Схема 2-1. Континуум отчуждения тела

 

Чем больше контактные функции отчуждаются, тем уже рамки поведения внутри окружающей среды. «Я» становится все более ригидным и ограниченным, и уменьшается поле законной деятельности, чем больше способностей Self (чувствовать и действовать) отчуждается и не используется.

При крайнем отчуждении мы часто наблюдаем отрицание тела в психозе, когда человек полностью отделяется от телесных чувств и живет в мире фантазии. Менее сильные нарушения, когда восприятие тела нарушено или при которых тело ощущается как бы на некоторой дистанции, или в состоянии деперсонализации. Это видно при нервной анорексии, где присутствует сильное расстройство восприятия тела; в невротическом кризисе, когда телесные чувства существуют, но переживаются в отчуждении; и при пограничных расстройствах, когда значительные «куски» телесного Self оказываются вне осознавания, что порождает чувство фрагментарности и периодических провалов, поскольку человек борется за целостность.

Невротик обладает большей способностью контакта с телесным Self, но находится в значительном конфликте с отдельными чувствами и действиями. Результатом отчуждения этих телесных процессов является депрессия, при которой они жестко удерживаются от контакта, а также тревога, поскольку подобные функции контакта угрожают появиться вновь, и психосоматические симптомы, когда эти процессы выражаются частично, но в искаженном виде. Во время кризиса, однако, невротик должен прибегать к более решительным мерам, чтобы справиться с этими контактными функциями, и может временно деперсонализироваться. В более спокойном состоянии невротик кажется «нормальным», поскольку проблематичные потребности, чувства и действия не вызываются. Человек находится под «контролем».

На полпути между «нормальным» состоянием и невротическим находится «модальное», с наиболее обычной степенью телесной идентификации. Тело ощущается, но часто это не полностью «Я». Это видно из того, как люди обращаются со своим телом - как с машиной, тренируя его, балуя, загружая непосильной работой, наказывая его - его, а не себя. Отчуждение едва ощутимо и зачастую общее по форме. При «модальном» состоянии человек несколько отдаляется от своего телесного ощущения и таким образом в некоторой степени лишает все чувства и переживания силы и остроты.

В «нормальном» состоянии человек ощущает некоторое отчуждение от телесного переживания, но в меньшей степени, и большая часть Self доступна осознаванию. Важное соматическое переживание и поведение могут быть полностью идентифицированы как Self, и есть возможность присвоения тех аспектов телесного Self, которые были отчуждены как функции предыдущего творческого приспособления. Я не уверен в правильности термина «нормальный», поскольку он противоречит духу гештальттерапии, но он кажется мне лучше термина «оптимальный», который подразумевает определенный стандарт или абсолютный идеал. Я имею ввиду, что желаемая степень присвоения, по крайней мере, частично, еще и функция контекста. Не существует «лучшей на все времена» степени телесного присвоения. Желаемое - получить лучшее творческое приспо­собление, которое может быть достигнуто в данной ситуации.

В крайнем левом положении на схеме находится соматический материализм, ситуация, с которой мне часто доводилось встречаться, когда люди сосредотачивали все свое внимание на своей физической реальности и пренебрегали остальными аспектами своего существования. Self есть только телесное Self, которое не включает остальные аспекты Self, такие как познающее, или фантазирующее, или духовное Self. Это случай, когда тело становится фиксированной фигурой, вытесняя все остальные из сознания. Фанатик терапии тела может оказаться жертвой подобного убеждения

Воспользовавшись метафорой, мы можем рассматривать тело как состоящее из земли («Я») и воды (отчужденные аспекты Self). Здоровое функционирование требует сбалансированной пропорции земли и воды и получения питания от моря, то есть возможности своего рода взаимовыгодных отношений с менее знакомыми аспектами Self. Жизненные проблемы приводят многих людей к тому, что то, что было землей превращается в воду. Эти люди похожи на острова, постоянно подтачиваемые морем, так что у них мало остается того, что они могли бы назвать «Я». Часто сама возможность обмена с морем и даже принятие существования воды пугает людей, и они предпочитают устремлять свой взгляд внутрь и претворяться, что они вовсе и не острова. Когда тело, так же как и познание и образы, становится темной водой, куда же еще может скрыться человек, как не в мир фантазии? Менее крайний (см. схему 2-1) взаимообмен между отверженными и присвоенными аспектами Self принимает форму симптомов зачастую соматических по своей природе.

Случай с клиентом, которого я буду называть Томас, может помочь проиллюстрировать это. Томас пришел ко мне, страдая от хронических мышечных болей и сильного напряжения. Несмотря на отсутствие органического заболевания, его поза и сама фигура были искажены больше, чем у кого-либо из моих клиентов. Она состояла из множества элементов сопротивления: неуклюжие ноги, узкая талия, едва развитый таз, вогнутая грудь, чересчур развитые и поднятые плечи, опущенная голова. Он был буквально завязан узлом и боль из-за этих сопротивляющихся сил возрослаза два года, предшествовавших его визиту ко мне. Он испробовал немало соматическихподходов, но все только с временными облегчающими эффектами.

Болям и искривлениям Томаса трудно было найти рациональное объяснение. Он был заметным человеком с хорошей работой, имел прек­расную семью, солидное положение человека, принадлежащего к среднему классу. Бывали времена, когда он терпеть не мог свою работу, но с кемэто не случается, он считал себя человеком, который кое-чего достиг в жизни, и удача ему сопутствовала. Откуда же тогда все эти боли и напряжения?

Мы использовали прямую работу с телом, чтобы помочь Томасу войти в контакт с телесными процессами. Он едва ли осознавал свое тело, лишь при боли или дискомфорте, и не понимал ни своих чувств, ни потребностей. Наша начальная работа способствовала лишь повышении осознавания его телесных процессов несмотря на боли и напряжения. Когда осознавание и присвоение тела возросли, я начал помогать ему связывать слова с телесным переживанием. Благодаря таким утверждениям как «Я завязан узлом» и «Во мне полно потивоположно направленных сил». Томас начал понимать, что в нем есть много неосознаваемых частей, и что тело может рассказать ему о них.

Постепенно мы смогли вытащить на поверхность и взглянуть на различные чувства Томаса. Освобождение его груди и дыхания открыло ему глаза на пугающую пустоту, все еще «жаждущее сердце», противоречащее образу его «счастливого брака». Работа со спиной и ногами привела к появлению у него явно агрессивных движений: пинания, толкания, ударов. И все же он удерживался от подобных движений, потому что считал, что он «не такой», и когда энергия начала притекать через его руки к сердцу, он стал осознавать огромную потребность объять других своей заботой. Однако ему приходилось контролировать свои порывы, так как его семья не приняла бы их, и он не чувствовал, что может дать им что-либо нужное или достойное того.

Каждый телесный симптом выражался в движении и чувстве неосознаваемого аспекта его существования и в сдерживании от подобного выражения из-за конфликта с жизненной ситуацией и с определением себя. Как только мы связали возникающую картину с его жизненной ситуацией, многие вещи стали очевидны. Томас был зачастую пассивен и отстранен, для него представляло трудность сказать «нет» на работе. В результате ему приходилось заниматься тем, чем ему не хотелось, и он должен был подавлять свой гнев по этому поводу. Со своей женой он вел себя так же, не конфронтируя, и в результате за спокойствием, которое представляла его семейная жизнь, начало накапливаться раздражение и возмущение. Его отношения с женой были сухими, лишенными страсти и привязанности, и он к тому же боялся, что на его предложения она ответит отвержением.

Томас не ощущал в себе способности жить полной жизнью: чувствовать силу своих рук в прикосновении, теплоту своего сердца, человечность в своих глазах, своей мускульной силы в гневе и силы своего таза в сексе. В отсутствии физического основания для этих способностей в теле, у него не было поддержки, и поэтому он боялся попробовать что-нибудь новое и выйти за рамки установившихся отношений с окружающими.

Со временем он начал позволять себе больше экспрессии посредством телесных движений и вербализации своей агрессии и силы, своего глубокого чувства грусти, своих желаний, обращенных во вне, своего так долго отрицаемого сексуального влечения. И тогда он смог присваивать отвергнутые аспекты существования. Конечно, это было непросто. Восстановление данных частей себя привнесло новые возможности и более полное ощущение себя, но в то же время потребовало от него встать лицом к лицу с болезненным выбором и смелость пойти на риск, что было весьма трудно и пугающе. Такой риск ставил под угрозу status quo его жизни - его брак, его работу, его Self. Восстановление того, что он отчуждал не обязательно должны облегчить его жизнь, хотя он испытывал меньше напряжения и меньше от него страдал. Но это сделало его жизнь полнее в отношении диапазона чувств, включая болезненные переживания, и дало ему больше возможностей и выборов. У него не было уже нужды застывать в беспомощности, раздираемым двумя силами, которые он не понимал или не знал, как выразить. Перлз и его коллеги (Реrls et а1., 1951) сформулировали это так:

 

«Вырастая, Self рискует - и этот риск сопровождает страдание, если человек долго избегал риска, и следовательно, должен разрушить множество предрассудков, интроектов, привязанность к фиксированному прошлому, безопасность, планы и амбиции, риск сопровождается возбуждением, если возможно принять существование в настоящем» (с. 368)