Специфические социальные движения

Характеристики. Выделяющимися примерами этого типа движений являются реформистские и революционные движения. Специфическое социальное движение — это движение, обладаю­щее четко определенной целью, которую оно стремится достичь. В этом усилии оно развивает свою организацию и структуру, что делает его, по существу, обществом. Оно развивает признанное и принятое руководство и определенный членский состав, характеризующийся «мы — сознанием». Оно формирует некий корпус традиций, некий преобладающий набор ценностей, какую-то философию, определенные наборы правил и совокупность общих экспектаций. Его члены преданны и верны друг другу. Внутри него развивается определенное разделение труда, осо­бенно в форме какой-то социальной структуры, в которой индивиды занимают определенные статусные позиции. Таким образом, индивиды развивают индивидуальности и представления о самих себе, образуя индивидуальный диалог социальной структуры.

Социальное движение специфического типа не возникает с такими структурой и организацией в уже готовом виде. Наоборот, его организация и его культура развиваются в про­цессе его становления. Необходимо рассматривать социальные движения в этой временной и эволюционной перспективе. В своем начале социальное движение слабо организовано и характеризу­ется импульсивным поведением. У него нет никакой ясной цели; поведение и мышление его приверженцев в значительной степени находятся под влиянием чувства беспокойства и коллек­тивного возбуждения. Однако по мере того как социальное движение развивается, его функционирование, поначалу бывшее распыленным, стремится стать организованным, собранным и постоянным. Можно в общих чертах выделить определенные стадии в процессе развития социального движения, которые представляют собой ступени роста его организации. Схема из четырех стадий была предложена Доусоном и Геттисом⁴. Это стадии социального беспокойства, всеобщего (popular) возбужде­ния, формализации и институционализации.

⁴ Daws on С. A., Gettys W. E. Introduction to Sociology. N. Y. 1935.

Стадии развития. На первой из этих четырех стадий люди испытывают чувства беспокойства, тревоги и действуют тем непредсказуемым образом, который мы уже описали. Они восприимчивы к призывам и внушениям, которые апеллируют к недовольству, и поэтому агитатор на этой стадии, вероятно, будет играть важную роль. Значение суматошного и беспорядочного поведения состоит в том, что оно делает людей чувствительными друг к другу и тем самым дает возможность сфокусировать их чувство беспокойства на каких-то определенных объектах. Стадия всеобщего возбуждения еще в большей степени отмечена толчеей, но она уже не столь беспорядочна и бесцельна. Возникают более определенные представления о причинах своего состояния и о том, что должно быть сделано на пути к социальному изменению. Так происходит уточнение целей. На этой стадии лидер скорее всего выступает в качестве пророка или реформатора. На стадии формализации движение становится более четко организованным различными правилами, политикой, тактикой и дисциплиной. Здесь лидер приобретает, очевидно, черты государственного деятеля. На институциональной стадии наблюдается кристаллиза­ция движения в фиксированную организацию с определенным составом и структурой, предназначенную для осуществления целей этого движения. Здесь лидер становится, очевидно, админи­стратором. При рассмотрении развития специфического социаль­ного движения нас меньше интересует анализ тех стадий, через которые оно проходит, нежели механизмы и способы, посредством которых подобное движение может вырастать и организовывать­ся.

Эти механизмы удобно сгруппировать в 5 пунктов: 1) агита­ция; 2) развитие esprit de corps ⁵; 3) развитие морали; 4) форми­рование идеологии*; 5) развитие рабочей тактики.

⁵ Корпоративный дух. — Прим. перев.

Роль агитации. Агитация имеет важнейшее значение в соци­альном движении. Она играет наиболее значительную роль в начале и на ранних стадиях движения, хотя может присутство­вать и на позднейших этапах жизненного цикла движения. Как явствует из самого этого термина, агитация возбуждает людей и таким образом делает из них возможных сторонников движения. В основе своей это способ возбуждения людей и пробуждения в них новых порывов и идей, которые делают их беспокойными и неудовлетворенными. Следовательно, она направлена на ослабление их прежних привязанностей и на подрыв их прежних образов мышления и действия. Чтобы какое-то движение началось и получило импульс развития, необходимо, чтобы люди отошли от своих обычных способов мышления и чтобы в них пробудились новые порывы и желания. Именно на это и направлена агитация. Чтобы быть успешной, она должна, во-первых, завоевать внимание людей; во-вторых, взволновать их и пробудить некие эмоции и порывы; в-третьих, дать этим порывам и эмоциям какое-то направление — посредством идей, внушения, критики и обещаний. Агитация действует в ситуациях двух видов.

Первый вид ситуаций отмечен злоупотреблениями, неправо­мерной дискриминацией и несправедливостью, но это те ситуации, где люди принимают такой способ жизни как некую данность и не ставят его существование под вопрос. Эта ситуация потенциально чревата страданием и протестом, но людям свойственна инерция; их взгляды на ситуацию, в которой они находятся, склоняют их к ее принятию. Отсюда функция агитации — заставить их бросить вызов своему образу существования и поставить его под вопрос. Именно в такой ситуации агитация может создать социальное беспокойство там, где прежде ничего подобного не было. Другой тип ситуаций характеризуется тем, что люди уже возбуждены, охвачены чувством беспокойства и недовольства, но либо слишком робки, чтобы действовать, либо не знают, что делать. В этой ситуации функция агитации — не столько посеять семена беспокойства, сколько усилить, высвободить и направить то напряжение, которое уже имеется у людей.

Агитаторы, очевидно, делятся на два типа, примерно соответ­ствующие этим двум типам ситуаций.

Одним типом агитатора является возбужденный, беспокойный и агрессивный человек. Его динамичное и энергичное поведение привлекает к нему внимание людей; им передаются его возбужде­ние и беспокойство. Он склонен действовать, прибегая к драматиче­ским жестам, и выражать свои мысли, используя театральные эффекты. Его появление и поведение питают инфекцию беспокой­ства и возбуждения. Этот тип агитатора пользуется, очевидно, наибольшим успехом в ситуации, где люди уже взволнованны и выбиты из колеи; в этих условиях его собственная возбужденная и энергичная деятельность легко может передаться другим людям, которые восприимчивы к такому поведению и уже расположены к возбудимости.

Второй тип агитатора более холоден, спокоен и величав. Он волнует людей не тем, что делает, а тем, что говорит. Он может быть скупым на слова, но способным говорить острые, едкие и язвительные вещи, которые «проникают под кожу» людей и заставляют их взглянуть на обсуждаемое в новом свете. Этот тип агитатора больше соответствует первой из описанных социальных ситуаций — ситуации, в которой люди терпят лишения или дискриминацию, не вырабатывая при этом никаких установок возмущения. В этой ситуации его функция — заставить людей задуматься над своим положением, над неравен­ством, недостатками и несправедливостями, которыми, очевидно, отмечен их удел. Он заставляет их поставить под вопрос то, что они раньше принимали как должное, и сформировать новые желания, склонности и надежды.

Функция агитации, как отмечено выше, частично состоит в том, чтобы взволновать и выбить людей из колеи и таким образом освободить их для движения в новых направлениях. Если говорить конкретнее, она направлена на изменение представлений людей о самих себе, о своих правах и обязанностях. Подобные новые представления, предполагающие уверенность человека в том, что он имеет законные права на те привилегии, которых он лишен, обеспечивают социальному движению основную мотивационную силу. Агитация как способ насаждения этих новых представлений среди людей приобретает, таким образом, коренное значение для любого социального движения.

Здесь можно сделать короткое замечание относительно тактики агитации. Достаточно сказать, что тактика агитации меняется в соответствии с ситуацией, людьми и культурой. Какая-либо процедура, которая может быть в высшей степени успешной в одной ситуации, в другой может оказаться просто смехотворной. Это обстоятельство ставит проблему отождествления различных типов ситуаций и соответствия каждой из них подходящей формы агитации. Практически ни одного исследования не было посвяще­но этой проблеме. Здесь мы можем лишь ограничиться трюизмом: агитатор, чтобы действовать успешно, должен чувствовать мысли, интересы и ценности своих слушателей.

Развитие esprit de corps. Агитация есть просто способ возбуждения интереса людей и привлечения их, таким образом, к участию в каком-то движении. Хотя она служит для вербовки членов, дает начальный толчок и определяет некое направление, сама по себе она никогда не смогла бы организовать и поддержи­вать движение. Коллективные деятельности, основанные просто на агитации, будут спорадическими, бессвязными и недолговечными. Чтобы придать социальному движению прочность и постоянство, должны вступить в действие другие механизмы. Один из них — развитие esprit de corps.

Esprit de corps может пониматься как процесс организации эмоций в интересах движения. Сам по себе он есть чувство сопринадлежности и солидарности людей друг с другом в каком-то общем предприятии. Его основу составляет состояние контакта. Развивая чувства близости и сопричастности, люди должны чувствовать, что разделяют какое-то общее переживание и обра­зуют какую-то избранную группу. В присутствии друг друга они ведут себя непринужденно и чувствуют себя товарищами. Ломается личная настороженность, исчезают чувства чуждости, обособленности и отчуждения. В таких условиях отношения приближаются к кооперации, сменяя межличностную конку­ренцию. Поведение одного стремится облегчить выражение (release) поведения других, сменяя стремление сдержать это поведение или воспрепятствовать ему; в этом смысле каждый человек стремится вдохновить других. Такие условия взаимной симпатии и отзывчивости со всей очевидностью способствуют согласованному поведению.

Esprit de corps важен для социального движения и по другим причинам. Весьма знаменателен тот факт, что он служит для подкрепления нового представления о себе самом, которое индивид сформировал в результате своего участия в движении. Его чувство сопричастности с другими, а их — с ним дарует ему ощущение коллективной поддержки. Таким путем поддержива­ются и укрепляются его взгляды на самого себя и на цели движения. Отсюда следует, что развитие esprit de corps помогает воспитать привязанность людей к движению. Чувства каждого индивида направлены на цели движения и переплетены с ними. Результирующее чувство возрастания своей значимости, которое он испытывает, действует в направлении еще большей преданно­сти движению. Должно быть ясно, что esprit de corps является важным способом развития чувства сплоченности и тем самым придания сплоченности движению.

Как развивается esprit de corps в социальном движении? Главным образом, очевидно, тремя путями: развитием внутри-группового / внегруппового отношения, формированием нефор­мальной товарищеской ассоциации и участием в формальном це­ремониальном поведении.

Внутригрупповые / внегрупповые отношения. Природа внут-ригруппового / внегруппового отношения должна быть знакома исследователю. Оно имеет место, когда две группы начинают считать друг друга врагами. В такой ситуации каждая группа полагает себя носительницей добродетели и развивает среди своих членов чувства альтруизма, лояльности и верности. Другая группа рассматривается в качестве беспринципной и злонамеренной, подвергающей нападкам те ценности, которые дороги внутренней группе. Перед лицом внешней группы члены внутренней группы не только чувствуют, что они правы и справедливы, но и верят, что несут общую ответственность за защиту и сохранность своих ценностей.

Ценность этих внутригрупповых / внегрупповых установок для развития сплоченности в социальном движении достаточно ясна. Вера их членов в то, что движению несправедливо и не по праву противостоят злонамеренные и беспринципные группы, служит сплочению этих членов вокруг своих целей и ценностей. Наличие врага в этом смысле очень важно для придания движению сплоченности. Кроме того, враг играет важную роль «козла отпущения». Движению выгодно развить образ врага; это развитие обычно происходит спонтанно. Однажды созданный, он содействует установлению esprit de corps.

Неформальное товарищество. Esprit de corps формируется также в весьма значительной степени путем развития неформаль­ной ассоциации на основе товарищества. Там, где люди могут неформально сходиться подобным образом, они имеют возмож­ность узнать друг друга как человеческие существа, а не институциональные символы. Так они оказываются в гораздо лучшем положении, чтобы принимать роли друг друга и незаметно для себя разделять переживания друг друга. Представляется, что при таких взаимоотношениях люди бессознательно перенимают и усваивают жесты, установки, ценности и жизненную философию друг друга. Непосредственным результатом этого является развитие взаимной симпатии и чувства близости, что очень способствует сплоченности. Итак, мы встречаем в социальных движениях возникновение и использование множества видов неформальной и общинной (communal) ассоциации. Пение, пляски, пикники, шутки, веселье и неформальная дружеская беседа являются в социальном движении важными механизмами такого рода. Благодаря им индивид получает чувство собственного статуса и чувство социального признания и поддержки взамен прежнего одиночества и личностного отчуждения.

Церемониальное поведение. Третьим важным путем развития социальными движениями esprit de corps является использование формального церемониального поведения и ритуала. Ценность массовых митингов, собраний, парадов, массовых демонстраций и юбилейных церемоний всегда была очевидна для тех, на кого возложена задача развития какого-либо социального движения; эта ценность имеет форму чувства широкой поддержки, которую испытывает участник крупных собраний. Психология, представ­ленная здесь, — это психология парада. У индивидуального участника возрастает самооценка, и в результате он ощущает себя исключительно важной персоной. Поскольку это чувство личной значительности оказывается отождествленным с движением как таковым, оно содействует развитию esprit de corps. Схожим образом и ритуальная атрибутика, имеющаяся у каждого движения, служит воспитанию чувства всеобщего тождества и симпатии. Эта атрибутика состоит из набора эмоциональных символов, таких, как лозунги, песни, здравицы, гимны, стихи, выразительные жесты и униформа. У каждого движения есть что-либо подобное. Поскольку они приобретают эмоциональное значение, символизи­руя общие чувства по отношению к движению, их использование служит постоянному воспроизводству и усилению этих общих чувств.

Таким образом, esprit de corps можно рассматривать в каче­стве определенной организации группового чувства и, по суще­ству, в качестве определенной формы группового энтузиазма. Это не то, что сообщает движению жизнь. Но точно так же как одной агитации недостаточно для развития какого-либо движения, недостаточно и опоры на один только esprit de corps. Движение, всецело зависящее от esprit de corps, обычно похоже на какой-нибудь бум и, как правило, разваливается, столкнувшись с серьезным кризисом. Поскольку преданность, которую внушает такое движение, основана исключительно на повышенном энтузи­азме, она, как правило, исчезает вместе с упадком подобного энтузиазма. Таким образом, чтобы преуспеть, особенно в неблаго­приятной обстановке, движение должно более постоянно и устой­чиво внушать лояльность. Этому способствует развитие морали.

Развитие морали. Как мы увидели, esprit de corps является коллективным чувством, которое сообщает движению жизнь, энтузиазм и энергию. Мораль может пониматься как нечто, дающее движению постоянство и определенность; она показывает, сможет ли сплоченность устоять в неблагоприятных условиях.

В этом смысле мораль может пониматься как групповая воля или устойчивая коллективная цель.

Представляется, что мораль основывается и взращивается на определенном наборе убеждений. В случае какого-либо социально­го движения в последних можно выделить три вида.

Первый вид — убеждение в правильности и праведности цели движения. Оно сопровождается верой в то, что достижение целей движения возвестит наступление чего-то подобного тысячелетнему царству. Когда движение достигнет своих целей, все злое, несправедливое, неподлинное и неправильное будет искоренено. В этом смысле цель всегда переоценивается. Однако эти представления придают членам движения ярко выраженную уверенность в самих себе.

Второй вид убеждений, тесно связанный с этими представлени­ями, — вера в конечное достижение движением своей цели. Считается, что в этом есть определенная неизбежность. Поскольку движение воспринимается как некий необходимый для возрожде­ния мира фактор, оно считается соответствующим высочайшим моральным ценностям вселенной и в этом смысле — находя­щимся под божественным покровительством. Как следствие, возникает вера в неизбежность успеха, пусть даже это будет лишь после длительной и тяжелой борьбы.

Наконец, третьей частью этого комплекса убеждений является вера в то, что на движение возложена некая священная миссия.

Вместе эти убеждения придают устойчивый и неизменный характер цели движения и твердость — его усилиям. Препят­ствия, задержки, отступления являются поводами для новых усилий, а не для разочарования или отчаяния, поскольку они не наносят серьезного ущерба вере в праведность и неизбежность его успеха.

Из этого объяснения ясно, что развитие морали в каком-либо движении является, по существу, развитием сектантской уста­новки и религиозной веры. Это дает ключ к пониманию наиболее известных способов построения морали в каком-то определенном движении. Один из них состоит в возникновении какого-либо культа, который ясно различим в каждом устойчивом и прочном социальном движении. Обычно имеются некий главный святой и ряд менее важных святых, выбранных среди народных вожаков движения. Гитлер, Ленин, Маркс, Мэри Бэйкер Эдди и Сунь Ятсен могут послужить подходящими примерами главных святых. Такие лидеры, по существу, обожествляются и наделяются чудесной силой. Они считаются высшими, умнейшими и непогрешимыми. Люди вырабатывают по отношению к ним установку благоговения и трепета, возмущаясь попытками описать их как обыкновенных людей. Картины и другие изображения таких людей приобретают характер религиозных идолов. Вслед за святыми движениями идут его герои и его мученики. Они также начинают рассматриваться в качестве священных фигур. Развитие этого культа святых является важным способом распространения религиозной, по существу, веры в движение, способствующим также построению того типа убеждений, о котором говорилось выше.

Схожей функцией обладает и возникновение в движении какого-либо вероучения и священного писания. Их также можно обнаружить во всех устойчивых социальных движениях. Так, — и об этом часто говорилось,— Das Kapital и Mein Kampf стали би­блиями соответственно коммунистического и национал-социалисти­ческого движений. Роль вероучения и литературы этого сорта в сообщении движению религиозных убеждений должна быть ясна.

Наконец, большое значение в процессе развития морали в социальном движении принадлежит мифам. Такие мифы могут быть самого разного рода: мифы о принадлежности к какой-то избранной группе или избранному народу; о бесчеловечности своих оппонентов; о судьбе движения; описывающие тысячелетнее царство, которое явится результатом движения. Такие мифы обычно вырастают как отклики на желания и надежды людей, участвующих в движении, и приобретают в силу своего коллектив­ного характера устойчивость, постоянство и безоговорочное признание. Главным образом именно с их помощью члены движения достигают догматической стойкости своих убеждений и стремятся оправдать свои действия перед остальным миром.

Развитие групповой идеологии. Без идеологии социальное движение будет двигаться вслепую и едва ли сможет удержаться перед лицом ожесточенной оппозиции со стороны внешних групп. Следовательно, идеология играет значительную роль в жизни движения; этот механизм является существенным для устойчиво­сти и развития движения. Идеология движения состоит из определенного свода учения, верований и мифов. Точнее, она, очевидно, имеет следующие компоненты: во-первых, формули­ровка назначения, цели и предпосылок движения; во-вторых, свод суждений, содержащих критику существующей системы и приго­вор этой системе, которую движение подвергает нападкам и стремится изменить; в-третьих, оборонительное учение, которое служит в качестве оправдания движения и его целей; в-четвертых, свод убеждений, касающихся политики, тактики и практической деятельности движения; в-пятых, мифы движения.

Можно быть почти уверенным в том, что идеология обладает двойственным характером. С одной стороны, многое в ней имеет научный и наукообразный характер. Это та форма, которая развивается интеллектуалами движения. Как правило, она состоит из тщательно разработанных научных трудов абстрактно­го и в высшей степени логического характера. Она вырастает обычно в ответ на критику со стороны интеллектуалов, стоящих вне движения, и стремится завоевать своим догмам респектабель­ную и удобную позицию для обороны в этом мире высшей учености и высших интеллектуальных ценностей. Идеология, однако, имеет и другой — популярный — характер. В этом облике она стремится взывать к необразованным и к массам. В своем популярном обличье идеология принимает формы эмоциональных символов, примет, (shibboleths), стереотипов, гладких и наглядных фраз и простонародных аргументов. Она также ведает догмами движения, но представляет их в такой форме, которая способствует их быстрому пониманию и усвоению.

Идеология движения может пониматься как то, что обеспечи­вает движению свою собственную философию и психологию. Она дает наборы ценностей, убеждений, критических суждений, аргументов и оборонительных приемов. Как таковая она снабжает движение направлением, оправданием, оружием нападения, оружием защиты, воодушевлением и надеждой. Чтобы быть эффективной в этих отношениях, идеология должна обладать респектабельностью и престижем — чертами, сообщаемыми ей в первую очередь интеллигенцией движения. Однако важнее этого — необходимость для идеологии отвечать на страдания, желания и надежды людей. Если идеология не соответствует этому требованию, она не будет представлять для движения никакой ценности.

Роль тактики. Мы упомянули тактику в качестве пятого основного механизма, существенного для развития социального движения. Тактика, очевидно, развивается по трем направлениям, имея целью: завоевать приверженцев, удержать их и достичь своих целей. Мало что можно добавить к этому, если только мы не имеем дела со специфическими видами движения в специфических ситуациях. Ибо тактика всегда зависит от сущности ситуации, в которой функционирует движение, и всегда соотносится с культурным фоном движения. Эта функциональная зависимость тактики от особенностей ситуации помогает объяснить нелепые провалы, которые часто сопровождают применение определенной тактики в какой-то ситуации, даже если она оказалась успешной в других ситуациях. Применять революционную тактику в наши дни в формах тактики двухсотлетней давности было бы очевидной глупостью. Подобным образом попытка развития какого-то движе­ния в стране с обращением к тактике, использованной в каком-то схожем движении в какой-то другой культурной среде, может привести к весьма обескураживающим результатам. Вообще, можно сказать, что тактика по определению должна быть гибкой и изменчивой, принимая форму в зависимости от природы ситуации, требований обстоятельств и изобретательности людей.

Мы можем заключить обсуждение этих пяти механизмов простым повторением того, что успешное развитие движения зависит именно от них. Именно эти механизмы устанавливают программу, вырабатывают политику, развивают и поддерживают дисциплину и пробуждают преданность.

Реформа и революция. Было отмечено, что специфические социальные движения бывают главным образом двух видов: реформистские и революционные. Оба стремятся внести изменения в социальный строй и существующие институты. Их жизненные циклы в чем-то похожи, и развитие обоих зависит от механизмов, которые мы только что обсудили. Однако между ними существует ряд достойных внимания различий; некоторые из этих различий сейчас будут рассмотрены.

Эти два движения различаются по размаху своих целей. Реформистское движение стремится изменить какую-либо специ­фическую фазу или ограниченную область существующего социального строя; оно может стремиться, например, к упраздне­нию детского труда или запрещению потребления алкоголя. У революционного движения более емкая цель: оно стремится перестроить весь социальный строй в целом.

Это различие в целях связано с различными исходными точками нападения. Стремясь изменить лишь часть господствую­щего социального строя, реформистское движение принимает основные принципы этого строя. Точнее, реформистское движение принимает существующие нравы; оно даже использует их для критики социальных пороков, на которые оно нападает. Реформист­ское движение отправляется от господствующего этического кодекса и завоевывает себе поддержку в немалой степени именно потому, что оно так хорошо обосновано с этической стороны. Это делает его позицию достаточно неуязвимой. Непросто атаковать какое-либо реформистское движение или реформаторов, исходя из их моральных целей; нападки обычно делаются скорее в форме карикатуры и насмешки или характеристики реформаторов как фантазеров и людей непрактичных. В противоположность этому революционное движение всегда бросает вызов существующим нравам и предлагает какую-то новую систему моральных ценностей. Таким образом оно навлекает на себя решительную атаку, ведущуюся с позиций существующих нравов.

Третье различие между двумя движениями вытекает из двух вышеупомянутых. Реформистскому движению присуща респекта­бельность. В силу признания существующего социального строя и ориентации на идеальный моральный кодекс, оно предъявляет права на существующие институты. Как следствие, оно использует эти институты — школу, церковь, прессу, клубы и правительство. И здесь революционное движение демонстрирует ярко выра­женный контраст. Атакуя социальный строй и отвергая его нравы, революционное движение блокируется существующими института­ми, а их использование им исключается. Таким образом, революционное движение обычно в конечном счете оттесняется в подполье; любое использование существующих институтов должно тщательно маскироваться. Вообще, какая бы агитация, вербовка и маневры ни велись революционным движением, они должны находиться вне рамок существующих институтов. В слу­чае слишком серьезного вызова какому-то могущественному классу или облеченным властью группам, реформистское движе­ние, скорее всего, лишается доступа к использованию существую­щих институтов. Это ведет к превращению реформистского движения в революционное; его цели расширяются, включая реорганизацию институтов, блокирующих его продвижение.

Различия в позиции реформистского и революционного движений привносят одно важное отличие в их общую стратегию (procedure) и тактику. Реформистское движение пытается развивать благоприятное для своих целей общественное мнение; следовательно, оно стремится поставить какую-либо обществен­ную проблему и использовать процесс дискуссии, который мы уже рассмотрели. Реформистскую партию можно рассматривать в качестве некой конфликтной группы, противопоставленной заинтересованным группам и окруженной массой инертного населения. Реформистское движение обращается именно к этой безразличной или незаинтересованной общественности в попытке завоевать ее поддержку. В противоположность этому революци­онное движение не стремится повлиять на общественное мнение, но вместо этого пытается обратить в свою веру. В этом смысле оно действует скорее как какая-нибудь религия. Это предполагает некоторое различие групп, среди которых эти движения ведут свою агитацию и стремятся завоевать приверженцев. Реформист­ское движение, хотя и действует обычно от имени каких-либо страдающих или эксплуатируемых групп, немного делает для утверждения своего влияния среди них. Зато оно стремится заручиться поддержкой общественности среднего класса, стоящей в стороне от движения, и пробудить вместо этого у нее некое сочувствие к угнетенной группе. Поэтому, как правило, руковод­ство или членский состав реформистского движения нечасто происходят из той группы, чьи интересы они представляют. Революционное движение в этом смысле отличается тем, что его агитация ведется среди тех, кто считается страдающим и эксплуа­тируемым. Оно старается упрочиться, включая этих людей в свои ряды. Следовательно, революционное движение обычно является движением низших классов, действующим среди неимущих.

Наконец, в силу этих характерных различий два движения расходятся и по своим функциям. Главная функция реформист­ского движения состоит, вероятно, не столько в осуществлении социального изменения, сколько в подтверждении идеальных ценностей данного общества. В случае революционного движения стремление расколоть мир на тех, кто имеет, и тех, кто не имеет, а затем образовать какую-то сильную, сплоченную и бескомпро­миссную группу из последних делает его функцией введение некой новой системы религиозных, по существу, ценностей..

И еще одно, завершающее, замечание можно сделать по поводу специфических социальных движений. Их можно рассмат­ривать в качестве обществ в миниатюре, и как таковые они могут представлять собой построение организованного и формализо­ванного коллективного поведения из того, что первоначально было аморфным и неопределенным. С их ростом развивается некая социальная организация, формируются новые ценности, организу­ются новые индивидуальности. Они, конечно же, составляют квинтэссенцию движения. Они оставляют за собой некую институциональную структуру и корпус функционеров, новые объекты и взгляды, а также новый набор самопредставлений.

Экспрессивные движения

Отличительная черта экспрессивных движений. Характерной чертой экспрессивных движений является то, что они не стремятся изменить институты социального строя или их реальный характер. Напряжение и беспокойство, из которых они вырастают, не сфокусированы на какой-либо цели социального изменения, какую это движение стремилось бы достичь. Вместо этого они разряжа­ются в каком-либо виде экспрессивного поведения, которое, однако по мере того как оно выкристаллизовывается, может оказывать глубокое воздействие на индивидуальности людей и на характер социального строя. Мы рассмотрим два вида экспрессив­ных движений: религиозные движения и моду.

Религиозные движения. Религиозные движения начинаются, по существу, как культы; они берут начало в ситуации, которая психологически схожа с ситуацией танцующей толпы. Они представляют собой обращение внутрь беспокойства и напряже­ния в форме расстроенных чувств, которые в конечном счете выражаются в движении, предназначенном для того, чтобы разрядить это напряжение. Напряжение в этом случае находит выход не в целенаправленном действии, а в своем выражении. Эта характеристика свидетельствует о природе той ситуации, в кото­рой возникают религиозные движения. Это такая ситуация, в которой люди расстроены и выведены из равновесия, но не в состоянии действовать; другими словами, это ситуация фрустра­ции. Неспособность разрядить напряжение в направлении какого-то реального изменения социального строя оставляет един­ственную альтернативу — экспрессивное поведение.

Нелишне напомнить здесь наиболее заметные черты танцую­щей толпы. Одной из них является интенсивное чувство близости и esprit de corps; другой — усиленное чувство экзальтации и экстаза, которое дает индивиду переживание возрастания самооценки и ощущение одержимости каким-то запредельным духом. Индивиды чувствуют воодушевление и могут разразиться какими-то прорицаниями. Третьей чертой является проекция коллективных эмоций на внешние объекты — личности, формы поведения, песни, слова, фразы и материальные объекты, — которые при этом приобретают священный характер. С воспро­изводством и повторением этого стадного поведения esprit de corps усиливается, танцующее поведение формализуется и ритуа-лизуется, а святость объектов подкрепляется. Именно на этой стадии и возникают секта и культ. Так как моделью развития религиозного движения является развитие секты, рассмотрим некоторые из важнейших черт секты.

Во-первых, следует отметить, что члены секты могут рекрути­роваться из самых разнородных источников, различаясь по состоянию, званию, образованию и социальному происхождению. Эти различия и отличия в секте не имеют никакого значения. В толчее и процессе выработки контакта каждый низводится на некий общий уровень братства. Об этом факте свидетельствуют не только эмоции и установки членов секты по отношению друг к другу, но также и тот способ, которым они соотносятся друг с другом, и их манера обращения друг к другу.

Вокруг чувства экзальтации и священных символов, в которых выкристаллизовывается это чувство, вырастает ряд верований и обрядов, которые становятся вероучением и ритуалом секты. Вся жизнь секты оказывается сосредоточенной вокруг этого вероуче­ния и ритуала, которые и сами по себе начинают приобретать некий священный характер. Поскольку они символизируют эти интенсивные эмоции группы, они становятся абсолютными и императивными. Здесь важную роль играет пророк. Он является священным персонажем и стремится собственной персоной символизировать вероучение и ритуал группы. Он также является главным хранителем этого вероучения и ритуала. По мере того как секта начинает осознавать исходящую извне критику и предпринимать попытки оправдать свои воззрения, вероучение группы начинает перерабатываться в некий объемный корпус доктрины. Именно таким путем возникает теология; значительная ее часть имеет форму апологии. Это сопровождается некоторыми изменениями в ритуале, главным образом в форме дополнений. К тем чертам практики и образа жизни секты, которые превращают ее в объект критики и даже преследований извне, эта секта вполне может испытывать нежную привязанность, воспринимая их как признаки ее собственной идентичности; эти черты, таким образом, приобретают особое значение.

Другой важной чертой секты, обусловленной ее особого типа переживаниями и священным характером, является вера в то, что ей сопутствует божественное благоволение и что она состоит из избранной группы святых душ. Преображение, испытываемое членами секты, и новые моральные и общественные (communal) перспективы, которые она открывает, легко приводят их к этому убеждению. Люди вне секты считаются пропащими душами — ведь их не осенила благодать этого преображающего пережива­ния.

Самоощущение секты в качестве общины спасенных душ легко располагает ее к агрессивному обращению в свою веру тех, кто стоит вне ее. Часто она чувствует, что на нее возложена некая божественная миссия спасти других и «показать им свет». Поэтому она ищет новообращенных. Чтобы стать членом секты, аутсайдер должен испытать некое обращающее переживание — моральное пр