Постулат функционального единства общества

Типичная формулировка этого постулата принадлежит Рэдклифф-Брауну: «Функцией отдельного социального обычая явля­ется его вклад в совокупную социальную жизнь, которая представляет собой функционирование социальной системы в це­лом. Такой взгляд предполагает, что социальная система (социальная структура общества в целом вместе со всеми социальными обычаями, в которых эта структура проявляется и от которых зависит ее существование) имеет определенный тип единства, который мы можем назвать «функциональным един­ством». Мы можем определить его как состояние, в котором все части социальной системы работают совместно с достаточной гармоничностью или внутренней согласованностью, т. е. не порождая устойчивых конфликтов, которые не могут быть ни разрешены, ни урегулированы» ¹¹.

Важно заметить, однако, что Рэдклифф-Браун в ходе дальней­шего изложения рассматривает это понятие функционального единства как гипотезу, которая требует дальнейшей проверки.

На первый взгляд представляется, что Малиновский ставит под сомнение эмпирическую преемлемость этого постулата, когда он замечает, что «социологическая школа» (куда он относит Рэдклифф-Брауна) «преувеличивает социальную солидарность примитивного человека» и «игнорирует личность»¹².

Однако становится очевидным, что Малиновский не столько отбрасывает это сомнительное положение, сколько добавляет к нему другое. Он продолжает считать стандартизованные деятельности и верования функциональными «для культуры в целом» и, развивая эту мысль, предполагает, что они точно так же функциональны и для каждого члена общества. Так, обращаясь к вопросу о примитивных верованиях в сверхъесте­ственное, он пишет: «Здесь функциональная точка зрения подвергается серьезной проверке... Она должна показать, каким образом верования и ритуалы способствуют социальной интегра­ции, технической и экономической эффективности, каким образом они оказывают влияние на культуру в целом — и косвенно, следовательно, на биологическое и духовное благосостояние каждого индивидуального члена этой культуры»¹³.

¹¹ Radcliff-Brown A. R. Op. cit. P. 397.

¹² Malinowski В. Op. cit. P. 132; The Group and the Individual in
Functional Analysis // Amer. Journ. of Sociol. 1939. 44. P. 938—964.

¹³ Malinowski B. Anthropology. P. 135.

 

Если ничем не ограниченная гипотеза о функциональном единстве общества в целом сама по себя является сомнительной, то сомнительность данного предположения увеличивается вдвое. Вопрос о том, выполняют ли элементы культуры функции для общества, рассматриваемого в качестве некоторой системы, равно как и для всех членов этого общества, по-видимому, скорее представляет собой эмпирический вопрос фактов, чем аксиому.

Клакхон, очевидно, отдает себе отчет в существовании этой проблемы, поскольку он расширяет данную альтернативу, вклю­чая в нее возможности того, что «культурные формы являются регулятивными или адаптивными... для членов общества или для общества, рассматриваемого в качестве продолжающегося цело­го». Это первый и необходимый шаг к признанию того, что структурные единицы, обслуживаемые анализируемой функцией, могут быть различными. Побуждаемые силой эмпирических наблюдений, мы будем иметь возможность в последующем изложении еще более расширить диапазон вариаций этих единиц.

Кажется достаточно ясным, что понятие функционального единства не является постулатом, недоступным эмпирической проверке. Напротив, степень интеграции является эмпирической переменной, изменяющейся во времени в одном и том же обществе и являющейся различной в разных обществах. То, что все человеческие общества должны иметь некоторую степень интеграции, есть вопрос определения и постулируется нами ^чв качестве истинного положения. Но не все они имеют ту высокую степень интеграции, при которой каждая культурно-стандартизи­рованная деятельность или убеждение являются функциональны­ми для всего общества как целого, или одинаково функциональны­ми для людей, живущих в нем. Для того чтобы усомниться в истинности своего предположения о функциональном единстве, Рэдклифф-Брауну достаточно было бы только взглянуть на свою излюбленную область аналогий. Здесь мы находим значительные вариации в степени интеграции даже среди индивидуальных биологических организмов, хотя с точки зрения здравого смысла именно здесь все части организма работают во имя «единой» цели. Рассмотрим хотя бы этот отрывок.

«Легко можно видеть, что имеются высокоинтегрированные организмы, находящиеся под постоянным контролем нервной системы или гормонов. В этих организмах утрата какой-нибудь значительной части оказывает сильное воздействие на всю систему и зачастую приводит к смерти. Однако, с другой стороны, существуют низшие организмы со значительно меньшей степенью корреляции, в которых потеря даже большей части тела вызывает только временное неудобство до регенерации восстановления тканей. Многие из этих более свободно организованных животных оказываются столь слабо интегрированными, что их различные части могут находиться в активной оппозиции друг к другу. Например, когда обыкновенная морская звезда переворачивается на спину, то часть ее лучей стремится перевернуть животное в одном направлении, в то время как другая часть стремится перевернуть его в противоположном направлении... Благодаря своей слабой интеграции морской анемон может сдвинуться, оставив часть своей ножки, прилипшей к скале, так что животное разрывается на части»¹⁴.

¹⁴ S о г о к i n P. A. Forms and Problems of Culture-integration // Rural Sociology. 1936. I. P. 121 — 141; 344—374.

 

Если все это истинно применительно к отдельному организму, то это представляется тем более истинным, коль скоро речь идет о сложных социальных системах.

Не надо ходить слишком далеко, чтобы показать, что положение о полном функциональном единстве человеческого общества неоднократно противоречило фактам. В одном и том же обществе социальные обычаи или чувства могут быть функцио­нальными для одних групп и дисфункциональными для других. Антропологи часто говорят о «возросшей солидарности общины» и «возросшей семейной гордости» как примерах функционально-приспособительных чувств. Однако, как указывали Бейтсон ¹⁵ и другие, возрастание гордости среди индивидуальных семей может приводить к разрушению солидарности небольших местных общин. Постулат функционального единства не только часто противоречит фактам, но он имеет также небольшую эвристиче­скую ценность, поскольку он отвлекает внимание аналитика от возможных, в корне отличных последствий данного социального или культурного явления (обычаи, убеждения, стандарта поведе­ния, института) для различных социальных групп и для индивидуальных членов этих групп.

¹⁵ Bateson G. Nayen. Cambridge, 1936. P. 31—32.

 

Если совокупность фактов и наблюдений, противоречащих положению о функциональном единстве, столь многочисленна и легко, как мы уже указывали, доступна, то интересно поставить вопрос: как могло случиться, что Рэдклифф-Браун и его последователи продолжали придерживаться этого положения? Одним из возможных ответов на него является то обстоятельство, что данная концепция в ее новейшей форме была разработана социальными антропологами, т. е. людьми, имеющими дело прежде всего с изучением дописьменных обществ. Учитывая то, что Радин назвал «высокоинтегрированным характером большин­ства аборигенных цивилизаций», гипотеза функционального единства может быть относительно приемлемой для некоторых, если не всех, дописьменных обществ. Но мы очень дорого расплачиваемся за перенос этой, возможно, полезной гипотезы из области небольших дописьменных обществ в область больших, сложных и высокодифференцированных письменных обществ. Нигде, по всей видимости, опасности подобного переноса этой гипотезы не являются столь наглядными, как в функциональном анализе религии. Этот вопрос заслуживает краткого рассмотрения хотя бы только потому, что здесь становятся весьма рельефными все ошибки, связанные с некритическим принятием данной гипотезы.

Функциональная интерпретация религии. При исследовании той цены, которую приходится платить за перенос молчаливо принимаемой гипотезы о функциональном единстве общества из области относительно небольших и относи­тельно хорошо объединенных дописьменных групп на область более дифференцированных и, может быть, менее объединенных обществ, целесообразно рассмотреть труды социологов, в осо­бенности тех из них, которые весьма щепетильны по отношению к тем методологическим предпосылкам, на которых они основыва­ются. Рассматриваемый нами вопрос имеет некоторое значение и в более широком смысле, имея в виду распространение попытки применять к изучению развитых обществ без соответствующих модификаций понятия, сложившиеся при изучении дописьменных культур (этот же вопрос возникает при оценке переноса методов и техники исследования, но этой проблемы мы не будем здесь касаться).

Широкие внепространственные и вневедомственные обобщения относительно «интегративных функций религии» в значительной степени были получены из наблюдений, сделанных в допись-менных обществах, хотя, безусловно, и не только в них. Нередко случается, что ученые в области социальных наук молчаливо принимают результаты анализа религий дописьменных обществ и, экстраполируя их, приписывают интегральной функции религии вообще. А отсюда уже совсем недалеко до нижеследующих утверждений: «Причина, по которой религия является необходи­мой, по-видимому, заключается в том, что человеческое общество приобретает свое единство прежде всего благодаря тому, что некоторые высшие ценности и цели оказываются общими у членов этого общества. Хотя эти цели и ценности являются субъективны­ми, они влияют на поведение, и их интегрированность делает возможным функционирование данного общества как единой системы»¹⁶.

¹⁶ М а 1 i п о w s k i В. Anthropology. P. 132.

 

В очень развитых обществах, построенных на базе научной технологии, священники постепенно теряют свой статус, так как священная традиция и сверхъестественное отодвигаются на задний план... (но) ни одно общество не оказалось секуляризо­ванным до такой степени, чтобы полностью устранить веру в трансцендентальные цели и сверхъестественные сущности. Даже в секуляризованном обществе должна существовать некоторая система, служащая для интеграции высших ценностей, для их ритуалистического выражения и для эмоционального приспо­собления индивида, связанного с разочарованием, смертью или несчастьем.

Исходя из дюркгеймовского подхода к религии, который у него основывался прежде всего на изучении дописьменных обществ, эти авторы стремятся выделить только явно-интегрированные следствия религии и игнорируют ее возможные дезинтегративные следствия в определенных типах социальных структур. Однако рассмотрим следующие хорошо известные факты и зададим несколько вопросов данной теории.

1. Когда в одном и том же обществе существуют различные религии, в обществе часто имеет место глубокий конфликт между различными религиозными группами (достаточно только рассмот­реть громадную литературу о религиозных конфликтах в европей­ских обществах). В каком же смысле тогда религия вносит свой вклад в интеграцию тех многочисленных обществ, где существуют различные религии?

2. Очевидно, что «человеческое общество достигает своего единства» (коль скоро оно обнаруживает это единство) прежде всего благодаря тому, что основные ценности и цели оказываются общими для его членов. Но где доказательство того, что нерелигиозные люди, скажем, в американском обществе, в мень­шей мере разделяют общие «ценности и цели», чем люди, преданные религиозным доктринам?

3. В каком смысле религия вносит свой вклад в интеграцию больших обществ, если содержание ее доктрины и ценностей противоречит содержанию других, нерелигиозных, ценностей, которых придерживаются многие люди в том же самом обществе? Укажем, например, на конфликт между католической церковью, выступившей против законодательной регламентации детского труда, и светскими ценностями, препятствующими эксплуатации труда подростков. Можно указать также на резко отличные оценки контроля рождаемости, которые имеются у различных групп в нашем обществе.

Этот список весьма банальных фактов относительно роли религии в современных цивилизованных обществах мог бы быть сильно увеличен, и все эти факты, безусловно, хорошо известны тем антропологам и социологам-функционалистам, которые опи­сывают религию в качестве интегративной силы, никак не ограничивая при этом диапазон социальных структур, для которого данное положение является справедливым. Вполне возможно, что теоретическая ориентация, вынесенная из исследо­ваний дописьменных обществ, помешала этим исследователям видеть столь наглядные во всех иных случаях факты о функцио­нальной роли религии в полирелигиозных обществах. Может быть, именно этот перенос гипотезы функционального единства привел к зачеркиванию всей истории религиозных войн, инквизиции (которая разъединяла людей в одном обществе вслед за другим), смертельных конфликтов между религиозными группами. Как бы там ни было, фактом остается то, что защитники данной точки зрения игнорируют весь этот превосходно известный материал и предпочитают ему примеры, взятые из исследования религии в дописьменных обществах. Вторым поразительным фактом является то, что в статье, цитированной нами выше, в которой говорится о «религии, создающей интеграцию общества с по­мощью чувств, верований и ритуала», в то же самое время ни слова не упоминается о возможной разделяющей роли религии.» Тезис об интегративной функции религии мог бы, конечно, означать, что религия обеспечивает интеграцию тех, кто верит в те же самые религиозные ценности. Однако маловероятно, что защитники этого тезиса исходят из такого его толкования, так как это было бы просто равносильно утверждению, что интеграция общества обеспечивается любой формой единодушия по любым совокупностям ценностей.

Все это еще раз иллюстрирует опасность принятия гипотезы функционального единства, которая может быть вполне разумным приближением при описании некоторых дописьменных обществ, в качестве составной части некоторой прямо не формулируемой модели обобщенного функционального анализа. Как правило, в дописьменных обществах имеется только одна господствующая религиозная система, так что, абстрагируясь от отдельных лиц с отклоняющимся поведением, количество членов данного обще­ства и количество членов религиозной общины фактически совпадают. Очевидно, что в социальной структуре этого типа общая совокупность религиозных ценностей в качестве одного из своих следствий может иметь усиление общих чувств и социальной интеграции. Но распространить данное положение на другие типы общества было бы весьма затруднительно.

Мы еще будем иметь возможность вернуться к другим теоретическим следствиям современного функционального анали­за религии, но сейчас и вышеизложенного достаточно, чтобы показать, какую опасность таит в себе принятие никак не ограниченного постулата функционального единства. Вопрос о единстве в обществе в целом не может решаться ариорно. Это вопрос фактов, а не мнений. К основным положениям теории функционального анализа следует отнести требование определе­ния социальных единиц, для которых данное социальное или культурное явление оказывается функциональным. В ней должна быть специально предусмотрена возможность того, что некоторое социальное явление может иметь различные последствия, функци­ональные и дисфункциональные, для индивидов, подгрупп и для более широкой социальной структуры и культуры.