Моменты развития идеализма Платона

 

Отвлеченный идеализм не мог дать философу оснований ни для научного объяснения природы, ни для практического воздействия на общество. Но в самой идее блага заключалось начало для перехода к идеализму конкретному и практическому: мир и человек не составляют безусловной границы абсолютного Блага. Оно отражается, осуществляется в мире, оно познается человеком и через его познание осуществимо в человеческом обществе. Все вещи, так или иначе, "причастны" идеям, а сле­довательно, причастны идее блага и стремятся к ней; все ра­зумные существа причастны познанию, а следовательно, в них возможно высшее духовно-разумное соединение с источником бытия. Во всей природе Платон усматривает общее влечение к нему – бессознательное в низших созданиях, инстинктивное в животных и просветленное в человеке: название этого стремле­ния к блаженству, к благу или к полноте бытия есть Эрос – имя древнего бога любовного влечения. В мире животных существ им обусловливается акт размножения, посредством которого род осуществляется в смене индивидов, возникающих и уничтожаю­щихся; в нем совершается приобщение преходящей, смертной природы – вечной и неизменной родовой идее. В человеке Эрос проявляется, как любовный пафос, влекущий нас к красоте, заставляющий нас видеть идеал в образе любимого существа; и Платон показывает, каким образом это прозрение идеала может постепенно воспитываться философией и постепенно от созер­цания чувственной красоты возвести человека к созерцанию моря прекрасного – умной, бесплотной красоты. Итак, с одной сто­роны – Благо, "чуждое зависти", сообщающееся, наполняющее все своими лучами, "умное солнце"; с другой – Вселенная, при­тягиваемая этим солнцем, исполненная все возрастающим влечением к нему, отражающая, поглощающая его лучи. Отсюда – возможность космологии, т.е. натурфилософии, пытающейся объяснить Вселенную телеологически, т.е. из разумных целей и норм высшего блага. И отсюда – возможность конкретной социальной этики, как учения об объективном осуществлении

 

Платон 365

идеальных нравственных норм в человеческой действительнос­ти, в конституции общественного союза. Космологию Платон дает в своем "Тимее", социальную этику – в "Республике".

Но если мир идей мыслится в качестве причины, воздейст­вующей на мир реальный, то, очевидно, он перестает быть чем-то абсолютно ему противоположным, отрешенным от него и неподвижным. Раз идеи понимаются в качестве действующих сил, то представление о них должно измениться. И такое изменение действительно совершается.

Вл. С. Соловьев чрезвычайно остроумно пытался устано­вить связь между различными моментами развития идеализма Платона и событиями его личной жизни. Первым моментом этого идеализма был идеализм отрешенный, с его резким проти­воположением идеала и дурной, призрачной действительности. Переходом от этого миросозерцания, сложившегося под впечат­лением трагического конца Сократа, к положительному или "практическому" идеализму, в котором противоположность значительно сглаживается, послужила "эротическая эпоха", "пережитая и передуманная" любовь философа. "Благодаря ей он уже не мог вернуться к тому отрешенному идеализму, кото­рый равнодушен к жизни и миру. Почувствованная любовь уже сама по себе снимает, по крайней мере субъективно, безуслов­ную грань между двумя мирами. И для Платона после его эротической эпохи, увековеченной в Федре и Пиршестве, начи­нается период практического идеализма... Действительность вооб­ще и ближайшим образом человеческое общество становится для Платона предметом не отрицания и удаления, а живого интереса".

Противоположность между пессимистическим, отрешен­ным идеализмом и оптимистическим, положительным идеализ­мом, между тем мировоззрением, которое признает мир "лежа­щим во зле", и тем, которое в нем видит произведение верхов­ной благости, образ и подобие божественного мира идей, – замечена правильно. Но тем не менее мы находим у Платона не два миропонимания, а два момента одного и того же миросозер­цания, и не два идеализма, а как бы отрицательный и положи­тельный полюсы одного и того же идеализма. Совершенно спра-

366 Кн. С. Η. Трубецкой. Курс истории древней философии

ведливо, что вначале преобладал отрицательный полюс; но выражение пессимистического настроения, лейтмотив отрешен­ного идеализма звучит и в более поздних произведениях, напри­мер, в вышеприведенном отрывке из VIII книги "Республики", или в "Федоне", который, как есть основание думать, написан после "эротического" диалога – "Федр".

Во всяком глубоком и жизненном идеализме то сочетают­ся, то чередуются эти два полюса – отрицательный и положи­тельный; "мир во зле лежит" и "мир в добре лежит" (как произ­ведение верховной благости) – это два выражения той же веры в идеал этой благости, которая сознается то в своей чистоте, в своем отличии от мира, превосходстве над ним, то в своей абсолютной превозмогающей силе, в своем реальном господстве над миром.

"Почувствованная любовь" несомненно отразилась на ми­росозерцании философа; но не следует забывать, что в самом корне этого миросозерцания лежит заповеданный Сократом этический идеал, который не мог замкнуться в рамки отвлечен­ного идеализма. Кроме этого могущественнейшего мотива, следует указать на эстетический мотив, на чувство красоты, которому Эрос придал столь могущественное развитие и заставил философа видеть отражение идеала в чувственных формах Вселенной. Наконец, чисто теоретические мотивы – затрудне­ния, связанные с отвлеченным дуализмом, и возражения со стороны противников, как Атнисфен или мегарики, со сто­роны друзей, как, например, Архит и, наконец, среди самих уче­ников, академиков, – заставляли Платона преобразовывать свое учение. Не забудем, что среди ближайших учеников Платона почти 20 лет провел Аристотель, один из главных критиков уче­ния об идеях, который, несомненно, уже в бытность свою в Академии успел выработать некоторые из основных своих кри­тических положений. Быть может, уже в "Софисте" и "Пармени-де" Платон считается, между прочим, и с ними*.

Утверждая абсолютную противоположность между миром идеальным и чувственным, Платон признавал первый из них

 

* См. Siebeck, Platon als Kritiker Arictotelischer Ansichten, в Zeitschr. f. Philos. u. philos. Kritik.

 

Платон 367

истинно-сущим, второй как нечто "вечно возникающее и уничтожающееся, но никогда не существующее истинно": в основе своей он сводится к небытию. Но в таком случае, в чем же отличие от Парменида? Как спасти хотя бы относительную действительность мира и как сохранить самое множество идей в отличие от отвлеченного и неподвижного единства элейской школы, к которому тяготели и мегарские философы?

Единое Парменида немыслимо, невыразимо вовсе, как это признал уже Горгий. Абсолютно единое не исключает, а, наоборот, заключает в себе множество определений. В двух знаменитых диалогах – "Софисте" и "Пармениде" – Платон развивает эту мысль.

"Единое" и "Сущее" –два различные наименования, коим соответствуют различные понятия; приписывая Сущему единство, мы мыслим его как некоторое целое, следовательно, предполагаем в нем множество частей; далее Сущее, поскольку оно познается нами, сообщается нашей мысли, – действует на нее, движется к ней: постольку, стало быть, оно не есть нечто неподвижное, но нечто живое, действующее. Поскольку Сущее есть нечто умо­постигаемое, оно есть само нечто сродное нашей мысли: и мы не можем мыслить его иначе, как действующим, живым, сродным мысли и разумным. Соответственно, тому и самое действие и движение представляется нам как нечто сущее, реальное – в отличие от учения элейской школы. Таким образом единое Су­щее обнимает в себе множество противоположных определений, которые познает истинный философ, диалектически переходя от определения к определению. Далее Платон настаивает на том, что самое небытие не есть абсолютная противоположность Сущего: оно есть лишь нечто "другое", отличное от него (έτερον). В этом-то смысле можно сказать, что оно существует; и всякое определение, поскольку оно исключает или отрицает другие определения, причастно началу небытия; например, покой не есть движение, единство не есть множество и т.д. (omnis determinatio est negatio). Таким образом в самый мир идей вносится начало небытия, и постольку "истинно-сущее" Платона понимается, как заключающее в себе свое противоположное, как начало, действи­тельно обосновывающее свое другое (Φατερον). На самом деле оно

368 Кн. С. Η. Трубецкой. Курс истории древней философии

есть единое и многое (εν χαι πολλά), заключает в себе начала по­коя и движения, тожества и различия.

В последний период своей деятельности Платон сближает свои идеи с числами пифагорейцев, сводя их к основным категориям единства и множества, предела и беспредельного. По-видимому, под влиянием натурфилософского и математического интереса, а также благодаря общению с пифагорейцами, мате­матиками и астрономами, как Архит, Евдокс, Гераклит, Платон пытался сблизить свою идеологию с пифагорейским учением о пределе и беспредельном (см. "Филеб", одно из позднейших произ­ведений Платона) и с учением о числах, как основных метафи­зических, умопостигаемых категориях и нормах существующего.

 

Учение о материи

 

Идеи вечны, едины и неизменны (το ον αει, γενεσιν δε ουχ έχον), вещи, наоборот, скоропреходящИ, множественны и пос­тоянно изменчивы (το γιγνομενον αει, ον σε ουδέποτε); идеи относятся к области вечного божественного бытия, вещи колеб­лются между бытием и небытием. Явления суть лишь отражения идей; но такое отражение предполагает особую причину: где то зеркало, в котором они отражаются, в котором дробится и пре­ломляется их вечный свет? Платон признавал, что в природе нич­то не объяснимо без разума, ибо нет ничего, что не имело бы свою идею, свою цель. Поэтому во всей природе мы находим заме­чательную целесообразность и гармонию, видим проявления разума и во внешнем строении природы, и в инстинктах и созна­нии животных и человека; но вместе с тем мы находим в природе и нечто отличное от идеи, противоречащее разумному началу. Идеи суть истинные причины всего сущего. Как же объяснить из полноты бытия идей неполное чувственное бытие? И вот наряду с этими двумя порядками сущего – идеями и явлениями – 1Платон признал третье начало – материю. Она и есть то зерка­ло, та среда, в которой являются, отражаются идеи. Сам Платон еще не называл это начало тем философским термином (υλη),

 

Платон 369

которым был упрочен за ним Аристотелем. Материя Платона есть в противоположность идее – сама неполнота, само небы­тие (μη ον). Ее нельзя ни мыслить, ни познавать: все, что мыс­лится и познается нами, познается чрез идеи; материя же есть про­тивоположность идее, лишена идеи и представляется нам лишь посредством отвлечения всяких идей. Она понимается нами лишь путем какого-то "незаконнорожденного рассуждения". На долю ее приходится все отрицательное, все то, что отличает чувствен­ные вещи, чувственный мир от идей. Поэтому она определяется как подкладка, основа всего генезиса, всего множества видимых форм (γενεσεωζ υποδοχή); как пассивное начало, воспринимающее в себе различные формы (πάντα δεχόμενη), или, наконец, просто как область генезиса – пространство, в которое погружен чув­ственный мир (χωρά).

Таким образом, в этом понятии материя, основа чувствен­ного мира, не является нам ни вещественной, ни телесной. Она невещественна, потому что всякое определенное тело или вещество обладают известной формой и качествами, – что необъяснимо без присутствия идей. Тело обладает фигурой, вещество – общими физическими, химическими и органиче­скими свойствами; вещество в нашем смысле и вещество в смыс­ле античных стихий есть, по Платону, уже оформленная мате­рия: по его мнению, стихии состоят из правильных геометриче­ских фигур, составляющихся из равнобедренных треугольников (огонь – из пирамид, вода – из восьмигранников и т.д.). Таким образом, физические тела отожествляются с геометрическими. С этой точки зрения, в Платоновой теории вещества также ска­зывается крайняя противоположность идеализма – материа­лизму: материей самих тел является не вещество, не масса, а гео­метрическое протяжение. Материя сама по себе не существует никак: она немыслима, невообразима без формы, преломляет и раздробляет их на бесконечное множество призраков, изменчи­вые преходящие чувственные вещи.

Нетрудно заметить, что материя Платона является как бы соединением "беспредельного" (άπειρον) пифагорейцев с небы-

370 Кн. С. Η. Трубецкой. Курс истории древней философии

тием (μη ον) элейцев. В противоположность творческой форме – идее, которая ее образует, материи приписываются лишь чис­то отрицательные определения: все зло, беспредельность, измен­чивость, ложное множество, – словом, все, чем видимый мир отличается от идеального, все это относится на счет материи. Таким образом, в основании Платоновой физики мы находим пифагорейский дуализм. Но наряду с этим дуализмом Платон выставляет Сократов принцип телеологического объяснения природы: исходя из верховного принципа своей философии – идеи блага, Платон хочет из него понять природу, объяснить се­бе смысл всех вещей. Ибо смысл вещей именно и заключается в их цели.