пиацц_а стал первым в этом штате (а возможно, и во всей стране) неженатым мужчиной, получившим право усыновить мла­денца. Со своей стороны, суды стали охотнее поручать опе­ку разведенным отцам. Лондонский фотограф Майкл Купер, женившийся в 20 лет и вскоре получивший развод, добился права воспитывать сына и выразил желание принять в се­мью еще одного ребенка. Купер понял, что он не хочет же­ниться еще раз, но любит детей. Он говорит: «Я бы хотел, чтобы можно было попросить прекрасную женщину родить для тебя ребенка. Или любую женщину, которая тебе нра­вится, или ту, в которой есть что-то восхитительное. Мой идеал — иметь большой дом, полный детей. Разного цвета кожи, облика и возраста». Романтик? Женоподобный муж­чина? Возможно. Однако в будущем подобные социальные установки широко распространятся среди мужчин.

Уже сейчас два смягчающих фактора воздействуют на культуру, готовя ее к принятию этой новации. Первый: в некоторых регионах много детей без родителей. Например, в Калифорнии диск-жокеи зачитывают платные объявле­ния: «У нас много восхитительных младенцев всех рас и национальностей, которые ждут возможности принести доб­ропорядочным семьям любовь и счастье... Звоните в Лос-Анджелесское окружное бюро по усыновлению». Второй: похоже, что средства массовой информации, не сговарива­ясь, одновременно решили, что мужчины, воспитывающие детей, особенно интересны публике. Недавно чрезвычайно популярные телевизионные программы в самых привлека­тельных чертах показывали домашние хозяйства, ведомые мужчинами без женщин, — мужчины мыли полы, готовили и что самое примечательное, ухаживали за детьми. Называю для примера четыре программы: «Мои три сына», «Стре­лок», «Бонанца» и «Отец-холостяк».

По мере того как гомосексуализм становится соци­ально более приемлемым, мы начинаем даже обнаружи­вать семьи, основанные на гомосексуальных «браках» между партнерами, взявшими на воспитание детей. В даль­нейшем станет ясно, какого пола эти дети — того же или противоположного. Однако скорость, с которой гомосек­суальные отношения ныне становятся респектабельными в индустриальных странах, ясно указывает, что процесс разворачивается. Не так давно в Голландии католичес­кий священник «повенчал» двоих гомосексуалистов, а в ответ на критику сказал, что «они из тех верующих, кому следует помогать». Англия изменила соответствующие законы: теперь добровольные гомосексуальные отноше­ния между взрослыми не считаются преступлением. А в Соединенных Штатах на совете служителей епископаль­ной церкви было решено и публично объявлено, что го­мосексуализм при некоторых обстоятельствах можно считать «добром». Не исключено, что настанет день, ког­да суд решит, что пара солидных и образованных гомо­сексуалистов может считаться достойными «родителями». Различимо также постепенное ослабление препятствий для полигамии. Полигамные семьи встречаются даже сей­час, причем чаще, чем принято считать, и внутри «нормаль­ного» общества. Писатель Бен Мёсон побывал в нескольких таких семьях в штате Юта, где полигамия все еще считается обязательной для некоторых мормонов-фундаменталистов. Он утверждает, что в Соединенных Штатах примерно 30 000 человек нелегально составляют полигамные союзы. Возмож­но, по мере того как взгляды на отношения полов будут становиться более вольными, а имущественные права из-за растущего благосостояния — менее важными, обществен­ные репрессии против полигамии начнут считаться иррациональными. Этим переменам как раз может помочь _х мобильность жизни, которая заставляет мужчин проводить значительное время вне дома. Старинная мужская фанта зия насчет «рая для капитана» («Рай для капитана» кинофильм, в котором знаменитый актер Алек Гиннес играл двоеженца (1953)) обернется реальностью, однако оставленные жены тоже потребуют права на внебрач­ные связи. Вряд ли сегодняшние «капитаны» осознают эту возможность, но завтрашние могут взглянуть на нее совсем по-иному.

Во всяком случае, уже сейчас в нашей среде есть другие новые семьи — сообщества, воспитывающие детей, кото­рые я называю «сводными (aggregate) семьями». Они стро­ятся на отношениях между разведенными и вступившими в другой брак парами; здесь все дети становятся частью «од­ной большой семьи». Хотя социологи пока уделяют мало внимания этому явлению, оно уже столь распространено, что легло в основу веселой сцены в недавнем американ­ском фильме «Развод по-американски». Можно ожидать, что в грядущие десятилетия сводные семьи будут приобре­тать все большее значение.

Бездетные браки, профессиональное родительство, пен­сионеры, воспитывающие детей, корпоративные семьи, ком­муны, гомосексуальные семейные союзы, полигамия — все это, однако, малая часть семейных форм и отношений, над которыми новаторские меньшинства будут эксперименти­ровать в предстоящие десятилетия. Разумеется, не все захо­тят участвовать в этих опытах. Итак, что пожелает большинство?

У ЛЮБВИ МАЛО ШАНСОВ

Меньшинство экспериментирует; большинство придер­живается обычаев прошлого. Можно уверенно сказать, что огромное число людей не станет выбрасывать за борт об­щепринятые взгляды на брак и связанные с ним формы семейных отношений. Однако даже эти люди будут вынуждены в конце концов отступиться, ибо жизненные преграды могут оказаться неодолимыми. Ортодоксальный план жизни предполагает, что двое молодых людей «найдут» друг друга и поженятся. Предполагается, что каждый будет удовлетворять психологические потребности партнера и что эти две личности будут долгие годы развиваться — более или менее в тандеме, продолжая соответствовать друг другу. Далее предполагается, что это продлится, «пока смерть не разлучит».

Такие установки прочно встроены в нашу культуру. Те­перь не считается достойным вступать в брак без любви, как то было принято прежде. Любовь — уже не второсте­пенное обстоятельство семейной жизни, а ее первейшее оправдание. Для многих людей поиски любви в семейной жизни фактически стали смыслом и сутью жизни.

Надо заметить, что любовь определяют в упомянутых уже понятиях совместного роста. Она понимается как оча­ровательная смесь из дополнительных потребностей, пере­текающих от одного партнера к другому, переполняющих обоих, создающих ощущение тепла, доброты и преданнос­ти. Несчастливые мужья часто жалуются на то, что «жена отстала» — в социальном, образовательном или интеллек­туальном росте. О партнерах в удачных браках говорят, что они «растут вместе».

Теория «параллельного развития» любви пользуется под­держкой консультантов по вопросам семьи, психологов и социологов. Поэтому специалист по социологии семьи Нелсон Фут указывает, что качество отношений между мужем и женой зависит «от уровня их соответствия в данной фазе их индивидуального, но сопоставимого развития».

Если любовь есть производное от совместного развития супругов и нам следует определять успешность брака по Уровню и взаимному соответствию этого развития, то мож­но дать решительные и зловещие предсказания на будущее. Можно показать, что даже в сравнительно застойном обществе математическая вероятность решительно не в пользу пары, стремящейся к идеалу параллельного разви­тия. Однако ее шансы на успех падают еще ниже, если возрастает темп изменений в обществе (что сейчас и происходит). В быстро развивающемся социуме, где мужья продвигаются вверх и вниз в различных экономических и социальных измерениях; где семьи вновь и вновь меняют свои дома и окружение; где люди все дальше отходят or своих родителей, своих исконных религий, своих традици­онных ценностей, — в таком социуме будет почти что чудом, если двоим удастся развиваться хотя бы относительно на равных.

Если средняя продолжительность жизни возрастет, ска­жем, с 50 до 70 лет, а потому увеличится время, когда надо проделывать акробатические трюки с параллельным разви­тием, то шансы на успех практически падают до нуля. По­этому Нелсон Фут и заметил со сдержанной иронией: «Ожидая того, что в новых условиях брак будет длиться до бесконечности, вы хотите слишком многого». Желая, что-бы до бесконечности длилась любовь, мы будем хотеть еще большего, но темп жизни и новации — против этого.

ВРЕМЕННЫЙ БРАК

Именно падение статистических шансов на любовь выражается в высоком проценте разводов и раздельной жизни супругов в большинстве высокотехничных стран. Чем выше темп перемен и продолжительность жизни, тем ниже становятся эти шансы. Что-то должно сломаться.

Точнее, нечто уже, разумеется, сломалось — прежняя приверженность к стабильности. Миллионы мужчин и жен­щин ныне следуют тому, что им кажется разумной и кон­сервативной стратегией. Они не выбирают какой-то новаторский вариант семьи, а они вступают в брак на тра­диционный манер, затем пытаются заставить его «работать», потом, когда дороги партнеров окончательно расходятся, наступает развод или разъезд супругов. Большинство ищет новых партнеров, чей уровень развития на данный момент отвечает их собственному.

По мере того как человеческие отношения становятся все более быстротечными и многосложными, стремление к любви становится, можно сказать, все более неистовым. Однако понятия о ее продолжительности меняются. Поскольку традиционный брак все менее и менее способен дарить обещанную любовь до конца жизни, можно прогнозировать, что широкие слои перейдут к временным бракам. Не: ожидая совместной жизни «пока смерть не разлучит», они будут создавать семьи, заранее зная, что этим отно­шениям суждено быть недолговечными.

Они также будут осознавать, что, когда дороги мужа и жены разойдутся (при слишком большом несоответствии уровней развития), пара может сказать «хватит», не испы­тав при этом ни потрясения, ни смятения, ни даже боли, которая сопровождает разводы сегодня. И когда предста­вится возможность, они будут вступать в брак снова — и снова, и снова...

Серийный брак — модель успешного временного союза — вполне соответствует Эпохе Быстротечности, в которой все взаимоотношения людей, все их связи с окружающим стано­вятся непродолжительными. Такой брак естествен; он — не­избежное порождение социального устройства, при котором автомобили берут напрокат, кукол отдают в счет покупки но­вых, одежду перестают носить, надев ее один раз. Это главная модель брака недалекого будущего.

В некотором смысле серийный брак уже стал тщательно охраняемым секретом высокоразвитых стран. Профессор Джесси Бернар, всемирно известный социолог семьи, ут­верждает: «В нашем обществе множественные браки сейчас более распространены, чем в обществах, где допускается полигамия. Основное различие в том, что мы ввели в обы­чай не одновременную, а серийную, или последовательную, форму множественного брака». Повторные браки так учас­тились, что в Америке почти четверть «новобрачных» уже успела прежде побывать перед алтарем. Это стало настоль­ко обычным, что один служащий отдела кадров IBM сообщил о таком пикантном случае: заполняя анкету, разведенная женщина задумалась над графой «семейное положение» Закусила зубами авторучку, секунду поколебалась и написала: «Вторично не замужем».

Темп жизни неизбежно отражается на долговременных ожиданиях, связанных с реакцией на новые ситуации. Человек жаждет устойчивых отношений, но внутренний голе говорит ему, что это — роскошь, и чем далее, тем боле невероятная.

Даже молодежь, которая страстно стремится к взаимообязательным, глубоким связям с людьми — и с событиями, — ощущает могущество этого броска к быстротечное! Послушайте, например, что говорит юная чернокожая американка, работающая в Движении за гражданские права. Вот как она выражает свои взгляды на время и на брак: «В мире белых замужество считают каким-то «концом», как в голливудских фильмах. Это не для меня. Не могу себе пред­ставить, чтобы я обещала пробыть с кем-то всю свою жизнь. Сейчас я, может, и хочу замуж, но как насчет будущего года? Это вовсе не неуважение к институту [брака], а самое глубокое уважение. В нашем Движении нужно иметь ощуще­ние сиюминутности, чтобы делать свое дело так хороша как можешь, пока оно не кончено. При традиционных отношениях время становится тюрьмой».

Не только молодежь — или меньшинство населения, или его политически активная часть — будет разделять подоб­ные воззрения. Они расшевелят целые страны, когда нова­ции зальют общество и темп жизни еще более возрастет. И тогда резко увеличится число временных — серийных браков.

Эту мысль отчетливо подытожил шведский журнал «Svensk Damtidning», опубликовав интервью с несколькими ведущими шведскими социологами, правоведами и другими специалистами на тему будущих отношений между мужчинами и женщинами. Журнал представил их изыскания форме пяти фотографий. На каждой была одна и та же очаровательная невеста, которую пять раз вносили в дом пять разных женихов.