Глава 39. А то был вовсе и не ангел

«Господи, ну что за уроды! И надо же мне было во всё это ввязаться! Кто мне теперь поверит? Ведь получается, что я специально заманила наших в засаду, и если Зигфрид остался жив, то он с меня шкуру потом спустит и ремней из неё наделает! А что бормотал этот шизик, Руслан который? Что-то о волхвах каких-то, о власти, о Боге… Зачем вся эта фигня, кому она нужна? Эх, а Саша, всё-таки, молодец - такую машинку придумал. Но зачем он нас к этим дятлам потащил? Сам Зигфрид за нами приехал, сели бы к нему - сейчас уже в безопасности были. Эх, Саша, Саша, ну ты и мудак! Как меня подставил, и сам подставился… На хрена тебе эти придурки нужны, с их мечтами дебильными? У, и этот, Шайба, рожа бандитская, смотрит на меня, как… как на… даже не знаю, как. А ведь он меня лапал, когда тащил сюда, явно лапал…вот ведь кобель… Как же отсюда выбраться? И эти, чурки нерусские, зыркают, и зачем нас сюда этот Миша, чтоб ему, притащил? Как же, всё-таки, теперь доказывать Пуме, что я совсем не этого хотела? А попов-то я классно сделала, такого они явно не ожидали. Тут этот Руслан прав, козлы они. Ох, ё… как же, всё-таки, раны-то болят, чтоб их… А машинка-то Сашина, на самом деле чудо, я бы, наверное, месяц провалялась с такими ранами в обычной больничке, а вот сейчас уже и сама ходить могу. Надо в туалет попроситься…» - мысли Рыбки были сумбурными, но главная идея проста и бесхитростна – попала она, как кур в ощип. Как теперь доказывать своим, что ты не верблюд?

- Эй, как тебя, Миша, да, ты. Где здесь туалет? – Рыбку припёрло, да и надо было как-то исправлять ситуацию.

- Туалет? Сейчас узнаю, - Миша вышел из строительного модуля-вагончика, в котором их разместили его немногословные земляки. Через десять минут, когда Рыбка решила, что всё, сейчас не выдержит, и мысленно пообещала себе поубивать их всех (когда отсюда выберется) за издевательства над ней, такой юной и беззащитной, Миша вошел и сказал:

- Есть туалет, только идти надо. Ты как, сама сможешь или тебя отнести?

- Ты что, родной, издеваешься? – Рыбка, наверное, смогла бы дойти и сама, но не хотела демонстрировать свои возможности этим козлам. Для неё, по жизни, все мужики делились на козлов-кобелей и уродов-пидоров, только за Зигфридом и генералом, а теперь ещё и за Сашей, она признавала некоторое право быть людьми, да и то с оговорками. Надо их всех использовать по полной, пока молодость и красота позволяют, а там, глядишь, и начальником сделают, и вот тогда… Что будет тогда, Оля себе не очень представляла, но надеялась, что будет обладать достаточной властью и авторитетом, чтобы отомстить за все унижения, которые ей пришлось вытерпеть от этих «ошибок эволюции».

– Давай, буди этого мордоворота, пусть поможет тебе отнести меня, - она имела в виду Шайбу, который, пользуясь моментом, заснул рядом с Кощеем.

- Как скажешь, красавица, - Миша, как всегда, ответил невозмутимо, после чего подошёл к Шайбе и начал его трясти. – Эй, Шайба, вставай, уважаемый, поможешь нашу красавицу отнести. Просыпайся, просыпайся, дорогой…

Шайба, не спавший нормально уже несколько суток, с трудом разлепил глаза и непонимающе уставился на Мишу:

- Какого хрена? Чё ты меня разбудил, пожар что ли?

- Девушку отнести надо, - дипломатично сказал Миша.

- А она чё, сдохла, наконец? – Шайба со сна не совсем понимал, куда и зачем надо нести девушку.

- Чтоб ты сам сдох, бревно бесчувственное, - в сердцах бросила Оля. – Ладно, Миша, я сама дойду, ты мне только помоги, а то от этих козлов лишь фингал под глаз легко получить, а на всё остальное они обычно не способны!

- Сама ты коза. Твое счастье, что спать очень хочу, а то б я из тебя сейчас коврик для ног сделал… - и Шайба, нисколько не мучаясь совестью, опять заснул.

Миша помог Рыбке подняться, и они потихоньку пошли в сторону туалета. Самое сложное было спуститься со ступенек модуля, дальше оказалось проще. Будка переносного эко-туалета стояла сравнительно недалеко, просто была загорожена всякими строительными материалами. Пока они шли, им пару раз повстречались строители, Мишины соплеменники, которые, ничего не говоря, с тоской смотрели вслед красивой девушке. Когда Миша подвёл её к будке, то сказал:

– Ну, ты давай, делай свои дела, а я вон там подожду, - и указал рукой на штабель гипсокартона, накрытого полиэтиленом и расположенного в двадцати метрах. - Закончишь – крикнешь.

«Ишь ты, какой деликатный. Небось, так не деликатничал, когда меня перевязывал», - Рыбка подумала это без всякой злости, даже с благодарностью, просто цинизм и ёрничанье по отношению к мужчинам стали у неё неотъемлемыми свойствами характера.

Оля с удовольствием посетила пластмассовую будку. «Надо же, чисто и удобно. И даже бумага есть. А в прежние времена хорошо, если бы деревянный нужник слепили на стройке-то…». Тут её рука, потянувшаяся за бумагой, стоявшей в рулоне на полке, наткнулась на какой-то предмет, на ощупь небольшой пластмассовый параллелепипед.

«Надо же, телефон! Какой-то олух забыл. Упс, работает! Супер!» - Рыбка посмотрела в щёлочку наружу и прислушалась - вроде бы рядом никто не стоял. Быстро, трясущейся рукой она набрала номер.

- Алло, - громко зашептала она в трубку, - алло!

- Кто это? – раздался из трубки голос Пумы.

- Пума, это я, Рыбка!

- Ты жива? А это точно ты? А почему шепчешь?

- Слушай, Пума, меня захватили, но я тут телефон украла, громко говорить не могу. Слушай, я не виновата в том, что случилось, это какое-то совпадение, они знали, что мы там…

- Они – это кто?

- Да я не знаю точно. Двое каких-то бандюг, два изобретателя, один таджик, одна сучка из ведомства Колышева и какой-то окончательный псих, жрецом себя называет. Там и ещё какой-то мужик был, кажется, майор Бобров, они его так называли, но его убили, во время контакта у монастыря. А монахи там действительно были, они там все колдуны какие-то…

- Ты что, пьяна? Ты что несёшь? – чувствовалось, что Пума находится в ярости.

- Я не пьяна, я ранена и в плену. Меня пытали… - Рыбка решила соврать, чтобы хоть как-то выгородить себя. Кроме того, она знала, что Пума просто зверски расправляется с теми, кто поднимает руку на её девочек.

- Ладно, не плачь. Ты сейчас где? – голос Пумы заметно потеплел.

- Я не знаю, на стройке какой-то, дороги я не видела. Меня в туалет выпустили. Вы этот телефон запеленгуйте, он включен будет. Их тут сейчас только трое, один ранен. Мы все в вагончике, рядом здание строится.

- Ладно, больше не светись. Телефон оставь там, где сейчас, а то ещё позвонит на него кто-нибудь. Мы приедем, жди, - и Пума отключилась.

Рыбка вздохнула с облегчением. Кажется, ей поверили.

- Эй, Миша, эй! – крикнула она в открытую дверь, - Я готова! Пошли назад, солнышко.

…6496 год от сотворения мира…

Свет множества костров освещал вершину холма, унося вверх, в бездонное тёмное небо снопы искр и отблески пламени. Кумир, стоявший над поляной, безучастно наблюдал за ночным действием, в котором участвовало огромное количество людей в белых обрядовых одеяниях. Люди эти сидели с закрытыми глазами и отрешёнными лицами, образовывая много кругов, – один шире другого. Огонь костров ярко высвечивал ближний, самый небольшой по размерам круг.

- Я не понимаю, - напряжённо и зло спрашивал один из участников ночного действия, довольно молодой мужчина с небольшой ухоженной бородой и длинными распущенными волосами, в накинутой поверх обрядового одеяния волчьей шкуре, - почему мы должны уступить? У нас достаточно сил, мы легко одолеем эту заразу, дайте только знак!

Остальные одиннадцать, сидевших в этом круге, хмуро молчали. Яркие, вздымавшиеся к небу столбы пламени закрыли собой Луну, светившую этой ночью полным кругом в небе. Их свет создавал на напряжённых лицах людей таинственные тени, придававшие им торжественную одухотворённость. Наконец, после довольно длительного обдумывания, во время которого вопрошавший нервно теребил рукоять меча, расхаживая взад-вперёд по поляне, один из сидевших, очень крупный зрелый мужчина, ответил тяжёлым басом, веско роняя слова:

- Ты, Велемир, не понимаешь потому, - тут он повёл широченными плечами, - что не хочешь принять то, что ответили нам Боги. Это потому, что молод ты ещё, хотя и витязь славный. Нельзя сейчас нам сражаться, понимаешь, нельзя. Пусть мы сейчас легко князя одолеем, а что потом? Следом за греческими попами придут рыцари латинские, как псы, голодные, и будет их великое множество. А мы? Князь Владимир намеренно, а может, и по чьему совету лукавому, уничтожил наших соседей, подрубил древо Рода Всевышнего. Нам будет не выстоять, а если выстоим, то столько людей потеряем, что…

- Не мужа слова ты говоришь, Волеслав. Когда это мы боялись с врагом биться? Мы римлян били, и кесарей византийских били, и варваров латинских без труда одолеем, - упрямо кинул в ответ Велемир.

- Никто не может обвинить меня в трусости безнаказанно, жрец, и, если бы не Совет, ответил бы ты за свои слова поединком, - рыкнул Волеслав. – Ты бы лучше молчал сейчас, разве не твои отряды помогали Владимиру братьев наших крушить?

- Тихо, братья, тихо, не вовремя вы свару затеяли, - вмешался седобородый старик. – Каждый из вас не о том глаголет. Ты прав, Велемир, сил у нас действительно хватит, чтобы и князя придушить, и норманнов разогнать. Но и ты, Волеслав, прав, проглядели мы, как при помощи князя враги силы из нас вытягивали, друг с другом нас стравливая. Но сейчас не о том речь. Все мы слышали то, что Златогору Священный Стан открыл. Сейчас победим – потом проиграем, да так, что и не оправимся вовсе. В 7520 году, во время Великого Перехода, понадобятся силы наши, душа каждого жреца-воина на счету будет. Потому-то каждый из нас должен для себя прямо сейчас решить – готов ли он шагнуть в костёр, чтобы воплотиться в новом теле через тысячу лет, возродить Веру нашу Православную. Либо сейчас уничтожим мы неверного князя и его наёмников, но очень скоро и сами погибнем, и Русь погубим, когда явятся на землю нашу дикие варвары с запада, ведомые попами латинскими. Нам решать, что лучше.

- Всё оттого, Олег, что Богов своих предали, от Рода отказались, за славой и богатством погнались, - проворчал Волеслав.

- Ты, Медведь, говори за себя, - раздался злой женский голос, - а мы Сварога и Ладу, Род свой не предавали и вас, хвала Пречистой, не слушали. Нечего было Богов по углам растаскивать, будто игрушки какие. Забыли мы, что Боги наши – это браться и сёстры, что один отец у них и у нас – Род-Батюшка. Вот попы нас и обхитрили, князей наших властью и златом соблазнили, народ развратили. Что толку, что в Киеве людей вдоволь, если им всё равно, каким богам молиться, лишь бы жизнь сладкой была? Киев нас не поддержит, им при Владимире слишком хорошо, богато живётся.

- Эх, волхвы, не о том вы говорите, - на середину поляны, легко ступая, вышел статный мужчина неопределённого возраста, с волевым и умным лицом. – Вы не хотите признать очевидного – мы, предки наши, проиграли ещё несколько веков назад, когда не решились идти на Царьград и Рим. Тогда мы сильны были, а римляне уже ослабли, погрязнув в разврате и гнили. Мы могли принести наши Знания, нашу Веру, мы могли повернуть ход истории по-другому, на нашу сторону. А мы решили, что это не наше дело. Вы не захотели рисковать своим могуществом и лёгкой жизнью – теперь получите заслуженное. Как нас Иссу предупреждал, так и случилось – Бог отвернулся от нас. Те, кто руководил Константином, оказались хитрее всех и уговорили его переделать учение Иссу в новую официальную религию. Они, таким образом, легко получили Римскую империю под свою власть, а мы упустили момент. Теперь уже поздно.

- Ты нас всё время этим попрекаешь, Руслан, - едко произнёс худой, похожий на высохшее дерево, с горящими во тьме жёлтыми глазами, волхв. – С этим Иссу, которого потом варвары сделали Богом, может быть, и говорили наши предки, да только слушать его не стали. Почему, не скажешь?

- Конечно, Святогор, - тихо произнёс Велемир, - как они могли его послушать, если никакого Иссу на свете не было…

- Вот-вот, на этом мы и попались, - Руслан горько покачал головой. – Действительно, зачем внимать предупреждениям того, кого не было на свете? Очень хитро. Каганы хазарские хорошо потрудились, своей хитростью иудейской нас окрутили. Для нас Иссу не было, а для западных ариев его Богом сделали, все слова его переврав. Эх, хорошо ты учился, Антахиол…

- Руслан, ты о ком сейчас сказал? - недоумённо спросил Велемир.

- Руслан, Руслан, не о том глаголешь, - опять вмешался в беседу Олег. – Всё уже прошло, и время не вернёшь. Правы мы были, не правы – в Ночь Сварожью темно, рядом с собой ничего не видно. Может быть, и не разглядели тогда, а может быть, и не должны были разглядеть. Нам сейчас надо решить – готовы ли мы в Утро Сварожье перенестись или так ночью и сгинем. А прошлое ворошить не стоит, нет в том смысла.

- Скажи ещё раз, Олег, что увидел Верховный Волхв? – громко спросил Волеслав, зябко поведя могучими плечами, несмотря на жар костров.

- Златогор увидел, что сейчас мы не справимся с заразой, даже если и уберём Владимира с княжения. Не будет его – придут другие, а за ними уже войска несметные голодных варваров из Европы.

- А они точно есть, войска эти? - недоверчиво воскликнул Велемир.

- Есть, я сам видел, - подтвердил Руслан. - Пока ещё не собраны в войска, но масса обнищавших витязей и их младших детей бродит шайками по Европе. И если мы сейчас отринем христианство, то их ярость, жажду славы и денег направят на нас. Примем – их пошлют в Палестину, Ершелаим у мусульман отвоёвывать. Те, кто ими управляют, своё дело хорошо знают.

- Разве мы плохие витязи, Руслан? Разве мы трусы? Почему нам не дают сражаться? – опять завёлся Велемир.

- Воины вы хорошие. А вот рода наши нас не поддержат, - с горечью в голосе ответил Олег. – Мы сами виноваты, не надо было в гордыне своей от людей отгораживаться. А пуще того не стоило Богов наших в истуканов превращать, каждого в свой угол тянуть. Нельзя было греческих и хазарских купцов к себе на земли пускать, злато-серебро сильнее Веры и Покона оказалось. Вот мы и поплатились…

- Нет, Олег, ты ошибаешься. Нет ничего сильнее Веры, если вера сильна. А у нас вера ослабла, потому что Ведающие скривдились. Князья, витязи, править стали, вот и зашли мы в угол, - вставший с земли Святогор, обличая, вытянул руку вперёд растопыренной ладонью. Из-за чрезмерной худобы его силуэт в свете пламени казался зловещей тенью.

- Не надо было на себя силу и власть тянуть, не надо было своих богов-покровителей старшими над остальными пытаться сделать. Забыли мы, что Бог един, что все Боги наши – проявления Рода Всевышнего. Вот и наставил он нас на путь истинный, - с горечью вытолкнул из себя Руслан.

- Тихо, тихо, Руслан, не разгорайся, - выставил вперёд широченные ладони Медведь Волеслав. – Мы уважаем и признаём твои взгляды, ты очень сильный Волхв, но и ты, будь добр, уважай наших Богов, тем более, что никто из нас не отрицает силу Рода.

- Не верю я во все эти сказки про Иссу, - поддержал Волеслава Святогор. – Кто может точно знать, чего хотят Боги? Мне мой Учитель рассказывал про Заратуштру, как тот тоже приходил и звал наших предков за собой, предлагал принять его веру. Они не пошли за ним, и что с того? Где теперь он и его сторонники? Последователи Мухаммада, конечно, гораздо успешнее, но жизнь их нам непонятна, а потому и вера их чужая. Да и сами они слишком гордые - ничьего мировоззрения, кроме своего, не признают. Сколько людей, столько и богов, у каждого народа свои. Зачем нам чужой, к тому же, как ты, Руслан, говоришь, придуманный бог? Нам что, своих не хватает? Вера должна быть, вера!

- В том-то и дело, что Бог, Творец всего сущего, один. Те, кого мы называем Богами, - это светлые высшие сущности, когда-то они были людьми, как мы с вами, - не поддержал Руслан худого волхва.

- Эх, Руслан, Руслан, зачем ты нам это говоришь? Ведь мы же не дети, и сами всё это знаем. Мы - жрецы, волхвы, и нам сейчас о другом надобно думать, - вмешался в затянувшийся спор Олег, - готовы ли мы сейчас сами уйти в огонь, чтобы потом возродить Веру? А вы всё спорите ни о чём. Боитесь говорить об этом?

- Мы не трусы, - упрямо вздёрнул головой Велемир, - но кто может точно сказать, что, шагнув в костёр, я возрожусь именно через тысячу лет и именно там, где надо?

- Вера твоя может тебе сказать, - жёстко ответил Олег. – А вы верить перестали, вон даже Верховному Волхву верить не хотите. Если нет веры – сдохнешь под забором и в Навь попадёшь. Ты жрец, используй свою силу и сам посмотри, что тебя ждёт.

- Давайте все, ещё раз, вместе уйдём в Священный Стан. Тогда и увидим, что нас ждёт, - предложил Волеслав.

Все остальные нестройным гулом поддержали предложение Медведя, опять рассаживаясь на землю кругом. Над священным холмом, местом Силы, повисла тягучая тишина…

… - Ты должен остаться, у тебя будет особое задание, - остановил Олег Руслана, идущего к костру вместе со множеством жрецов.

- Почему опять я? –тяжело вздохнул Руслан.

- Такова твоя судьба, Неосязаемый, - улыбнулся Олег. – Не мне одному пришло это видение, так что не спорь, покорись доле.

- Я устал быть на этом свете, Олег, - сознался Руслан.

- Это твоя расплата за желание быть бессмертным. Иногда Всевышний исполняет даже нелепые наши желания… - Олег отвёл взгляд от Руслана в сторону костра, глядя, как торжественно, напевая древнюю песню Веры, один за другим входили в костёр жрецы. – Тебе придётся следить за тем, чтобы не прервалась цепь Знаний. Остаются и ещё несколько волхвов. Они скроются среди людей и будут передавать Знания и Силу своим потомкам. Твоя задача – не дать прерваться этим родам, ты должен максимально их сохранить. Это первое. А второе – ты должен будешь проникнуть в ряды христианских священников, чтобы и там сеять зёрна истины. Пусть наша Вера до времени растворится в греческой церкви, когда настанет час, мы возродимся.

- Велемир тоже остаётся? – спросил Руслан, заметив небольшую группу жрецов-воинов, стоявшую поодаль от костров, среди которых был и Велемир.

- Он, и ещё многие. Они решили остаться, чтобы сражаться. Что ж, им надо закончить свой урок витязя, чтобы в следующем воплощении прийти Ведающими.

- У каждого свой путь, своя лестница в небо, - кивнул Руслан. – И только у меня - круг.

- Когда-нибудь и ты шагнёшь на эту лестницу - когда сделаешь то, что должен, - спокойно, с сочувствием в голосе проговорил Олег. – Пришёл час прощаться. Тебе, Руслан, я пожелаю Божьей помощи, а себе – нового рождения в нужное время. Споём, брат? – и, не дожидаясь ответа, Олег пошёл в сторону цепочки людей, направляющихся к костру. По пути он запел чистым и проникновенным голосом величавую песню на древнем, ушедшем в глубину веков языке, в котором угадывались и русские, и фряжские, и германские слова. Эту песню подхватили остальные, и она мощным перекатом взнеслась над холмом, догоняемая ярко вспыхнувшими кострами.