Вечные» проблемы человеческого бытия власти и свободы выбора в исторических пьесах Э. Радзинского.

Как сказал русский философ Сергей Булгаков "Зло есть состояние мира, но не его суть". Трагическое произведение Эдварда Радзинского "Театр времен Нерона и Сенеки" поистине называют "пищей для ума".

Причудливые диалоги между учителем Сенекой и его учеником Нероном, наполнены глубокими философскими изречениями великого римского мыслителя и яростно-безумными циничными выпадами и выходками кровавого диктатора. Все это происходит в самом сердце Рима - величественном Колизее. Именно здесь по замыслу Нерона разыгрывается "последняя антреприза жизни" Сенеки. В этом спектакле говорится о многом - о жизни и смерти, верности и предательстве, правде и лжи, личности и обществе. Здесь же происходит страшное - проливается кровь, разврат не знает границ, человеческое достоинство втаптывается в грязь, жизнь и смерть меняются местами, как карнавальными масками. Но главная задача Нерона - режиссера не выполнена. Ему не удается сломить и унизить Сенеку. Философ, верящий в любовь и добро, не отступает от своей веры. Он предпочитает смерть унижению и не изменяет своим нравственным идеалам. Смертельный словесный поединок - пьеса-молния от Эдварда Радзинского рекомендована тем, кто ищет в искусстве не только развлечения но, прежде всего мудрости и познания.

Среди героев Радзинского лишь немногие познают эту Истину, и живут, находясь в согласии с ней. Большая часть героев отходит от истинного пути, бежит от Истины, но Она беспощадна. Она рано или поздно настигает героев Радзинского. Истина, по мнению автора, заключается в том, что нужно любить людей, потому что без любви сердце превратиться в льдинку. Это понимает Сенека в финале пьесы «Театр времен Нерона и Сенеки». И поэтому он впервые в жизни кричит: «Я учил тебя любви». Но Нерон ответит ему: «Любовь это солнце, а ты ледяной старик».Сенека, величайший моралист, воспитал величайшего убийцу. Почему же так получилось? И Радзинский отвечает на этот вопрос своей пьесой. В Сенеке не было Любви, он не познал Истины, в Нероне он видел лишь орудие своей будущей Власти! Он не заметил в маленьком мальчике человека. Он молча одобрял убийства.… Так что же должно было получиться в итоге?

Они знают, что, отрекаясь от себя ради жизни, они ничего не добьются. Например, Сенека отрекся от себя, залез в бочку Диогена, пытаясь спастись. Но, увы, это не помогло ему. Нерон, увидев там Сенеку, поджег бочку, испокойно смотрел, как она догорает. Отрекшись от себя, Сенека так и не смог спастись.

Свобода подлинная и свобода мнимая… Что значит свобода для «властителей дум» Эдварда Радзинского: Свободны ли они или это только видимость? О свободе все произведения Э.Радзинского, но особенно интересна в этом плате пьеса «Лунин, или смерть Жака». Луни пишет свою исповедь, назвав ее «исповедь слуги Жака, записанная в присутствии Хозяина». Он пишет: «по рождению в стране рабов я заслужил прозвище «слуга Жак». Ведь и хозяин у нас в России всегда один». Но был ли он слугой? Или все же он был свободным, несмотря на то, что родился в стране, где нет свободы и что он сидит в тюрьме. Он человек «с сердцем, с чувствами, со страстями», для которого «свобода есть естественное состояние». Нет, Лунин не слуга, он свободный человек, сам избравший свою судьбу, Хозяин, сообщив Лунину о заговоре, приглашает его на охоту, надеясь, что тот убежит, ибо «слуге должно убегать от гнева Хозяина». Но Лунин как свободный человек сам избирает свою судьбу: он не убегает, он выбирает каторгу, тюрьму, зная, что «мог избежать, но избрал, сам». В этой пьесе появился образ Хозяина, беспощадного к своим рабам, образ тирана и деспота. Так на чем держится Российская империя? Империей правит страх, всеобщий, всепоглощающий. Общество развращено рабством, все поклоняются одному Хозяину. Даже заговорщики выдавали друг друга, ибо рождены и выросли в стране рабов, где всё за тебя давно решено, и ведь как просто жить, когда за тебя думают и решают. Все они были слугами, преданно любившими Хозяина. Но Лунин – другой: «с рождения во мне был убит раб. С рождения я сладостно ненавидел Хозяина. Хозяин всегда знал, что у него всегда есть слуга Жак… А Жак всегда знал, что у него нет Хозяина». Но он был лишь один из немногих, страна молчала. И Хозяин понял, что «с человеком можно сделать все, что общества нет в стране, а есть власть беспощадная, всемогущая». Хозяин открыл закон всех тиранов, известный еще Нерону: Если страной правит страх, то общества не существует, существуют лишь слуги, рабски преданные своему хозяину

104 страницы про любовь - Пьеса (1964)

В молодежном кафе «Комета» поэт читает стихи. Председатель общественного совета кафе пытается устроить обсуждение. Девушка-посетительница хвалит стихи. Для сидящего неподалеку парня это становится поводом для знакомства. Девушку зовут Наташа. Парень представляется как Евдокимов. Он понимает, что нравится Наташе.

На следующий день они опять идут в «Комету». Ночью, выйдя из кафе, пытаются поймать такси для Наташи. Она стюардесса, и утром ей надо на самолет. Евдокимов уговаривает девушку зайти к нему, вызвать такси по телефону. Он наконец-то называет свое имя: Электрон. Наташа уходит от Евдокимова только утром. Они договариваются о встрече. Лишь после ее ухода Евдокимов замечает записку. Наташа пишет, что встречаться больше не надо. Евдокимов работает в НИИ. Его сослуживцы и сверстники — Владик и Галя Острецовы. Они влюблены друг в друга. Галя звонит Владику под видом «незнакомки». Руководитель группы Семенов дает разрешение на опыт, разработанный Евдокимовым.

Штурман Лева Карцев неравнодушен к Наташе, но она не дает ему надежды на взаимность. Наташа знает, что другая стюардесса, Ира, любит Леву. Наташа встречается с Евдокимовым. Они идут в зоопарк. И снова Наташа остается у него ночевать. А наутро, когда она возвращается домой, мать выгоняет ее. Наташина подруга, парикмахерша Лилька, зовет ее жить к себе, но Наташа не соглашается. Лилька беременна и хочет назвать ребенка Электроном. Опыт Евдокимова будет проводиться на днях. Там же, в НИИ, работает Феликс — Наташина «первая любовь». Он сообщает Электрону, что мать выгнала Наташу из дома. Евдокимову нельзя отлучаться от работы, но у него «горит» свидание с Наташей. И он уходит, несмотря на недовольство Семенова. А Наташа в это время в Ташкенте. Им не дают вылета. Она звонит Евдокимову из гостиничного номера. Рядом спит Ира. Карцев заходит поговорить с Наташей, но она твердо дает ему понять, что не любит его. Ира, конечно же, все слышала. Узнав о чувствах Карцева к Наташе, она не может скрыть обиды на подругу, ревности. Наташа не сердится. Она рассказывает Ире историю своей жизни. Наташа подозревает, что она всего лишь «развлечение» для Евдокимова.

В гостях у Евдокимова Наташа говорит, что изменила ему в Ташкенте. Они решают расстаться. Евдокимов провожает девушку «в последний раз», но в метро она намекает ему, что соврала, говоря об измене. Евдокимов раскаивается, что поспешил поверить ей. Наташа оскорблена, но все-таки прощает его. Вместе они идут в ресторан. Евдокимов провожает Наташу к самолету. Семенов освободил Галю Острецову от опыта. Но она ездила на «Альфу» за режимами и обнаружила, что предстоящий опыт очень опасный. Галя уговаривает Евдокимова не брать на опыт Владика. Евдокимов вспоминает, что Галя раньше любила его, но испугалась, что «дело может зайти далеко». Он упрекает Галю в излишней рассудочности. Накануне проведения опыта Владик устраивает вечеринку. Приходит Евдокимов и Наташа, потом еще один знакомый, Петя Гальперин, и Феликс. Феликс просит Евдокимова, чтобы он принял его к себе в отдел, но тот отказывает. Феликс рассказывает о своих жизненных неудачах. Евдокимову его не жалко: он считает, что все произошло по собственной вине Феликса. Когда Феликс уходит, Наташа обвиняет Евдокимова в неумении жалеть людей. Они ссорятся, и Наташа уходит.

Евдокимов дома. Он собирается на опыт. С юга возвращается его мать и отчим. Когда Евдокимов спускается вниз, то обнаруживает, что Наташа ждала его в парадном. Он уезжает на «Альфу», а ей надо лететь в Брюссель. Они договариваются о встрече. Опыт прошел удачно. Евдокимов счастлив. Он и Владик стоят у метро «Динамо», ожидая Наташу. Впервые Евдокимов купил для нее цветы. Приходит Ира. Она объясняет, что на самолете, где летела Наташа, «что-то загорелось». Наташа «выпускала пассажиров и не успела...». После этого, рассказывает Ира, Наташа жила еще два часа. Она просила передать Евдокимову, что «главное — это выдержка». Ира уходит. Евдокимов и Владик до самого утра неподвижно сидят на скамейке. Расклейщица заклеивает старые афиши, оставляя только одну: стюардесса с поднятой рукой.

 

2. Мемуарно-художественное начало в поздней прозе Ю. Нагибина («Тьма в конце туннеля»). Исторические события эпохи сквозь призму субъективного восприятия. «Вечные» вопросы русского сознания.

Полный смысл заголовка повести “Тьма в конце туннеля” формируется постепенно, в связи с чем и может быть осознан во всём объёме не только в своей материально закрепленной, упреждающей текст позиции, а только и исключительно на выходе из этого текста. Заголовок может выполнить свое назначение в двух вариантах: заглавие- символ и заглавие- цитата. Символика слова “тьма” весьма противоречива: это не только невежество, зло, но это ещё и зарождающаяся жизнь- тьма Земли, из которой прорастает семя. Тьма предшествует свету, как смерть предшествует возрождению. Нагибин как бы предлагает потенциальному читателю своей повести сделать выбор между тьмой и светом, для этого писатель вводит в заглавие своего произведения ещё один символ “туннель”, который можно сравнить либо с лабиринтом, либо с пещерой и проход через этот лабиринт символизирует собой переход через смерть к возрождению.

Нагибин конкретизирует цвет с помощью сравнений- тьма сравнивается со светом, а человеческий разум с лабиринтом. Необходимо лишь найти выход к свету, пускай даже через тьму невежества и предрассудков.

Концовка литературного произведения- это заключительный эпизод или описание последней фазы развертывания фабулы (сюжета), концовка- это своеобразная “точка” текста. Нагибин предлагает выход, цитируя известные библейские строки, но поддержит ли автора его потенциальный читатель?) объясняется не только авторским желанием заставить читателя думать о том, что буде с героем дальше, вместе с ним решать наболевшие вопросы времени, но и тем, что Нагибин понимает, насколько труден первый шаг из лабиринта тьмы к свету.

Сюжетной канвой повести “Тьма в конце туннеля” стал автобиографический парадокс (многие произведения Нагибина автобиографичны): всю жизнь герой повести Петр Калитин прожил, считая себя наполовину евреем, и вдруг он узнает о том, что его настоящим отцом был другой человек- русский, расстрелянный за участие в крестьянском восстании.

Попытка героя дожить оставшееся ему время “без комплексов”, сознавая себя исконно русским человеком, была обречена на провал, ибо герой повести, как и герой библейской легенды “Вечный Жид”, так и не нашел покоя своему разуму, который требовал от Петра Калитина ответа на вопрос - почему все это с ним произошло?

Нагибин использует в своей повести “Тьма в конце туннеля” библейские сюжеты о “Вечном Жиде” и о “Вавилонском столпотворении”. Эти сюжеты подкреплены устойчивым мотивом - это мотив дороги, который семантически неоднозначен. Это и символ пути внутреннего развития Петра Калитина; посредством мотива дороги выражается концепция исторического пути русского народа. Сюжет и фабула в повести совпадают. Несмотря на то, что сюжет повести обнаруживает и впрямую воссоздает жизненные противоречия главного героя, в повести событийный ряд как бы уходит в подтекст, изображение событий уступает место воссозданию впечатлений, раздумий и переживаний Петра Калитина.

Нагибина интересует не столько сосредоточенность главного героя на своих частных, локальных целях (установление своей национальной принадлежности), сколько само состояние человеческого мира в его сложности, многоплановости и неизбывной, устойчивой конфликтности. Петр Калитин, обретя новый облик, соотносит себя с окружающей его дисгармоничной реальностью как ее звено и участник, он сосредоточен на задачах познания мира и своего места в нем, стремясь обрести согласие с самим собой и приблизиться к нравственному совершенству.

Нагибин находится как бы над автобиографическим материалом, что и показано в композиции повести. Петр Калитин уже в прологе произведения узнает разгадку своей тайны. Композиция отчасти несет в себе разрешение того напряжения, которое было присуще всем событиям, происходившим в жизни главного героя, но при этом автор столь сильно и эмоционально (вот почему отчасти) переживает за своего героя, что не может оставить читателя равнодушным. Нагибин утверждал, что “читатель не любит, чтобы ему не доверяли, подсовывали готовые решения, что он сам хочет в тишине своего сердца пережить прочитанное.

НАГИБИН, ЮРИЙ МАРКОВИЧ (1920–1994), русский писатель и сценарист. Родился 3 апреля 1920 в Москве. Еще накануне его появления на свет отец, Кирилл Александрович, был расстрелян как участник белогвардейского восстания в Курской губернии. Он успел «завещать» беременную жену Ксению Алексеевну другу Марку Левенталю, который усыновил Юрия. Лишь в зрелые годы тот узнал, кто его настоящий отец. Марк Левенталь вскоре был тоже репрессирован (сослан). Вторым отчимом стал Яков Рыкачев, оказавшийся первым литературным учителем, сумевшим пробудить вкус к словесному творчеству. В 1938 Нагибин окончил школу с отличием и поступил в Московский медицинский институт. Интереса к врачебному делу у него не возникает, и он переходит учиться на сценарный факультет ВГИКа. Окончить институт не удалось. В начале войны институт эвакуировали в Алма-Ату, а Нагибин был призван в армию и осенью 1941 отправлен на Волховский фронт в отдел политуправления. Незадолго до войны успел опубликовать в журнале свои первые рассказы Двойная ошибка («Огонек», 1940, № 11) и Кнут («Московский альманах», 1941, № 2). В 1942 Нагибин – в должности «инструктора-литератора» на Воронежском фронте. В том же году вступил в Союз писателей СССР. В его фронтовые обязанности входит разбор вражеских документов, выпуск пропагандистских листовок, ведение радиопередач. На фронте был дважды контужен, по выздоровлению комиссован по состоянию здоровья. Работал военным корреспондентом газеты «Труд». Фронтовой опыт воплощен в рассказах, собранных в сборники Человек с фронта (1943), Большое сердце, Две силы (оба –1944), Зерно жизни (1948). В конце 1940-х – начале 1950-х подружился с Андреем Платоновым (1899–1951). В результате, как он позже вспоминал в Автобиографии, «целый период моей литературной учебы состоял в том, что отчим вытравлял Платонова из моих фраз». Авторская известность приходит к Нагибину в начале 1950-х. Рассказы Трубка (1952). Зимний дуб и Комаров (1953), Четунов (1954), Ночной гость (1955) оказались «добро замеченными читателями». Рассказы Хазарский орнамент и

Свет в окне, опубликованные в рожденном «оттепелью» альманахе «Литературная Москва» (1956, № 2), вызвали гневный окрик в партийной печати (наряду с Рычагами Александра Яшина). Однако буквально год спустя в «Библиотечке „Огонька“» появились рассказы, препарированные по законам

соцреализма, и Нагибина «реабилитировали». Как отмечает Юрий Кувалдин, «ему постоянно приходилось балансировать на грани диссидентства и правоверности». Большинство рассказов Нагибина, объединенные общей темой, «сквозными» героями и образом повествующего, складываются в циклы – военный, «охотничий», историко-биографический, цикл путевых рассказов. Долгие годы автор рассматривался преимущественно как новеллист, стремящийся «сказать в малом о большом». Для военных рассказов характерен поиск собственной индивидуальной авторской манеры. Среди лучших из них, включенных писателем в свое последнее, оплаченное им самим 11-томное собрание сочинений, – На Хортице, Связист Васильев (под названием Линия впервые был напечатан в газете «Красная Звезда» в 1942), Переводчик (1945), Ваганов (1946). Военный материал был также использован в повестях Путь на передний край (1957), Павлик (1959), Далеко от войны (1964). Раскрытие военных будней и героизма простого солдата становится все более психологически углубленным и драматичным, появляется тонкость и рельефность в контурах характеров. Особенно выделяется среди произведений этой тематики повесть Павлик, герой которой преодолевает в себе страх смерти с помощью разума. За десятилетие с 1954 по 1964 сложился «Охотничий» цикл боле чем из 20 рассказов. Своим рождением они обязаны пейзажам Мещеры и окрестностей Плещеева озера. В них заметно влияние классической литературной традиции, восходящей к тургеневским Запискам охотника. Повествование здесь ведется от первого лица: Ночной гость, Погоня (1962), Мещерская сторона, Молодожен (1964). Нагибин здесь – тонкий художник природного мира и испытатель человеческих характеров в природной среде. При этом во взаимоотношениях человека и природы рассматривается как социально-нравственная, так и экологическая стороны. «Охотничьи» рассказы подготовили почву для деревенской темы. В дело пошли материалы и наблюдения послевоенных журналистских лет, когда писались очерки о колхозной жизни для «Правды», «Труда», «Социалистического земледелия», «Смены». В итоге родилась повесть Страницы жизни Трубникова (1962), ставшая исторически самым «звездным» часом Нагибина. Именно эта повесть послужила сценарной основой для поставленного режиссером Алексеем Салтыковым фильма Председатель (1964). Этот фильм стал событием, вызвавшим

прорыв в общественном сознании тех лет. За столкновениями Егора Трубникова, образ которого ярко воплощен впервые столь масштабно раскрывшимся актерским мастерством Михаила Ульянова, и Семена Силуянова, людей страстных и одержимых своими идеями, зрители прочитывали столкновение противоположных жизненных принципов, двух систем взглядов – общественной и индивидуалистической. Творчество Нагибина органично вписывалось в набиравшие в 1950–1960-е силу

тенденции «деревенской» прозы. Однако сам писатель попытался сразу же повторить кинематографический успех, предложив проект нового фильма Директор. В заявке автор прямо сообщал, что в свое время волею судьбы он вошел в семью одного из основоположников отечественного автомобилестроения, бывшего революционного матроса и чекиста, партийного выдвиженца Ивана Лихачева, женившись на его дочери. Сюжетной основой, таким образом, стала насыщенная биография тестя (бурный роман с женой которого, то есть с собственной тещей, будет откровенно описан позже). Драматизм процесса съемок не был оправдан художественным результатом. Во время работы над первым варианта фильма Директор погиб известный актер Евгений Урбанский. Отснятый после большого перерыва второй вариант фильма запомнился разве что тем, что дал путевку в творческую жизнь актеру Николаю Губенко. Однако Нагибин продолжал писать доходные в то время сценарии. По его сценарной обработке повести Владимира Арсеньева, в частности, японский режиссер Акира Куросава снял фильм Дерсу Узала, отмеченный «Оскаром» (к огорчению сценариста, только за режиссуру). Всего в его сценарном активе более 30 фильмов – Бабье царство, Девочка и эхо, Самый медленный поезд, Чайковский, Красная палатка (где пришлось в последний момент оперативно вводить «лирическую» линию для Клаудио Кардинале, бывшей в то время близкой подругой фильма), Загадка Кальмана, знаменитая трилогия о гардемаринах и др. Писатель Нагибин не ограничился «деревенской» и «производственной» темами. Появляются вполне «городские» автобиографические циклы, составившие книги Чистые пруды (1962), Книгу детства (1968–1975) и Переулки моего детства (1971). Он обращается здесь к истокам формирования духовного облика своего лирического героя Сережи Ракитина и его поколения. Не только фоном, но и своеобразным «героем» цикла становится образ самой Москвы с ее городским бытом и нравами. Тема Москвы развивалась в многочисленных последующих публицистических статьях, собранных в книге Москва… как много в этом звуке (1987). Успех же книг Нагибина в целом в эти годы объясняется волнующей лирической исповедальностью, естественной искренностью интонаций, легкостью и ясностью слога, богатой метафоричностью, оригинальной ритмической структурой повествования с обязательным финальным аккордом, в котором давалась морально-этическая оценка рассказанной истории. В 1970-е его привлекает тема творчества как такового на современном и историко-культурном материале в цикле Вечные спутники (1972–1979). «Героями» таких художественных «микроэпопей» стали протопоп Аввакум, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Чайковский, Рахманинов, И.Анненский и другие великие личности. Особой оригинальностью эти произведения не отличаются. Как признавался сам писатель, полное знание материала не приближало, а

отталкивало его от намеченной задачи. Творческий полет возникал лишь когда память отряхивала груз сковывающих воображение фактов. Для воссоздания «духовного пейзажа» требовалась прежде всего опора на «первовидения», «память зрения и чувства». Отсюда обвинения в субъективизме и авторском произволе. Среди устойчивых тем Нагибина, по разному варьировавшихся на протяжении

всего его творческого пути, – яркая и разнообразная любовь, а также драматизм несостоявшегося или упущенного счастья. Писал ли он реалистическую вещь или сказку, но в отношениях мужчины и женщины у Нагибина сложилась устойчивая расстановка характеров: он всегда раним и беззащитен, до самоубийства включительно, она всегда сильнее и устойчивей в этом мире. Светлую, с легкими ностальгическими мотивами прозу Нагибина в начале 1980-х сменила трагическая напряженность, большая злободневность и острота, склонность к социально-философским отступлениям. Неожиданностью стали его сатира с фарсом и пародией, а также эротика. Рассказы синего лягушонка – это исповедь «лягушки с человеческой памятью и тоской», которая осталась у него превратилась в постчеловеческом бытии в грациозную косулю). Критика осудила новую прозу писателя за «отсутствие нравственной определенности». Вадим Кардин обнаружил у него «беспомощность перед иронически посмеивающимся словом, которое вырвалось из-под его власти». В последние годы жизни «синий лягушонок» не то чтобы в очередной раз сменил шкуру, но полностью вывернул себя наизнанку. Он сдемонстративным, не свободным от шутовского самолюбования самообнажением показал самые «потаенные» страницы своей биографии. Он воссоздал историю жизни отца и своего отношения к нему – Встань и иди (1987), вспомнил первую любовь – Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя (1994), описал роман с тещей – Моя золотая теща (1994), оставил крайне пессимистическую повесть-завещание Тьма в конце туннеля. Посмертно опубликованный Дневник (1995) полон крайней откровенностью и однозначно нелицеприятными оценками своего окружения.

Умер Ю.Нагибин в Москве 17 июня 1994. Именно последние произведения продолжают вызывать интерес у современного читателя, а критики порой продолжают ломать копья вокруг Нагиина. В «нагибиноборчестве» замечены Виктор Топоров и Александр Солженицын, тогда как Юрий Кувалдин пытается осуществить своеобразную приватизацию на право объективных оценок его творчества.

 

Билет № 21