Культура Руси во второй половине 13 - 16 вв.

 

В историко-культурном процессе XIII—XV вв. выделяются два периода. Первый (с 1240 г. до середины XIV в.) характеризуется заметным упадком во всех областях культуры в связи с монголо-татарским завоеванием и одновременной экспансией со стороны немецких, шведских, датских, венгерских, литовских и польских феодалов. Второй период (11-ая половина XIV —XV вв.) отмечен подъемом национального самосознания, возрождением русской культуры. Иноземные вторжения особенно пагубными оказались для южных и западных земель. Поэтому центр общественно-политической и культурной жизни постепенно сместился на северо-восток, где в силу ряда причин с середины XIV в. установилась гегемония Москвы. Именно Московскому княжеству было суждено, преодолевая феодальную раздробленность Руси, возглавить борьбу против Золотой Орды и к концу XV в. завершить оба процесса созданием единого и независимого государства.

Просвещение и накопление научных знаний. В эпоху средневековья распространение грамотности и знаний шло разными путями в княжеских дворцах, монастырях, торговых городах и в деревне. В то время, как в бесписьменной деревне знания о природе, человеке, устройстве мира, родной истории передавались молодому поколению из уст в уста в виде сельскохозяйственных примет, знахарских рецептов, сказок, эпической поэзии и т.п., просвещение в городах, монастырях и вотчинных замках основывалось на книгах. Судя по житийной литературе XIV — XV вв., обучение детей начиналось в возрасте 7 лет, сначала их учили чтению ("грамоте"), а затем письму. Новгородская былина о Василии Буслаеве так рассказывает об этом:

Церковная монополия на образование придавала ему преимущественно богословский характер. Найденные в Новгороде азбука XIII — XIV вв., вырезанная на небольшой можжевеловой дощечке, и учебные записи XIII в. мальчика Онфима свидетельствуют о применении слогового обучения чтению и письму. Многочисленные берестяные грамоты говорят, что русские горожане, в том числе и женщины, широко использовали свои знания как в деловой практике, так и в быту.

Несмотря на тяжесть монголо-татарского ига, в XIV —XV вв. на Руси развивалось книжное дело. Постепенная замена пергамена бумагой делала книги более доступными. К XV в. известно уже достаточно много библиотек. Хотя большинство книг того времени, очевидно, погибло в огне военных пожаров, в кострах церковной цензуры и т.п., от XIII—XIV вв. до нас дошло все же 583 рукописные книги. Говоря о распространении "книжной премудрости", надо иметь в виду коллективное использование средневековых книг. Чтение вслух тогда было широко распространено во всех странах и во всех слоях общества.

Математические познания в XIII —XV вв. не получили особого развития. Древнерусская цифровая система была крайне неудобной: для каждого разряда чисел (единиц, десятков, сотен) существовали особые буквенные обозначения; отсутствовало понятие нуля: дроби обозначались словесно (1/6 — "пол-трети"; 1/12— "пол-полтрети") и т.п. Все это затрудняло точные математические действия.

Космологические представления русские книжники черпали из христианской богословской литературы, трактовавшей вопросы мироздания весьма противоречиво. Среди сочинений такого рода в XIII — XIV вв. наиболее популярными были компилятивное дохристианское произведение "Книга Еноха" (II — 1 вв. до н.э.) и "Христианская топография" Космы Индикоплова (ок. 549 г.). Согласно "Книге Еноха", мир представляет собой землю и 7 небес над нею. На первом пребывают духи, ведающие дождем и снегом; второе является средоточием тьмы, прибежищем темных сил: третье — место отдыха Бога, рай: на четвертом небе расположены солнце, луна и звезды; на пятом—томятся в заключении падшие ангелы; на шестом —находятся духи, ведающие движением светил, сменой времен года и т.п.; седьмое небо — место постоянного пребывания Бога, окруженного высшими духами. В другом месте этой же книги дано совсем иное описание мира. Читателя, знакомого с противоречивой космогонией "Книги Еноха", окончательно могли сбить с толку не менее фантастические представления К. Индикоплова, описывавшего Землю в виде стола или прямоугольной доски и т.п. Большим шагом вперед явилось возрождение на Руси в начале XV в. античных представлений о мироздании. В сборнике "Странник со иными вещьми" (1412 г.) содержится прямое заявление о шарообразности Земли. Автор сопоставляет ее с яичным желтком, а небо и воздух — с белком и скорлупой. Рациональное осмысление природы мироздания было существенно затруднено влиянием религиозно-мистического мировоззрения.

С постепенным развитием торговли, восстановлением дипломатических связей, возрождением паломничества в XIV —XV вв. происходило расширение географического кругозора русских людей. К этому времени относится составление множества рукописных сборников, содержавших подлинные и подробные описания Царьграда, Пелестины, Западной Европы и других земель ("Сказание о святых местах о Костянтинеграде (Константинополе — Т.Б.)" Василия Калики, 1313 г.; "Странник Стефана Новгородца; "Сказание о пути от Царьграда к Иерусалиму", ок. 1349 г.: "О Египте, граде велицем (путешествие Мисюря Мунехина)", ок. 1493 г. и др.). Самым выдающимся памятником этого рода является "Хожение за три моря" Афанасия Никитина, совершившего в 1466— 1472 гг. небывалое путешествие по Волге и Каспию в Персию, а затем в Индию. Путевые заметки Никитина отличаются обстоятельностью и широтой кругозора, являются прекрасным источником знаний по географии, этнографии и социально-экономической жизни Индии XV в. и в этом превосходят краткие записки Васко да Гамы, португальского мореплавателя, совершившего три плавания в Индию (1497—1499 гг., 1502—1503гг.,1524г.).

Общественные идеи. Общественные идеи, связанные с осмыслением человека в мире и обществе, а также политические теории со времени утверждения христианства на Руси в основном укладывались в рамки религиозного мировоззрения. В XIV — нач. XV вв. Русь, восприняв в основном философско-богословские течения Византии, отставала от нее по уровню философского мышления. Если в Византии господствовали два главных идейных течения: победивший исихазм1 и побежденный рационализм, то на Руси ситуация была сложнее. Здесь взаимодействовали и противодействовали три течения философско-богословской мысли: православие в традиционном понимании, слабые ростки рационализма (в виде ересей) и исихазм. Ортодоксальной христианской идеологии всегда было присуще утверждение о доступности человеческим чувствам сверхъестественных явлений (Бог действовал на земле, являясь людям в видениях, через ангелов и святых, "явлением" икон, чудесными исцелениями и т.п.). Идеологи исихазма развили взгляды раннехристианских учителей церкви, открывая перед верующими возможность богопознания, духовного и даже телесного единения с Богом через восприятие божественной энергии. На Руси в середине XV в. это учение утверждалось в ожесточенной борьбе одновременно как способ индивидуального подвижничества (исихазм "келейного" уровня) и как новый стиль духовно-культурной жизни. Особенно трудно исихазм прививался на русской почве как система философского мышления, вступив в известное противоречие с косной практикой церковной жизни.

Учение о неизбежности конца мира и божественного суда над человечеством, эсхатология2 всегда занимало значительное место в христианском мировоззрении. Но в эпохи социальных потрясений эсхатологические идеи принимали форму реального ожидания второго пришествия Христа. Такой период переживала Русь в XIV — XV вв. Летопись конца XIV — нач. XV вв.— это хроника трагических событий (после победы 1380 г. на Куликовом поле— опустошительный набег Тохтамыша: в 1387 г. и последующие годы — мор в Смоленске: татары разграбили Нижний Новгород и т.п.). Поэтому интерес к эсхатологии в это время захватил практически все слои населения Руси. Но отношение к проблеме второго пришествия было весьма неоднородным. К первой группе относились представители церковной иерархии — активнейшие проповедники наступления "последних времен". Вторая группа, пассивно воспринимавшая страшные пророчества, многочисленна и разнородна в социальном отношении. Третью группу, очевидно, наиболее многолюдную, объединяла надежда на милость и всепрощение Божие. К четвертой относились еретики, с рационалистических позиций отрицавшие эсхатологическое учение.

В 70-е гг. XIV в. возникла в Новгороде, позже распространилась на Псков ересь стригольников (название связано, видимо, с обрядом пострижения в причетники). Широкий характер движения предопределил состав еретиков (горожане и низшее духовенство), возглавили его дьяки Карп и Никита (казнены в 1375 г. как еретики). Рационалистическая критика православной церкви велась стригольниками по двум направлениям: по вопросам богословской догматики (оспаривали божественное происхождение таинств священства, причащения, крещения, покаяния и др.) и по линии организационных основ церкви (отвергали церковную иерархию, выступали за предоставление мирянам права проповеди и за "дешевую" церковь—программа, предвосхищавшая требования Реформации). Изучение идеологии стригольников затруднено из-за отсутствия еретической литературы, полностью уничтоженной после подавления в конце XIV в. Отголоски этой ереси еще долго давали о себе знать, пока не слились с другим еретическим движением конца XV в.

Умонастроение эпохи, конечно, не исчерпывается этими идейными течениями, но в них как бы сфокусировались важнейшие жизненные представления русского человека XIV —XV вв., и именно они предопределили характер тех культурных сдвигов, которые произошли в историко-культурном npoцecce XIV –XV вв.

Фольклор и литература. Борьба против монголо-татар была главной темой фольклора второй половины XIII —XV вв., ей посвящены жанры как традиционные (былины, сказания), так и новые (историческая песня). К трагическим событиям 1237 г. обращены сказания о рязанском партизанском отряде Евпатия Коловрата и историческая песня об Авдотье-Рязаночке, возглавившей строительство новой Рязани. Тогда же возникла поэтическая легенда о невидимом граде Китеже, скрывающемся от несметных орд Батыя на дне озера Светлояр. О восстании 1327 г. в Твери против Чолхана, наместника ордынского хана, поется в песне о Щелкане Дудентьевиче. Победа на Ку-ликовом поле породила целую серию фольклорных произведений, влияние которых обнаруживается в литературных памятниках, посвященных этой теме.

Период XIII —XV вв. в русской литературе является переходным в движении от киевской литературы, отмеченной идейно-статистическим единством, к литературе будущего централизованного Московского государства. В литературном процессе этого времени можно выделить два основных этапа: XIII — XIV вв. и XV в. Первый начинается с битвы на Калке (1223 г.) и заканчивается победой на Куликовом поле (1380 г.). Литература этого периода характеризуется разнородными тенденциями. Ведущий жанр этого времени — воинская повесть, доминирующая тема — монголо-татарское нашествие. Поэтическим пафосом, фольклорными образами и сильным патриотическим чувством проникнуты "Повесть о разорении Рязани Батыем", "Слово о погибели Русской Земли", "Сказание о подвигах и житии великого князя Александра Невского" (житие, имеющее черты воинской повести), "Повесть о Шевкале", посвященная событиям 1327 г. в Твери и др.

Второй этап в развитии литературы начинается после победы на Куликовом поле и завершается присоединением к Москве Великого Новгорода, Твери и Пскова. В эти годы в общественной мысли и в литературе господствовала идея политического и культурного объединения русских земель, которая все более связывалась с Москвой. Московская литература, вбирая в себя областные стилистические тенденции, приобретала общерусский характер и занимала ведущее место. О роли национального самосознания свидетельствует как возрождение общерусского летописания в кон. XIV — нач. XV в., так и целый цикл произведений, различных по жанру и стилю, но единых по теме — все они посвящены исторической победе России над татарами (летописная повесть о Куликовской битве, "Сказание о Мамаевом побоище", "Задонщина" Софония Рязанца, стилистически близкая знаменитому "Слову о полку Игореве", и др.).

Проблема сильной централизованной власти, назревшая в XV в., способствовала распространению на Руси популярного среднеевропейского фольклорного повествовательного сюжета — "Сказания о Дракуле воеводе". Автор его русского варианта, очевидно, дьяк Ф. Курицын, оправдывал жестокость самодержавного правителя, полагая, что только сильная власть способна установить порядок в государстве.

Идея общерусского единства, возникнув в домонгольский период, усилилась в тяжелые годы монголо-татарского нашествия. В XV в. тему национально-освободительной борьбы оттесняла литература нового типа, отличавшаяся тематическим и стилевым разнообразием, более органичной связью с фольклором, стремлением к психологизму.

Зодчество. После монголо-татарского разорения русская архитектура переживала пору упадка и застоя. Монументальное строительство прекратилось на полстолетия, кадры строителей, по существу, были уничтожены, подорвана и техническая преемственность. Поэтому в конце XIII в. во многом приходилось начинать сначала. Строительство теперь сосредоточилось в двух основных районах: на северо-западе (Новгород и Псков) и в древней Владимирской земле (Москва и Тверь).

С конца XIII в. в новгородском зодчестве происходили важные изменения. На смену плинфе пришел местный волховский плитняк, который в сочетании с валунами и кирпичом формировал неповторимо пластичные силуэты новгородских построек. Из трех апсид осталась одна, что по-новому организовало алтарную часть. В результате, возник новый тип, соответствовавший вкусам и потребностям горожан (церкви Николы на Липне, 1345 г.; Спаса на Ковалеве, 1342 г. и Успения на Болотове, 1352 г.). Но лучшие памятники этого направления, отличающиеся богатством внешнего декора, созданы во 11-ой половине столетия (церкви Федора Стратилата на Ручью, 1360 — 1361 гг. и Спаса на Ильине, 1374 г.). В полюбившемся стиле работали новгородские зодчие и в начале XV в. (церковь Петра и Павла в Кожевниках, 1406 г.). Географическое положение Пскова, постоянная опасность нападения Ливонского ордена обусловили развитие здесь оборонного зодчества. В IV—XV вв. возведены каменные стены псковского детинца (Крома) и "Довмонтова города". К началу XVI в. общая протяженность крепостных стен Пскова составила 9 км. В 1330 г. вблизи города была построена крепость Изборск — одно из крупнейших сооружений Древней Руси, выдержавшее восемь немецких осад (!) и до сих пор поражающее своей неприступностью.

Псковские храмы небольших размеров возводили из местного камня и белили, чтобы известняк не выветривался (церкви Василия на горке, 1413 г.; Георгия со Взвоза, 1494 г. и др.). Архитектурный облик церквей оживлялся ассиметричными крыльцами, папертями, звонницами, которые -в целях экономии строились без собственного фундамента и возводились прямо над фасадом церкви, над папертью, даже над погребами (церковь Успения в Пароменье, 1521 г.). Вековые традиции, гибкость архитектурного мышления, практичность создали заслуженную славу псковским зодчим и позволили им в дальнейшем сделать весомый вклад в архитектуру единого Российского государства.

Первые каменные постройки в Московском Кремле, не сохранившиеся до наших дней, появились на рубеже XIII — XIV вв. (Кафедральный храм Успения Богородицы, 1326 г.). Во II-ой половине XIV в. напряженные отношения с Ордой и Литвой заставили князя Дмитрия Ивановича, прозванного впоследствии Донским, сосредоточить усилия на строительстве укреплений. Вскоре после постройки (1367 г.), белокаменный Кремль был испытан на прочность войсками литовского князя Ольгерда. В то же время было заложено и несколько каменных храмов (соборы Чудова и Симонова монастырей в Москве, Успенский в Коломне и др.). В "послекуликовский" период московского зодчества (рубеж XIV — XV вв.) каменное строительство приобрело большой размах. Церкви строились не только в Москве или Коломне, но и в Звенигороде, Дмитрове, Можайске. Дошедшие до нас постройки представляют новый тип одноглавого храма башнеообразной конструкции, поднятого на высоком цоколе: со сложным верхом, увенчанным ярусами килевидных закомар и кокошников, и вознесенным на высоком барабане куполом, с системой лестниц, ведущих к перспективным порталам (Троицкий собор Троице-Сергиева монастыря, 1422 — 1423 гг.; Спасский собор Спасо-Андроникова монастыря в Москве, 1425—1427 гг.).

Живопись. Живопись 11-ой половины XIII — XV вв. является естественным продолжением искусства домонгольской Руси. Но в результате нашествия художественные центры переместились с юга на север, в города, избежавшие разорения (Ростов, Ярославль, Новгород и Псков), где имелось много памятников старого искусства и сохранились живые носители культурных традиций. Длительная изоляция Руси от Византии, а также усилившаяся разобщенность русских земель подтолкнули рост областных тенденций в искусстве. В XIII в. произошла окончательная кристаллизация новгородской и ростовской школ живописи, а в XIV в. — тверской, псковской, московской и вологодской.

Эволюция живописи в XIII—XV вв. лучше всего прослеживается на новгородских памятниках, которых к тому же сохранилось больше, чем в других городах. В новгородской иконе рисунок становился графичнее, колорит строился на сочетании ярких контрастных цветов. Своеобразным "бунтом" против византийской традиции стали краснофонные иконы ("Святые Иоанн Лествичник, Георгий и Власий", ГРМ; "Спас на престоле с этимасией"3, ГТГ). Стилистические черты этих икон, идущие от самобытного народного искусства, яркие краски, орнаментальность, графическое построение формы, нашли классическое завершение в образе Николы Липенского (Новгородский музей).

XIV в. — время блестящего расцвета монументальной живописи Новгорода, большое влияние на развитие которой оказал великий византиец Феофан Грек (30-е гг. XIV в.—после 1405 г.), приехавший на Русь в 70-е гг. XIV в. В 1378 г. он расписал церковь Спаса на Ильине, фрески которой дошли до нас лишь частично. В куполе изображен Христос Пантократор (Вседержитель) в окружении архангелов и серафимов, сурово взирающий на верующих; Пророки — в барабане; Евхаристия4 и святители — в апсиде и др. Но и по сохранившимся фрагментам можно судить о живописной манере мастера: широкие удары кисти, уверенно положенные блики, преобладание красно-коричневых и желтых охр. Характерные черты художественного видения Феофана невозможно понять вне исихазма. Его святые как бы постоянно ощущают рядом присутствие божества. Резкие световые блики, ложащиеся на затененные участки тела, будто освещают святого божественным светом. Но не все в творчестве Феофана укладывается в рамки исихастской доктрины, например, его стремление подчеркнуть бесконечность расстояния, разделяющего Бога и человека. Фрески церкви Федора Стратилата, исполненные в конце 70-х — 80-х годов русскими мастерами, очевидно, прошедшими школу Феофана, стилистически близки фрескам церкви Спаса на Ильине. В XV в. в монументальной живописи все более усиливалось давление официально-церковного канона.

В XIV — XV вв. новгородская иконопись, в отличие от фрески, развивалась медленно. Почти все сохранившиеся) памятники отличаются архаичным стилем, восходящим к XIII в. К числу ранних икон, где уже оформляются черты местного стиля, относится икона "Отечество" (кон. XIV — нач. XV в., ГТГ), трактующая Троицу в "новозаветном" варианте — не в виде трех ангелов, а антропоморфно, когда Бог-отец — это убеленный сединами старец, Бог-сын — отрок, Дух святой — голубь. Более конкретная иконографическая форма понадобилась в Новгороде в то время, когда церковь вела борьбу с ересью, отвергавшей догмат Святой Троицы. В XV в. появился новый тип двух-трехчастной иконы, воспринимающейся как историческая картина. Икона 11-ой половины XV в, "Чудо от иконы Знамения пресвятой Богородицы" ("Битва суздальцев с новгородцами"), посвященная победе новгородцев над превосходящими силами противника в 1169 г., свидетельствует об известной свободе новгородских иконописцев, интересовавшихся историей не только священной, но и собственной.

По размаху и разветвленности московская живопись XIV —XV вв. не знала себе равных. Когда около 1390 г. из Новгорода в Москву приехал Феофан Грек, здесь уже сложилась самобытная художественная традиция. Именно это позволило московским живописцам избежать простого подражания великому мастеру, ставшему на рубеже XIV—XV вв. главной фигурой в художественной жизни Москвы. Под его руководством проходили основные художественные работы: росписи церкви Успения Богородицы, Архангельского и Благовещенского соборов Московского Кремля и др. Сохранился ряд великолепных икон, созданных в кругу Феофана. Лучшая из них — "Богоматерь Донская" из Успенского собора Коломны с "Успением Богородицы" на обороте (ГТГ). Наиболее достоверным творением самого Феофана в Москве считается 7 икон деисусного чина5 Благовещенского собора нач. XV в. ("Спас", "Богоматерь", "Иоанн Предтеча" и др). Глубокая одухотворенность, выразительный рисунок, звучный колорит придают деисусу Благовещенского собора значение одного из величайших произведений мирового искусства.

Иконостас Благовещенского собора — древнейший из дошедших до нас так называемых русских высоких иконостасов. До этого времени алтарь в русских храмах, как и в византийских, отделялся от молящихся только невысокой преградой. Новый иконостас, в становлении которого, очевидно, большую роль сыграли Феофан Грек, Андрей Рублев и их товарищи, представлял собой высокую стенку из нескольких рядов икон ("чинов"). В XVI в. в композицию иконостаса вошли деревянная резьба, богато украшенные оклады (ризы) для икон. В настоящее время иконостас включает в себя пять основных рядов: местный — с иконами, особо почитаемыми в данной местности, в том числе и храмовой (вторая справа от Царских Врат); деисусный, праздничный (включает иконы, посвященные, главным образом, двунадесятым праздникам, то есть двенадцати основным праздникам, установленным церковью в воспоминание о событиях из жизни Христа); пророческий (в центре — Богоматерь с младенцем) и праотеческий (в центре —Троица Новозаветная); венчает иконостас Распятие. В шестом, дополнительном ряду могут изображаться Страсти Христовы, Собор всех святых и пр. Так, в кон. XIV — XVI вв. сложился высокий иконостас — русское национальное явление, со своей иконографией, композицией и сложной символикой.

Первые семь икон праздничного ряда иконостаса Благовещенского собора традиционно связывают с именем величайшего художника Древней Руси Андрея Рублева (ок. 1360—ок. 1430 гг.), достоверных сведений о жизни и творчестве которого сохранилось немного. Первое летописное известие об Андрее Рублеве относится к 1405 г., когда сообщается о его участии совместно с Феофаном Греком и Прохором с Городца в росписи Кремлевского Благовещенского собора (1405 г.). Вторично его имя упомянуто в 1408 г. На этот раз художник вместе с Даниилом Черным расписывал Успенский собор во Владимире, из стенописи которого лучше всего сохранились сцены Страшного суда.

Эсхатологическая тема, вообще, занимала значительное место в творчестве русских средневековых художников. Но в ее интерпретации мастерами московской школы на рубеже XIV — XV вв. прослеживается просветленный мотив, наиболее заметный в искусстве А. Рублева, который трактовал страшный суд в духе русского исихазма — с нетрадиционным оптимизмом. Это соответствовало как общественным ожиданиям (надежда на всеобщее прощение, характерная для значительной массы верующих), так и мироощущению самого художника-мыслителя, отчасти увидевшего, а больше предугадавшего грядущий национальный подъем Руси. "Страшный суд" Андрея Рублева и Даниила Черного не внушает чувства страха и возмездия. Это не суд кары, а конечное торжество добра, апофеоз справедливости, выстраданной человечеством. В рамках традиционной иконографической схемы художники сумели создать новое художественное явление. Для Успенского собора они выполнили также небывало монументальный трехрядный иконостас высотой 6 м и состоящий иэ61 иконы, вчислелучших— "БогоматерьБладимирская".

В 1918 г. в дровяном сарае близ Успенского собора в Звенигороде были найдены три рублевские иконы, написанные, очевидно, в начале XV в. для деисусного чина (так называемый "Звенигородский чин", ГТГ). "Архангел Михаил" воплощает идеальную красоту юности, "Апостол Павел"—образ высокой духовной силы. Главная икона чина, наилучшее воплощение идеалов художника — "Спас", который не мстит и не карает, он скорбен и светел. Именно такой человеческий образ Христа-учителя был наиболее близок русским людям, независимо от их убеждений и социального положения.

Самое совершенное произведение Рублева — икона "Троица" (ГТГ), происходящая из Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря, была написана в 10-е или 20-е гг. XV в. Серьезно переосмыслив византийскую композицию, художник освободил икону от жанровых подробностей и сосредоточил все внимание на фигурах ангелов. Чаша с головою тельца на столе — символ искупительной жертвы Христа. Три ангела — это предвечный совет о послании Отцом Сына на страдание во имя спасения человечества. Изображенные Рублевым ангелы—едины, но не одинаковы. Их согласие достигается единым ритмом, круговым движением. Круг, с древности символизирующий гармонию, образован позами, движениями ангелов, соотносительностью их фигур. Таким образом, Рублеву удалось решить труднейшую творческую задачу, выразив две сложные богословские идеи о таинстве евхаристии и триединстве божества.

Содержание "Троицы" не ограничивается богословскими идеями. В XIV в. популярность культа Троицы на Руси была связана с конкретно-историческими условиями. В Святой Троице, как нераздельной, осуждалась раздробленность и проповедовалась соборность, а в Троице, как неслиянной, осуждалось иноземное иго и содержался призыв к освобождению.

Умер Андрей Рублев между 1427 и 1430 г. и похоронен в Спасо-Ан-дрониковом монастыре в Москве. Стиль московского мастера, глубоко национальный по своей сущности, отличающийся неповторимой индивидуальностью, надолго определил особенности не только московской школы живописи, но всей русской художественной культуры.

В XIV —XV вв. в тяжелейших условиях борьбы за национальное освобождение, в обстановке патриотического подъема происходило объединение Северо-Восточной Руси. Москва, политическая и религиозная столица поднимающегося единого Российского государства стала центром формирования великорусской народности. Рост народного самосознания, идея единства, тенденция к преодолению областнических тенденций в общественной мысли, литературе, искусстве — все это свидетельствовало о зарождении общерусской (великорусской) культуры.

 

Билет 16.