Бхикшуни лакшми и практика поста авалокитешвары

В отличие от других матерей-основательниц, бхикшуни Лакш-ми выступает как культурная героиня. Она ввела очень попу­лярную аскетическую практику для мирян, которая сохраняет свое значение в тибетском буддизме во всех географических мес--'х его распространения и среди последователей всех его школ.

Живя в тибетской буддийской общине, то и дело обязательно слышишь, что те или иные люди, чаще большими группами, выполняют практику поста бхикшуни Лакшми. Произведения искусства, которые изображают ее медитирующей у ног Авало-китешвары, можно встретить и в домах тибетцев, и в храмах. Бхикшуни Лакшми известна больше других матерей-основатель­ниц, вероятно, потому, что ее практика — не такая эзотеричес­кая, а значит, более открытая, а также потому, что ее часто выдвигают в качестве примера, когда объясняют ее практику.

Бхикшуни Лакшми (тиб. гелонгма Палмо: dge-slong-ma dPal-mo), кашмирская царевна, жившая в конце X или XI века, создала эту широко распространившуюся практику поста, на собственном опыте пройдя через смертельную болезнь, изгна­ние собственной религиозной общиной и исцеление духовной практикой. Юная Лакшми была наделена чувствительной, спо­собной к сопереживанию душой; и когда она узнала, что жи­вотных — например ягнят, которых она особенно любила, — убивают ради еды, пришла в такой ужас, что решила порвать все узы, соединявшие ее с мирской жизнью. Несмотря на про­тест родителей, царевна приняла полные монашеские обеты и стала бхикшуни, а затем ученицей тантрического гуру. Лакш­ми достигла чрезвычайного искусства в ведении логических диспутов, и поэтому ее гуру велел ей участвовать в диспутах с ведущими философами и тантрическими учеными того време­ни. Победив их одного за другим, Лакшми стала настоятельни­цей монастыря и исполняла эту должность многие годы, пока не заразилась проказой. Тогда монахини прогнали свою насто­ятельницу и безжалостно оставили ее умирать в лесу, а соглас­но одному из вариантов этой истории, сделали это потому, что обвинили ее в неисполнении обязанностей.

Измученная болезнью, Лакшми не могла даже идти: она доползла до пещеры и там упала, из последних сил воззвав к Авалокитешваре, будде сострадания. Авалокитешвара внял ее молитвам и, явившись ей в ослепительно белом, тысячеруком облике, дал сосуд с влагой, утоляющей любую жажду и все нужды живых существ. По одному из вариантов этой истории, он возлил чистую воду на всё ее тело, мгновенно вылечив от проказы; по другому же, — дал ей целебные пилюли, и че­рез три дня от болезни не осталось и следа.

На этом необычайном исцелении чудеса не закончились.

Монахиня вознеслась вместе с Авалокитешварой в небесный мир, где танцевала в облаках с прекрасными дакинями. В довершение ее мистического путешествия будда сострадания от­крыл ей практику поста и дал наставление учить ему всех — в том числе и мирян — как мощному методу очищения и накоп­ления заслуг. Тем временем помощница настоятельницы реши­ла, что та умерла в лесу, и пошла взглянуть на ее кости. Бхик­шуни Лакшми вышла из пещеры в полном здравии и рассказала всё, что с ней произошло. Помощница предложила возвратить­ся в монастырь и рассказать монахам о практике поста. Всё еще огорченная тем, как с ней там обошлись, Лакшми возрази­ла: «В этот монастырь? Да я туда даже писать не пойду!» Однако сострадание возобладало; обе женщины отправились в монастырь и стали учить новой практике, которую восприняли те, кто всё еще почитал свою настоятельницу, и отвергли те, кто был ей враждебен. Затем две женщины отправились в путь и учили новой практике поста в Индии и Тибете.

Практика поста (санскр. упошана: uposana; тиб. ньюнгнэ: smyung-gnas) кашмирских монахинь стала важной практикой для монахов, монахинь, а также и мирян. Ее практикуют по всему гималайскому региону и везде, куда пришел тибетский буддизм, в том числе в Америке, в Европе, на Тайване и во всех других местах проживания тибетской диаспоры, как ти­бетцы, так и другие жители этих стран, обратившиеся в буд­дизм. Она представляет собой важное событие в ряду ежегод­ных ритуалов тибетского буддизма, и, кроме ежегодного ее выполнения в шестой лунный месяц, к ней можно прибегать в любое время. В религиозной жизни непальских шерпов она за­нимает столь важное место, что Шерри Ортнер посвящает ри­туалу поста главу в своем этнографическом исследовании этих гималайских буддистов. Она отмечает уникальную роль ри­ала поста в религии шерпов, поскольку он посвящен исключительно духовному спасению, а не мирским благам, а также потому, что он обращен непосредственно к главному божеству, не к местному богу или охранителю-посреднику. Ортнер кже считает ритуал поста «самым ортодоксальным» из всех уалов шерпов, который воплощает в себе классические буд ие идеалы аскетизма, отречения, накопления заслуг и приложения усилий, направленных на обретение личного осво­бождения. Она замечает, что в жизни шерпов ньюнгнэ — это главная возможность накопить заслуги, и делает вывод, что для шерпов ритуал поста — «самый яркий и добродетельный» способ выразить и углубить религиозную преданность.

Суть практики поста — в полном воздержании от пищи и питья в сочетании с простираниями, молитвами и повторением мантр. Кроме того, мирянин может обрить голову, ходить босым и отказаться от изделий из кожи. Тем самым мирянам предоставляется случай претерпеть испытания монашеской жиз­ни, а монахам — на некоторое время усилить суровость своего аскетизма. Обычная продолжительность ритуала составляет от двух до четырех дней, хотя эту практику можно применять повторно, в некоторых случаях — на протяжении нескольких месяцев. Окончание ритуала и возвращение к обычной жиз­ни отмечают пиршеством.

Поскольку Будда Шакьямуни перед просветлением едва не умер от длительного поста, первоначально пост не входил в буд­дийскую практику, но в конце концов нашел дорогу в круг ритуалов, считающихся Махаяне способом проявления благочес­тия. В VII веке китайский паломник Сюань-цзян сообщал о прак­тике поста, которую проводили перед знаменитой статуей Ава­локитешвары, чтобы обрести видение этого будды. Упомянутая статуя находилась в одном из кашмирских монастырей. Сле­довательно, этот вид религиозного обряда, сочетающий приме­нение аскетизма и визуализацию, мог иметь отношение к преды­стории целительного видения Авалокитешвары, которое получила бхикшуни Лакшми, однако ее практика поста — не просто ви­доизменение практики Махаяны. В дополнение к классической для Махаяны медитации анусмрити (anusmrti), в которой дости­гается видение божества, система бхикшуни Лакшми подразуме­вает отождествление практикующего с Авалокитешварой в чисто тантрическом процессе визуализации себя как божества (атмот патти: atmotpatti). Если подобные практики действительно про­цветали ранее в Кашмире, заслуга бхикшуни Лакшми в том, что она создала жизненную связь между руслом кашмирского буд­дизма Махаяны с его аскетизмом и ритуалами почитания бо­жеств и морем тибетского буддизма, в который несли свои воды все реки буддизма индийского.

Ритуал поста, введенный бхикшуни Лакшми, практикуется всеми школами тибетского буддизма. Широкая известность двух из ее первых последователей — Ринчена Сангпо и Атиши как основателей тибетского буддизма способствовала выжива­нию этой практики в Тибете. Бхикшуни Лакшми написала ру­ководство с наставлениями по визуализации, но на протяжении столетий были написаны и другие руководства по той же са­мой, по сути, практике, но незначительно отличающиеся, как это было в Тибете и с другими активными традициями. В наше время обычно используются такие главные тексты по медита­ции, как Траши кункъяб (ЪКга shis кип khyab; «Всеобъемлющая благодатность»), написанный Кэнченом Траши Одсером (mKhan-chen bKra-shis Od-zer); Дигдриб намчжонг (sDigsgrib mam sbyong; «Очищение от грехов и скверн»), составленный Шученом Цул-тримом Ринченом (Zhu-chen Tshul-khrims Rin-chen); и руковод­ство Пятого Далай-ламы.

Бхикшуни Лакшми написала хвалу Авалокитешваре, кото­рую весьма почитают и по многу часов, сопровождая чтением простирания, произносят ежедневно в ходе ритуала, независи­мо от того, практику какого божества выполняют. Ее поэтичес­кие описания Авалокитешвары искрятся живостью прямого об­щения с ним в ее видении, создавая ощущение, что облик этого божества близко знаком. Она рисует картину того, как полу­чила учение в небесном дворце, используя метафоры, которые передают лучезарность и неземную красоту своего целительно­го видения:

Лик твой сияет великолепием полной луны;

Разрез твоих очей, подобных лепесткам лотоса,

утонченно изогнут.

Благоуханный и белоснежный, как раковина,

Держишь сверкающие четки из безупречных жемчужин.

Тебя украшает чудный розовый отблеск зари;

Словно лотосовое озеро, руки твои источают нектар.

Юный, белый, как осеннее облако,

С бесчисленными драгоценностями, ниспадающими с плеч.

Ладони твои мягки и прохладны, словно нежные листья...

Твой пупок гладок, как лепесток лотоса.

Источник вечного блаженства, ты исцеляешь старость и недуги.

Нетрудно представить, какое настроение благоговения создает этот гимн и как он помогает верующим вызвать в своем созна­нии живой образ Владыки сострадания.

Бхикшуни Лакшми, у которой свежи в памяти воспомина­ния о впечатляющем отклике Авалокитешвары на ее молитву, обещает, что «каждый, мужчина или женщина», кто, встав на заре, произносит эту «возвышенную хвалу», думая о величии Авалокитешвары, сумеет достичь своих целей в этой и буду­щих жизнях. Возможно, имея в виду то место в «Сутре лото­са», где этот будда являет себя в женском облике, когда в этом есть потребность, она восхваляет Авалокитешвару за то, что иногда он принимает образ женщины:

Подобная луне мать всех будд,

Принимающая облик прекрасной богини...

Пустотный по природе, ты [восстаешь] из пустоты

В образе женщины

И тем усмиряешь живых существ.

Облик, в котором Авалокитешвара явил себя перед кашмирской настоятельницей, — одно из самых распространенных изобра­жений тибетской буддийской иконописи. Как излюбленное бо­жество и средоточие духовных устремлений, эта форма Авало­китешвары часто встречается на тибетских живописных свитках, в скульптурных изображениях и на храмовых фресках. Его можно узнать по одиннадцати головам, тысяче рук и характер­ным предметам в восьми главных руках: четкам, колесу Дхар­мы, а также по жесту даяния (варада-мудра: varada-mudra)—с правой стороны; золотому лотосу, луку со стрелой и сосуду для посвящения — с левой стороны и, кроме того, по паре рук, сло­женных у сердца в мудру анджали (anjall), в которых он, как в чаше, держит исполняющую желания драгоценность просветле­ния. Цвета голов, положения рук, предметы и значение симво­лов, которые он держит в руках, описываются в созданном бхик­шуни Лакшми руководстве по медитации и других произведениях. В иконографических справочниках эта форма Авалокитешвары, когда ее сопровождают дополнительные фи­гуры, связывается с именем бхикшуни Лакшми, хотя ее роль в популяризации этого образа известна не всем. Тем не менее, эту кашмирскую монахиню, как его главную почитательницу, иногда изображают блаженно медитирующей у его ног. Повто­ряя его жест, сложив у сердца ладони чашей, она держит испол­няющую желания драгоценность, что символизирует ее близкую связь с буддой сострадания и ее роль первооткрыва-тельницы практики поста, полученной как откровение свыше.

МАТЕРИ «ОТЦОВ-ОСНОВАТЕЛЕЙ»

В анналах разных школ, в духовных жизнеописаниях, а так­же в индийских и тибетских исторических произведениях мы постоянно встречаем одни и те же мужские фигуры основопо­ложников буддийской Тантры, однако не менее блестящие ма­тери-основательницы, как те, с которыми мы познакомились на предыдущих страницах, вовсе не купаются в лучах славы, подобно своим соратникам-мужчинам, а подчас и вовсе почти преданы забвению — чего не произошло только благодаря при­сутствию достаточных свидетельств, позволяющих историку заново ознакомиться с этими деятельницами. Признанные «ос­новоположники» — это те, кого признали таковыми их исто­рические преемники. Их имена запечатлены в историях линий передач, в колофонах книг и в литературе жизнеописаний. Среди выдающихся отцов Тантры мы находим такие имена, как Сараха, Канха, Вирупа, Луипа, Тилопа, Камбала, Майт-рипа, Падмаваджра, а в школе ньингма еще и Падмасамбхава. Обо всех этих фигурах основоположников имеется очень мало сведений подлинно исторического характера. Доступные биографические материалы вызывают много вопросов каса­тельно их подлинности, хронологии и дат жизни. Так, напри­мер, невозможно узнать, во времена какого из представителей династии Пала жил Сараха и не был ли на самом деле образ Сарахи собирательным или же это был один человек, биогра­фия которого была расширена популярными историями о под­вигах этого тантрического йогина или приукрашена искусством сказителя. Однако полулегендарный характер первоисточни­ков ничуть не мешает данному исследованию, поскольку в этой главе ставится задача изучить историю традиции в том аспекте, как она понимает и представляет себя сама. Материал, ка­сающийся основоположниц, имеет ту же историографическую ценность, что и информация об основоположниках. И для муж­ских, и для женских образов тантрической литературы в рав­ной степени верно, что, если данная фигура и не соответствует историческому персонажу, тем не менее, она олицетворяет ти­пичного представителя тантрических кругов или собиратель­ный образ, в котором воплотились деяния и приключения не­скольких людей.

В соответствии со своей гипотезой о том, что женщины внес­ли большой вклад в развитие практик буддийской Тантры, ее теории и иконографии, в данной работе я исследую биографии различных фигур основоположников, чтобы определить, были ли у кого-либо из них учителя-женщины или соратницы, в тесном содружестве с которыми они развивали свои тантричес­кие учения. Мой метод заключается в том, что в криминалис­тике называют принципом шерше ля фам, согласно которому, отыскивая причину или корень какого-то события, необходимо «искать женщину». Задача — подвергнуть сомнению существу­ющую картину тантрического движения как результата исклю­чительно мужского творчества, рассмотрев, не стоят ли у его истоков женщины.

Одним из самых выдающихся основоположников буддий­ской тантры является йогин Сараха, бывший индуистский жрец и ученый. Тантрические песни Сарахи (доха: doha) почитаются авторитетными источниками традиции Махамудры, которые на­шли свое выражение в афористичной поэтической форме. Са­раха также — родоначальник линии передачи Чакрасамвара-тантры, а Таранатха называет его основателем Ануттарайога-тантры. Когда Сараха был еще индуистским жрецом и носил имя Рахула (Rahula), он с юных лет проявлял большие умственные способности и усердно предавался наукам, заучивая Веды и овладевая многими иными премудростями, пока не обратился в буддизм и не стал монахом. Жизнь Сара­хи круто изменилась, когда он, преступив монашеские обеты, поддался на уговоры девушек выпить пива. Когда у него, в радостном опьянении, голова пошла кругом, ему явился бодхисаттва и велел разыскать одаренную мистическими силами женщину, которая живет в городе и занимается изготовлением стрел, предсказав при этом, что благодаря их встрече множе­ство людей получат пользу.

Не сомневаясь в подлинности этого пророчества, Сараха от­правился на базарную площадь. Среди ремесленниц, изготовля­ющих стрелы, он заметил женщину, которая делала стрелы с осмотрительностью и искусностью, говорившими о глубоком ме­дитативном сосредоточении. Полностью поглощенная своей за­дачей, она ни разу не подняла глаз и не отвлеклась, рассекая древко, вставляя наконечник, прикрепляя перья и проверяя пря­мизну готовой стрелы. Сараха попытался завязать с пей разговор, задав какой-то пустой вопрос, но ответ ее был далек от пустословия: «Смысл учения Будды можно понять не через слова и книги, а через символы и действия». Мгновенно поняв, что нашел достойного учителя, Сараха сбросил монашес­кие одежды и стал преданным учеником этой йогини. Изготови­те льница стрел стала его учителем и тантрической спутницей. Как говорит Таранатха, она научила его смыслу вещей, каковы они есть, и дала возможность узреть реальность как она есть. Сараха стал знаменит тем, что выразил свои духовные прозре­ния в стихах, наделенных остротой и лаконичностью, которым научила его Йогини-Изготовительница Стрел.

Йогини объяснила Сарахе, что существуют отношения, не основанные на обычной привязанности. Его восхищение ее просветленностью не знает границ:

Поступки этой йогини несравненны.

Истребляя домохозяина,

Она блистает просветленным самосовершенством.

Вне страсти и отсутствия страсти,

Пребывая вне ее самой, ее ум уничтожен,

Такой я видел йогини.

Ты ешь и пьешь, Думаешь, что придет в голову.

За пределами ума и непостижимо Это чудо йогини.

Здесь солнце и луна становятся неотличимы,

В ней создаются три мира.

Совершенство ума и цельность просветленной

спонтанности — Такова эта йогини.

Став ревностным почитателем изготовительницы стрел, бывший жрец и монах всю оставшуюся жизнь прожил со своей настав­ницей и спутницей в горной келье, зарабатывая на жизнь изго­товлением стрел. Сараха сделал своим именем название касты своей спутницы и стал жить как тантрический практик, что подразумевало и выполнение ритуала поста в местах сожжения трупов. Когда Сараху ругали за открыто непристойное поведе­ние, в свое оправдание он выражал свои мистические достиже­ния в поэтической форме (доха) и проявлял сверхъестествен­ные способности, что в средневековой Индии было излюбленным способом противостояния враждебности толпы. Выходит, что в случае с Сарахой — безусловно, одним из величайших в ис­тории основоположников буддийской Тантры — у отца-осно вате ля была духовная мать, изготовительница стрел, которая, несмотря на свою низкую касту и презренное занятие, была существом духовно утонченным, глубоким и просветленным.

Гхантапа (Ghantapa), Луипа и Канха считаются главными отцами-основателями традиции Чакрасамвары. Они обрели со вершенство в ее практике, создали авторитетные комментарии и системы медитации. Однако, если поинтересоваться пред шественниками этих основоположников, мы обнаружим, что Гхантапа получил два посвящения Чакрасамвары: одно от Да рики (мужчины), а другое — от Сахаджайогиничинты (жен шины).128 Сахаджайогиничинта была философом, но несмотря на это зарабатывала на жизнь пастьбой свиней. От нее же Гхаи тапа получил исключительно эзотерические наставления о том, как достичь освобождения благодаря страсти.129 Получив эти наставления в Уддияне, он отправился на восток, в Ориссу, и провел там много лет, живя в лесу и практикуя со своей духом ной спутницей, дочерью куртизанки, кармическая связь с которой у него продолжалась уже несколько жизней. Таким образом, одимн из учителей, от которого Гхантапа получил посвящение и самые высокие практики Тантры была женщиной

В биографии Луипы не говорится, от кого он получил посвя­щение Чакрасамвары, но большинство упоминаемых в ней учи­телей - женщины: дакини, от которых он получил наставления в Ъодхгае; женщины в Уддияне, устроившие пиршество на котором он получил посвящение Ваджраварахи; и дакини — хозяйка постоялого двора, чья резкая отповедь привела его на берег реки, чтобы, питаясь рыбьими внутренностями, развивать недвойственное понимание. Даже свое имя Луипа получил от женщины, рыбачки, наблюдавшей, как он на берегу реки ест рыбьи кишки. Также имеется указание, что Луипа получил посвящение от Шавари. Поскольку двумя гуру Шавари были женщины — Падмалочана и Джняналочана, — которые учили совместно с ним (как это видно из биографии Майтрипы), впол­не возможно, что Луипа получил объединенные наставления этих, живших в горах, учителей. Таким образом, из традиционных источников ясно, что среди учителей таких основоположников, как Гхантапа и Луипа, тоже были женщины.

Главным учителем Канхи был Джаланхари, получивший тантрические наставления от йогини Лакшминкары, а также от Камбалы (Kambala), о котором речь пойдет ниже. Кроме того что Канха занимает важное место в системе Чакрасамвары, он считается первооткрывателем Сампутатилака-тантры (Samputatilaka-tantra), краткой тантры из категории наиболее эзо­терических. Однако из его жизнеописания видно, что он полу­чил ее от кого-то еще. Учитель Канхи, Джаландхари, послал его на поиски дакини по имени Бхадри, дабы он получил от нее священные тексты и учения. Канха нашел женщину, кото­рая жила в ветхой хижине, и не поверил, когда она назвалась именем Бхадри, а потому продолжил свои поиски. Через два дня блужданий ноги снова привели его к ее порогу; тогда он понял свою ошибку и, простершись у ее ног, попросил дать текст и посвящение. Бхадри предвидела, что, исполнив просьбу Канхи, она принесет пользу множеству людей, а потому дала ему посвящение, наставления и разъяснения по поводу тонких вопросов практики. Хотя при первой встрече с Бхадри видение Канхи было затуманено и он счел ее просто обычной женщиной из жалкой лачуги, которая, по его мнению, никак не могла быть разыскиваемым учителем, — на этот раз его видение очи­стилось. И, когда Бхадри даровала посвящение, хижина пред­ставилась ему дворцом, а сиденье хозяйки — величественным престолом. Итак, мы снова видим, что у «отца-основателя» была духовная мать.

Еще один значительный основоположник — Камбала, маха-сиддха из Ориссы, который распространял учения Чакрасамвары и другие ключевые учения, такие как Хеваджра-тантра, сре­ди первых последователей буддийской Тантры. Духовной ма­терью Камбалы была его родная мать — тантрическая дакини. Благодаря пророческому дару она предвидела весь его духов­ный путь и побуждала сначала отречься от престола и стать монахом, потом — оставить монастырь и удалиться в лес, а в конце — отказаться от монашеской рясы и стать тантрическим йогином. Она сама дала сыну посвящение и учения Чакрасамва­ры, и поэтому логично предположить, что два его сочинения на эту тему отражают учения его гуру — собственной матери. Учения, которые Камбала получил от своей матери, в свою оче­редь получил Индрабхути (Indrabhuti),139 чьи многочисленные со­чинения по системе Чакрасамвары, вполне вероятно, тоже долж­ны отражать влияние ее учений, пусть даже они анонимно и органично слились с контекстом Тантры. В свете того, что это посвящение и учение исходят от женщины, представляется зако­номерным вопрос: чьи же учения излагаются в этих текстах? Принадлежат эти учения мужчинам или женщинам? Если в тек­сте излагается учение женщины, то мужское авторство — то есть имя мужчины, которое стоит в колофоне, — само по себе нельзя принять за очевидное доказательство того, что данный текст яв­ляет собой чисто мужское творчество, как это нередко утвержда­ется в тантрических текстах.

Падмаваджра — один из главных отцов-основателей буд­дийской Тантры, особенно знаменитый как «автор» Хеваджра-тантры, то есть как тот, кто записал текст этого откровения, — хотя эту заслугу он разделяет с Камбалой. Падмаваджра жил в Уддияне и был признанным ученым и искусным орато­ром, но отправился на поиски Анангаваджры (Anafigavajra) — свинопаса и тантрического гуру. Когда Падмаваджра пришел на его скотный двор, то был целиком зачарован женщиной, которую там увидел. Она выполняла свою грязную работу как практику медитативного сосредоточения; все ее движения были грациозны и говорили о большой духовной глубине. Она при­няла Падмаваджру в духовные ученики и дала ему учения о том, как обрести духовное блаженство с помощью проявления страсти. Ее дочь стала духовной спутницей Падмаваджры и отправилась с ним в столицу, где их отношения принесли им дурную славу, в то время как тантрические практики дали магические силы и просветление. В данном случае мы опять таки на жизненном пути «отца основателя» видим присутствие духовной матери.

Вирупа, йогин, у которого представление о религиозной нравственности заключалось в том, чтобы выполнять практику медитации в винной лавке за дюжиной чашек вина, важен как индийский основатель сакьяпы, одной из школ тибетского буд­дизма, в которой имеются свои характерные Путь и Плод (тиб. ламдрэ: lam-'bras) духовной практики, начиная с философии Махаяны и заканчивая тантрическими учениями по Хеваджра-тантре. Согласно официальной сакьяпинской версии его био­графии, он получил тантрические учения и посвящения непос­редственно от будды Найратмьи, которая изображается с телом синего цвета, при этом нет никаких упоминаний о гуру-лю­дях. Однако, согласно «Синим летописям», Вирупа получил по крайней мере одно посвящение от гуру-человека, поскольку посвящение в практику Обезглавленной Ваджрайогини дала ему ее основательница, Лакшминкара, а затем он передал эту практику своим ученикам, которые распространили ее в Непа­ле и Тибете. Следовательно, и в случае Вирупы мы находим духовную мать.

Вместе с Наропой и Майтрипой Тилопа (конец X - начало XI вв.) является основателем школы кагью. Эти индийские отцы-основатели передали свои учения тибетским учителям Марпе, Миларэпе и Гампопе еще до того, как школа кагью разветви­лась на разные линии. Всю духовную жизнь Тилопы на ран­нем этапе направляла женщина, которая обратила его в буд­дизм, посоветовав изучать буддийскую литературу и философию и выбрав для него гуру — Сарьяпу (Saryapa) и Матанги (Matangi), — а под конец сама дала ему посвящение и учения Чакрасамвара-тантры. Эта дакини продолжала на­блюдать за духовным развитием Тилопы, когда он, покинув монастырь, стал учиться у других гуру и выполнять тантричес­кие практики в месте сожжения трупов. Поняв, что Тилопа созрел для полного просветления, она послала его в один город в Бенгалии, чтобы он нашел женщину по имени Варима (Barima), и велела ему работать на нее, когда разыщет. Барима была дакини и бодхисаттвой, а дабы освобождать живых существ, вела жизнь куртизанки. Весь город был насыщен ее духовным присутствием и давал наилучшее окружение для зак­лючительного этапа пути к просветлению Тилопы, который занимался там тем, что днем трудился дробильщиком кунжута, а ночью — слугой куртизанки.

В дальнейшем прозрения Тилопы были усилены прямыми видениями Будды Ваджрадхары и трансцендентной (т. е. про­светленной и бесплотной) дакини, но по его жизнеописанию мы можем видеть, какую незаменимую роль играли для него женщины — духовные наставницы и учителя. Другая важная женщина в жизни Тилопы, которая не упоминается в версии школы кагью, но которой уделяется важное место в сочинении Таранатхи, — это его духовная спутница, дробильщица кун­жута. Поскольку Тилопа нарушил обет безбрачия, его изгнали из монастыря, и он перенял ее ремесло, по которому и получил свое имя, означающее «кунжутник». Согласно описанию Та­ранатхи, они вместе путешествовали и учили, распевая песни, которые заставляли их слушателей поражаться чуду духовных глубин жизни. Когда же некоторые жители бенгальской дерев­ни усомнились в религиозных полномочиях этих с виду низко-рожденных бродяг, Тилопа и дробильщица кунжута рассеяли их сомнения, взмыв в небо, и, паря над собравшимися, продол­жали толочь кунжут и петь. Рассматривать жизненный путь Тилопы невозможно без упоминания о том, что его направляли многочисленные духовные матери.

Как и Тилопа с Наропой, Майтрипа был одним из индий­ских отцов-основателей линий передач школы кагью. Когда Майтрипа нашел своего гуру Шавари и воздал ему почести, он проявил непочтительность по отношению к двум женщинам, жившим возле Шавари. Они были из местного племени и зани­мались охотой, а потому Майтрипа счел их недостойными его общества, сомневаясь, подобает ли гуру водить дружбу с таки­ми неотесанными спутницами. Майтрипа не ведал того, что обе женщины, Падмалочана и Джняналочана, были гуру, которые действовали заодно с Шавари. Позже охотницы-гуру соверши­ли символические действия и пропели духовные песни, кото­рые помогли ему отсечь двойственные склонности своего ума. Гангадхара, спутница Майтрипы, тоже оказала сильное влия­ние на более поздний период его жизни. Она была самостоя­тельным гуру, и одним из ее учеников был знаменитый Кьюнг-»но Налчжор. Хотя Гангадхара была изнежена воспитанием во дворце, став тантрической йогини она предпочла жить в лесу. Она обладала такими магическими силами, как ритуальные взгляды и способность оборачиваться кем угодно, напри­мер, волчицей. Таким образом, жизнь отца-основателя Май-трипы была неотделима от жизни этих нескольких женщин-гуру. Его духовное понимание и учения развивались в неразрывной связи с этими женщинами, которые были его учи­телями и спутницами.

Если рассмотреть истории жизни «основоположников» буд­дийской Тантры в Индии, окажется, что многие из них получа­ли наставления и посвящения от женщин. Официальные истории линий преемственности являются выборочными компиляциями и не всегда отражают полные данные о первоначальных «осно­вателях» той или иной практики. В этих историях предпочте­ние явно отдается мужскому полу. Мы читаем о замечательных достижениях мужчин, но если разобраться в этих историях при­стальнее, то мы поймем, что этих мужчин окружали и учили женщины. Хотя в биографических антологиях прославляются мужчины, их духовная жизнь была вскормлена женщинами, которые ее направляли и даже определяли. Поэтому, если в линии передачи перечислены только мужчины, это вовсе не свидетельствует о том, что религиозная община состояла ис­ключительно из мужчин, что не было просветленных женщин и женщин-учителей, не говоря уже о женщинах — учителях са­мих основоположников.

Хотя принято считать, что буддийская Тантра была создана только мужчинами, такими как Сараха, Канха, Вирупа, Луи-па, Тилопа, Падмаваджра, Камбала, Майтрипа и Гхантапа, свидетельства неопровержимо доказывают, что ее создательни­цами были женщины: Ваджравати, Лакшминкара, Мекхала. Канакхала, Сиддхараджни, Падмалочана, Джняналочана, мать Камбалы, Гангадхара, Йогини Изготовительница Стрел, на­ставница Тилопы и их ученицы. Вопрос о происхождении все гда труден, но, если опираться на имеющиеся свидетельства - принадлежащие самой традиции легенды о ее происхождении и основателях, — то это расследование не закончится на основателях-мужчинах, а приведет к более глубокому слою — к их учителям-женщинам: их матерям, спутницам и гуру.

С точки зрения неопровержимости того, что женщины игра ли ключевую роль в становлении «отцов-основателей» буддийской Тантры, это движение уже ни в коей мере не следует считать культурным достижением, принадлежащим исключительно мужчинам и оформившимся без духовного вклада и участия женщин. Имеющиеся свидетельства демонстрируют, что буддийская Тантра была создана не мужчинами и выражает не только интересы и прозрения мужчин. В этом нет ничего уди-иительного, поскольку тантристы-мужчины отличались от дру­гих последователей Махаяны тем, что шли в ученики к женщинам и вели с ними общую духовную жизнь. Нередко предполагалось, что для мужчины продвигаться по пути Тант­ры означает покинуть монастырь по велению женщины, обла­дающей знанием Тантры, или ради того, чтобы разделить об­щество практикующей женщины. Мужчины предавались духовным поискам в окружении женщин-гуру и высоких йоги­ни, которые никоим образом не рассматривались как существа, стоящие на более низкой ступени. Тантрические истории повест-нуют не о достижениях, обретенных выдающимися мужчинами в одиночку, а о жизненном пути и учениях мужчин, признав­ших духовный авторитет женщин. Мужчины могут быть пло­дами древа Тантры, но женщины — его корень, ствол, листья и цветы.

Женщины способствовали созданию буддийской Тантры, вводя новые медитации и практики и внося свои прозрения в развива­ющийся духовный облик этого движения. Некоторым женщи­нам, таким как основоположницы, о которых шла речь в этой главе, может быть возвращено их законное историческое место матерей-основательниц буддийской Тантры. Кроме того, есть женщины — имена многих из них для нас утрачены, — кото­рые учили мужчин, ныне почитаемых великими отцами-основа­телями этой традиции. Однако вклад женщин в это движение слишком велик и обширен, чтобы суметь назвать всех их по­именно. Если же добавить сюда неофициальные, недокументи­рованные примеры участия и покровительства со стороны жен­щин, то степень влияния женщин окажется поистине неизмеримой. Исследования, посвященные женщинам в истории буддий­ской Тантры, далеки от завершения. Предстоит обнаружить еще немало матерей-основательниц и введенных женщинами практик. Тем не менее, вклад множества женщин никогда не будет признан таковым. Их «анонимный» вклад никогда не удастся оценить. Отсутствие в некоторых именах частиц, ука­зывающих на женский род, может навеки сделать загадкой пол автора конкретного текста. Если имя женщины не несет указания на род, невозможно отнести ее произведение к вкла­ду, внесенному женщинами. Поскольку многие тексты Ти­бетского канона анонимны или их автор скрыт под псевдони­мом, это также не позволяет выявить случаи авторства женщин. Однако в конечном счете буддийская наука только обогатится благодаря таким направлениям исследования, которые уже с успехом применяются в других областях. Например, новые стра­тегии толкования позволят обнаружить больше текстов, напи­санных женщинами, как это происходит с установлением ав­торства ранних христианских писаний благодаря развитию стратегий, принимающих во внимание род. Так или иначе, тантрическую теорию в целом следует рассматривать как итог творчества в равной степени и мужчин и женщин. Учения и точки зрения женщин представлены как в текстах, созданных мужчинами, их учениками и соотечественниками, так и в свя­щенных текстах, порожденных тантрическим сообществом, неотъемлемой частью которого были женщины.

Хотя историки прославили мужчин буддийской Тантры и предали забвению роль женщин, для буддийской Тантры в Индии были свойственны тесная связь и сотрудничество жен­щин и мужчин, которые на равных предпринимали путеше­ствия, медитировали и предавались духовной жизни. Женщи­ны учили других женщин независимо от мужчин и мужских авторитетов, а мужчины охотно шли в ученики к женщинам. Женщины и мужчины взаимно разделяли свои прозрения, от­крытия и переживания, и буддийская Тантра явилась плодом их совместных усилий. Один из итогов этого замечательного сотрудничества и признания мужчинами лидерства женщин -особая духовная практика, которую женщины и мужчины мо­гут выполнять вместе, дабы достичь общей цели просветления. Сексуальная йога — тема следующей главы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ