Евгений абрамович Боратынский

Это поэт-философ. Он может соревноваться с АСП, но только в сфере поэзии мысли. Боратынский уже, чем АСП в масштабе тех проблем, к которым он обращается. Но без Боратынского невозможен переход от века Пушкина к веку Лермонтова. Эта поэзия мысли тяжела для восприятия, поэтому многие критики, как Белинский, недооценили Боратынского. Его творчество очень психологично: он передает психологию мыслящего человека. В его лирике это представляется. Это то, что потом будет позднее делать Лермонтов – передать ход мысли, диалектику мысли.

Обратить внимание на стихотворения, где есть ощущение смены эпох.

Уход эпохи поэзии, которая предполагает чистоту чувств, и приход века денег, меркантильного века. Это то самое, о чем писал АСП в своей драме и в «Разговоре книгопродавца с поэтом». Понятие железного века рождается у АСП и Боратынского почти одновременно. Это не тот век, что был у греков, это век «злата», монет, холодный век. Баратынский поднимает тему апокалипсиса мира, Вселенной. Он говорит, что Земля движется к концу и этому способствует развитие наук, промышленности. В стихотворении «Последняя смерть» есть предощущение экологической катастрофы, которая может настигнуть мир. Эта конечность цивилизации, - то, о чем пытается заставить размышлять Б. Он понимал, что его поэзия сложна для понимания. Он писал в одном из своих программных стихотворениях:

 

Всё мысль да мысль! Художник бедный слова!

Мысль выступает как основа поэзии. Но помните, что говорил АСП? Мысль хороша для прозы, а для поэзии важно красивое выражение, изящество. Это говорил АСП 22-го года, ранний АСП, но тем не менее. Баратынский считает, что мысль важна и для поэзии. При всем своем величии и чувстве слова Виссарион Белинский даже в 40-е годы недооценил Баратынского.

Один из немногих, кто принял позднего Баратынского, это был Шевырёв, профессор Московского университета. И Баратынский осознавал и это. Но он думал о том, что найдет читателя в следующих поколениях. И он был прав. Такими читателями, истинными поклонниками Баратынского, стали символисты, поэты конца 19-го – начала 20-го веков, люди, изощренные в эстетике. Это и Брюсов, и Блок. И это были читатели, которых так ждал Баратынский. Но Баратынский нашел друга и в своем поколении. Таким был Дельвиг. Баратынский пережил его и сумел донести поэзию мысли от пушкинского поколения к поколению Лермонтова. Баратынский ушел из жизни позднее Лермонтова, в 44-м году. Поздний АСП писал о Баратынском в 30-м году: он у нас оригинален, потому что мыслит. При этом Баратынский способен был передать не только ход мысли, что видно в «Последней смерти», но и сложность чувства. И этим характерна его любовная лирика. Прежде всего, его стихотв. «Разуверение» 21-го года.

 

Не искушай меня без нужды…

 

- так начинается это стихотворение. Знаменитая строчка, ставшая романсом. Одно из лучших исполнений, кстати, принадлежит певице, которая была родственницей Боратынского.

Эта лирика медитативна. Он показывает переживания отрефлектированные, то есть осмысленные. Не просто поток эмоций, а поток размышлений по поводу эмоций. Баратынский был очень самокритичен. Дельвиг издавал альманах «Северные цветы», который он открыл в 25-м году и который закончил свое существование в 30-м после смерти Дельвига. Он был открыт как соревнование с Рылеевым и Бестужевым, которые издавали альманах «Полярная звезда», но не имел принадлежности к декабристскому движению. Так вот Баратынский опубликовал в «Северных цветах» на 29-й год свое программное стихотворение, где были эти строчки:

 

«Мой дар убог, и голос мой негромок»

 

И эти строчки говорят о том, что он еще найдет читателя в потомстве.

 

 

Лекция 17. Поэты пушкинской плеяды

ПЕТР АНДРЕЕВИЧ ВЯЗЕМСКИЙ.

Князь П.А. Вяземский - Представитель одной из самых знаменитых и родовитых семей. По знатности не меньше, чем Романовы. Вяземский унаследовал огромное состояние и был богат до определенного периода своей жизни, до того, как проиграл половину своего состояние в карты. Но при всем том он всегда был представителем передового, прогрессивного, мыслящего дворянства, дворянства, представляющего соль соли русской земли. Это литератор, который прожил очень долгую жизнь в отличие, например, от Дельвига. Ему было суждено и человеческое, и творческое долголетие. Вяземский, в отличие от тех, кто, как говорил Пушкин, с годами уходил от поэзии, никогда не уходил от поэзии. Он всегда писал прозу и стихи. При этом его поэтическое творчество с годами только совершенствовалось (хотя в нашей программе мало представлена поздняя лирика). Поздняя лирика в эстетическом отношении более ценная, чем ранняя. Но в общественном мнении повлияла ранняя лирика. В этом небольшое внутреннее противоречие.

В эстетическом плане Вяземский расцвел после смерти Пушкина. После ухода многих друзей он расцвел именно как поэт пушкинской плеяды, который сохранял ее традицию. Во времена Некрасова, во времена поэтов позднейшей эпохи он будет сохранять пушкинский стиль. Это совсем иной стиль, чем у Некрасова или даже Лермонтова. И Вяземский сам себя ощущал представителем Арзамаса среди последующих поколений. Он был одним из основателей Арзамаса и остался верен высокой поэтической эстетической традиции Арзамаса.

Пушкин еще в 1820 году, когда Вяземский был еще совсем молодым, посвятил ему очень остроумное стихотворение «К портрету Вяземского» (1820)

 

Судьба свои дары явить желала в нем,
В счастливом баловне соединив ошибкой
Богатство, знатный род — с возвышенным умом
И простодушие с язвительной улыбкой.

 

В период 10-20 годов, в первой четверти 19 века, Вяземский – поэт, выступающий, с одной стороны под знаменами эстетической программы Арзамаса и раннего Пушкина, а с другой стороны, под знаменами либерализма. В своем либерализме он был близок декабристам.

В отличие от других поэтов-романтиков Вяземский всегда (в первую эпоху своего творчества) был устремлен к активной политической позиции, выраженной в стихе. Это характерно для гражданского романтизма. Поэтому многие его произведения 10-20 годов перекликаются с произведениями поэтов-декабристов, представителей гражданского романтизма. Собственно поэтами-декабристами мы называем трех из авторов: Рылеев, Ф.Н. Глинка, Бестужев. Бестужев - близкий друг Рылеева, его соавтор. Но периферия декабристского движения – тоже очень серьезное и большое движение. И в гражданском романтизме представлены не только поэты-декабристы, поэтому Вяземский может быть назван представителем гражданской линии в романтизме.

Гражданская лирика в романтизме характеризуется обязательным выходом на политическую проблематику, на серьезную постановку вопросов социальных, вопросов о крепостном праве и вопросов о власти (прежде всего это борьба с абсолютизмом) и с крепостничеством в его самой неприглядной форме.

О том, что Вяземский напрямую включается в гражданскую поэзию, свидетельствуют его стихотворения, такие как «Петербург» и «Негодование» (1820). Особое внимание обратить на второе. Где он прямо восклицает «Мой Аполлон - негодованье». Таким образом, он в этой одной строчке в концентрированном виде выражает декабристский….для поэзии. У декабристов есть отличительная черта – в их произведениях есть слова-сигналы. Такими словами сигналами здесь становятся: «негодование», «честь», «доблесть», «закон».

«Негодование» - стихотворение 1820 года с высоким стилем, с использованием архаизмов. В нем говорится о необходимости введения конституционного правления в России. [49]

 

Мой Аполлон — негодованье!
При пламени его с свободных уст моих
Падет бесчестное молчанье
И загорится смелый стих.

 

По интонации, по высокой, патетической поэтической речи слышится нечто близкое декабристам и Пушкину, который тоже отдал дань гражданскому романтизму и в частности оде «Вольность». Вообще одическое начало есть как и в пушкинском стихотворении, так и в стихотворении Вяземского, написанного через 2, 5 года после пушкинского.

Разделяя очень многие идеи и идеалы декабристов, в отличие от Рылеева, Бестужева и Ф.Н. Глинки, Вяземский никогда не вступал в тайное общество. В этой своей поведенческой стратегии нам видится поэт, близкий Грибоедову. Скептицизм, который испытывал Грибоедов в отношении возможности тайного общества изменить политический строй России, испытывал и Вяземский. Кроме того, он, как либерально мыслящий человек, боялся любых тайных организаций, которые всегда чреваты принципом демократического большинства, причем решения иногда решаются узкой группой, а потом выбираются голосованием на общем собрании. Вяземский считал, что всегда нужно отстаивать свое особое видение проблемы.

Один остроумный исследователь 20 века сказал, что Вяземский – это декабрист без декабря. То есть он в полной мере не разделял все декабристские идеи, потому что декабристами мы считаем тех, кто пошел на Сенатскую площадь и принял участие в вооруженном мятеже. Но Вяземский еще и декабрист после декабря. После прихода к власти Николая I после очень тяжелого царствования Александра I [50] Вяземский оставался в оппозиции к политике власти, хотя, поскольку он потерял существенную часть своего состояния, вынужден был пойти на государственную службу и стать чиновником. В этом близок с Пушкиным. Оставаясь в оппозиции, он продолжал выражать свои идеи и в гражданской лирике в том числе в сатирической форме.

В стихотворении «Негодование» еще Александровской эпохи доставалось и верхам, и низам за то, что ни у дворянства, ни у простого народа нет истинно гражданского чувства. Вяземский продолжил эту тему и в николаевскую эпоху.

В 1828 году создал замечательное стихотворение в форме сатирических куплетов «Русский Бог». Оно имеет очень интересную историю публикации. Оно расходилось в списках, как и «Негодование», потому что в России оно опубликовано быть не могло. Интересно то, что происходило потом. Стихотворение опубликовал Александр Иванович Герцен, при этом очень отрицательно относившийся к Вяземскому, считал его аристократом и верноподданным. Тем не менее, он напечатал это стихотворение, наверное, не очень отдавая себе отчет в том, что это тот Вяземский, о котором он печатает такие гневные статьи в своих изданиях. В вольной русской типографии Герцена в 1854 году впервые это стихотворение было передано в печать и стало распространяться как печатное. Но еще интереснее, что об этом стихотворении узнал Карл Маркс. Он, изучавший русскую литературу, попросил его перевести. Специально для Маркса стихотворение «Русский бог» было переведено на немецкий язык.

 

Нужно ль вам истолкованье,
Что такое русский бог?
Вот его вам начертанье,
Сколько я заметить мог.
<…>
Бог голодных, бог холодных,
Нищих вдоль и поперёк,
Бог имений недоходных,
Вот он, вот он русский бог.

 

В этом стихотворении есть прямые выпады против крепостного права. Наверное, в этом смысле оно привлекало Герцена, который был известным деятелем антикрепостнического фронта. Вяземский упоминает о «душах, представленных в залог», «Бог дворовых без сапог». Из этих образов как бы создается мозаика, очень лаконично выражено антикрепостническое настроение. В гоголевских «Мертвых душах» именно эти образы получат развитие.

Это стихотворение не ограничивается исключительно антикрепостническим пафосом. Здесь есть горькая ирония над российской «повсюдной бестолковостью», если использовать слова Гоголя. А если цитировать Вяземского, здесь есть указание на то, что русский Бог – «Бог всего, что есть некстати». Это более объемна и значимая критика российских традиций, критика сегодняшнего дня (для Вяземского в 1828 году), чем какие-то филиппики, выпады антикрепостнические. Вяземский был истинным патриотом России, но истинный патриотизм требует любви к своей стране с открытыми глазами. Необходимо умение критически взглянуть на свою нацию, страну, как бы со стороны, стремиться к лучшему будущему для своей страны. Петр Яковлевич Чаадаев говорил о том, что надо любить Россию с открытыми глазами. Вяземский был из истинных патриотов.

Как большой поэт, Вяземский не мог ограничиться гражданской лирикой. Кроме того, что он писал и прозу, он также писал лирику в элегическом духе. Знаменитое стихотворение 1819 года «Первый снег», в котором звучит строчка «По жизни так скользит горячность молодая, И жить торопится, и чувствовать спешит!» Эти строчки были использованы как эпиграф к одной из глав «Евгения Онегина». Это характерный пример обмена между поэтами пушкинской плеяды. Целая серия стихотворений Вяземского посвящена теме поэта и поэзии. Тема, на которую пишет любой поэт. Он пишет стихотворение «Три века поэтов» (1829). Во след своим предшественникам Вяземский использует знаменитую метафору – определение трех веков человечества по качеству металла (железный, серебряный золотой,). Первый век – золотой. Это давние времена, эпоха гармонии, когда поэт писал для себя и был свободен от любых связей и обязательств. Второй – серебряный – век тот, когда «Поэт стал горд», он уже включен в законы общежития «стал данник общежитью», он пишет в альбомы «Тут в казнь ему напущены альбомы». И, наконец, третий – железный век. В этом названии выражается не просто негативное отношение. Железный век – век низкого и корыстного начала. [51] Это уже век альманахов, когда пишут в периодические издания и требуют за это гонорар. Таким образом, это поэзия на продажу. Так, Вяземский разделяет позицию Пушкина, Боратынского, общую для всей их плеяды – неприятие коммерческой составляющей любого творческого процесса. Вяземский откликается и на народные мотивы. Мы говорили, что Дельвиг обращается к народной песне, хотя он олитературивает ее, т.е. использует нейтральную лексику. Фольклор – всегда есть просторечие. А здесь нет просторечий, все выверено. Выверено развитие сюжетных линий. Это признаки авторской, истинной, большой литературы. Вяземский идет этим же путем и пишет русскую песню, которая, кстати, стала восприниматься как народная песня, это дорогого стоит. Эту песню можно пропеть – ощущение народной песни. Как народная поэзия воспринимается «Тройка» Вяземского. Здесь есть перекличка с Ф.Н. Глинкой.NB!!!На экзамене спросят, в чем общность и в чем различие. Вяземский много писал в прозе. О себе он говорил, что он лишь записная книжка, в которой роль писца играет сама жизнь. Записные книжки Вяземского не менее интересны, чем его поэзия и письма (эпистолярное наследие Вяземского – особая статья). В своих записных книжках вяземский выступает и как литературный критик. Но свои отзывы, рецензии на выход того или иного произведения он писал не только в записных книжках.Кроме того, Вяземский был еще и издателем. Мы должны будем изучить статью, которая была послана Вяземским изданию «Бахчисарайского фонтана» Пушкина. Ее готовил сам Вяземский по просьбе автора. Вяземский выступает как издатель поэмы Пушкина и вместе с тем по просьбе автора пишет Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова. Вместо предисловия <к "Бахчисарайскому фонтану">. [52] В этом предисловии Вяземский выступает как теоретик романтизма, как один из авторов одного из первых романтического искусства. 1824 год. (А написано вообще в 1823 году). Таким образом, благодаря просьбе Пушкина и мастерству Вяземского-критика Вяземский встал в один ряд с европейскими критиками-романтиками, вровень с европейской критической мыслью. Это говорит не только о масштабах таланта Вяземского, но и о том, что в 20-х годах 19 века русская литература становится реальной соперницей европейской литературе и начинает идти с ней в одном ряду. Русская литература теперь не догоняющая сторона, как в 18 века, а развивающаяся в одном направлении с европейской литературой. [53] Вяземский ценил европейских мыслителей, был очень начитанным, одним из самых образованных людей своего времени. Он шел вслед европейским мыслителям, а где-то и параллельно с ними. В плане теории романтизма очень важно, что почти в тот же год, в 1823 году, появляется классическая работа Стендаля[54], французского писателя «Расин и Шекспир», где он говорит о романтизме. Очень важно, что многие идеи Стендаля перекликаются с идеями Вяземского, хотя Вяземский еще не мог прочитать Стендаля до написания своей работы. Романтизм понимается Вяземским прежде всего как борьба с псевдоклассицизмом, с подражанием древним в новую эпоху. Ощущение истории, которое должно быть у любого писателя-романтика, требует исторической характерности персонажей, характеров, ситуаций и т.д. и новых эстетических требований к литературным произведениям. При всем величии классицистического наследия (Расин, Корнель и т.д.), классицизм – это уже прошлая эпоха. Литература прошлого остается на века, но ее законы остаются в прошлом; повторять эти законы – это уже подражательство, это быть неоригинальным, несовременным, это отказаться от новаторства. А только через обновление форм и творческих исканий возможно движение вперед. Вяземский здесь проповедует эту идею прогресса в связи с размышлениями о романтизме как искусстве нового времени.Пушкин очень высоко ценил Вяземского-критика и очень точно выразил свою позицию. Фраза Пушкина интересна тем, как надо относиться к критике: «Часто не соглашаюсь с мыслями Вяземского, но они ценны, потому что они заставляют мыслить».Часто Вяземского называли поэтом мыслей. Вот если Боратынский поэт мысл и, т.е. у него есть некая единая мысленная идея, есть философическое начало, которое чрезвычайно важно как эстетическое начало, то Вяземского называли поэтом мыслей. У его очень яркие, ценные, но отдельные, разрозненные мысли. Нет этого философизма в его творчестве. Философическое начало нашло свое отражение в творчестве другого поэта, входившего в пушкинскую плеяду. Это Д. В. ВеневитиновДМИТРИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ ВЕНЕВИТИНОВ(1805-1807)Он был не только другом Пушкина, но и его родственником. Дворянская интеллигенция была узким кругом, в котором многие были в родственных связях. Д. В. Веневитинов тоже представитель знатного рода, старинного дворянства, очень образованный. Один из немногих, кто в 20 годах сумел познакомиться с серьезно немецкой классической философией и осмыслить ее и поставил вопрос о создании русской философии, потому что до того времени русская философия по сравнению с литературой была очень неразвита. С самостоятельной философской мыслью в России, с собственным философским творчеством дела обстояли плохо. Веневитинов сумел осмыслить самые передовые идеи европейской мысли того времени и начать создавать новую русскую философию. Он прожил всего 22 года и интересен не только тем, что он создал как поэт, и собственно своей биографией. Есть такое понятие как романтическая биография. Романтическая биография – это понятие, которое несет в себе понимание того, что жизнь творится сознательно, выстраивается по определенному сюжету самим человеком, который сознательно творит свою биографию. Вместе с тем, это творчество, которое проживается. Т.е. есть соответствие между жизненными и литературными стратегиями, литературным творчеством. Неслучайно одна из лучших работ, посвященных Веневитинову, называется «Биография или метафора». Его биография сама по себе есть уже художественный текст. При этом его жизненная, поведенческая модель, творимая сознательно, очень отличается от тоже вполне сознательно творимой биографии молодого Пушкина. Пушкин – такой человек, который как эхо, отзывается на разные настроения. У Дельвига тоже сознательно творимая биография, ему характерна эпикурейская лень, он «поэтический ленивец». Другая биография у Рылеева. Рылеев – декабрист, аскет. Разные биографии творятся и выписываются в произведениях писателей пушкинской поры. Д.В. Веневитинов выписывает свою биографию. У него биография прежде всего любомудра. Что значит слово «любомудр»? Это философ. Любомудрие – точная калька с греческой философии. Нужно было создавать русскую философию. Но дело не только в этом. Понятие «философия» закрепилось за французскими просветителями, за философами-энциклопедистами. Они шли совсем другим путем. Энциклопедисты, как и Вольтер, были чаще всего деистами и даже атеистами. Это философия, своими корнями уходящая в идеализм. И Веневитинов ориентировался на немецкую классическую идеалистическую философию – на философию Шеллинга. Это сказывалось и на его неудовлетворенности романтической эстетикой. Потому что шеллингианство – это только одно из направлений, которое получило развитие в литературе романтизма. Веневитинов в этом смысле один из основателем русской философской эстетики, которая дала Киреевского и прочих писателей. Учился в Благородном пансионе при Московском университете, а позднее в Московском университете, а еще позднее служил в архиве иностранных дел [55]. Уже в самом начале 20-х годов Веневитинов увлекается любомудрием и вместе В.Ф. Одоевским создает общество «любомудров». [56] Почему возникает такая потребность? Дело в том, что господствующие в то время умонастроения – это такой критизм. Веневитинов и его друзья приходят к мысли, что это не достаточно для развития истинной критики, истинной философии и вообще истинной литературы. И нужно некое системное знание. Это системное знание они и ищут в немецкой философии. Один из цензоров и самых просвещенных людей своего времени, профессор университета Никитенко писал в своем дневнике в 1826 году: «Наполеон, Байрон, Шеллинг – представители нашего века». Мы говорили о «властителе наших дум», но на это вопрос не все ответили, Наполеон и Байрон – подмечено очень точно. Но возникает еще одна фигура. Шеллинг. Шеллинг – немецкий философ с его знаменитой философией тождества, которая лежит в основе большинства философских идей Никитина. Веневитинов дебютирует в литературе сначала как литературный критик (первая публикация - критическая), и пишет он о пушкинском «Евгении Онегине» « Разбор статьи о "Евгении Онегине ». Он в том числе говорит в нем о необходимости положительных оснований для критики. Критика должна опираться на некое знание, а не просто на чувство, на личные ощущения, не на вкус, о котором говорили карамзинисты и арзамасцы (для них было святое слово «вкус»). Теперь он говорит, что нужна некая философская база, философское знание о жизни и о творчестве. И только опираясь на эти знания можно стать серьезным критиком и писателем. Веневитинов очень часто переносит философские идеи в свои литературные произведения. Здесь нужно обратить внимание на то, что мы называем поэзией мысли. Это не значит, что есть некий набор важных размышлений. Особенность поэзии мысли в том, что философское осмысление явления становится важнее его художественного представления. Для Пушкина цель поэзии – поэзия, а для поэтов мысли цель поэзии – размышление и осмысление, а потом фиксация мысли в литературном произведении. В своих размышлениях, в своих стихотворениях Веневитинов декларирует то, что его богиней оказывается вовсе не красота. [57] О своем лирическом герое Веневитинов пишет так: «Его богиня – простота и тихий гений размышлений». Это очень важное различие – гений красоты и гений размышлений. Для Веневитинова практически чужды эпикурейские мотивы. Напротив, он бежит от идеи наслаждения, от идеи гедонизма, эпикурейства как наслаждения жизнью. В его стихах есть одна гениальная формула: « Отжени от сердца радость: Она - неверная жена
», просит он своего «невидимого хранителя» (стихотворение «Моя молитва») Вот это ощущение тихого размышления, уединения как идеального состояния важно для поэта «любомудра». НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ ЯЗЫКОВ(1803-1847)Другой тип поэта представлен в творчестве Николая Михайловича Языкова. Тоже прожил не очень долго. 43 года. Всегда ощущал связь с пушкинским союзом поэтов. Сам Пушкин тоже поддерживал эту внутреннюю связь союза поэтов. Одно стихотворение Пушкина так и начиналось: «Издревле сладостный союз. Поэтов меж собой связует: …». И в этот союз безусловно включался Языков. Собственно это и было послание Языкову. Путь Языкова отличается от пути пушкинского. Путь из кабака в церковь. Языков посещал кабаки, будучи студентом и учась в Дерпте. Важным моментом в его биографии была учеба в одном из лучших, старейших университетов России. [58] Это Дерптский университет в Тарту. Там он создал свои первые стихотворные опыты. Причем как и Денис Давыдов он создает такой сниженно-бытовой образ автора. Образ не эпикурейца, не парнасского ленивца, как у Дельвига, не поэта-протея, как у Пушкина. У него образ снижено-бытовой, образ гуляки, ленивого студента. При этом студенческие годы (тогда говорили студентские) Языков воспринимает как вынужденную жизнь вне пределов коренной России. Он воспринимает все эти немецкие повадки, немецкое окружение с раздражением и иногда даже. У него возникает патриотизм, иногда несколько экзальтированный. Но самое главное и самое ценное в его студентской лирике есть истинное высокое вольнолюбие, есть гражданская позиция. Неслучайно он один из немногих, кто посмел откликнуться на смерть Рылеева, казненного в 1826 году в Петропавловске. Он откликнулся на его смерть Рылеева замечательным стихотворением «Не вы ль убранство наших дней…». В этом стихотворении, так называемой политической элегии, он скорбит, что до сих пор русский народ не проснулся и не готовы отозваться на те свободолюбивые призывы, которые к народу обращены. Но Языков верит, что все-таки когда-нибудь это случится. Это очень важный мотив: с одной стороны, элегического разочарования в том, что народ еще недостаточно готов к восприятию идей свободы (в этом смысле это стихотворение перекликается с пушкинской элегией «Свободы сеятель пустынный»). С другой стороны, оно более конкретно-исторично, потому что он прямо называет там Рылеева. Языков призывает помнить об этой гибели Рылеева, который пожертвовал своей жизнью и был назван правительственным злодеем в то время как он выступил ради своего собственного народа, ради процветания своей страны. В этом заключается особенность политической элегии. Она связан с восприятием политических реалий. Элегия 1824, тоже политическая, которая, как и стихотворение «Негодование» Вяземского, опубликована в «Полярной звезде» Герцена[59]. Оно еще более активно демонстрирует активную гражданскую позицию молодого студента-вольнолюбца. Элегия Свободы гордой вдохновенье!
Тебя не слушает народ:
Оно молчит, святое мщенье,
И на царя не восстает.

С упрёком к народу пишет здесь Языков почти в духе Рылеева. И продолжает: Я видел рабскую Россию:
Перед святыней алтаря,
Гремя цепьми, склонивши выю,
Она молилась за царя.

Когда мы очень долго рассуждаем об истории России, мы должны помнить, что в России долгие годы сохранялось монархическое сознание в народе. Но для просвещенного дворянства сообществе такое сознание не было характерно. Вместе с тем, если мы обратимся к поздней лирике Языкова, будет ощущение, что мы читаем другого поэта. Такого перелома как Языков не пережил, пожалуй, никто. Кардинальная перемена поэтической интонации, поэтического голоса. Очень жесткую критику, которую он обращает в начале своего творчества на рабскую Россию, теперь он обращает к тем, кто борется против рабской России, к тем, кто восстает, прежде всего, на запад. Нотки экзальтированного патриотизма, которые возникают, когда Языков находится в чужеземном окружении, развиваются, и он высказывается уже не просто в экзальтированном патриотическом духе, а в националистическом духе. Это уже не патриотизм с открытыми глазами (о котором мы говорили в связи с творчеством раннего Вяземского) а патриотизм с закрытыми глазами, когда не хотят видеть ничего дурного в стране и не хотят видеть ничего положительного в других странах (особенно на западе).

Эта позиция выразилась в стихотворении Языкова «К ненашим». Уже по названиючувствуется констатационный дух, дух конфронтации.«Ненашими» определяются, конечно же, западники и прежде всего Герцен (который был революционно настроенным) и гораздо более умеренные западники. Языков очень резко и негуманно высказывается и в адрес умеренных западников-просветителей. К сожалению, патриотизм Языкова выразился в конце жизни с обострением борьбы между славянофильством и западничеством в такой форме. Языков поддерживал славянофильское движение, столкновение которого с западническим движением составило суть идейной, общественной, творческой, литературной борьбы уже начала второй половины 19 века.