После исторических катастроф, вызвавших полное исчез-

 

98 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии

новение "микенской" культуры в европейской Греции, наступает период смут и упадка. Искусство гибнет, художественная промышленность вырождается, самая техника теряется, и потом, когда наступает возрождение, вновь приходится начинать сна­чала, искать ощупью или заимствовать у соседей (напр., в техни­ке резьбы камней). Первая эпоха морского владычества греков кончается; самый географический горизонт их суживается, пле­менные особенности говоров (напр., ионийского наречия) резко дифференцируются. Растет морское владычество финикиян.

Возрождение морского владычества и торговли, а вместе с тем и культурное возрождение начинается на востоке Греции, преимущественно в Ионии. Здесь хранились предания микенского века, его эпос, послуживший основой великих гомеровских поэм; здесь удержался всего долее старый микенский стиль в худо­жественной промышленности. Здесь не прерывалось и плодо­творное соприкосновение с восточными культурами, а благо­приятные географические и политические условия способство­вали росгу ионийских городов – росту населения и приливу бо­гатств.

Сношения с Египтом никогда не порывались. Египетские фараоны, отражавшие набеги греков и других островитян в ми­кенские времена и вербовавшие среди них наемные войска, продолжали окружать себя греческими наемниками и впоследст­вии. Псамметих I отдает открытое предпочтение греческим войскам, а фараон Амазис, возвысившийся на престол благода­ря национальному движению против иноземцев, сам женат на гречанке, вопрошает Дельфийского оракула (548) и посылает зо­лото на возобновление сгоревшего дельфийского храма.

Вместе с наемниками непрерывно возрастает наплыв купцов. В VII в. ионийцы основывают Кирену, могущественную колонию на ливийском побережье, и наполняют нильскую дель­ту своими факториями и поселениями настолько, что возникает целая каста переводчиков для облегчения сношений между ними и коренным населением. При Амазисе на западном рукаве Нила,

Глава III. Ранняя ионийская физика 99

недалеко от Саиса, резиденции фараона, возникает могущест­венный торговый центр, Навкратис, где сосредоточивается вся внешняя торговля, точнее, весь ввоз Египта. Навкратис был чис­то греческим городом, пользовавшимся вполне автономным са­моуправлением. Археологические находки свидетельствуют о том, что сама утварь была греческой. Всевозможные греческие пле­мена и государства, – эгинеты, самосцы, доряне из Родоса и Кни-да, ионийцы из Хиоса, Теоса, Фокеи – имели здесь своих много­численных представителей. Господствующее положение зани­мали милесцы, утвердившиеся в Египте еще со времен Псам-метиха. Впоследствии им приписывалось и самое основание Нав-кратиса.

При таких условиях нет ничего невероятного в преданиях о том, что древнейшие ионийские философы, как Фалес или Пифагор, посещали Египет. В древности эта страна нередко считалась колыбелью наук, математики в особенности. Новей­шие исследования показали, однако, что научное развитие Егип­та было весьма невысоко, и греческие философы едва ли многому могли там научиться. Судя по памятникам, египетская геометрия до самого позднего времени не возвышалась над чисто эмпи-. рическими приемами приблизительного вычисления, необходи­мого в целях практических, – межевания или архитектуры. Можно быть вполне уверенным, что в дедуктивной геометрии греки ничему не могли научиться у египтян, и если Фалес действи­тельно был первым греческим математиком, то скорее египтяне могли бы научиться от него, как утверждает предание.

Иноземные сношения ионийцев не ограничивались Егип­том. В конце VII в. милетскому тирану Фрасибулу удалось заклю­чить союз с лидийским царем, который надолго обеспечил мир Милету и способствовал могущественному развитию его коло­низации в прилонтийских странах. Греческое влияние в Лидии усиливается все более и более, в особенности при Крезе, который в преданиях пятого века изображается любителем греческой

100 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии

мудрости и созывает ко двору своему знаменитых греческих мудрецов, начиная с Фалеса Милетского. То, что Геродот сооб­щает об этом, заслуживает тем большего внимания, что источ­ником его служит Гекатей Милетский, который сам был близок к школе, основанной Фалесом. Греческая культура, греческие боги, греческий язык проникают в Лидию, а через посредство Лидии грекам облегчаются сношения с другими народами Азии, между прочим и с Вавилоном, с которым Крез поддерживал дружественные отношения. Существует мнение, что свои эле­ментарные астрономические познания греки получили именно от вавилонян. Их жрецы вели записи астрономических и метео­рологических наблюдений, и результатом многовекового на­копления таких наблюдений были известные эмпирические познания – относительно периодического, однообразного пов­торения некоторых явлений, например затмений или годичного движения солнца. Эти познания, как предполагают, и были заимствованы греками, хотя, быть может, они получили их и не прямо от вавилонян, а через посредство египтян. Если верить Диодору Сицилийскому, фиванские жрецы предсказывали зат­мения, подобно халдеям, священная наука которых рано прони­кает в Египет, как это доказывают хотя бы важные фрагменты вавилонского космогонического эпоса, найденные в Тель-эль-Амарне, в архиве фараонов XV века.

Международные сношения греков, их торговое судоходство оказали влияние на раннее развитие их науки не столько благо­даря отдельным эмпирическим знаниям, заимствованным у других народов, сколько благодаря общему расширению географического горизонта греков, изменению их прежних мифи­ческих представлений. Первым шагом к мироведению послужило землеведение. Фантастическая география Гомера пала сама со­бою, когда Средиземное море стало известным до Гибралтара, когда средиземноморская торговля сосредоточилась в руках ионийцев. Тот крайний Запад, где некогда жили Циклопы и раз­ные фантастические чудовища, был исследован. Море, казав-

Глава III. Ранняя ионийская физика 101

шееся некогда беспредельным, замкнулось в определенные границы. Небо раздвинулось над землею, и дикое первобытное представление о том, что оно лежит на вершинах отечественных гор, на которых обитают небожители, было оставлено всеми. До­верие к мифам пошатнулось, и общение с множеством народов, знакомство с их разнообразными обычаями, нравами, религиями, установлениями показывало относительность, условность всех человеческих преданий и верований и открывало путь свобод­ному исследованию и рационалистической критике. Они не подпадают никакому иноземному влиянию, а наоборот, с ранних пор подчиняют других своему культурному влиянию, как они делают это в Лидии. В их культуре от начала, как бы в зачатке, таится та ниверсалистическая тенденция, которая развивается впоследствии и дает этой культуре ее пребывающее мировое значение.

. Расширению географического горизонта греков соответст­вует и внутреннее усложнение общественной жизни. Мощное развитие торговли, промышленности, накопление и перераспре­деление богатств, прилив населения к торговым центрам и быстрый прирост его – вызывают повсеместное глубокое социальное и политическое брожение, в котором разлагаются старые формы общественной жизи и возникают новые. Человеческие отношения не определяются более вековечным обычаем и не укладываются в старые традиционные рамки; нужно новое "устройство" общества, нужно положительное законода­тельство, дающее ему прочный строй, согласующее разнородные интересы. И вот среди множества искусств, обусловливающих общий культурный подъем, возникает высшее "царственное" или политическое искусство (_____________ _______), которым прославились первые греческие "мудрецы"- законодатели, как Солон, Питтак Митиленский, Периандр Коринфский, Хилон Спартанский, Биас Приенский и другие – те "семь мудрецов", во главе которых неизменно помещается Фалес Милетский, родоначальник гре­ческой философии, основатель так называемой "милетской

102 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии_______

школы", – если только можно говорить о действительной школе в позднейшем смысле, т.е. об организованном философском союзе. Политическую роль играют впоследствии и другие философские школы, – таков, как мы увидим, пифагорейский союз, к которому примыкали и элейские философы.

Вслед за поэзией Гомера, которая является завершением многовекового развития греческого эпоса, начинающегося от микенских времен, пышным цветом распускается ионийская и эолийская лирика, поэзия личного чувства, свидетельствующая о мощном развитии личности. А вслед за лирической поэзией пробуждается и творчество мысли, нравственное размышление, философское умозрение и научное исследование.

 

Фалес

 

Точных исторических сведений об этом родоначальнике феческой мудрости у нас немного. Современник Креза и Солона (род. приблиз. в 625 г., умер в середине VI в.), он был не только первым греческим философом, но и первым греческим ученым, математиком и астрономом. И вместе это был замечательный государственный человек, один из академии семи бессмертных, имя которого называли наряду с именами величайших законода­телей Греции. По свидетельству Геродота, источником которого служит Гекатей – по-видимому, один из приверженцев милет­ской школы – Фалес стремился устроить панионийский союз для защиты общегреческих интересов (1,170). Он участвовал в похо­де Креза против Кира и помогал царю своими советами. Евдем, ученик Аристотеля, написавший историю греческой астрономии и математики, говорит, что свои математические и астроно­мические познания Фалес приобрел в Египте; главнейшим доказательством этих познаний служит его знаменитое предска­зание солнечного затмения, которое произошло 28 мая 585 г. во время вышеупомянутого похода Креза (Herod. I, 74).

Свидетельство Геродота и здесь заслуживает полного

 

Глава III. Ранняя ионийская физика 103

внимания, тем более что оно подтверждалось Ксенофаном, Герак­литом, Демокритом*. Затмение 585 года является таким обра­зом первой точной хронологической датой в истории греческой науки: 28-е мая 585 года есть официальный день ее рождения.

Каким образом Фалес мог предсказать затмение? Анакси-мандр и Гераклит еще не знали причины этого явления, и если бы даже Фалес и угадал ее, он не мог бы с теми элементарными математическими познаниями, какими он обладал, вычислить наступление затмения. Очевидно, он руководствовался не научными выводами, а указанными уже эмпирическими позна­ниями относительно периодического наступления затмений,' повторяющихся по истечении определенного времени. Эти по­знания, являющиеся результатом многовековых наблюдений, были, по свидетельству Евдема, вывезены Фалесом из Египта; предположить, что он заимствовал их у халдеев, с которыми ионийцы могли вступать в сношения через посредство лидян, – не представляется правдоподобным: предсказание Фалеса не являлось бы чем-либо новым и значительным, если бы халдейская астрономия проникала в Лидию прямыми путями. Наоборот, свидетельство о том, что Фалес обязан Египту некоторыми из своих воззрений и познаний, находит косвенные подтверждения. Так, например, его занимало объяснение нильских наводнений, и он высказывал мнение, что эти наводнения вызываются тем северным ветром, который им пред-шествует [Aetii Placita IV, 1,1 (Dox. 384 а 20).]

Диоген Лаэрций приписывает Фалесу сочинение в 200 стихов "о равноденствиях и солнцестояниях", а Феофраст утверждает, что Фалес оставил после себя лишь одно сочинение, озаглавленное __________ _________– астрономическое руковод­ство для моряков, которое, несомненно, составляло потребность эпохи.

К сожалению, мы ничего достоверного об астрономии и математике Фалеса не знаем. Да и сама философия его дошла до

 

* Diog. L. I, 23, который ссылается на Евдема.

104 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии

нас в двух положениях – все произошло из воды, т.е. начало всего есть вода, на которой плавает земля, и все полно богов, все полно демонов и душ. Таким образом, наряду с тем анимистическим, демонологическим миросозерцанием, которое мы признали основой греческой религии, мы находим первую попытку философского монизма: все сводится к одному стихийному началу, к одному "естеству" (_______). "Что касается древнейших философов, – говорит Аристотель (Met. 1,3), – то большинство из них признавало материальные начала за единственные начала всех вещей. То, из чего состоит все сущее, из чего оно происходит впервые и во что оно конечным образом разрешается, что пребывает как неизменная сущность в изменении своих состояний, – это они признают элементарной основой (стихией), это считают началом всего существующего. И поэтому они полагают, что ничто не происходит и ничто не уничтожается, так как одно и то же естество пребывает вечно. Так, например, относительно Сократа мы не скажем, что он становится вообще, когда он становится прекрасным или образованным, или что он уничто­жается, когда он утратит эти свойства, – ибо сам Сократ пре­бывает как подлежащее (субъект этих изменений); так точно и относительно всего прочего (нельзя утверждать возникновения или уничтожения в смысле безусловном – _______). Но должно быть одно или несколько естеств, из которых происходит все остальное, между тем как самое естество (т.е. самая сущность) пребывает. Что же касается количества и вида подобных начал, то не все говорят одно и то же. Фалес, основатель такого рода философии, признает за начало воду (почему он утверждал и то, что земля держится на воде). Вероятно, он пришел к такому предположению, видя, что пища всех существ влажная и что са­мая теплота возникает из влаги и ею живет (а то, из чего все происходит, есть начало всего). Это привело Фалеса к его пред­положению, а также и то обстоятельство, что сперма всех живот­ных имеет влажную природу; вода же есть начало влажного

 

Глава III. Ранняя ионийская физика 105

естества. Иные полагают, что и те, которые жили в глубокой древности, задолго до современного поколения и впервые пре­дались богословию, – были того же мнения о природе вещей. Ибо они изобразили Океан и Тефиду праотцами всего происшед­шего и клятвой богов почитали воду – так называемые сти­гийские воды поэтов: то, чем клянутся, есть самое почитаемое, а наиболее почитаемое есть то, что всего старше. Существовало ли действительно такое первоначальное мнение в древности, – разобрать трудно; про Фалеса же сообщают, что он высказы­вался о первой причине в таком смысле".

Из этого свидетельства Аристотеля можно заключить, что непосредственного знакомства с учением Фалеса он не имел и знал о нем лишь по преданию. В этом предании достоверно лишь то, что Фалес признавал за начало всего воду, в особенности же, что земля представлялась ему утверждающейся на воде; что же касается тех мотивов, которые, по мнению Аристотеля, "вероятно" привели Фалеса к его учению, то они составляют его личное предположение*. "Земля стоит на воде" – вот пред­ставление, весьма естественное у первого греческого географа: Анаксимандр, ученик Фалеса, составивший первую географи­ческую карту, изобразил поверхность земли, окруженную океаном. Но если земля плавает на воде, то не естественно ли предположить, что она из нее выплыла? Если Египет есть "дар Нила", который так занимал нашего философа, то нельзя ли допустить, что и суша вообще есть отложение воды? В каком отношении стоит астрономия Фалеса к его учению о происхож­дении всех вещей из воды, – мы не знаем. Египтяне также признавали существование первобытной водной бездны, в которой таились зачатки всех существ. При появлении солнца она разделилась на две части – верхнюю и нижнюю; из последней

* Феофраст сопоставляет учение Фалеса с учением Гиппона, натурфилософа V века, который, по-видимому, был врачом и интересовался физиологией (Ср. Diels, Fr. пар. 26, 4 и II ел.). Аристотель считает мнения Гиппона не заслужи­вающими особого внимания. Не ему ли принадлежат, однако, вышеприве­денные соображения о пище?

106 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии

образовался океан и реки, а первая, приподнятая над землею богом Шу, образовала верхние воды, по которым в золотых барках плавают светила небесные. Представление о первобытных водах или бездне водной, впоследствии разделенной на преис­поднюю и горние воды "над твердью небесной", встречается так­же в ассиро-вавилонской космогонии, откуда оно мигрировало и к другим народам (напр., евреям). У греков представления о во­де как источнике жизни и происхождения тварей можно искать не только у Гомера и орфиков, но и в очень древних памятниках микенской эпохи: на некоторых микенских вазах и урнах изоб­ражается зарождение или происхождение рыб, птиц, насекомых и четвероногих из водорослей, морских растений и среди ног колоссальных спрутов*. С другой стороны, у поэтов эпохи Фалеса (Мимнерма и Стесихора) можно отыскать представления о золотой чаше солнца, на которой оно переплывает по ночам океан, окружающий землю, направляясь с запада к востоку.

Но каково бы ни было происхождение философии Фалеса, мы вынуждены отказаться от попытки выяснить ее подробности. Мы знаем о ней так мало, что можно спросить себя, имеем ли мы вообще какое-либо право считать философом в подлинном смысле слова этого первого из семи мудрецов? На этот вопрос, однако, следует ответить утвердительно. Философия Фалеса была первой попыткой целостного миропонимания, первой попыткой определить безусловное начало всех вещей; и результатом этой попытки было учение о единстве материи, или, что еще важнее, о единстве "естества", единстве субстанции, лежащей в основе всего сущего.

 

Анаксимандр

 

Немногим подробнее наши сведения о философии Анакси-мандра, преемника Фалеса (прибл. 610 –546). Мы говорили уже,

 

* Perrot et Chipiez, "Hist, de l'art dans 1'antuquite", v. VI, La Grece primitive l'art mycenien. Paris, 1894, с 924 – 932.

 

Глава III. Ранняя ионийская физика 107

что ему приписывают честь составления первой географической карты, которой воспользовался лет тридцать спустя логограф Гекатей, по-видимому, сам принадлежавший к милетской школе. Ему приписывают также изобретение гномона (верти­кальный стержень, прикрепленный к горизонтальной плоскости), посредством которого определяли дни равноденствий и солнце­стояний, а также полоса – солнечных часов. Эти часы отличались от позднейших: вместо плоской доски они представляли вогну­тую поверхность полушария и служили не только определению часов дня, но и самих дней года. По свидетельству Геродота, однако, и гномон, и полос были заимствованы от вавилонян и были известны грекам помимо Анаксимандра. Важно было бы решить вопрос о достоверности другого свидетельства, которое мы находим у Диогена Лаэрция, – о том, будто Анаксимандр построил первую астрономическую сферу*. Во всяком случае, он первый занялся космографией и вместе с Ферекидом яв­ляется древнейшим греческим прозаиком и первым философ­ским писателем, изложившим свою систему в особом сочине­нии, которое, впрочем рано было утрачено.

Анаксимандр первый возвысился до идеи бесконечного множества миров и пытался дать научное объяснение видимого движения неба. Земля не являлась ему в виде острова, выплы­вающего из бездны вод, – она обратилась в метеор, окруженный беспредельным пространством. "Беспредельное" (__________) – так называет Анаксимандр то физическое начало, ту стихию, или "естество", из которого все возникает И в которое все разрешается в процессе вечного движения. "Он говорит, что это начало не есть ни вода, ни какая-либо другая из так называемых стихий, но некоторое другое беспредельное естество (________), из которого возникают все небеса и заключающиеся в них миры". О природе этого начала существовало немало споров, вызванных кажущимся разногласием наших источников. Некоторые видели в "беспре­дельном" Анаксимандра простую "смесь" (________), из которой выделяются различные стихии, но в таком случае оно не было бы

¹ См. Tannery, 832.

108 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии

единым стихийным началом, а являлось бы соединением многих элементов. Другие принимали "беспредельное" за "неопреде­ленную" или "бескачественную материю" Платона или Аристо­теля, как будто физик шестого века знал такие страшные слова и мог останавливаться на таких отвлеченностях, которые полу­чили смысл для греческих метафизиков два столетия после него. Правда, "беспредельное" Анаксимандра не есть ни вода, ни огонь, ни воздух; но, по единогласному свидетельству древних, оно есть стихийное, вещественное начало. Какое именно? Это нуждается в разъяснении.

Аристотель характеризует "беспредельное" Анаксимандра то как начало, отличное от возникающих из него стихий воздуха, воды и огня; то – как начало среднее между ними, "легчайшее воздуха и плотнейшее огня"*. Не забудем, однако, что в эпоху Анаксимандра учение о четырех стихиях еще не существовало: оно появляется впервые у Эмпедокла. И как ни ценны замечания Аристотеля, он преследует в них критическую цель, а не истори­ческую задачу. Для него, с его позднейшей точки зрения, бес­предельное не есть ни одна из позднейших стихий и вместе, по необходимости, является как нечто среднее между ними, раз они из него возникают, или, как мы увидим, "выделяются" из него. Ключ к объяснению "беспредельного" дают нам физики, непосредственно следовавшие за Анаксимандром. Ученик его Анаксимен признал "беспредельное" воздухом, которым дышит мир, и аналогичное представление, против которого высказывался уже Ксенофонт, встречается и у Пифагора: пифагорейцы тоже признавали, что мир дышит окружающим его "беспредельным". Но "беспредельное"

* Четыре раза Аристотель говорит о беспредельном, как о начале "среднем" между огнем и воздухом (de gen. et corr. II, 1, 328 b 35; ib 5, 332 a 21; Phys. 1, 4, 187 a 14; Met. 1, 7, 988, a 30); пять раз оно является средним между водою и воздухом (Met. 1, 8, 989 а 13, de gen. et corr. II, 5, 332 a 21; Phys. Ill, 4, 203 a 18; id. 5, 205 a 27; de coelo III, 5, 303 b 12); однажды говорится о стихии, проме­жуточной между огнем и водой (Phys. 1,6, 189 b 1), но это, очевидно, относится к воздуху. Проф. Каринский (Бесконечное Анаксимандра, СПб., 1890) пытается доказать, что к Анакснмандру относятся только те тексты, в которых беспре­дельное изображается средним между огнем и воздухом.

 

Глава III. Ранняя ионийская физика 109

Анаксимандра не есть один воздух или бесконечное воздушное пространство: взгляд на небо и его светила указывает в них присутствие светлой, огненной стихии – огня и "эфира".

Слово "воздух", остер, означает у древних не то, что мы под этим разумеем, а туман, более или менее густой, который то является разлитым по всей земле синей дымкой и скрывает от нас отдаленные предметы, то сгущается в облака и тучи. "Воздуху", как низшей туманной сфере, противополагается верхний чистый и светлый слой – эфир (_______), который и может рассматриваться как нечто "тончайшее воздуха и плотнейшее огня"*. Но "беспредельное" Анаксимандра не отожествляется и с эфиром, хотя, быть может, оно всего ближе именно к нему, как "всеобъемлющее" начало, из которого произошли "все небеса" и все, что в них заключается. Оно обнимает в себе и эфир, и влажный густой воздух, и воду, которая выделяется из его облаков. Вот почему в "беспредельном" видели то "смесь" эле­ментов, то нечто "среднее" между ними. Аристотель возражает, что в действительности такого "тела" или такой особой стихии, как "беспредельное", мы нигде не видим, не находим в нашем чувственном опыте. Для Анаксимандра, напротив того, его "бес­предельное" несомненно соединялось с чувственным представ­лением "всеобъемлющего" пространства. Но это последнее не является ему абсолютной пустотой: он и его представляет себе телом, своего рода материей – то разреженной, то уплотненной; оно не отличается от того, что его наполняет. Пространство, на­полненное воздухом и эфиром, и есть протяженная космическая масса. "Ясно, – говорит Феофраст, – что, наблюдая взаимное превращение четырех стихий друг в друга, он не счел возмож­ным признавать за субстанцию какую-либо одну из них, но

Ср. у Гомера: высокая сосна, выросшая на Иде, __ _____ _______ ______ (JI XIV, 288). Воздух в виде мрака, тумана, тучи см. Л. III, 381 (_______ _______ ______ ), V, 864 (____ ___ _________ _______ ________ ____), XIV, 282, (_____ _________, одетые мраком); то же в "Одиссее", XI, 15 (киммерийцы, скрытые воздухом и тучей), или IX, 144 (сквозь густой "воздух" не проникает свет луны). Отсюда прилагательные "воздуховидный" – ________ (_________) в значении туманный, синеватый (напр., море), или "воздушный" – _______, сумрачный, темный, напр. Тартар (Л. VIII, 13) или ночная тьма, _______ (XV, 191; XXI, 56).

110 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии

признал за такую субстанцию нечто другое наряду с ними". О "четырех стихиях" речи еще не было во времена Анаксимандра, но те превращения вещества, которые он наблюдал, заставили его признать общую субстанцию его, отличную от частных форм. Из воды поднимаются воздушные испарения, часть которых разрежается в эфир, а другая сгущается в облака и тучи, из ко­торых сверкает молния и падает дождь.

Обсуждая понятие беспредельного у ранних греческих фи­лософов, Аристотель говорит (Phys. III, 4, 203 b): "все они не без основания принимают его за начало... все либо имеет начало, либо само есть начало, а у беспредельного начала нет, – в против­ном случае такое начало было бы его пределом. Далее, как на­чало, оно не имеет происхождения и не уничтожается; все рож­денное имеет конец, а также есть конец всякому процессу раз­рушения. Поэтому, согласно сказанному, оказывается, что у бес­предельного – начала нет, но что оно само служит началом всех вещей и все объемлет и всем правит, как это утверждают те, кто кроме беспредельного не предполагает других начал... и это начало признается божеством (__ ______), ибо оно бессмертно и неразрушимо, как говорит Анаксимандр вместе с большинством физиологов".

Начало всех вещей, из которого все происходит, в которое все возвращается, "естество" или "природа" (______), являющаяся неиссякаемым и постольку бесконечным источником всякого рождения и происхождения (ib.), не есть только материальное начало: оно есть вместе с тем начало творческое, непосредственно живое. Материя древних физиков есть "живая материя", почему учения их и определяются как гилозоизм (от hyle – материя и zoe – жизнь)... Вечная жизнь, присущая этой первоматерии, выражается в вечном движении, которое Анаксимандр припи­сывает ей "вместе с большинством физиологов". Такое движение не отожествляется у Анаксимандра с видимым движением неба, как это предполагали некоторые историки: особенностью нашего физика является учение о бесконечном множестве небес, т.е. о множестве миров, возникающих в бесконечном времени и пространстве, и это учение последовательно согласуется с идеей "беспредельного".

 

Глава III. Ранняя ионийская физика 111

Итак, мы имеем следующие определения этого "первого начала": оно безначально и бесконечно во времени и прост­ранстве; оно есть "всеобъемлющее" и вечное – "нестареющее" и "бессмертное"; оно "всем правит" и постольку может рассмат­риваться как "божественное"; и тем не менее оно есть телесное начало, одаренное вечным движением.

В этой первооснове от века совмещаются противоположные свойства различных стихий, и эти противоположности выделяют­ся и обособляются из беспредельного в самом процессе вечного движения. Сперва выделяются противоположные начала холод­ного и теплого, т.е. туманного "воздуха" и эфира или огня; по-видимому, мирообразовательный процесс сводится к действию именно этих начал, хотя подробности Анаксимандровой кос­могонии нам неизвестны. Холодный воздух, составляющий низ­шую атмосферу, окружается, как корою, огненной эфирной сфе­рой. Согретый воздух приходит в движение, образует сильные течения (ветры), стремится вверх и разрывает окружающую ко­ру на несколько колец, причем каждое из таких огненных колец обволакивается, окружается массами темного (синего) воздуха, приводящими их во вращательное движение. В этих воздушных шинах, обвивающих небесные огненные колеса, есть, однако, от­душины, круглые отверстия, подобные тем, какие бывают на кау­чуковых велосипедных шинах; сквозь эти-то отверстия и виден свет звезд, луны и солнца. Фазы луны и затмения объясняются периодической закупоркой таких отверстий. Выше всех поме­щается кольцо или круг солнца, затем круг луны, ниже всего – колеса неподвижных звезд. Все эти круги или колеса приводятся в движение воздушными течениями и вращаются вокруг земли по орбитам, наклонным к ее плоскости. Более беспорядочное явление, хотя и аналогичное по своему характеру, представляет движение туч: это тоже массы сгустившегося воздуха, нередко заключающие в себе небесный огонь, который сверкает из них во время грозы, когда ветер с громовым треском разрывает их.

В центре мира находится окруженная воздухом земля. Она не падает вниз, а остается неподвижной, сохраняя свое равно-

112 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии

весие, именно вследствие своего центрального положения. Она представлялась Анаксимандру в виде цилиндра, высота которого равняется одной трети основания. Первоначально она находи­лась в жидком состоянии, но, мало-помалу, под действием сол­нечного тепла, она высыхала и отвердевала; часть влаги оста­лась и образовала море, а другая, испарившись в воздух, образо­вала ветры и воздушные течения, вызывающие вращение солн­ца, луны и звезд. Первоначальные животные, естественно, были водными животными, и человек был рыбообразным существом, каким он является в некоторых восточных мифах. Когда обра­зовалась суша, наряду с водными животными появились и назем­ные, образовавшиеся из первых.

Рассматривая космогонию Анаксимандра, следует иметь в виду указания Аристотеля, что если другие физики объясняли происхождение различных видов вещества посредством сгуще­ния и разрежения основной стихии, то Анаксимандр признавал, что такие различия попросту выделяются, обособляются в процессе движения. Единство субстанции остается неизменным в общем круговороте стихий, в вечной смене рождения и раз­рушения. Остается неизменным и мировой порядок, ибо не толь­ко творческая сила беспредельного не убывает в процессе пос­тоянного рождения новых и новых образований, но и те частные стихийные начала, из которых возникают отдельные вещи, прибывают в силу основного закона, который Анаксимандр формулирует следующим образом в единственном дошедшем до нас фрагменте: "в те начала, из которых (__ _____) все вещи имеют свое происхождение, в те самые они и уничтожаются по необхо­димости, в наказание и искупление, какое они платят друг другу за неправду, по определенному порядку времени". Неправда есть обособление, взаимное противоположение, отделение; правда торжествует в уничтожении всего обособившегося. Отдельные ве­щи возвращаются к своим элементам. Но эти последние погло­щаются беспредельным, в недрах которого рождаются и уничто­жаются бесчисленные миры.

В философии Анаксимандра единая субстанция опреде­ляется как "беспредельное": идея бесконечной субстанции

 

Глава III. Ранняя ионийская физика 113

формулируется в первый раз. Для философской мысли это было открытием, но, как все философские открытия, эта идея была в то же время проблемой. Точнее, она заключала целую сово­купность проблем. Как из единства субстанции объяснить множе­ство? Как из единой вечной субстанции объяснить процесс гене­зиса, изменения, уничтожения, движения? Как мыслить отноше­ние беспредельной, единой субстанции к действительной при­роде?

 

Анаксимен

 

Последним философом милетской школы является Анакси­мен, согражданин и младший современник Анаксимандра, коего он считается учеником. На нем ясно заметно влияние его предшественника и вместе видно, какие затруднения представ­ляло понятие "беспредельного" уже для ближайших преемников Анаксимандра. В 494 году Милет был взят, и, по-видимому, ми­летская школа не пережила своего родного города.

Началом всего Анаксимен, подобно своему учителю, считает вечно живое и вечно движущееся начало, но, в отличие от Анаксимандра, он определяет его как воздух. Мы уже знаем, что это значит: воздух есть "среднее" между землей и эфиром небесным, между водой и огнем; это – пар или туман, то раз­режающийся, делающийся прозрачным, светлым, то сгущаю­щийся в тучи, в дождь и росу. Чтобы отстоять единство суб­станций, единство стихии и избежать явного противоречия меж­ду таким единством и качественными различиями, "выделяю­щимися" из беспредельного, Анаксимен сводит качественные изменения к количественному изменению, посредством сгущения, уплотнения (____________) и разрежения, утончения (________, _____-_______) первоначальной стихии. Разрежаясь, воздух становится огнем, а сгущаясь, "сбиваясь", образует ветер, облака, воду (жидкий воздух), землю, камни. Раз мы признаем единство стихии, все виды вещества суть лишь ее видоизменения (_______-________). Иначе вместо единой материи придется вместе с позд­нейшими физиками допустить первичную смесь множества раз­личных элементов.

114 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии

"Воздух" из всех стихий наиболее подходит к определениям Анаксимандра: всеобъемлющий, вечно движущийся, постоянно переходящий от видимого к невидимому и обратно, он является живою стихией по преимуществу; у самого Анаксимандра именно воздух своим течением движет небо, луну и солнце. Он есть первый двигатель Вселенной, начало движения. Вместе с тем он представлялся не только телесной, но и душевной субстанцией в согласии с теми представлениями о душе или духе, какие сущест­вовали в ранние времена. Душа – пар, душа – дух, дыхание, воздушное тело; воздух, вдыхаемый нами, служит основой жиз­ни и движения. И "подобно тому, как душа, будучи воздухом, держит нас, так дыхание и воздух объемлют весь мир" (Fr 2). Мир дышит и живет подобно нам.

Сгущенный, "сбитый" воздух образует землю – широкий плоский диск, носящийся в воздухе. Таким же образом поддер­живаются им и прочие небесные тела, которые дышат им. Влаж­ные испарения, поднимающиеся от земли, разрежаются, воспламе­няются и, окружаемые воздухом, образуют небесные тела, плос­кие подобно земле и подобно листьям носящиеся в воздухе боко­вым движением. Таковы планеты: неподвижные звезды прикреп­лены как гвозди к хрустальному своду небес. Есть и не огнен­ные, темные небесные тела, подобные земле – по-видимому – их присутствием Анаксимен объяснял затмения, как то делал впоследствии Анаксагор. Небесные тела не заходят под землю: вместе с небом они вращаются, подобно жернову, по горизон­тальной плоскости, и если солнце скрывается от нас, то это лишь потому, что оно отдаляется от нас: на юге оно всего ближе к нам, на западе оно все дальше и дальше в своем повороте от запада к востоку прячется за высоты, помещающиеся на севере земли. Та­ким образом, если Анаксимандр считал орбиты небесных тел на­клоненными к земле, то Анаксимену самая земля являлась на­клонной поверхностью по отношению к оси небесной.

Идея древних ионийцев не умирала и после того, как философия перешла к более зрелым формам. С представлением стихийной основы сущего в качестве абсолютного начала мы встречаемся и в V столетии. Гиппон считал основной стихией

 

Глава III. Ранняя ионийская физика 115

мироздания воду, или, вернее, влажное (__ _______). Идей, следуя Анаксимену, признавал началом воздух, то