Лагерная правда человеческого существования в рассказах В. Шаламова.

2. Проза А.И.Солженицына и В.Т.Шаламова, одних из многочисленных мучеников не фашистских, а своих, советских лагерей, имеет одну принципиальную особенность – документальность, точность в описании действительности. Заявляя, что после двух мировых войн, революций, Колымы, Освенцима и Хиросимы читатель не может удовлетвориться старой русской прозой, В.Т.Шаламов ставит перед собой задачу создания “новой прозы”, более отвечающей духу времени. Эта “новая проза”, по его словам, должна сочетать документальную достоверность с эмоциональной убедительностью. В “новой прозе” нет места вымыслу, а приукрасить происходившее - значит обмануть, предать не только читателя, но и тех людей, чьи жизни были отняты несправедливым, жестоким государством. Писатели старались передать собственные ощущения с максимальной точностью. Как оказалось, сознание людей, безусловно, претерпевшее глобальные изменения, мировосприятие двух разных личностей, несмотря на прохождение во многом одинаковой “школы жизни”, не оставалось похожим даже в нечеловеческих условиях. Это доказывает многогранность человеческой личности, уникальность характера, индивидуальность восприятия окружающей действительности.

3. В произведениях А.И.Солженицына встречаются такого рода суждения: “Страшно подумать, что б я стал за писатель (а стал бы), если б меня не посадили”, “Был Божий указ, потому что лагерь направил меня наилучшим образом к моей главной теме”.

4. В автобиографичном романе “В круге первом” писатель объясняет благотворность тюрьмы, научившейся претворять зло через страдание в добро, избавившей сознание от сказок и мифов. “Откуда же лучше увидеть русскую революцию, чем сквозь решётки, вмурованные ею? Или где лучше узнать людей, чем здесь? И самого себя?”.

5. “Один день Ивана Денисовича” связан с одним из фактов биографии самого А.И.Солженицына - Экибастузским особым лагерем, где зимой 1950-51г.г. был создан этот рассказ. Известно, что в книге “Архипелаг ГУЛАГ” А.И.Солженицын не стал писать о колымских лагерях, сказав, что о них всё поведал В.Т.Шаламов. Однако для В.Т.Шаламова это не собственно “колымская”, а тема судьбы народа и каждого человека, то есть гуманистическая и экзистенциальная. На этом пути и возможно понять, что исследовал, что открывал Варлам Шаламов, в результате собственного адского опыта добравшийся до “донных элементов человеческой души”.

6. В основу прозы В.Шаламова лег страшный опыт лагерей: многочисленные смерти, муки голода и холода, бесконечные унижения. В отличие от А.Солженицына, который полагал, что такой опыт может быть положительным, облагораживающим, В.Шаламов убежден в обратном: он утверждает, что лагерь превращает человека в животное, в забитое, презренное существо: “Лагерь – отрицательная школа жизни целиком и полностью. Ничего полезного, нужного никто оттуда не вынесет, ни сам заключённый, ни его начальник, ни его охрана, ни невольные свидетели – инженеры, геологи, врачи – ни начальники, ни подчинённые” (“Красный крест”). По воспоминаниям Н.Я.Мандельштам, В.Шаламов, проведший в различных лагерях, в том числе на Колыме, 27 лет (с 1929г.), говорил, что “в таком лагере, как Иван Денисович, можно провести хоть всю жизнь. Это упорядоченный послевоенный лагерь, а совсем не ад Колымы”.

7. Правда В. Шаламова о человеке в лагере жестока: “Заключённый приучается там ненавидеть труд – ничему другому и не может он там научиться. Он обучается там лести, лганью, мелким и большим подлостям, становится эгоистом. Возвратившись на волю, он видит, что не только не вырос за время лагеря, но что интересы его сузились, стали бедными и грубыми. Моральные барьеры отодвинулись куда-то в сторону. Оказывается, можно делать подлости и всё же жить…, оказывается, человек, совершивший подлость, не умирает… Он чересчур высоко ценит свои страдания, забывая, что у каждого человека есть своё горе. К чужому горю он разучился относиться сочувственно – он просто его не понимает, не хочет понимать… Он приучается ненавидеть людей” (“Красный крест”). Смысл лагеря (как и любой организованной государственной преступности) в том и состоит, что он цинично меняет все социальные и моральные знаки на обратные. Другого смысла в лагере для политических нет, как бы они сами искренне ни заблуждались на этот счёт. Добро и зло – достаточно наивные категории, когда речь идёт о преступной, хорошо организованной системе.

8. Кто они – герои “новой прозы”? В рассказе А.И.Солженицына “Один день Ивана Денисовича” описываются сутки из жизни заключённого Щ-854, Ивана Денисовича Шухова, крестьянина-колхозника, представителя трудового народа, рассудительного, расторопного, трудолюбивого, незлобивого человека. Почему именно его сделал А.И.Солженицын героем рассказа? Происхождение Ивана Денисовича не играет решающей роли, ведь, в сущности, ГУЛАГ уравнивает в правах, а точнее в бесправии, всех заключённых. Шухов сохранил достоинство, он сумел в адских условиях, несмотря на обиду и несправедливость, остаться человеком, сохранив то, что на досмотре не отнимешь – ценности духовные. Шухов не просто главный герой рассказа, он ещё тот, чьими глазами автор показывает нам лагерь, автор как бы скрылся за Шуховым, предоставив ему право оценивать происходящее.

9. Герои “Колымских рассказов” В.Т.Шаламова – обычные в “прошлой”, долагерной жизни люди, вполне реальные, встреченные рассказчиком (а рассказчик – это сам Варлам Шаламов) в местах заключения, где ему довелось побывать Они утратили собственное прошлое, забыли его. Они, подобно Марусе Крюковой, даже готовы добровольно расстаться с жизнью, которую просто перестали ценить. Они уже мертвецы, потому что лишены всяких нравственных принципов, памяти, воли.

10. Каково художественное пространство рассказов? Художественное пространство рассказов – тесные камеры, нары, духота, холод на улице и в камерах. Для героев это стало привычным. У А.И.Солженицына в “Одном дне Ивана Денисовича” главный герой, как и многие другие, сумел “приспособиться”, кое-как устроить свой быт, место на нарах. У В.Т.Шаламова нет места даже подобию уюта: “Внизу был ледяной погреб, и те, чьи места были внизу, половину ночи простаивали у печки, обнимая её по очереди руками, - печка была чуть тёплая. Все спали в том, в чём работали, - в шапках, телогрейках…” (рассказ “Плотники”). Замкнутость пространства – постоянный и настойчивый мотив “Колымских рассказов”. Не то у А.И.Солженицына. Жизнь Шухова не ограничена лагерем, он вспоминает деревню, семью, войну. У Шаламова замкнутое пространство лагеря будто бездной отделено от всего мира: от материка, от семьи. Человек одинок, страшно одинок. “Шухов поднял голову на небо и ахнул: небо чистое, а солнышко почти к обеду поднялось”, - стоит отметить, что солнце лишь в рассказе у А.И.Солженицына остаётся небесным светилом, помощником работающих героев в определении времени суток. Солнце “Колымских рассказов”, “бледное, малокровное”, каким бы ярким и горячим оно ни являлось по временам, - всегда солнце мёртвых. Оно присутствует здесь не как естественный источник света и жизни для всех, а как некая второстепенная деталь, если и не принадлежащая смерти, то уж и к жизни не имеющая никакого отношения. Оно никогда не светит всем.

11. Как человек в лагере, сталкиваясь с законами “блатного” мира, мог выжить и остаться человеком?

12. Законы “блатного” мира, его нечеловеческая мораль отравляют своим “зловонным” дыханием молодежь — в этом видит В.Т.Шаламов одну из грозных опасностей, которую несет с собой эта антисоциальная категория блатарей, не способная к “перековке”. Шухов в “Одном дне Ивана Денисовича” существует как бы сам по себе, но он член 104-й бригады, о бригаде А.И.Солженицын пишет в рассказе неоднократно: “Вот это и есть бригада! Стрелял Павло из-под леса да на районы ночью налётывал – стал бы он тут горбить! А для бригадира – это дело другое!”. Образ бригады многослоен, он является примером сложной символики в рассказе. У Ивана Денисовича сохранились понятия о гордости и чести, поэтому он никогда не скатится до уровня Фетюкова, одного из заключённых. Шухов не выпрашивает, не унижается, он неплохо приспособился к существующим условиям: знает, как получить дополнительную порцию еды в столовой, завязал полезные знакомства, понял, что тот, “кто знает лагерную жизнь, всегда может подработать”: “К Шухову деньги приходили только от частной работы: тапочки сошьёшь из тряпок давальца – два рубля, телогрейку вылатаешь – тоже по уговору”. Вот мнение В.Т.Шаламова: “Именно блатной мир, его правила, этика и эстетика вносят растление в души всех людей лагеря – и заключённых, и начальников, и зрителей…”. Выстраданная лагерная мудрость отливается под пером писателя в четкие, лаконичные парадоксальные формулы: “В лагере нельзя разделить ни радость, ни горе. Радость — потому что слишком опасно. Горе — потому что бесполезно. Канонический, классический “ближний” не облегчит твою душу, а 40 раз продаст тебя начальству: за окурок или по своей должности стукача и сексота, а то и просто ни за что — по-русски”. Даже лежащий рядом человек не может ни согреться сам, ни согреть другого. Его тело не содержит тепла, а душа уже не различает, где правда, где ложь. И это различие человека уже не интересует. Исчезает всякая потребность в простом человеческом общении. “Я не знаю людей, которые спали рядом со мной. Я никогда не задавал им вопросов, и не потому, что следовал арабской пословице: “Не спрашивай, и тебе не будут лгать”. Мне было все равно — будут мне лгать или не будут, я был вне правды, вне лжи”, — пишет В.Т.Шаламов в рассказе “Сентенция”. В.Т.Шаламов ищет ответ на самый мучительный вопрос XX века – “как могли люди, воспитанные поколениями на гуманистической литературе, прийти… к Освенциму, к Колыме…

13. Каково представление заключённых о нравственных ценностях? Почему главной материальной ценностью стала еда? Окружающий мир в повести А.И.Солженицына наполнен своими проблемами, которые люди решают так же, как на воле заботились бы о чём-то другом. Главное – человек продолжает жить, а не существовать. Высокая степень приспособляемости героя (“Очень спешил Шухов, и всё же ответил прилично (помбригадир – тоже начальство, от него даже больше зависит, чем от начальника лагеря)”) не имеет ничего общего с приспособленчеством, униженностью, потерей человеческого достоинства. Это обычное, никем не осуждаемое явление, ведь Иван Денисович не делает это ради привилегий, не “стучит”, никого не предаёт, а потому совесть его чиста. В.Т.Шаламов так описывает состояние героя рассказа “Одиночный замер” Дугаева: “Последнее время он плохо спал, голод не давал хорошо спать. Сны снились особенно мучительные – буханки хлеба, дымящиеся жирные супы”, - опыт ГУЛАГА подтвердил, что так называемая переоценка ценностей – не сложное психологическое явление, а неминуемая участь каждого зэка. На самом деле, человеку, чтобы не умереть физически, нужна пища и сон, а до смерти духовной никому нет дела. Заключённый понял, что ради еды он способен на многое. В рассказе “Ночью” зэки Глебов и Багрецов при свете луны выкапывают труп с целью снять с мертвеца одежду: “Багрецов улыбался. Завтра они продадут бельё, променяют на хлеб, может быть, даже достанут немного табаку…”. Так о какой высокой морали может идти речь, когда от голода мутнеет сознание? Писатель пытается показать, что нравственные и физические силы человека не безграничны. По его мнению, одна из главных характеристик лагеря - растление. Расчеловечение, говорит Шаламов, начинается именно с физических мук - красной нитью проходит через его рассказы эта мысль.

14. Что помогает героям не потерять желание продолжать жизнь? В “Одном дне Ивана Денисовича” главный герой именно в работе находит смысл существования, она становится спасением от полного растления личности: “Шухов бойко управлялся. Работа – она как палка, конца в ней два: для людей делаешь – качество дай, для начальника делаешь – дай показуху”. Символичен и образ ТЭЦ, которую строят зэки. Во время кладки Шухов словно вырывается из неволи, он становится свободным в своём труде. Вот одно из писем В.Т.Шаламова А.И.Солженицыну по поводу рассказа “Один день Ивана Денисовича”: “Где этот чудный лагерь? Хоть бы годок там посидеть в своё время…” - это ироническое замечание В.Т.Шаламова – основа для рассмотрения других, совсем не “чудных” картин жизни. В.Т.Шаламов писал: “Те, кто восхваляет лагерный труд, ставятся мною на одну доску с теми, кто повесил на лагерных воротах слова “Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства””. “Нет ничего циничнее этой надписи, - категорически возражал В.Шаламов. “Лагерь был местом, где учили ненавидеть физический труд, ненавидеть труд вообще. Самой привилегированной группой лагерного населения были блатари – не для них ли труд был геройством и доблестью?”, “К честному труду в лагере призывают подлецы и те, которые нас бьют, калечат, съедают нашу пищу и заставляют работать живые скелеты – до самой смерти. Это выгодно им – этот “честный” труд. Они верят в его возможность ещё меньше, чем мы”, - утверждают герои рассказа Шаламова “Сухим пайком”, один из которых в конце повествования отрубает сам себе 4 пальца, чтобы лишить себя возможности работать, облегчить участь, спастись. На что только ни готов человек, помещенный в адские условия…

15. Как герои рассказов представляют себе будущее? Рассказ А.И.Солженицына “Один день Ивана Денисовича” завершается следующими словами: “Засыпал Шухов вполне удоволенный. На дню у него выдалось сегодня много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножёвкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся. Прошёл день, ничем не омрачённый, почти счастливый”. Главный герой подвёл итог ещё одного ничем от остальных не отличающихся дня. У заключённого, лишённого практически всего, что могло бы приносить счастье, всё же есть маленький повод порадоваться. А.И.Солженицын смог убедить читателей в том, что как бы ни старалось государство с помощью ГУЛАГа уничтожить человека как личность, морально подавить его, он продолжает верить, надеяться на лучшее. Что есть жизнь в рассказах В.Т.Шаламова? Что есть злоба? Что есть смерть? Что происходит? Когда сегодня человека меньше истязают, чем вчера, - ну хотя бы перестают ежедневно избивать и потому – только поэтому! – смерть отодвигается, и он переходит в иное существование, которому нет определения? Человек в нечеловеческих условиях - так можно обозначить сквозную тему “Колымских рассказов” В.Т.Шаламова. Попадая в лагерь, человек как бы теряет все, что связывает его с нормальной человеческой средой обитания, с прежним опытом, который теперь неприменим. Так у В.Т.Шаламова появляются понятия “первая жизнь” (долагерная) и “вторая жизнь” - жизнь в лагере. Вместо того, чтобы сразу указать читателю прямые ответы, счастливые выходы из бездны зла, Шаламов всё глубже и глубже помещает нас в замкнутый, потусторонний мир, в эту смерть.Похоже, что обречены все – все в стране, а может быть, даже в мире. Человек уже не принадлежит своей эпохе, современности – но одной только смерти. Всякая временная перспектива утрачивается, и это ещё один важнейший, постоянно повторяющийся мотив рассказов Шаламова. И еще одна, может быть, главная особенность ГУЛАГа: в лагере нет понятия вины, ибо здесь находятся жертвы беззакония. В колымском лагерном аду заключенные не знают своей вины, поэтому не ведают ни раскаяния, ни желания искупить свой грех.

16. Какова социальная и историческая роль лагерной литературы как документа эпохи? Лагерная жизнь не знала логики, и никакими логическими формулами невозможно было бы объяснить происходившее. В.Т.Шаламов говорил: “Я летописец собственной души. Не более”. Его рассказы – это лишь правда, правда встречи человека и мира, правда столкновения личности с государственной машиной, правда борьбы за себя, внутри себя и вне себя. Перед нашими глазами буквально вспыхивают ужасные картины советских лагерей, в которых процветали беззаконие, бесчеловечность, насилие над “своими”. Практически любой был бессилен, не мог ни юридически, ни физически защитить себя от государственной “машины”. Безвыходность положения и представление о масштабах пропасти, в которую летела огромная страна, легко делали пассивным любого, кто попал в лагерь. Да и о каком оптимизме и борьбе может идти речь, когда у человека отобрали всё, даже здоровье и желание этим самым человеком оставаться? Варлам Шаламов говорил: “Я не верю в литературу. Не верю в ее возможность по исправлению человека. Опыт гуманистической литературы привел к кровавым казням двадцатого столетия перед моими глазами. Я не верю в возможность что-нибудь предупредить, избавить от повторения. История повторяется. И любой расстрел 37-го года может быть повторен”. Сложно даже представить, сколько мужества, твёрдости, душевных сил потребовалось А.И.Солженицыну и героям его рассказов, чтобы даже в невообразимых, нечеловеческих условиях лагеря найти цель для продолжения жизни, не растерять ориентиров, и, более того, принять происходящее как возможность самосовершенствоваться, измениться в лучшую сторону: “Благословляю тебя, тюрьма, что ты была в моей жизни!”. Рассказать следующим поколениям о сути такого уникального явления во всей истории человечества, как ГУЛАГ, о причинах появления этой машины - значит для автора не просто сохранить память о прошедших через неё, но и предостеречь потомков.Обоим писателям судьба предоставила возможность побывать в самом настоящем аду. Одну и ту же цель преследовали оба автора, публикуя лагерную прозу, ибо не считали нужным молчать об этом страшном опыте.Почему В.Т.Шаламов упорно писал и писал о жизни заключённых, хотя сам же неоднократно подчеркивал, что лагерь — отрицательная школа для личности: “...человек не должен даже слышать о нем”?Почему так скрупулезно, детально пытался А.И.Солженицын изобразить жизнь заключённых в лагерной прозе, старался вспомнить каждую мелочь, вникнуть в причины происходившего в стране в 30–50-е годы и последствия этого ужасающего произвола? Дело в том, что писатели ощущали нравственную ответственность. Оценка тоталитарного государства и порождённого им ГУЛАГа и есть отрицание того вселенского зла, и есть его разрушение. Поразительно мужество художников, которые в той нечеловеческой обстановке сохранили силу и мощь духа, которые и проявились потом в их произведениях.Несмотря на наличие принципиальной разницы во мнениях Александра Солженицына и Варлама Шаламова, есть то единственное и, тем не менее, главное, что сближает лагерную прозу обоих писателей – желание сообщить миру правду. Что делать нам, следующим поколениям, с этой правдой? Конечно же, приложить все силы, чтобы исключить даже возможность появления узаконенного произвола, подобного тому, что испытали на себе миллионы репрессированных граждан считавшейся великой страны. Не принимать во внимание произведения лагерной прозы - значит закрыть глаза на один из ярчайших примеров вседозволенности государственного масштаба, мысленно допустить не просто существование подобного явления, но и теоретическую возможность его повторения.

 

Постмодернистская интерпретация «вечных» тем в романе А. Королева «Быть Босхом». Коллажность, ироничность повествования, образ автора. Черты реализма, мистики и фантасмагории. Спор о добре и зле и его традиция.

"Быть Босхом" Анатолия Королева - цепь автобиографических эпизодов из жизни лейтенанта Анатолия К., филолога, присланного после университета служить на Урал в наказание за причастность к кругу диссидентов. Лейтенант пишет роман о художнике Босхе с говорящим заглавием "Корабль дураков". Оказавшись в аду Советской Армии, он берется за написание романа о средневековом художнике Босхе, который часто рисовал мучения грешников. Жизнь героя постепенно раздваивается: днем он лейтенант в лагере для заключенных солдат на Урале, ночью - юноша в брабантском Хертогенбосе. Днем - следователь, ночью - подмастерье Босха.

Жесткость, зверство, человеконенавистничество, карьеризм и предательство практически всего руководства лагеря. О каком исправлении может идти речь? Моральное и часто физическое унижение и подавление солдат. Со всем этим приходилось сталкиваться каждый день молодому лейтенанту А. Королеву.

Вокруг него - убийства, изнасилования, тупость среднего начальства, жестокость мелкого начальства, а он знай себе пишет роман... о Босхе. Поскольку о Босхе почти ничего не известно, то воендознаватель не держит Пегаса за копыта. Такое придумывает про Босха и его фантасмагории - Эдгар По курит, Гофман отдыхает. Время от времени интеллигент очухивается от игры воображения и принимается себя корить: ну что же я за дерьмо такое? Вокруг меня настоящие, подлинные страдания, а я тут всякие инфернальности про позднее средневековье выдумываю. "Кто пожалеет этих баб и этот народ жалостью XIX века? - думаю я сейчас и тогда. - Где художник, который кинется рисовать "Прачек" или тройку детей, тянущих вдоль монастырской стены обледеневшую бочку воды на салазках? Где "Кочегар" или "Смерть переселенца"? Где столовые для голодных, которые построил граф Толстой, где лечебницы, открытые на деньги разночинца Чехова? Кто напишет зэков за решеткой вагона с сочувствием Ярошенко? Почему ты спятил на Босхе и Джойсе, лейтенант? Один твой дед - алтайский шахтер, другой - уральский крестьянин..."

Поупрекав себя за социальное бессердечие, лейтенант вновь принимается за роман о Босхе, потом сталкивается с очередной армейско-тюремной тупостью, идиотизмом, жестокостью, опять корит себя за примиренческое отношение к свинцовым мерзостям окружающей действительности, и... все начинается сызнова. Ей-ей, совсем недурная книжка с настоящим мучительным, "черным" комизмом, внятным для всякого современного думающего интеллигента.

Попытка исследовать жизнь и творчество голландского живописца XV – начала XVI века Иеронима Босха. Фома Аквинский имел полное право повторить стоиков: мир лежит во зле. И Босх разделял это умозаключение. Ему была открыта бездна пылающего ада. Живопись Босха – это летопись его мистических озарений, где все подвергнуто самой иезуитской шифровке. Каждая его картина – эпизод его сатирической мессы, тайнопись какого-то огромного горького знания. Как же! Он спорил с самим Творцом, сомневался в каждой букве Книги Бытия и Святых Евангелий. В его видениях дьявол говорил Босху, зачем создан человек. С единственной целью – сотворить Зло, которое не с руки сотворить Богу, потому что Зло единственное, что Ему не под силу из-за своей Божьей природы. И это нашло свое отражение в знаменитых картинах «Корабль дураков», «Пляска Смерти, или Аллегория Страшного Суда». Книгу о Босхе и сочинял молодой лейтенант Королев во время службы в лагере. Чередование сцен ужасов на картинах Босха и событий в Бишкильском лагере составляет основу романа.

Роман Анатолия Королева «Быть Босхом», а точнее – «роман с биографией». Он цепляет за струны интереса и представляет собой крепкий, композиционно выверенный накат, по которому удобно ехать чтением – к финалу. Это биографическое повествование, возвращающее читателя в самое начало советских 70-х. Композиционно «Быть Босхом» – это чередование стройбатовских историй с главами из упомянутого «Корабля дураков», который и создавался во время службы в уральской воинской части 00140. Взаимно корреспондирующее, само собой, чередование. О Босхе историческом известно мало, поэтому все «босховские» главы – это достаточно красивая метафорически искривленная псевдореальность. И там, и в 00140 – ад. Автор берет на себя иеронимовскую функцию живописания всего хтонического, что он увидел в дисбате. Филологический навык пригодился. Реализм в этом случае оказывается сильнее литературных фильтров, и, к примеру, история о гермафродите, заразившем всех армейских зека триппером, просто вытесняет некоторые авторские стилистические излишества. В остальном все в этом романе на месте: характеры, реалии, мысли. Более всего примечательна на фоне общей исповедальности романа своеобразная интроверсивность автора-героя. Т. е. он не целиком проявлен в повествовании, он частично скрывает сам себя.

Подобно персонажам знаменитой босховской картины, в сомнительное плавание на утлой посудине отправились почти все, кто окружает героя, - начальство, закрывающее глаза на пытки штрафников, но готовое посадить под арест офицера, случайно ранившего полковничьего любимца-спаниеля, никому не нужные и потому кровно заинтересованные в антисоветчиках гэбэшники, да, в общем, и вся родная Советская армия, весь КГБ. Жутковатые подробности из жизни дисбата озаряются неверным светом инфернальных картин художника, но один ужас не объяснить другим. И роман о Босхе остается неокончен. А финал романа "Быть Босхом " остается открытым - служба подошла к концу, и лейтенант ликует. Лишь всеведущий автор знает, что радость освобождения и преждевременна, и напрасна. Век свободы не видать.

Билет № 11