Глава 32. На блины, но не к тёще

- Алло, Вова, ты уже завтракал? Ну, ничего, значит, позавтракаешь ещё раз. Приглашаю. Ну да, на блины, твои любимые. Нет, Володенька, уже не терпит, нужно принимать решение. Через час, у меня, в Царицыно, - и Каганович отключил телефон. Сам он ещё ночью, прямо с самолёта приехал в принадлежащий одной из его структур ресторан русской кухни, где, по всеобщему мнению, пекли самые вкусные в Москве блины. Почему-то Вундеркинду нравилось работать именно в этом месте, а не у себя, в суперсовременном офисе. Сам он объяснял это тем, что в детстве очень любил мамины блины. Но некоторые сведущие люди относили это предпочтение Кагановича на особое местоположение ресторана, утверждая, что стоит он прямо на одном из многочисленных московских мест Силы. Так или иначе, но деловые встречи с Кагановичем многие так и называли – «блинные саммиты». Тем более что блины действительно были отменные: тончайшие, из разных видов муки, с умопомрачительным ароматом. А уж начинок для них было не перечесть – начиная с традиционной икры и заканчивая фаршем из мяса броненосца с авокадо.

Сам Каганович был голоден - он так и не успел ещё позавтракать, но решил уж дожидаться Эпштейна, чтобы совместить приятное с полезным, трапезу с важной беседой. Весь остаток ночи и всё утро он выслушивал поступавшие ежеминутно свежие новости: «внезапное» отключение электроэнергии в Думе (якобы, авария управляющего компьютера), непонятная ночная активность на объекте в Томилино, стрельба со взрывами в том доме, на который указал Кирпич, потрясшая всех перестрелка у храма Преображения Господня и, самое интригующее, – таинственный визит одного из иерархов РПЦ к генералу Майорову. Конечно, это могло быть связано и с выражением протеста Церкви, но ведь пока никаких официальных заявлений не последовало. Звонил Аркаша, сообщил, таинственно пыхтя в трубку, что у него есть новости, но какие, говорить не стал, пообещав всё подробно рассказать по прибытии.

Вундеркинд хмурился – слишком много неизвестных появилось в игре, да и шла эта игра вопреки всем правилам. Сам Каганович не верил, что Андреев и Мамаладзе что-то задумывали против президента - это шло вразрез со здравым смыслом и всеми договорённостями. А тем более ничего такого не мог учудить Колышев! Нет, Майоров явно переигрывает, и игра его попахивает блефом. Если в неё ввязаться, то может получиться очень неприятный конфуз, а вот полезного… Ну, начнём с того, что президент ещё жив, пусть и в критическом состоянии. И если он вдруг очнётся, то, вполне вероятно, весь риск, предлагаемый Майоровым, будет задаром, даже если на первом этапе и удастся добиться какого-либо успеха. В общем, получалось, что если пойти на поводу у Майорова, то при таком раскладе нужно сделать, чтобы президент не очнулся. Это, в общем, осуществимо, но, опять-таки, крайне рискованно, ведь обратной дороги уже не будет, а Майоров их на короткий поводок посадит. А верить в то, что они сумеют контролировать генерала, если тот дорвётся до реальной власти… Нет уж, увольте. Вон, несколько самоуверенных евреев, считавших себя олигархами, какое-то время назад тоже думали, что поставили насквозь послушного и предсказуемого человека, а тот ведь был всего лишь никому не известным полковником. И что хорошего с того получилось?

Размышления Кагановича прервал Эпштейн, вошедший в пустой зал.

- Ну что, давай, угощай уже, - Эпштейн явно был на взводе, но от блинов даже в таком состоянии отказаться был не в силах.

- Выпьешь чего? – Каганович знал, что Эпштейн почти не пьёт, спросил машинально.

- Да, фреш из моркови и маракуйи. И кофе, очень большую чашку. А блины буду с творогом и мёдом.

- А мне полташку «Коктебеля», чай с клубникой, блины с рыбным карпаччо, - Каганович сглотнул набежавшую слюну, - блины с ассорти из птицы, а потом ещё со сливками и персиком. Да смотрите там, чтобы персик был сладкий и с ароматом, а не как в прошлый раз! – и Каганович многозначительно посмотрел на менеджера ресторана, который принимал заказ.

- Всенепременно, Михаил Аркадьевич, всё будет в лучшем виде, - кланяясь, менеджер быстро улизнул, опасаясь более жёсткой критики.

- Ишь ты, всенепременно… Бездельники… Володя, так что будем отвечать нашим друзьям? – спросил Каганович, имея в виду предложение Андреева о срочной встрече.

- А какие у нас козыри на руках? – Эпштейн с интересом взглянул на Кагановича.

- Да пока особо никаких. Что-то наш генерал мутит, да и Андреев с Мамаладзе выдали своей прессе задание, чтобы она проталкивала информацию будто президент скоро поправится и беспокоиться не о чем. Луцкой молчит, а Рамазанов - как улетел в Лондон, так из него пока и не вернулся.

- Ну, с Луцким всё понятно, - Эпштейн криво улыбнулся. - Да и с прессой тоже, никто не хочет сейчас падения биржи, хотя… Ладно, на самом деле и я не хочу, не готов. Тут вот что. Там наши деятели в Думе сообщают, что кто-то изо всех сил пытается сорвать сегодняшнее заседание, и уши растут из нескольких кустов. Кроме того, охрану Белого дома сейчас почему-то осуществляют не служба охраны и менты, а военные, спецбатальон замминистра. Они уже и броневики подогнали, - тут Эпштейн прервался, чтобы дать время официанту сгрузить на стол напитки. Он попробовал принесённый микс и закатил глаза: – Блаженство... А вот кофе у тебя здесь горьковат, - поморщившись, добавил Владимир, отхлебнув из чашки.

- Сколько им ни плати, а всё равно воруют и халтурят, задолбали. Продам я эту забегаловку. А менеджера во фритюре сварим. На фиг она мне вообще нужна, – Каганович сделал вид, что сильно огорчён критикой друга. На самом деле, почти четверть заведений Москвы принадлежала его компаниям, и он вовсе не стремился избавляться от этого бизнеса. Но менеджера во фритюре сварить могли. Запросто.

- Ладно, не горячись. Тут о высоком надобно думать. Что Майоров, нарыл что-нибудь?

- Пока только слова. Понимаешь, не верю я ему. И боюсь. И даже думаю, что если мы его поддержим и он выиграет, то мы проиграем. Меня устраивает статус-кво, а тут какие-то сплошные неизвестные…

- Миша, ты уверен? Это ведь реальная возможность, генерал-то сейчас наш и… - тут Эпштейн замолчал, потому что к столику подошёл вошедший в ресторан Аркаша.

- Давай, Аркаша, докладывай, не стесняйся, - приказал Каганович, заметив, что Аркаша неуверенно посматривает на Эпштейна.

- Докладываю. В результате проведённых мною наблюдений удалось установить следующее. Майоров, во-первых, настроен очень отрицательно по отношению к вам …и к вам, – Аркаша сделал полуоборот в сторону Эпштейна. Говорил он прямо, нисколько не стараясь облечь подаваемую им информацию в толерантный вид, зная любовь своего шефа к точности и лаконичности. – Во-вторых, у него что-то совсем неладно в Томилино… я не совсем понял… но, кажется, пропал какой-то аппарат и ещё люди. И, кроме того, к Майорову приходил епископ Евпатий от Патриарха…

- Ну, и о чём они говорили? – нетерпеливо спросил Каганович, заметив, что Аркаша замялся.

- Понимаете, Михаил Аркадьевич, я не смог считать. Как только епископ вошёл к генералу, меня сразу выкинуло из его мыслепотока, а потом как будто экран поставили, непробиваемый. Этот епископ – очень подозрительный тип! – конфузясь, со злостью в голосе, быстро проговорил Аркаша.

- Ну, кто их, этих церковников знает, что они там такого умеют. Может быть, их крест защищает. Или молитвы. Так что тебе ещё удалось узнать по Майорову? – Каганович холодно посмотрел на Аркашу, давая понять, что сведения довольно скудные.

- Ну, он явно в чём-то не уверен. Ждёт неприятностей от какого-то Жени, злится на какого-то Зигфрида и, вообще, собирается блефовать, то есть говорить вам заведомую ложь. А вот насчёт церковников вы не правы, я их способности хорошо знаю, ничего в них особенного нет. Но этот епископ – исключение.

- Ладно, Аркаша, свободен. Большую премию не заслужил, но что-нибудь получишь. А о епископе твоём поговорим потом, мне самому это интересно, - и Каганович лёгким жестом отпустил Аркашу.

В этот момент принесли блины.

Некоторое время собеседники молча отдавали дань мастерству поваров ресторана, но потом Эпштейн не выдержал:

- Может быть, ты объяснишь, что всё это значит? Кто такой этот Аркаша?

- Видишь ли, Володя, ты же знаешь, что я увлекаюсь эзотерикой. Так вот, этот Аркаша – очень сильный экстрасенс, он умеет читать мысли, причем на значительном расстоянии. Ну, не то, чтобы как на бумаге написанные, но наиболее сильные образы и эмоции, он их как бы видит. Остальное ты и сам слышал. Майоров хочет нас обмануть, и он нас не любит, - и Каганович горестно вздохнул, как десятиклассник, которому отказала его эротическая мечта.

- Да хрен с ним, с его любовью. Вот обман – это хуже. И что делать будем?

- А что? Сейчас самое умное – это не дёргаться и дальше собирать информацию. От всех встреч отказаться и ждать, пока Майоров что-нибудь предпримет. Если поймём, что всё идёт не так, как надо, то… Ну, ты понимаешь…

- Нет, Миша, не понимаю. Выражайся точнее, - Эпштейну нужны были конкретные слова.

- Тогда мы его сдадим премьеру. А заседание Думы и нам сейчас не нужно. Кушай блины, а то остынут.