Из воспоминаний матери олега кошевого елены николаевны

«С Сергеем Тюлениным они сдружились только во время оккупации Краснодона, а товарищей, с которыми он дружил раньше, уже не было, тут появились у него уже другие товарищи. Часто они собирались у нас под предлогом поиграть в шахматы.

До оккупации молодежь у нас тоже часто собиралась. Заходили Олега товарищи - соученики, соученицы его, был у нас патефон, пели песни из кинофильмов, как только появится новенькая песенка, так они сейчас же ее подхватят.

Я раньше тоже пела, у меня был хороший голос, больше всего мы украинские песни пели. У Олега слух был очень хороший, а голоса не было, но он любил напевать, быстро схватывал мотивы. Уже зимой 1942 года он часто напевал песенки «Ночь над Белградом тихая», «Землянка». Я даже ему говорила: «Что ты целыми днями всё эту «Землянку» поешь?» А он и говорит: «Да ты только послушай, мамунька, вслушайся, ведь такие замечательные слова».

Практический навык в жизни у Олега был хороший, он мог посоветовать, как и что делать. Память у него была очень хорошая, и запоминал всё надолго.

Тюленин был маленького роста, бледный, маленький лобик, голубые глаза, светлые волосы, светлые брови, кругленький носик. Лицо у него было средней миловидности. По натуре он очень быстрый, решительный мальчик, шел на всё, что угодно, лишь бы ему поручили. Был страшно стремительный, физически был ловкий, очень любил говорить, но, по-моему, был нервный мальчик.

Когда он первые разы приходил к нам, то чувствовал себя как-то неловко, стеснялся, а потом, когда уже ознакомился, то стал очень разговорчивым. Во всем был очень смелым мальчиком, даже моя мама говорила: «Господи, да что же это за Сергей!». Например, гранаты надо было перенести в одну квартиру, так можно было пройти так, чтобы его никто не заметил, а он пошел между немецкими машинами, мимо солдат. Так ему мама и говорит: «Что же ты делаешь, ведь ты погубишь и себя и других». А он и говорит: «Это я на случай, может, мне придется быть в таком положении, так буду знать, что делать». Вот тоже задержали его с патронами. Нес он две корзинки патронов, его забрали в комендатуру, но патроны не обнаружили, только оштрафовали на 100 рублей и утром домой отпустили. Его там спросили: где ты был? А он говорит: ходил в дедушке по грибы. Ну они и не догадались посмотреть, что в корзинках, видят, что мальчишка маленький, что, дескать, он может сделать».

* РГАЛИ, ф. 1628, on. 1, д. 753, л. 2-3. (Машинописная рукопись с пометками на полях А. Фадеева «К сюжету».)

 

Из товарищей Сергея по школе в городе остались Толя Орлов, Володя Осьмухин и Любка Шевцова, которая, по словам Виктора Лукьянченко, «вела не свойственный ей образ жизни: никуда не выходила из дому и нигде ее не было видно». Люба, окончив семь классов, решила стать артисткой и выступала в театрах и клубах района с пением и танцами. «То, что Любка осталась в городе, было особенно приятно Сережке: Любка была отчаянная девка -своя в доску. Любка Шевцова была Сергей Тюленин в юбке», - точно заметил Александр Фадеев. Как видим, для писателя Сергей был своеобразным эталоном для всех остальных юных героев. Его мужество и отвага, смелость и дерзость, расчетливость, осторожность и активность, т.е. те черты характера, которые составляли главную ценность человеческой сущности в тот момент, стали примером для остальных, когда грянула война и враг ворвался в родной город.

Сергей Тюленин - это ощущение надежды, символ преодоления страха и бессилия для людей, пассивно ожидающих решения своей участи. «Бороться и искать, найти и не сдаваться» - вот главные составляющие канвы восьми центральных глав романа - от одиннадцатой до восемнадцатой. В них Александр Фадеев прежде всего старался уловить особенности человеческих состояний, порожденных и ожиданием приближающегося врага, и первыми соприкосновениями с ним.

 

Из романа «Молодая гвардия»

Странный был этот день - такие бывают только во сне. Отдаленные звуки проходящих по дорогам через город частей, грохот боев в степи прекратились еще вчера. Необыкновенно тихо было и в городе и во всей степи вокруг. Ждали, что в город вот-вот войдут немцы, - немцы не приходили. Здания учреждений, магазинов стояли открытые и пустые, никто в них не заходил. Предприятия стояли молчаливые, тихие и тоже пустые. На месте взорванных шахт все еще сочился дымок. В городе не было никакой власти, не было милиции, не было торговли, не было труда - ничего не было. Улицы были пустынны, выбежит одинокая женщина к водопроводному крану, или колодцу, или в огород - сорвать два-три огурца, и опять тихо, и нет никого. И трубы в домах не дымили, - никто не варил обеда. И собаки притихли, оттого что никто посторонний не тревожил их покоя. Только кошка иногда перебежит через улицу, и снова пустынно.

Раненых размещали по квартирам в ночь на 20 июля, но Сережка и Витька уже не принимали в этом участия. В эту ночь они перетаскали из склада в Сеняках бутылки с горючей жидкостью на Шанхай и зарыли их в балке под кустами, а по нескольку бутылок каждый закопал у себя в огороде, чтобы в случае надобности бутылки всегда были под руками.

Куда же все-таки девались немцы?

Рассвет застал Сережку в степи за городом. Солнце вставало за розовато-серой дымкой, большое, круглое, можно было смотреть на него. Потом край его высунулся над дымкой, расплавился, и миллионы капель росы брызнули по степи каждая своим светом, и темные конусы терриконов, то там, то здесь выступавшие над степью, окрасились в розовое. Все ожило и засверкало вокруг, и Сережка почувствовал себя так, как мог бы чувствовать себя гуттаперчевый мячик, пущенный в игру.

Езженая дорога шла вдоль железнодорожной ветки, то приближаясь к ней, то удаляясь от нее. Обе дороги проложены были по возвышенности, от которой отходили в обе стороны небольшие отрожки, разделенные балками, постепенно понижавшиеся и сливавшиеся со степью. И самые отрожки и неглубокие балки между ними поросли кудрявым леском, кустарником. Вся эта местность носила название Верхнедуванной рощи.

Солнце, сразу начавшее калить, быстро подымалось над степью. Оглядываясь вокруг, Сережка видел почти весь город, раскинувшийся по холмам и низинам - нерав-номерно, узлами, больше возле шахт, с их выделяющимися наземными сооружениями, и вокруг зданий районного исполкома и треста «Краснодонуголь». Кроны деревьев на отрожках ярко зеленели на солнце, а на дне заросших балок еще лежали прохладные утренние тени. Рельсы, сверкая на солнце, сливаясь, уходили вдаль и исчезали за дальним холмом, из-за которого медленно всходил к небу круглый беленький мирный дымок, - там находилась станция Верхнедуванная.

И вдруг на гребне этого холма, в той точке, где как бы кончалась езженая дорога, возникло темное пятно, которое быстро стало вытягиваться навстречу в виде узкой темной ленточки. Через несколько секунд эта ленточка отделилась от горизонта, - что-то продолговатое, компактное, темное стремительно двигалось издалека навстречу Сережке, оставляя позади себя конус рыжей пыли. И еще раньше, чем Сережка мог рассмотреть, что это такое, он понял по наполнившему степь стрекоту, что это движется отряд мотоциклистов.

Сережка юркнул в кусты ниже дороги и стал ждать, лежа на брюхе. Не прошло и четверти часа, как нараставший стрекот моторов наполнил собой все вокруг, и мимо Сережки, видные ему только верхней частью корпуса, промчались немецкие мотоциклисты-автоматчики, - их было более двадцати. Они были в обычном грязно-сером обмундировании немецкой армии, в пилотках, но глаза, и лоб, и верхнюю часть носа закрывали им громадные, темные, выпуклые очки, и это придавало этим людям, внезапно возникшим здесь, в донецкой степи, фантастический вид.

Они доехали до окраинных домиков, застопорили машины и, соскочив с машин, рассыпались по сторонам; у машин осталось трое или четверо. Но не прошло и десяти минут, как все мотоциклисты один за другим вновь сели на машины и помчались в город.

Сережка потерял их из виду за домами в низине, но он знал, что, если они едут в центральную часть города, к парку, им не миновать хорошо видного отсюда подъема дороги за вторым переездом, и Сережка стал наблюдать за этим подъемом дороги. Четверо или пятеро мотоциклистов веером взнеслись на этот подъем, но не проследо-вали к парку, а свернули к той группе зданий на холме, где находились здания районного исполкома и «бешеного барина». Через несколько минут мотоциклисты промчались обратно к переезду, и Сережка вновь увидел весь отряд среди окраинных домов, - отряд возвращался на Верхнедуванную. Сережка пал ниц между кустами и уже не поднимал головы, пока отряд не промчался мимо него.

Он перебрался на поросший деревьями и кустами отрожек, выдвинутый в сторону Верхнедуванной, откуда видна была вся местность впереди. Здесь пролежал он несколько часов под деревом. Солнце, передвигавшееся по небу, вновь и вновь находило Сережку и начинало так припекать, что он все время уползал от него по кругу - за тенью.

Пчелы и шмели гудели в кустах, собирая июльского настоя нектар с поздних летних цветов и прозрачную липкую падь с листьев деревьев и кустарников, образуемую на обратной стороне листьев травяными тлями. От листвы и от травы, которая пышно разрослась здесь, в то время как на всем пространстве степи она уже сильно выгорела, тянуло свежестью. Иногда чуть-чуть повевал ветерок и шелестел листвою. Высоко-высоко в небе стояли мелкие курчавившиеся, очень яркие от солнца барашки облачков.

И такая истома сковывала все его члены, ложилась на сердце, что временами Сережка забывал, зачем он здесь. Тихие и чистые ощущения детских лет приходили ему на память, когда он так же, закрыв глаза, лежал в траве где-нибудь в степи, и солнце так же калило его тело, и так же гудели вокруг пчелы и шмели, и пахло горячей травой, и мир казался таким родным, прозрачным и вечным. И снова в ушах раздавался стрекот моторов, и он видел этих мотоциклистов в неестественно огромных очках, на фоне голубого неба, и он вдруг понимал, что никогда-никогда уже не вернутся тихие, чистые ощущения детских лет, эти ранние, неповторимые дуновения счастья. И у него то больно и сладко щемило на сердце, то все его существо снова захлестывало жесткой жаждой боя, кипевшей в его крови.

Солнце стояло уже после полудня, когда из-за дальнего холма снова высунулась по дороге длинная темная стрела и сразу густо взнялась пыль на горизонте. Это были опять мотоциклисты, их было много - длинная, нескончаемая колонна. За ними пошли машины, сотни, тысячи грузовых машин в колоннах, в промежутках между которыми двигались легковые машины командиров. Машины все выкатывались и выкатывались из-за холма. Длинная толстая, зеленая, отблескивающая на солнце чешуей змея извиваясь, все вытягивалась и вытягивалась из-за горизонта, голова ее была уже недалеко от того места, где лежал Сережка, а хвоста еще не видно было. Пыль валом стояла над шоссе, и рев моторов, казалось, заполнил все пространство между землей и небом.

Немцы шли в Краснодон. Сережка был первый, кто их увидел.

Скользящим движением как кошка, он не то прополз, не то проскочил, не то перелетел через езженую дорогу, потом через железную и бегом ударил вниз по балке, уже по другую сторону возвышенности, где его нельзя было увидеть с хода немецкой колонны за железнодорожной насыпью.

 

И вот Сергей уже стоит на свой родной улице, когда по ней 20 июля 1942 года немцы втягиваются в город, наблюдая за движущимися машинами, всматривается в лица обвешанных оружием солдат. «Матери показалось, что он наливался ненавистью. Не находившая себе места, она несколько раз окликала сына, просила его зайти в дом, «подальше от греха», но он только досадливо отмахивался. Потом вбежал в комнату - синяя футболка на его худенькой груди вздымалась от разгоряченного дыхания, - вспоминала сестра Надежда Алексеевна.

- Нет, с этим мириться нельзя!

Я спросила, что случилось. Он ответил:

- Разве ты не видишь, что делают эти варвары! Ты обрати внимание, какой у них бандитский вид. У каждого из них на шее болтается женский шарф или повязка. Подумаешь, получили трофеи и от кого же? От безоружных женщин! Ты посмотри, какими они чувствуют себя хозяевами, заходят в квартиры, забирают все, что им нравится. Они охотятся за курами, забирают яйца, масло и различные продукты. Они заставляют наших женщин приносить воду для их лошадей за 3 километра. Они уже успели развесить свои гнусные приказы».