Не относитесь к агрессору агрессивно

 

Работа по предупреждению насилия в любом детском учреждении строится на двух уровнях.

Первый – профилактика. Это создание атмосферы толерантности, когда каждый ребенок постепенно понимает, что нужно строить нормальные, человеческие отношения со всеми окружающими. В том числе и с теми, кто не похож на тебя.

Второй уровень – работа по поводу каждого случая сознательного, повторяющегося издевательства. То есть, конечно, «одноразовую» драку тоже нужно прекратить, но тихая систематическая травля должна вызывать у вас не меньшее беспокойство.
Прежде всего нужно постараться выяснить причины происходящего и защитить ребенка, которого обижают. Но в разговоре с нападающими ни в коем случае нельзя ссылаться на то, что жертва на них пожаловалась – это только усугубит ситуацию. Даже не будучи свидетелем всех случаев травли, вы должны вмешаться в происходящий на ваших глазах инцидент такого рода: «На прошлой неделе вы к нему цеплялись, вчера, сейчас опять изводите. Чего вы к нему пристаете – не пойму...» То есть нужно не наказывать и грубо одергивать, а спровоцировать дальнейший разговор. Чтобы обидчики не затаились и продолжили травлю более скрытно от вас, а высказали хоть какие-то претензии и попробовали объяснить свое поведение.

Если травля уже приняла катастрофические масштабы, можно, например, предложить родителям жертвы написать заявление. Тогда у вас будет веский повод собрать экстренное собрание. Не исключено, что вы даже отмените урок по этому поводу, чтобы подчеркнуть серьезность ситуации. Если есть хоть малейшая возможность, пригласите для участия в разговоре психолога, психотерапевта. При необходимости – для беседы с ребенком, наблюдающимся у психиатра, – обратитесь за помощью к его врачу. В крайнем случае можно пригласить даже сотрудника детской комнаты милиции – если инициатором травли становится неуправляемый агрессивный подросток, с которым вы заведомо не справляетесь.

Но собрание должно быть не акцией устрашения, а серьезным спокойным разговором, в ходе которого обидчик поймет, что продолжать в том же духе он не сможет. Взрослые же, собравшиеся здесь, будут не только контролировать, но и готовы помочь ему справиться с собой. Это возможно, если вы обсудите с подростком его интересы и предпочтения. Может, ему стоит подыскать спортивную или туристическую секцию, найти подработку в какой-нибудь мастерской. На худой конец познакомить с компанией, занимающейся ролевыми играми, – пусть помашет самодельным мечом, там всегда можно найти достойного соперника, а правила поведения регулируют сами игроки. Главное, чтобы занятие было интересным и посильным: успешный человек не отыгрывается на окружающих.

Как помочь изгою?

 

Немало усилий потребует от вас и работа с жертвами буллинга, ибо последствия перенесенной агрессии могут быть самыми серьезными. В международной классификации психических расстройств и поведенческих нарушений есть термин «постстрессовое расстройство». Это означает, что после катастрофического агрессивного воздействия, с которым человек не смог справиться, у него появляется патологическая реакция: сильнейшая депрессия, суицид или неконтролируемая ответная агрессия вплоть до убийства. Примером тому могут служить сообщения о том, что солдаты-первогодки, доведенные до отчаяния беспрерывными издевательствами, расстреливают и своих мучителей, и всех, кто оказался в этот момент рядом.

Педагог должен помнить, что он своим поведением может как свести к минимуму, так и усугубить буллинг. Несколько лет назад мне пришлось работать с мальчиком, похожим на главного героя из «Человека дождя» – умным, но с неординарным поведением. Мальчика воспитывали мама и бабушка. Учился он к моменту нашей встречи в пятом классе престижной санкт-петербургской гимназии, где его на дух не переносили не только ученики, но и, что самое печальное, учителя: выживали всеми возможными методами. Естественно, при такой негласной поддержке одноклассники развернули самую беззастенчивую травлю. Дошло до того, что бабушка, придя в школу и увидев, как избивают внука, пыталась остановить, усовестить вошедших в раж детей, в результате чего избили и бабушку. Пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться справедливости и мальчика оставили в покое.

Это вопиющий случай. Но иногда учителя значительно ухудшают ситуацию своими безответственными действиями и словами просто потому, что не дали себе труда подумать о последствиях. Учитель обязан контролировать содержание и интонацию каждого сказанного им слова; учитывать, что он говорит, кому, в чьем присутствии, зачем и каковы могут быть последствия. Это важнейшая компетенция педагога-профессионала – каждый раз спрашивать себя: то, что я делаю, это во благо, или я сейчас реализую какие-то неотработанные свои комплексы?

Представьте, например, последствия такого высказывания на классном собрании: «Ну что, Иванов, все жалуешься, что тебя обижают. И психиатр вот пришел, за тебя просит. А сам-то ты как себя ведешь…» Формально – это мероприятие в защиту гипотетического Иванова. На самом же деле после собрания он получит новую порцию издевательств, потому что жаловался – раз, имеет дело с психиатром, значит, с головой не в порядке – два, и учительница сама не одобряет его поведения – три.

К сожалению, взрослые и сами редко симпатизируют жертве. Мне приходится слышать: «Да, дразнят, но ведь он сам такой жадный (нескладный, неадекватный, трусливый…), он же сам провоцирует». И это неприятие ребенка учителем тут же передается классу. А ведь работа педагога состоит в том, чтобы помочь ребенку справиться с гневом и раздражением, а не в реализации собственных отрицательных эмоций.

Вопросы после семинара

– Жаль, конечно, что невозможно заранее выявить детей, которые могут стать объектом агрессии. Но, может быть, есть хотя бы самые общие психологические и социальные факторы, которые укажут педагогу на потенциальную жертву и потенциального насильника?

– Как ни странно, и для одной и для другой позиции предпосылки одни и те же. Как жертва, так и агрессор происходят из социально неблагополучных семей, где вместо согласия и гармонии царят постоянные конфликты. И те и другие отягощены множественным социально-психологическим стрессом – неважная успеваемость, постоянные нарекания. У них низкая самооценка. А в прошлом пережита личная трагедия или какой-то отрицательный жизненный опыт.

– Социальное происхождение входит в число этих факторов?

– Я не встречал таких исследований по России, а западные специалисты говорят, что дети малообеспеченных и низкоквалифицированных родителей чаще и проявляют агрессию, и становятся ее объектами.

 

– Изменяется ли детская агрессия с возрастом?

– Западные исследователи выделяют три этапа в связи с этой проблемой: насилие в детском саду, в возрасте восьми – двенадцати лет и третий период – до юношеского возраста. Странно, но они утверждают, что пик агрессии приходится на восемь – двенадцать лет, а к подростковому возрасту буллинг сокращается. Я не могу согласиться с этим: по данным нашего кризисного центра, насилие возрастает в пятых-шестых классах.

– Насколько серьезно относятся родители к травле их ребенка? Как часто обращаются за помощью?

– К сожалению, обращаются в нашу кризисную службу лишь в крайних случаях, то есть когда чувство беспомощности и отчаяния доходит до предела. Они даже перестают принимать во внимание, что с их ребенком будет работать психиатр, общение с которым обычно почему-то крайне пугает родителей.

 

– Расскажите, пожалуйста, подробнее о профилактике насилия.

– Существуют специальные программы, основанные на изучении конфликтологии. Мы живем в сложное время: поводы для конфликтов появляются ежеминутно. Поэтому и детям, и взрослым нужно знать о том, как, во-первых, не допустить конфликта; а во-вторых, грамотно себя вести, если уж в него включился. В школах, работающих по этим программам, говорят о том, как нужно выглядеть, разговаривать, вести себя, чтобы не провоцировать окружающих. Вместе с тем проводится профилактика ксенофобии: если человек выглядит или думает не так, как ты, это не повод для агрессии. Обсуждается, откуда пошли фамилии и что такое «фамильярничать»; чем кличка отличается от прозвища. Ведь мало кто знает, что в христианской традиции кличка – одна из самых страшных форм проклятия, когда с помощью темных сил у человека отнимается имя.

 

– Может ли ребенок пребывать сразу в двух позициях – жертвы и нападающего?

– Иногда гиперактивный ребенок проявляет агрессию только потому, что боится сам стать жертвой. Нападает, не дожидаясь, когда нападут на него. Это тип поведения провоцирующей жертвы. Они с трудом уживаются в классе, вынуждены переходить из одной школы в другую. Такому ребенку должно очень повезти, чтобы он встретил сильного, умного, любящего педагога, который будет опекать его, защищать и поддерживать. Мудро и терпеливо, несмотря на то, что провоцирующая жертва еще не раз наломает дров и угодит во множество неприятных ситуаций.

 

– Приходится ли вам сталкиваться не с неосведомленностью, а с устойчивыми заблуждениями взрослых по поводу насилия?

– Есть несколько распространенных и живучих заблуждений. Некоторые взрослые придерживаются, например, такой позиции: это же дети, ссориться друг с другом для них естественно, пусть сами разбираются. Другое высказывание можно услышать по поводу воспитания мальчиков: а как еще из него вырастет настоящий мужчина? Пусть учится постоять за себя. Об этом нужно, конечно, говорить тем родителям, чаще мамам и бабушкам, которые окружают мальчика избыточной опекой. При этом все должно быть в разумных пределах. Мальчишки, разумеется, дерутся. И всегда дрались. Но по-честному, по правилам. Если все набрасываются на одного, это не шаг к возмужанию, а избиение. И взрослые непременно должны вмешиваться, высказывать свое отношение к насилию, к тому, что никто не заступился за обиженного. Чтобы дети не воспринимали это как повседневную норму.

 

– Должен ли педагог ставить перед собой задачу перевоспитания ребенка, кардинального изменения его поведения? Или мы можем добиться лишь того, что он будет вести себя в рамках принятых правил все время, пока находится на территории школы?

– На этот счет есть разные мнения. Кто-то считает, что после одиннадцати лет за серьезное изменение и браться уже не стоит. А работать лишь на уровне стимул-реакция. В поведенческой психологии, известной под названием «бихевиоризм», разработаны методы, позволяющие убрать приобретенные разрушительные проявления и заместить их новым, созидательным поведением. Я думаю, педагогу нужно планировать и программу-минимум, и программу-максимум. А там уж как получится.

 

«БУЛЛИНГ» В ШКОЛЕ: ЧТО МЫ МОЖЕМ СДЕЛАТЬ?

Информация без указания автора опубликована на сайте http://1001.ru/arc/issue1672/

На протяжении многих лет исследуется проблема насилия и агрессии. Масштаб данных явлений не перестает удивлять. На проблему насилия среди учеников все чаще обращают внимание учителя в школе. Эта жестокость принимает различный характер и схожа с такими проблемами, как «дедовщина» в армии. В школе это называется травлей. За рубежом этому явлению дано определение - буллинг.

Английское слово буллинг (bullying, от bully – хулиган, драчун, задира, грубиян, насильник) обозначает запугивание, физический или психологический террор, направленный на то, чтобы вызвать у другого страх и тем самым подчинить его себе. Раньше это было просто житейское понятие, но в последние 20 лет оно стало международным социально-психологическим и педагогическим термином, за которым стоит целая совокупность социальных, психологических и педагогических проблем.

Буллинг – явление глобальное и массовое. По словам 1200 детей, ответивших на вопросы Интернет-сайта KidsPoll, буллингу подвергались 48 %, в том числе 15% - неоднократно, а сами занимались им 42 %, причем 20 % - многократно. По данным всемирно известного психолога Дана Ольвеуса, в Норвегии 11 % мальчиков и 2.5 % девочек признались, что в средних классах школы они «буллировали» кого-то из своих товарищей. Расхождения в цифрах естественны. Одни называют буллингом серьезные акты агрессии, а другие – любые угрозы и оскорбления, без которых не обходится даже самое миролюбивое человеческое сообщество.

Буллинг включает четыре главных компонента:

1. Это агрессивное и негативное поведение.
2. Оно осуществляется регулярно.
3. Оно происходит в отношениях, участники которых обладают неодинаковой властью.
4. Это поведение является умышленным.

Различают два типа буллинга: непосредственный, физический, и косвенный, который иначе называют социальной агрессией. Это поведение имеет свои возрастные, половые (гендерные) и иные психологические закономерности.

 

Чаще всего речь идет об отношениях, складывающихся в детской среде, но буллинг нередко практикуют и взрослые. За ним стоит не только и не столько неравенство физических сил, сколько дисбаланс власти, позволяющий одному ребенку подчинить себе другого, причем такое взаимодействие между двумя или несколькими детьми неоднократно повторяется в течение продолжительного времени. Хронические акты вербальной и физической агрессии, направленные на одних и тех же жертв, создают между ними стабильные отношения, в которых буллинг на одном полюсе дополняется виктимизацией на другом полюсе. Эта специфическая форма агрессии, особенно характерная для среднего детства и для младших подростков, всегда направлена против одних и тех же детей. При переходе из начальной школы в среднюю буллинг несколько ослабевает, но у некоторых детей это - устойчивая личностная черта, с возрастом меняются лишь формы ее проявления.

В своей знаменитой книге «Буллинг в школе: что мы знаем и что мы можем сделать?» (1993) норвежский психолог Дан Ольвеус следующим образом определяет типичные черты учащихся, склонных становиться булли:

· Они испытывают сильную потребность господствовать и подчинять себе других учеников, добиваясь таким путем своих целей.

· Они импульсивны и легко приходят в ярость.

· Они часто вызывающе и агрессивно ведут себя по отношению к взрослым, включая родителей и учителей.

· Они не испытывают сочувствия к своим жертвам.

· Если это мальчики, они обычно физически сильнее других мальчиков.

Типичные жертвы буллинга также имеют свои характерные черты:

· Они пугливы, чувствительны, замкнуты и застенчивы.

· Они часто тревожны, не уверены в себе, несчастны и имеют низкое самоуважение.

· Они склонны к депрессии и чаще своих ровесников думают о самоубийстве.

· Они часто не имеют ни одного близкого друга и успешнее общаются со взрослыми, нежели со сверстниками.

· Если это мальчики, они могут быть физически слабее своих ровесников.

Эти взаимо-дополнительные свойства являются отчасти причиной, а отчасти следствием буллинга. Вместе с тем существует и другая, численно меньшая, категория жертв буллинга, так называемые провокативные жертвы или булли-жертвы. Часто это дети, испытывающие трудности в учебе, письме и чтении и / или страдающие расстройствами внимания и повышенной возбудимостью. Хотя эти дети по природе не агрессивны, их поведение часто вызывает раздражение у многих одноклассников, учителя их тоже не любят, что делает их легкой добычей и жертвами буллинга и способствует закреплению социально невыгодных психологических черт и стиля поведения.

Как всякое сложное явление, буллинг не имеет ни однозначного объяснения, ни универсальных способов преодоления и предотвращения. Одни ученые изучают преимущественно индивидуальные, личностные свойства булли и их жертв, другие – социально-психологические процессы буллирования и виктимизации (как один ребенок делает своей жертвой другого), третьи – макро- и микросоциальные закономерности соответствующих групп и сообществ (почему одни школы и коллективы больше благоприятствуют буллингу, чем другие). Кроме того, за буллингом нередко стоят социально-экономические факторы, например, имущественное, социальное и этническое неравенство. Мальчики из бедных и неблагополучных семей вымещают свои фрустрации на более благополучных сверстниках, заставляя их испытывать страх и одновременно - чувство своей неполноценности по сравнению с более сильными, мужественными, неуправляемыми и крутыми выходцами из низов. В результате создается некий противоречивый симбиоз, когда подростки и юноши из разных социальных слоев одновременно ненавидят и неудержимо привлекают друг друга. Раньше такие отношения объясняли преимущественно эмоциями, как «вымещение агрессии» и т.п.

В современной психологии на первый план чаще выдвигают проблемы социального неравенства. Неодинаковое положение в школьной иерархии побуждает выходцев из низов бороться за увеличение своего «культурного капитала» (термин французского социолога Пьера Бурдье), с чем связано и повышение социального статуса. Но если дети из социально благополучной среды ассоциируют свой «культурный капитал» преимущественно с учебными достижениями, то для других мальчиков этот путь недостижим (их начальная материально-образовательная база слишком слаба) или неприемлем, потому что в их семьях господствуют другие ценности, далекие от задач школьного образования. Свою «мужественность» такие мальчики доказывают не хорошими отметками, а победным счетам в драках, агрессивным дистанцированием от «женственности» и «гомосексуальности», спортивными достижениями, умением устанавливать и поддерживать доминантные отношения с девочками, грубостью с ними, хвастовством своими сексуальными успехами и т.п. За личными свойствами здесь скрывается социальное происхождение, а самоутверждение осуществляется путем насилия (Клейн 2006).

Практически во всех странах и возрастах буллинг больше распространен среди мальчиков, чем среди девочек, и его жертвами также чаще становятся мальчики. Это не просто озорство или грубость, а особая форма взаимоотношений.

Мальчики и девочки пользуются разными формами буллинга. Если мальчики чаще прибегают к физическому буллингу (пинки, толчки и т.п.), то девочки охотнее пользуются косвенными формами давление (распространение слухов, исключение из круга общения). Впрочем, эта разница относительна и похоже, что она уменьшается.

Разница мужского и женского буллинга может быть связана с тем, что у мальчиков и девочек могут быть неодинаковые критерии популярности Возможно, дело не только в гендерных стереотипах, согласно которым мальчик должен быть «крутым», но и в том, что условная агрессия предполагает умение пользоваться ситуацией, тогда как явная часто свидетельствует просто о недостатке социальных навыков общения. В отличие от девочек, мальчикам этот недостаток прощается (во всяком случае, они сами так считают).

В школе мальчик не только учится, но и продолжает конструировать собственную маскулинность, главный принцип которой – не делать ничего «девчоночьего». Драчун, который нарушает школьные правила и никого не боится, сплошь и рядом становится героем и предметом восхищения, тогда как «хороший мальчик» и отличник - всеми презираемый маменькин сынок. Чтобы отвести от себя это подозрение, мальчики старается максимально дистанцироваться от девочек, вырабатывая и культивируя отношение к ним как к людям третьего сорта. Для младших подростков такая установка вполне нормальна, но ее закрепление в старших возрастах чревато серьезными опасностями.

Во-первых, она способствует тому, что девочки все чаще становятся объектами буллирования. Вот фрагмент письма, которое оставила покончившая с собой девочка:
«Я не хотела вылезать из машины, мне хотелось умереть. Я подошла к двери, пошла по коридору, у лестницы стояли мальчишки, они хотели поставить мне подножки, как мило. Мне удалость пройти, не превратившись в посмешище. Я чувствовала, как трясется мой жир, когда я входила в зал. Как я его ненавидела! Я привыкла мысленно разговаривать сама с собой, это единственное, что давало мне возможность жить. Вот Лея. «А правда, что ты лесбиянка?» Я не знала, что ответить, я ничего не сказала и ушла. Почему они это делали? Почему со мной? Потому что я толстая. Это длится уже полгода, каждый день одно и то же».

Во-вторых, булли становится нормативным образом «настоящего мужчины», на которого нужно равняться. Воспитанные в этом духе мальчики не умеют общаться с девочками на-равных, да и все прочие конфликты пытаются решать с помощью силы, что делает их опасными как для окружающих, так и для самих себя. В свою очередь, мальчики, ставшие жертвами буллинга, стесняются обращаться за помощью к взрослым и пытаются защитить себя с помощью ответной агрессии, что нередко усугубляет их социальные и психологические трудности. Эти проблемы весьма заботят педагогов и психологов.

Одна из важнейших закономерностей буллинга состоит в том, что отношение к нему детей с возрастом меняется. Как уже говорилось, среди младших мальчиков булли обычно непопулярны, однако у подростков картина меняется. Индекс популярности подростка в его естественной среде связан как с просоциальным, так и с антисоциальным поведением. Изучение большой группы мальчиков 4-6 классов показало, что центральные места в их системе взаимоотношений занимали, с одной стороны, «образцовые мальчики», которых считали неагрессивными, спортивными, лидерами, старательными и общительными, а с другой – «крутые ребята», воспринимаемые как популярные, агрессивные и физически развитые. С возрастом и в более «уличной» среде популярность «плохих мальчиков» возрастает. По сравнению с другими школьниками, булли имеют больше друзей, более высокий социометрический ранг и, при выровненных показателях темпов полового созревания, больший успех у девочек. А поскольку булли выбирают себе таких же агрессивных друзей, буллинг нередко становится групповой активностью. Это еще больше затрудняет сопротивление ему со стороны отдельно взятого индивида, способствуя криминализации общей атмосферы в классе, школе и т.д.

Конкретные формы и способы буллинга постоянно меняются. Новейшее «достижение» в этой области – так называемый кибербуллинг, т.е. буллинг, осуществляемый с помощью электронных средств коммуникации. Свыше половины опрошенных канадских подростков (Кинг Ли, 2006) сказали, что им известны такие случаи, причем почти половина «кибербуллей» развлекались таким образом неоднократно, большинство жертв и очевидцев взрослым не жалуются. Как и среди обычных булли, среди кибербулли преобладают мальчики. Девочки, ставшие жертвами кибербуллинга, чаще мальчиков сообщают об этом взрослым.

Буллинг существует не только среди детей, но и в отношениях между учителями и учащимися. Некоторые учителя, злоупотребляя властью, оскорбляют, унижают и даже бьют своих учеников, а другие подвергаются буллингу со стороны учащихся. Психологически эти процессы взаимосвязаны. По данным опроса 114 учителей английских начальных школ, учителя, которые в начале своей профессиональной карьеры пережили ученический буллинг, больше других склонны подвергать ему своих учеников и, в свою очередь, подвергаются травле с их стороны, как в классе, так и вне школы. Среди учителей различают полярные типы булли-садиста, получающего удовольствие от злоупотребления властью над детьми, и беспомощной жертвы булли.

Даже сравнительно безобидный, на поверхностный взгляд, школьный буллинг имеет опасные долгосрочные психологические последствия. Американские психологи установили, что буллинг и виктимизация порождают такие серьезные личностные проблемы как тревожность и депрессию, расстройства питания, низкое самоуважение и неудовлетворенность школой. Виктимизация ребенка в школьные годы часто сопровождается повышенной застенчивостью и пониженным доверием к людям в студенческом возрасте.

Как с этим бороться?

Школьный буллинг рассматривается в современном мире как серьезная социально-педагогическая проблема. В странах Евросоюза не раз проводились совещания на уровне министров образования и вырабатывались законодательные меры по его профилактике. Антибуллинговые акции проводятся как на местном, так и на национальном и даже международном уровне. Речь идет не о полном преодолении буллинга – это явно невозможно, насилие и угрозы – неотъемлемая часть нашего мира, - а лишь о профилактике его наиболее опасных последствий.

Самая эффективная антибуллинговая программа инициирована Д. Ольвеусом в Бергене 20 лет назад, она успешно применяется в Норвегии, где ей с 2001 г. придан статус приоритетной общенациональной программы. Эта программа основана на 4 базовых принципах, предполагающих создание школьной (а в идеале – и домашней) среды, характеризующейся:

1. теплом, положительным интересом и вовлеченностью взрослых;
2. твердыми рамками и ограничениями неприемлемого поведения;
3. последовательным применением некарательных, нефизических санкций за неприемлемое поведение и нарушение правил,
4. наличием взрослых, выступающих в качестве авторитетов и ролевых модели.

Программа действует как на школьном и классном, так и на индивидуальном уровне, ее главная цель – изменить «структуру возможностей и наград» буллингового поведения, результатом чего является уменьшение возможностей и наград за буллинг (Ольвеус 2005).

Конечно, Норвегия – одна из самых благополучных и «спокойных» европейских стран, но частичное применение программы Ольвеуса в Англии и США дало и там положительные, хотя и меньшие, результаты (Ольвеус 2005). Его анкеты и методы работы широко представлены в Интернете и, судя по моему опыту, он охотно высылает запрашиваемые тексты и материалы. Много полезного есть и в опыте других стран. Например, в Канаде успешно применяется методика ранней психодиагностики детской агрессивности, которая позволяет предвидеть и отчасти корректировать будущее поведение потенциально проблемного ребенка.

Почему этот опыт плохо известен в России? Почему нас вообще мало волнует буллинг, пусть даже под другим именем? В художественной форме эта проблема была психологически точно поставлена уже в замечательном фильме Ролана Быкова «Чучело». В условиях нашей криминализованной страны проблема стоит не менее остро, чем на Западе, но мы вспоминаем о ней только в связи с очередными скандалами, и не для того, чтобы понять сущность явления, а лишь ради того, чтобы найти «конкретного виновника», а точнее – назначить на эту роль очередного подходящего козла отпущения.

За этим стоит не столько бедность и социальная неустроенность страны, сколько рабская притерпелость к произволу и насилию. Мы не привыкли уважать ни свое, ни чужое человеческое достоинство. Ребенок для нас – не самоценный субъект, а частица чего-то безличного, что в советское время называли «человеческим фактором», а теперь именуют «демографической проблемой». Если детей нужно рожать главным образом ради того, чтобы не ослабела мощь государства и наши природные богатства не достались другим народам, кому какое дело до буллинга? Это всего лишь нормальный способ воспитать в ребенке умение постоять за себя. Неважно, кто его бьет, лишь бы он научился давать сдачи, а еще лучше – нападать первым.

Буллинг – традиционно мужское, но не исключительно мужское явление. По мере утверждения гендерного равенства, его все чаще практикуют и девочки, в том числе – и в отношении мальчиков. Задача воспитания не в том, чтобы вернуть все на круги своя, напомнив мальчику, что он никогда и ни в чем не может быть слабее девочки, а в том, чтобы ограничить сферу применения насилия и строить взаимоотношения между людьми на основе взаимной выгоды и с учетом индивидуальных особенностей каждого. Это очень трудно, но другого пути нет.

РЕКОМЕНДАЦИИ