Формы собственности и аренды в византийской деревне по данным земледельческого закона.

По численности городского населения Византия 11 - 12 вв. превосходила другие страны средневековой Европы. Однако и здесь сельские жители преобладали над городскими. Деревни, будто ореолом, окружали каждый сколько-нибудь значительный город. Большие села встречались редко. Обычно (особенно на Балканах) в деревнях насчитывалось 10, 20, 30 дворов, а в хуторах (проастиях, метохах, зевгилатиях), принадлежавших частным лицам, церквам и монастырям, и того меньше.

Не только размеры, но и социальный статус сельских поселений были весьма различны. В наиболее привилегированном положении среди свободных поселений находились деревни стратиотов (IX-XI вв.) — крестьян, внесенных в воинские списки и обязанных по первому зову властей являться с конем, оружием и телегой. Были деревни, жители которых служили гребцами и воинами-матросами на военных судах; были деревни, приписанные к ведомству дрома (почты и внешних сношений), жители которых следили за состоянием государственных дорог и были обязаны обслуживать следовавших по ним официальных лиц. Жители некоторых деревень привлекались к строительству казенных судов, мостов, крепостей, к выжигу угля для железоплавильных печей и т.п. Подавляющая же масса свободных поселян платила государству многочисленные налоги и выполняла иные разнообразные повинности.

Жители свободных деревень составляли Общину. Они сообща решали вопросы пользовании лугами, лесами, угодьями, вопросы найма общественного пастуха или сторожа полей, распределения воды, строительства мельницы, моста, устройства водоема. Сообща они праздновали и хоронили, участвовали в крестном ходе, вымаливал дождь, и вели тяжбу с соседней деревней или крупном собственником. На общинной сходке распределялись внеочередные штрафы и налоги, повинности и взносы в казну. С конца IX в. ускорился процесс феодализации. Стало быстро расти число несвободных сел, феодально-зависимое население которых чаще всего называлось париками и проскафименами. Зависимые поселения представляли собой и небольшие поместья, и крупные села с господским домом, и проастии-хутора, где крестьяне не только вели земледельческое хозяйство, но и разводили скот. Имелись здесь нередко сыроварня, гончарная мастерская, пасека и т. п. Жители больших деревень, зависевших от крупного землевладельца, также составляли общину; они платили подати господину и исполняли повинности в его пользу, а иногда одновременно и в пользу казны, если их хозяину не предоставлялись налоговые льготы.

Пахотные участки передавались по наследству; их разделяли межи, канавы, изгороди из жердей и камней, ряды посаженных деревьев. К крестьянскому дому примыкали сад и огород. Дома строили чаще всего из камней или камыша, крыши покрывали черепицей, тростником, либо соломой, близ дома находились хозяйственные постройки, погреба или ямы и большие, врытые в землю кувшины-пифосы, в которых хранили зерно, вино, оливковое масло.

Вплоть до конца XI — начала XII в. магнаты-землевладельцы редко проживали сколько-нибудь значительное время вне города. Но постепенно земельная аристократия стала все более заботиться об устройстве своих сельских усадеб и даже о снабжении их оборонительными сооружениями. Сохранилось подробное описание господской усадьбы XI в, в Малой Азии. Вокруг дома с куполом, опиравшимся на колонны, шла открытая веранда. Рядом располагались баня с мраморными полами (как и в доме), амбар из двух отделений (в нижнем, включая подвал, хранились скоропортящиеся продукты, печеный хлеб), особый склад для зерна, соломы и мякины, конюшни, хлева, помещения для работников и слуг. В усадьбе имелась церковь с куполом на восьми колоннах, хорами, мраморным полом, золоченой алтарной преградой. В конце X в. Василия II Болгаробойцу поразили богатство и размеры усадьбы малоазнйского магната Евстафия Малеина, пригласившего на отдых все войско императора. Согласно житию Филарета Милостивого, у этого святого было некогда 600 быков, 100 валов, 800 копей, 80 выезженных лошадей и мулов, 12 тыс. овец, и размещались они по 48 проастням. Еще богаче был полководец Алексея I Комнина Григорий Бакуриани, многочисленные владения которого находились и под Филиппополем, и в округе Фессалоники.

Основными посевными культурами в Византии являлись пшеница и ячмень. Крестьяне нередко предпочитали сеять ячмень как менее прихотливый злак, дававший более стабильный урожай. В славянских провинциях выращивали просо, но знать считала пшено дурной пищей: по мнению писательницы XII в. Анны Комнин, дочери Алексея I, оно вызывало желудочные болезни. Сажали в Византин и бобовые (горох, чечевицу, бобы). Цепной культурой считался лен (тонкие льняные ткани стоили дороже шерстяных), но он требовал обильного орошения, а воды было мало; льна в империи не хватало — его ввозили.

Самые большие доходы приносил виноград. Земля под ним ценилась при продаже вдесятеро дороже, чем пахотная нива. Виноград возделывали и горожане (как в самом городе, так и в пригородах). Считалось, что даже пять модиев виноградника (50-60 соток) могут обеспечить семье скромный достаток. Разводили в Византии и фруктовые сады, но соперником винограда по доходности в Малой Азии и в южно-балканских провинциях были оливки. Оливковое масло, и также соленые оливки являлись одним из основных видов питания ромеев. В годы неурожаев вывоз оливкового мосла за границу находился под запретом.

Лошадь в крестьянском хозяйстве обычно была редкостью. Она стоила в Х в. 12 номисм — золотых (цена трех-четырех коров). Свободный крестьянин держал ее только потому, что без лошади не мог отбывать воинскую службу. Коней разводили преимущественно в имениях знати и в императорских поместьях. Коня или целую конюшню имел каждый сановник в городе. Доброго коня откармливали ячменем. Славились арабские кони. Однако Михаил Атталиат, автор XI в., много лет проведший в походах, предпочитал коней ромейских: арабские, по его мнению, быстры, но скоро утомляются. Кони использовались и для гонцовой службы.

Мул так же, как и конь, был «привилегированным» животным: на нем ездили верхом, на него грузили поклажу (до десяти модиев зерна—около пяти пудов). Гораздо чаще крестьянин имел осла, который порой составлял все имущество бедного сельского углежога или торговца дровами. Но главным трудягой в крестьянском хозяйстве был вол. Степень благосостояния семьи определялась не только размерами ее земельного участка, но и числом волов: дизевгаратом называли крестьянина, имевшего две пары (упряжки) волов, зевгаратом — имевшего одну пару, а воидатом — имевшего одного вола. Молочных коров крестьяне обычно не держали, да и в имениях знати мясной рогатый скот всегда преобладал над молочным. Зато в каждом хозяйстве были овцы и козы. Они давали и молоко, и мясо, и шерсть и не требовали особых забот. Обедневшие обладатели единственного вола иногда припрягали к нему при пахоте козла. Неприхотливы были также свиньи, но разводили их там, где росли дубовые рощи, так как кормили свиней в основном желудями. Лишь поросят к празднику откармливали отрубями и мукой,

Держали селяне и домашнюю птицу. Митрополит Навпакта Иоанн Апокавк (XIII в.), вынужденный сбежать в деревню, жаловался в письме, что живет в пристройке у церкви, а рядом — кони, свиньи, собаки, овцы, голуби, гуси, утки, куры, и он оглушен их ревом и криком. Среди различных провинций Византии, отличавшихся друг от друга по природным условиям, существовала своего рода естественная специализация. Киликия, Крит. Фракия, Южная Македония и Фессалия славились хлебом; Вифиния — лошадьми; долины Меандра и Скамандра, как и Лакедемон, — оливками; Эпир и Паристрион — скотом; Евбея — вином. Аттика — медом. Но специализация, чаще вынужденная (наличие рабочих рук и тяглового скота, состав имущества, качество земли и т. д.), была характерна и для хозяйства внутри одной деревни: некоторые дворы владели виноградником или садом, другие — десятком овец или пасекой.

Перегонным овцеводством занимались в империи почти исключительно влахи — прежде всего в Фессалии, Эпире, Македонии. Паристрионе. Летом (начиная с мая) они кочевали со стадами по горным пастбищам, преодолевая порой сотни километров, следуя от кошары-загона (по-гречески «мандра») к кошаре, где перерабатывали продукты своего хозяйства: изготовляли масло, сыр (влашскую брынзу уже тогда хорошо знали за границей), делали пряжу, копры, войлок и пр. В сентябре они возвращались для зимовки в долины. Перегонное овцеводство было издревле известно также в Малой Азии и в Северной Сирии. Серьезную роль в жизни сельского населения играли разного рода подсобные промыслы: рыболовство — у крупных рек, озер и морского побережья; охота, бортничество, выжиг угля и заготовка дров.

Особое значение в климатических условиях большей части византийских провинций имело орошение полей и удаление из почвы камней (мелкие участки бывали нередко разбросаны по склонам гор, меж оврагов, скал, болот кустарников, рощ). Воды часто не хватало, из-за нее вспыхивали ссоры и драки, затевались тяжбы. Карликовые участки в горных районах можно было обрабатывать только вручную. Очищали землю от камней из поколения в поколение. Некоторые нивы буквально создавались руками человека: из низины носили землю и высыпали на голые камни. На себе зачастую доставлял на поле крестьянин и удобрение (навоз), Зато во многих областях удавалось собирать два урожая в год. Страшным бичом поселян были стихийные бедствия: засухи, горячие ветры с юга и востока в мае и ледяные — с моря в апреле, наводнения во время разлива горных рек, град и, наконец, периодические, продолжавшиеся по нескольку лет подряд налеты саранчи.

В обслуживании крестьянского хозяйства была занята вся семья, в том числе и дети. Рабочий день начинался с восхода солнца (а иногда с рассвета) и длился до заката. Редкий крестьянин пользовался трудом мистиев — наемных работников (ими чаще всего становились обедневшие соседи -односельчане). Порой, после крупных побед над арабами, пленные в качестве рабов появлялись и на поле состоятельного крестьянина. Но рабы и мисти, как правило, были плохими работниками. Немало сил у крестьянина отнимали государственные трудовые повинности (ангарн), в особенности экстраординарные (перевозка грузов на твоих животных, расчистка дороги проходов для войска, ремонт и строительство мостов, судов, укреплений и т. п.) Непредвиденные ангарии срывали сроки сезонных работ и часто ставили хозяйство на грань разорения.

Обедневшие поселяне перебивались случайными заработками, нанимались плотниками, дровосеками, углежогами, сезонными работниками. Иногда они организовывали переходившие с места на место артели виноградарей или строителей. Документы 11–12 вв. сообщают о множестве запустевших деревень, жители котярых вымерли или разбежались. Византийское крестьянство страдало от малоземелья, несмотря на наличие огромных пространств невозделанных и пригодных для обработки государственных земель. Правительство охотно селило на своих землях безземельных крестьян, и иногда даже пленных или союзник арабов, печенегов, узов, половцев, заставляя их нести военную службу и платить налоги. Но свободной земли оставалось много. Дело в том, что в то время освоение целины представляло для селян огромные трудности. Не имевший тяглового скота и инвентаря обнищавший крестьянин освоить целину в одиночку был не в состоянии. Поэтому он оставался в деревне: общинники-крестьяне приходили иногда на помощь друг другу, соседи объединяли усилия в обработке земли. Выделившийся на хутор бедняк был обречен на гибель. Крестьянская аренда, о которой говорится в документах, являлась чаще всего признаком беды: нуждавшийся в земле арендовал пашню соседа, не способного ее возделывать, или, напротив, обнищавший сдавал свои земли богатым соседям.

Патриарх Фотий (IX в.) писал. как к нему в сумерках, во время, «когда уже лампады зажигают», явился бедняк, в синяках, в разорванном хитонишке, в слезах: богатый сосед отнял у него землицу — последнюю надежду на жизнь. Но иногда бедствием была не потеря земли, а ее насильственное прибавление: государство заставляло поселян платить налоги за запустевшие соседние участки, разрешая их обрабатывать. Выигрывал состоятельный, а бедняк, с трудом справлявшийся с возделыванием своей земли, разорялся еще быстрее. Эта повинность называлась аллиленгием, или «круговой порукой»: жители деревни-общины были ответственны друг за друга в уплате налога в казну. Аллилелнгий тяжело отражался на крестьянах. Привилегированные стратиоты, беднея, переводились в разряд простых налогоплательщиков, свободные налогоплательщики продавали свои участки или становились париками частных лиц — крупных собственников, которые обычно пользовались разными налоговыми льготами.

Центральная власть, пытаясь воспрепятствовать сокращению налоговых поступлений в казну, неоднократно объявляла недействительными сделки о продаже крестьянами своей земли богатым и знатным лицам. Василий II конфисковал владения многих магнатов, захвативших крестьянские земли. Этот василевс сделал аллиленгий повинностью и крупных землевладельцев, заставив их платить налоги за соседние покинутые и обедневшие крестьянские хозяйства. Но эти меры не изменили положения: разбогатевшие поселяне имели полное право покупать участки своих соседей: сама казна через 30 лет после того как крестьянин переставал обрабатывать участок, конфисковывала его и продавала всякому желающему; от аллиленгия знатные люди и духовенство вскоре после смерти Василия II были избавлены.

Крестьяне должны были подчиняться запрету покидать свои общины. Образовалось новое общественное явление — парики — крепостные, которые были закреплены за крупными хозяйствами. Причем не землевладельцы закабаляли крестьянство, а государство законодательным путем превращало свободных крестьян в зависимых. Высшие должностные лица в армии (единственной силовой структуре в то время) нередко скупали земли свободных крестьянских общин. По сути, это было не чем иным, как переделом собственности. По мере развития хозяйственной системы Империи богатые становились еще богаче. Каждая засуха, каждый неурожай, каждый падеж скота приводили к росту количества стратиотов, желающих вернуться в подчинение и под защиту амбициозных преуспевающих крупных землевладельцев. Страх перед налоговыми службами преследовал мелких сельских производителей, которых отделял от банкротства один неурожай или потеря нескольких голов скота. Если крестьянин бросал землю и убегал, причитавшиеся с него платежи, как правило, взимались с его соседей. И многие мелкие землевладельцы предпочитали переходить в разряд арендаторов. Неуклюжие попытки властей переломить эту тенденцию не возымели успеха.

Положение париков в поместьях феодалов было нелегким, однако не всегда просто определить, сколь лучше жилось свободным налогоплательщикам: налоги были ниже частных рент, но сборщики сплошь и рядом, как мы увидим, не соблюдали законов. И все-таки в конце XI - в XII в. крестьяне страшились парикского состояния: человек жил надеждой достичь успеха в жизни, а зависимость от частного лица не давала таких перспектив. Доля господина достигала и трети, и половины крестьянского урожая. Один из типиков (монастырских уставов) XI в. предписывал: если парик стал жить лучше ввиду доброго урожая, надо потребовать с него больше взносом в житницу и казну обители. А что касается мистиев, то данные об их бедствиях нередки в житнях. В одном из них говорится, что уже 15 лет мистий служит у богача, который дерет с него три шкуры, заставляет трудиться и днем, и ночью, хотя не уплатил за все годы ни обола. Такие мистий, особенно обремененные семьёй, становились по сути дела безгласными холопами, выполнявшими самую трудную и грязную работу в имении землевладельца. Нередко их положение было хуже, чем положение рабов и рабынь, прислуживавших в доме господина.

Существенными особенностями отличалось монастырское хозяйство. Монахи, как правило, делились на несколько разрядов, низший из которых являлся самым многочисленным. Экономы, ключники, казначеи, привратники, каллиграфы, иконописцы, библиотекари находились в привилегированном положении, а пахари, кузнецы, плотники, ткачи, седельники, башмачники, конюхи, скотники, мельники, шерстобиты, огородники, садоводы, гончары, портные, корзинщики, мойщики одежд, пекари, повара еле успевали перемежать труд молитвой и бдениями. Как и в поместьях светских господ, в монастырях иногда применялась некоторая механизация: тесто замешивалось с помощью ходящего по кругу вола, вода подавалась по трубам водопровода, имелись мельница, водяная или приводимая в движение животными, кузница, гончарня и т. п.

Но монастырь не распылял своих богатств, подобно светскому богачу, между наследниками, не тратился на поддержание престижа, содержание отряда оруженосцев и пышной свиты, на дорогое оружие и доспехи, на снаряжение для участия в походах и т, д. Поэтому в житницах монастырей чаще залеживались большие запасы зерна, а в подвалах застаивались амфоры с вином и оливковым маслом. Монахи умели лучше светских магнатов мирным путем прибирать к рукам и соседскую землю, обольстив ее религиозного и невежественного хозяина. В монастырях также трудилось немало мистиев (чаще всего в соответствии с уставом обители они должны были быть бессемейными). В одном из житий рассказывается, как выгнанный монахами за ничтожный проступок мистий пытался в отчаянии сжечь монастырские житницы, а как он, негодует составитель жнтив, был -мужланом и холопом, во всех своих чувствах ничем не лучше неразумного скота.

Различил в положении крестьян к господ отражались на всем их жизненном укладе и прежде всего — на покрое и качестве одежды, составе пищи, внешнем виде жилищ и их интерьере. Одежда простых поселян почти не претерпевала изменении на протяжении веков: короткий плащ, перекинутый через плечо, рубашка-хитон из грубого полотна или шерсти, заправленная в штаны из такой же ткани, перевязанные крест-накрест ремешком сапоги. Андроник I Комнин велел изобразить себя в одежде поселянина с косой в руках: на нем длинная синяя рубаха и белые сапоги до колен. По словам крупного деятеля духовенства IX столетия Феодора Студита, он, совершая в юности монашеские подвиги, носил навоз на пола ночью или в полдень, когда его никто не мог увидеть: в полуденный зной крестьяне, видимо, соблюдали сиесту. Ложем бедняка был матрац, набитый соломой. Мрак в его хижине разгонялся угольями, факелом либо лучиной.

Состав пищи крестьянина целиком определялся его возможностями. Чаще всего это были хлеб, разбавленное водой вино и овощи. Признаком крайней бедности считалось употребление в пищу мякины, отрубей, желудей и мяса «морской свиньи» (дельфина). Досыта крестьянин старался наесться утром, перед началом трудового дня; в обед он ел «в меру», а перед сном — лишь овощи и фрукты. Немало бедняков ели вообще один раз в день. Недаром у них, как говорится в сказании о Стефаните и Ихнилат, глаза разбегались, когда доводилось увидеть на столе в непосредственном соседстве и хлеб, и вино, и 6обы, и сыр, и фрукты. Одежда богача состояла из тонкого льняного или шелкового хитона, штанов из дорогой шерстяной ткали. Пояс его был шит золотом, украшен инкрустациями я уложен в щегольские складки, воротник — надушен. Сапоги богачи носили с загнутыми носками. Плащ эпического героя Дигениса Акрита был расшит изображениями грифонов, шапка опушена дорогим мехом, платок выткан золотом. Мехом были оторочены и одежды воительницы Максимо, а нижняя рубашка ее просвечивали насквозь, словно паутинка.

Богато отделывались благородными металлами и драгоценными камнями оружие, седельный прибор и попоны коней и мулов магната. Для знатных дам изготовлялись особые седла, они украшались жемчугом и золотыми бляхами в виде Зверей и птиц. Седло имело роскошный чехол, а с крупа коня или мула свисало покрывало из шелка. Интерьер дома богача в сельской местности был великолепен. В спальнях стояли золоченые кровати с дорогими покрывалами, в гостиных — столы, инкрустированные слоновой костью, золотом и серебром (у филарета Милостивого за такой стол садилось 36 человек). Вечером горели светильники на чистом оливковом масле, у ложа курились мускатный орех, камфора, касия, амбра и мускус. Когда сельский магнат собирался в дальнюю дорогу, сборы продолжались несколько недель: для него и многочисленной свиты готовились запасы провизии и походное снаряжение всех видов.

Достаточно здоров, говорится в анонимной сатире «Тимарион», тот, кто сидит в седле и способен съесть курицу. Но курица и дичь на столе бедняка была лишь залетной праздничной гостьей. Богачи же из-за неумеренного потребления жирной пищи и вина не редко страдали от ожирения и подагры (медики советовали им побольше за обедом есть кресс-салата, мальвы и асфодели). Некоторые гурманы могли безошибочно определить по вкусу, откуда, приведены мед и вино и сколько дней было зажаренному целиком молочному поросенку. Лакомством считалось мясо пятимесячного ягненка, трехгодовалой особо откормленной курицы, вымя молодой свиньи. Свинину подавали с фригийской капустой, ее доставали из жира в горшке прямо рукой или вилкой о двух рожках.

Между деревней и городом в Византии всегда ощущалась глухая постоянная вражда, в особенности свойственная жителям деревни и обусловленная глубокими экономическими, социальными и политическими причинами. Об истоках вражды провинциальной землевладельческой аристократии к константинопольской сановной знати речь пойдет ниже. Что же касается простых поселян, то их ненависть к городу объяснялась, прежде всего, тем, что в Византии (в отличие от стран «классического феодализма» на западе Европы), не замок сеньора, а город властвовал над деревней: в нем проживали и сами магнаты-землевладельцы, и представители имперских властей, Неприязнь крестьян к городу распространялась и на рядовых горожан, и причины этого коренились в особенностях византийской налоговой системы.

Уплачиваемые крестьянами налоги были По-преимуществу денежными. Деньги же крестьянин мог добыть главным образам в городе: даже через руки нищего поденщика, буквально все покупавшего на рынке, проходило в год раз в пять больше денежных знаков, чем через руки крестьянина, эпизодически обретавшего несколько монет для уплаты налога и покупки самого необходимого. Но в городе, пытаясь выручить деньги, крестьянин часто терпел убытки от государственной политики фиксированных цен на продукты, от высоких торговых пошлин, и также оттого, что продавать свои товары он должен был не непосредственно потребителю, а перекупщикам-оптовикам, членам торговых корпораций. Кроме того, хотя случаи увеличения налогов в городе бывали, все-таки рост платежей в пользу казны касался, как правило, только крестьян, и от него выигрывали горожане.

Крестьяне избегали города, появляясь там лишь в случае крайней необходимости (торговля, поиск заработка, бегство от вторгшегося врага). Они презирали горожан за развязность, распущенность нравов; они знали, что плоды их тяжелого труда стекаются в город, а сами они живут хуже горожан. Писатель конца XII— начала XIII в. Никита Хониат рассказывает о случившейся на его глазах характерной сценке: ограбленные крестоносцами весной 1304г. беженцы из Константинополя тайком пробирались к портовым городам и, предлагая крестьянам остатки денег и ценностей, просили их продать продукты. Поселяне же забирали у горожан вещи почти даром и со злорадством приговаривали: «Вот и мы обогатились!» Горожане в свою очередь высмеивали грубую, испачканную землей одежду поселян, их невнятную речь, растерянность на шумных улицах и площадях; они потешались над молчаливостью крестьянина, неспособного связать двух слов, ибо овцы, быки да собаки составляли его единственное постоянное «общество».

В науке часто спорят о содержании понятия города. Для крестьянина той пары город был олицетворением безумной роскоши, жестоких властей, праздным и шумным торжищем, гнездом всяких пороков. Поселянина поражало обилие ремесленных мастерских в городе, но вряд ли могло удивить искусство ремесленников-горожан, ибо в какой-то мере каждый земледелец был ремесленником, самостоятельно изготовлявшим многие из нужных ему орудий и предметов быта. Деревня знала искусный гончаров, кузнецов, портных, сапожников, бочаров, плавильщиков металла.

Производство в деревне посуды, кож, войлока, льняной и шерстяной пряжи, циновок и корзин было рассчитано порой и на городской рынок. Создававшиеся в сельских местностях артели строителей (каменщиков, штукатуров, плотников и столяров) возводили крепости, церкви, крупные монастыри, а порой строили водопроводы и цистерны в самой «царице городов» — в Константинополе. (Такие артели, по мысли анонима Хв., являлись примером доброго согласия меж людьми.). Однако и большинство городов империи сохраняло в то время полуаграрный характер. Сады, огороды, виноградники располагались и вне, и внутри городских стен. На соседних с городом пастбищах пасся круглый, год скот горожан. Славившиеся своим шелкоткацким производством жители Фив в XII в. в засуху вымаливали дождь не менее горячо, чем крестьяне окрестных деревень. Стратиг Лариссы в конце X в. полагал, что в случае осады при экономном расходовании одного урожая с пригородных хозяйств можно продержаться три-четыре года.

Вывод: вместе с государственной собственностью существовала частная и коллективная (общинная). Общинная собственность распространялась на леса, пастбища или мельницы, но никогда не распространялась на землю. В целом в Византии была довольно развита экономика. Но некоторые негативные моменты такие как: разница в уровне жизни между городским и сельским населением, высокие налоги, феодализм, круговая порука – тормозили ее развитие.