Ментальность/История ментальностей

Понятие «ментальность», заимствованное у этнолога Люсьена Леви-Брюля Марком Блоком и Люсьеном Февром, а затем, в 1930-е гг., - Жоржем Лефевром, в том виде, в каком его употребляли исто-

97

рики, не поддается точному определению, и многочисленные его истолкования требуют отдельного изучения. Желая подчеркнуть сопротивление этого понятия строгому определению, Альфонс Дюпрон сказал, что оно вызывает «головокружение от изобилия». Историей ментальностей занимались, не осмысливая ее теоретически. По сути, начало ей положили некоторые работы основателей «Анналов», но настоящий расцвет ее наступил в 1960-1970-е гг., когда историки Филипп Арьес, Робер Мандру, Жорж Дюби, Мишель Вовель и Жак Ле Гофф сделали ее ведущим направлением французской историографии. Их работы по истории ментальностей способствовали небывалому успеху школы «Анналов» как у широкой французской публики, так и за рубежом.

Обращение к истории такого типа повлекло за собой значительное расширение территории историка за счет появления новых, ранее не изучавшихся объектов, таких как страх, смерть, тело, стыд, сексуальность, родственные отношения, бессознательное, верования и коллективные ритуалы и т. д. История ментальностей с самого начала отдавала предпочтение бессознательным, безличным и автоматическим механизмам социальных практик, не обращая внимания на их осознанную и интенцио-нальную составляющую. Предпочитая изучать не индивидов, а коллективные феномены, она в противовес традиционной истории идей уделяла внима-

98

ние преимущественно не ярким интеллектуальным явлениям, а коллективной психологии, пристально исследуя ментальные привычки, коллективное бессознательное и спонтанную речь. По словам Робера Мандру, ее целью было «воссоздание поведения, выражений и умолчаний, способных передать коллективные чувства и видение мира».

Между тем, хотя история ментальностей, вне всякого сомнения, привела к появлению новаторской и творческой культурной истории, она зачастую довольствовалась использованием проблематики и методов, обеспечивших успех социально-экономической истории в 1950-е гг.: оттуда в историю ментальностей перешли серии, выбор массовых источников, позволяющих делать подсчеты, преимущественное внимание к процессам большой длительности, дихотомия народной и ученой культуры, отождествление культурных различий и социальных границ... В сознании историков ментальностей жила идея истории «третьего уровня», изучающей соответствия между «ментальным», социальным и экономическим. Так что современный отказ от понятия ментальности, к которому призывал Джеффри Ллойд { Lloyd G. Pour en finir avec les mentalites. P., 1993), связан, с одной стороны, с его слишком неопределенным значением, а с другой - с использованием методов, которые в настоящее время выглядят сомнительными. Это понятие было слишком глобальным, оно допускало чрез-

99

мерные и упрощенные обобщения, позволяя историкам говорить о ментальиости общества в целом. А серийные и количественные методы истории мен-тальностей, ее преимущественный интерес к времени большой длительности приводили к тому, что эта история не уделяла внимания индивидуальным вариациям и особенностям, сложным процессам конструирования смысла, пространственным вариациям и пересечению темпоральностей.

В настоящее время развитие истории представлений (Роже Шартье, Ален Корбен, Пьер Лабори, Доминик Калифа и др.) означает одновременно как восприятие наследия истории ментальностей, так и установление по отношению к ней критической дистанции путем расширения корпуса изучаемых источников и применения методов качественного анализа, более подходящих для данных исторических объектов.

♦ Историческая антропология, Культура/История культуры, Представления/История представлений, Психоистория

Микроистория

По словам французского приверженца микроистории Жака Ревеля, «история какого-то места, если ее рассматривать на низовом уровне, вероятно, будет отличаться от истории других мест». Микроистория возникла в Италии, ее лидерами стали Карло Гинзбург (Ginzburg С. II formaggio e i vermi. II

100

cosmo di un mugnaio del Cinquecento. Torino, 1976; русск. перев.: Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. М., 2000) и Джованни Леви { Levi G. L'eredita immateriale: Camera di un esorcista nel Piemonte del Seicento. Torino, 1985); представителям этого историографического течения свойственна рефлексия по поводу масштабов исследования. В противовес традиционной социальной истории, т. е. количественным подходам и региональным монографиям, они задались вопросом, не дает ли малое больше пищи для размышлений, чем большое, деталь - больше, чем целое, а локальное - больше, чем глобальное. Они стали отдавать предпочтение изучению не больших социальных структур, масс или классов, а индивидуального жизненного опыта, жизненных путей и стратегий отдельных субъектов. И это укрупнение масштаба исторического исследования, разглядывание «под лупой» судьбы человека или небольшой общины принесли значительные плоды, позволив увидеть социо-культурные практики прошедшей эпохи иначе, чем это делали прежде авторы канонических макроисторических работ.

Преимуществом такого квалитативного и экспериментального подхода, отдающего предпочтение интенсивному изучению небольших объектов, является открытие новых эвристических перспектив в области конструирования социального. Но остается главная апория исторической дисципли-

101

ны: если с эпистемологической точки зрения оба уровня анализа одинаково легитимны, то каким образом затем соединить между собой работы, выполненные в микроисторическом и макроисториче-ском масштабе?

♦ История повседневности, Масштаб

Миф/Мифология

Не существует одного-единственного определения мифа, так как мифами по-своему занимаются и этнологи, и специалисты по истории религии, а также психоаналитики. Если, с точки зрения последних, в мифах выходят наружу глубинные конфликты психики, то выдающийся исследователь религиозных верований Мирча Элиаде считал, что «миф рассказывает священную историю, т. е. повествует о главном событии, случившемся в начале Времени, ab initio» и наделяющем смыслом мироздание и человеческое существование. Клод Леви-Стросс видел в мифах аллегорические повествования, призванные объяснить людям, принадлежащим к некой группе, происхождение установленных порядков; он обнаруживал в мифах образ мыслей, свойственный всем людям и связанный со «структурными законами мышления». Мифологией же называют цельную и упорядоченную совокупность мифов, принадлежащих определенной культуре.

Многие историки начали заниматься анализом мифов в разгар повального увлечения структу-

102

рализмом. Примерами могут служить работы по исторической антропологии Древней Греции Жан-Пьера Вернана и Пьера Видаль-Наке (см., напр., Vernant J.- P, Vidal- Naquet P. Mythe et tragedie en Grece ancienne. P., 1972) или содержательная, новаторская диссертация Альфонса Дюпрона, посвященная многовековой истории бытования на Западе мифа о крестовых походах (она была опубликована только в 1997 г., см.: DuprontA. Le Mythe de la Croisade. P., 1997). В дальнейшем интерес историков к мифу и его месту в коллективном воображаемом постоянно нарастал, ставились новые вопросы (Veyne P. Les Grecs ont-ils cru a leurs mythes? P., 1983), а хронологические рамки исследований расширялись вплоть до современности (Girardet R. Mythes et mythologies politiques. P., 1990).

♦ Историческая антропология, Культура/История культуры, Ментальность/История мен- талъностей, Этнология

Модерность/Модернизация

Пришедшее из социологии понятие «модер-ности» подразумевает процесс распада различных форм организации традиционного общества при зарождении индустриального общества. Религия, традиции, сельская община, корпорации, ремесло, местные нотабли исчезают, уступая дорогу дехри-стианизации и «расколдованному миру», рациональному поведению, росту индивидуализма, ур-

103

банизации, индустриализации, разделению труда и разделению общества. Однако, значение, в котором это понятие употребляют историки, остается весьма расплывчатым и в настоящее время подвергается переосмыслению (Кристоф Шарль). ♦ Постмодернизм

Монография

Монографией называют углубленное исследование четко обозначенной темы. Для историка выбор монографического жанра предопределен тем, что подбор и анализ отдельных частных случаев, совпадающих или нет во времени, в зависимости от области исследований, рассматриваются как средства формирования целостного взгляда на изучаемую проблему: так, каждая региональная монография по истории классического Средневековья (Каталонии, Маконне, Вандомуа и т. д.) вносит свой вклад в понимание феодальной системы и сеньориального господства. Всякая монография предполагает выбор географических, тематических и хронологических рамок и подходящего масштаба исследования в соответствии с поставленными вопросами. Предметы монографического исследования могут быть самыми разными (профессиональная группа, культурная практика, литературный жанр и т. д.), но при этом у историков оно долгое время обычно ограничивалось региональными рамками. По мнению Люсьена Февра, регион является «естественным» кадром,

104

соответствующим возможностям индивидуального исследователя, и фактором поступательного развития научной дисциплины. В то время регион занимал центральное место и в трудах по географии школы Видаль де ла Блаша, тогда как представители дюркгеймовской социологии критиковали региональные монографии за узкие рамки и отсутствие сравнительного подхода, считая, что в силу этих причин они по определению «не в состоянии что-либо доказать» и не могут дать общие знания (Франсуа Симиан). В 1950-е гг. и позже региональная монография утвердилась в качестве «ведущего жанра» докторских диссертаций по истории, примером может служить диссертация Пьера Губера о Бовези: «Подход в общих чертах один и тот же, внимание обращено на большие группы, на время большой длительности (целый век и более того), на описание самых основных демографических, экономических и социальных структур» (Charter R. Au bord de la falaise. P., 1998). В настоящее время монография, представление о которой изменилось вслед за расширением территории историка, остается основным типом труда по истории, но регион, несмотря на его выросшую политическую значимость, уже перестал быть преобладающим кадром исследований (Ibidem).

♦ Глобальная история, Масштаб

н

Негационизм

Негационизмом называют течение (его отцами-основателями являются Морис Бардеш, Поль Рас-синье и Робер Фориссон), приверженцы которого с сомнительной идеологической целью - оправдать возврат к антисемитизму - отрицают существование газовых камер и сам факт геноцида евреев во время Второй мировой войны или преуменьшают его масштабы. Негационистское течение существует в разных странах и объединяет как крайне правых, так и антиколониалистски и антисемитски настроенных ультралевых. Негационисты внешне следуют историческому методу, т. е. изучают документы, рассматривая их гиперкритически (подвергая сомнению), выборочно и искаженно. Они отвергают противоречащие их точке зрения показания свидетелей. Как пишет Жорж Бенсуссан, «их выводы предшествуют анализу».

Новая историческая наука

Появление этого выражения связано с периодом в развитии историографии, который начался в конце 1960-х гг. и был отмечен большим успехом истории у широкой публики. В это время, когда наступил определенный упадок структурализма и обновленных гуманитарных наук, историки

106

усвоили их понятия и подходы, начали ставить их проблемы применительно к истории и ввели в ее эпистемологическое поле новые объекты. В некотором роде манифестом «новой исторической науки» являются опубликованные в 1974 г. три тома «Faire de Thistoire» («Делать историю») под редакцией Жака Ле Гоффа и Пьера Нора. Это издание свидетельствовало о том, что территория историка расширилась, а его взгляд стал в большей мере антропологическим. Развитие исторической антропологии, истории ментальностей и серийной истории привело к появлению таких крупных фигур историографии, как Жорж Дюби, Эмманюэль Ле Руа Ладюри, Пьер Шоню и многие другие. Как правило, за определением «новая историческая наука» в действительности стоит принадлежность этих историков к третьему поколению школы «Анналов», продолжающему и обогащающему ее традиции. Между тем некоторые историки, например Франсуа Досс в книге «L'Histoire en miettes» («История в осколках»), критикуют «новую историческую науку» за отклонение от парадигмы «Анналов» и переход от «Истории (с большой буквы) к историям» (Пьер Нора), т. е. за дробление дисциплины и отказ от стремления к синтезу. В настоящее время выражение «новая историческая наука» употребляется в историческом дискурсе очень часто и теряет смысл, так как научная и институциональная логика поведения в дисциплинарном поле постоянно за-

107

ставляет многих историков делать выбор в пользу стратегии историографического и эпистемологического разрыва, чтобы выделиться и стать интеллектуально более заметными в своем профессиональном сообществе.

♦ Историческая антропология, Ментальность/
История менталъностей, Серийная история

Новейшая история

♦ Новейшее время/История новейшего времени