Вопрос о воспламенении Вселенной

 

Признавал ли Гераклит периодическое возникновение вселенной из огня и конечное возвращение ее в огонь, или же "строй" Вселенной представлялся ему вечным? Стоики, а по их следам и другие свидетели приписывают Гераклиту учение о всеобщем "воспламенении" всего мира по истечении "мирового года⁵* (по Гераклиту – 10800 лет), после чего наступает новый период мирообразования, так что и здесь имеет место периоди­ческое воспламенение и угасание. Разбирая все относящиеся к этому учению фрагменты и свидетельства древних, некоторые ученые, как Шлейермахер, Лассаль и Бернет, доказывают, что

 

* __________ – буквально – молонья, или жгучий вихрь; Сенека (Quaest. Nat. II, 56) передает igneus turbo, Дильс – Glutwind, или "смерч с электрическим разряжением" (!), Бернет – "ураган, сопровождаемый смерчем" (153). Важно, что огонь обращается непосредственно в воду, а не в воздух, несмотря на ошибочное толкование Климента Strom. IV, 101, р. 712, Potter; ср. Diog. L. IX, 9, который черпает из достоверного источника – Феофраста. Огонь угасает в воду, вода высыхает частью в землю, частью в огневицу __________, или в воздух, земля частью вновь растворяется в воду, частью выделяет те светлые испарения, которые тают на солнечных лучах, которыми питается солнце. "Воздухом", как уже сказано, называется туман; естественно, такой туман рождается из воды (как испарение) или земли, а не из огня (76).

Глава V. Гераклит 153

философ разумел не единовременное воспламенение мира, а последовательное возвращение в огонь всех вещей в отдельности при неизменном для всех них общем "строе", или мировом по­рядке (fr. 30): огонь мерами воспламеняется и мерами гаснет, и эти меры непреложны для всех стихий. Другие ученые, как Дильс, Целлер, Виндельбанд, держатся противоположного мне­ния: важно уже единогласное свидетельство стоиков, да и Арис­тотель, по-видимому, сближал учение Гераклита с учением Эмпе-докла о периодическом разрушении и восстановлении мира (de coelo 1,10,279 b 12), хотя, с точки зрения Гераклита, такое разру­шение и восстановление совершается постоянно.

Конечное "воспламенение", предстоящее всем вещам, изображается как суд над ними, "ибо огонь, пришедши, все будет судить и осудит" (fr. 66), – слова, которые и Целлер и Дильс понимают вместе с Ипполитом в смысле общего воспламенения. Во всяком случае, Гераклит высказывает мысль, близкую к учению Анаксимандра: конечное воспламенение по отношению к каждому индивидуальному существованию является казнью, судом и осуждением всякого обособления и разделения.

 

Антропология Гераклита

 

Если божество раскрывается в своем единстве в конечном воспламенении вещей, то оно остается единым и там, где оно скрыто видимым разнообразием Вселенной, как огонь – об­лаками фимиама. Божественный огонь горит в небе "в сиянии дня, в блеске светил, но он незримо проникает все, все движет и оживляет. Он горит и в нас, будучи источником нашей жизни и разума.

 

Душа

 

Аристотель свидетельствует о том, что Гераклит признавал душу "тем испарением, из которого он слагает все вещи", т.е. огненным испарением, или огнем. Человек состоит из тех же элементов, что Вселенная: в нем есть огонь, вода и земля, и в нем совершается тот же круговорот, что во вселенной: огонь ста­новится водой и вода землей, и наоборот, или, как говорит фило-

154 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии______

соф, "душам смерть – становиться водою, воде смерть – становиться землею. Из земли же происходит вода, а из воды – душа" (fr. 36), т. е. то "сухое", горючее испарение, которое горит и светится в нас и питает нашу душевную жизнь, как оно питает собою солнце и звезды. И точно так же, как во Вселенной, в человеке происходит колебание между воспламенением и угасанием, чередованием сухих и влажных испарений, которым объясняются смены дня и бдения, здоровья и болезни, жизни и смерти. Те "испарения", которыми питается наша душа, извле­каются нами не только из тела, но, главным образом, из окру­жающей атмосферы, посредством дыхания*: таким образом под­держивается связь нашей души с душою, разлитою в целом, "из которой составляются все вещи". Источник всемирной жизни – один, и органической связью с ним объясняется разумность единичного духа: "границ души не найдешь, хотя бы исходивши все дороги, – столь глубокий в ней разум" (смысл – _______, fr. 45); границы индивидуальной души теряются в общем разумном начале, – психология переходит в космологию и теологию.

Единение нашей души со всемирным разумным началом имеет психофизическую основу. Ночью, когда холодные темные испарения берут верх над светлыми, и день угасает в небе, меркнет и наш внутренний огонь: мы засыпаем, тело наше становится неподвижным, и связь наша с внешним миром поддерживается лишь дыханием, так как чувства наши закрываются для внешних восприятий. Мы теряем сознание общей для всех действительности и погружаемся в мир сновидений: для бодрствующего – один свет и один мир, общий для всех, спящий погружается в свой собственный мир (fr. 26). Впрочем, люди и наяву живут как во сне: хотя истинное слово едино и всеобще, они живут как, бы имея каждый свое собственное рассуждение (fr. 1 и 2).

 

Мораль Гераклита

 

С психологией Гераклита связано и его нравственное уче­ние, которое, по-видимому, как и его физика, пользовалось со­чувствием стоиков. "Душе смерть – становиться водою": пере-

* См. Sext. adv. math. VII, 128-130 – несмотря на примесь позднейших идей и позднейшую терминологию. Ср. Aet. IV, 3, 12 (Dox.)

 

Глава V. Гераклит 155

вес грубо-материального начала в человеческой жизни есть ослабление тонкого, духовного начала, его частичная смерть. Если такое ослабление представляется нормальным во сне, который наступает периодически, сменяясь бдением, то, по-видимому, философ считал плотское наслаждение смертельной опасносгью для души: оно угашает дух, делает его "влажным" (fr. 77), как мы видим это у пьяного, который теряет сознание (fr. 117). Трудно бороться против сердечного желания, потому что сердце наше покупает то, чего оно желает, ценою души (fr. 85), т.е. ценою огня, заключающегося в ней. "Сухая душа есть мудрейшая и лучшая" (fr. 118), т.е. лучшая душа есть наиболее чистая, свободная от грубо телесных, материальных примесей. Но в жизни смертных людей такая примесь неизбежна, и грубо материальное начало стесняет душу, затемняет ее периодически. Плотская жизнь совершается за счет души и душевная жизнь за счет плотской, или, как говорит Гераклит, "мы живем их смертью (смертью наших душ) и они живут нашей смертью" (fr. 77). Отсюда философ признает не только относительность всех чело­веческих суждений о добре и зле, но и их ложность: философия ведет к переоценке всех ценностей. Если наслаждение есть смерть душе, то не есть ли страдание – врачеванием? Не направлены ли желания, похоти нашего сердца на то, что гибельно для нашей души? Чтобы не следовать этим неразумным желаниям, чтобы возвыситься над погоней за наслаждениями, которые все относительны и обусловливаются предшествующим страданием (fr. 111), надо жить согласно разуму, согласно истинной'природе вещей или "поступать по природе" (112) – правило, согласное с основным положением стоической морали*. "Рассуждающие разумно (____ ______) должны утверждаться этим общим всем разумом (___ _____ ______, ср. fr. 113 и 2), как государство законом и даже еще крепче. Ибо все человеческие законы питаются еди­ным божественным. Ибо он господствует, насколько он хочет, всему довлеет и превозмогает" (114). "Должно следовать об­щему... но хотя это слово и всеобще, люди живут, как бы имея свое разумение" (fr. 2). Поэтому-то они уподобляются спящим, которым грезятся сны вместо действительности, и которые сами

 

* Fr. 112 – _______ ________ _______ – если и не подлинное выражение Гераклита, то все же верно передает его основную мысль, выраженную во fr. 2 и 114.

156 Кн. С. Н. Трубецкой. Курс истории древней философии_______

не сознают, что они делают (fr. 1). Цель философа – преуспе­вать в познании "мудрости", "сущего (истинного)Слова". "Мыс­лить есть высшая доблесть, и премудрость в том, чтобы гово­рить истину и поступать по природе, внимая ей". "Мышление обще всем" (fr. 113), и в душе нашей есть "слово, само себя умно­жающее" (115), – есть разум, способный возрастать в познании и мудрости.

Таковы положительные основания нравственного учения Гераклита, которыми определяется и его обличительная пропо­ведь, направленная против суетности и безумия человечества. Слышат ли люди истинное слово или нет, они одинаково его не разумеют и, подобно животным, не умеют различать истинно ценного от того, что тешит их плоть. Вместо того чтобы "следо­вать общему", они создают себе свои установления и законы, про­тивные природе. Вместо того чтобы говорить истину и искать мудрости, они лгут и повторяют лживые басни.

 

Отношение к религии

 

Осуждая весь нравственный строй современного ему общества и его политическую жизнь*, Гераклит, как мы видели, высказывается и против существующих религиозных установ­лений с не меньшею резкостью, чем Ксенофан: сюда относятся не только обычные формы богопочитания, но и мистические, оргастические культы всякого рода мистиков и вакхантов, к числу которых в эпоху Гераклита, несомненно принадлежали и орфики. Однако сам Гераклит является одним из важнейших представи­телей религиозного движения своего века. И хотя его мистицизм носит умозрительный характер, он не теряет положительной религиозной почвы. Его божество "и хочет, и не хочет называться Зевсом"; но, несмотря на свой пантеизм, на свою веру в единство божественного, он, видимо, разделяет веру Фалеса о том, что все полно богов, демонов и душ. Подобно другим греческим фило-

 

* Из fr. 53 о войне как отце и законном царе, делающем одних свободными, а других рабами, можно было бы заключить, что Гераклит считал нормальным подчинение Эфеса персидскому владычеству (ср. fr33; но было бы поспешным строить подобные догадки на основании столь недостаточных данных. Преда­ние о сношениях Дарпя с Гераклитом оставило следы в (подложных) письмах Гераклита и персидского царя. Ср. J. Berhays, Die heraclitischen Briefe (1869),

 

Глава V. Гераклит 157

софам, он верит в мантику – в проявление божественного ра­зума через посредство человека; он верит во "владыку, оракул которого находится в Дельфах", верит в существование богов и героев и в загробную жизнь. Здесь он ближе всего подходит к другим мистикам того времени и в частности к орфикам. В смер­ти он видит рождение души для новой высшей жизни, а в оплощении – ее смерть, или состояние, близкое к смерти; он изображает смерть, как таинство, в котором посвященный переходит от мрака к свету, очищаясь от нечистоты (fr. 63). Этого мало, он признает, что загробная судьба усопших различна, смотря по их заслугам, которые, по выражению Гесиода, получают царственный жребий, восстают перед богом и сами становятся "хранителями" смертных. Каким образом представлял себе Гераклит существование своих огненных душ независимо от тела, – мы не знаем; в одном из фрагментов (98) он наделяет их посмертным обонянием – "души обоняют в Аиде", – что может значить, что они и там питаются испарениями. В отличие от орфиков и пифагорейцев Гераклит ничего не говорит о душе-переселении и о загробных мытарствах и решительно высказы­вается против мистического культа в качестве средства искуп­ления. Таким средством является ему не суеверие, а философия и праведная жизнь, просвещенная ею.