Новейшее время/ История новейшего времени

Новейшее время - это самый близкий к нам исторический период. Разные авторы могут по-своему определять его исходную точку: 1917, 1939 г. и т. д. Некоторые рассматривают потрясения 1990-х гг., крах восточноевропейских режимов и конец биполярного мира как конечный рубеж, требующий пересмотреть это определение. Критерием, отличающим историю новейшего времени, можно считать присутствие все еще живых субъектов, действовавших в этот период. К такому хронологическому определению добавляется тематическое. История новейшего времени, с этой точки зрения, представляет собой особую область истории со своими правилами и методами, отличающуюся сильным влиянием, которое на нее оказывает память (Rousso H. La hantise du passe. P., 1998). Кристиан Делакруа харак-

108

теризует ее как «активное вмешательство историка в практикующееся различными социальными силами в своих интересах манипулирование прошлым, которое еще не вполне стало историей, и еще не остывшей памятью» (Delacroix Ch., Dosse F., Garcia P. Les courants historiques en France, XIXe - XXe siecle. P., 1999). Среди историков принято употреблять название «история новейшего времени», хотя наряду с ним используется и термин «непрошедшая история», несущий на себе отпечаток журнализма (аргументы Жана-Франсуа Суле в пользу последнего термина см.: SouletJ.- F. L'histoire immediate. P., 1994). Пьер Лабори отдает предпочтение определению «современная история», так как идея современности представляется ему «более открытой различным толкованиям, чем идея новейшего времени, и в большей мере способной отражать прерывистость времени». По мнению автора, эта история должна быть особенно чуткой к различным «темпоральностям» и «критериям современности» [ Laborie Р Les Francais des annees troubles. P., 2004 (2001)].

Новейшей историей в широком смысле этого слова занимались всегда. Древнегреческие историки писали о событиях, современниками которых были они сами, а позднее, например в период между двумя мировыми войнами, историки Пьер Ренувен или Жюль Изаак исследовали причины Первой мировой войны - острейший для того вре-

109

мени вопрос, значение которого выходило далеко за пределы научной сферы. Между тем в 1970-е гг. понятие «история новейшего времени» обрело более точный смысл и стало обозначать направление исследований, проводимых под руководством созданного в 1978 г. Института истории новейшего времени (Institut d'histoire du temps present). Этот расцвет истории, в которой заметное место занимает живая память, был связан, как подчеркивал первый директор института Франсуа Бедарида, со специфическим контекстом: его характеризовали конец экономического роста, развенчание идеологии прогресса, культурная эволюция, символом которой стал май 68 года, «всеобщие поиски идентичности», вновь возникший интерес к понятиям «событие» и «субъект» и т. д. (см.: Delacroix Ch. Demande sociale et histoire du temps present: une normalisation epistemologique? // La concurrence des passes. Usages politiques du passe dans la France contemporaine / M. Crivello, P. Garcia, N. Offenstadt eds. P., 2005). Сразу же встал вопрос о легитимности этой области исследований, которая казалась очень злободневной и не располагала ни привычной для историка временной дистанцией, ни обычными архивными источниками. Историки новейшего времени постепенно выработали свою систему контраргументов и оправдательный дискурс, в котором подчеркивается, в частности, редкая возможность использовать устные свидетельства и осу-

110

ществлять контроль над свидетелями. Они отмечают также изобилие документов для изучения недавнего прошлого. Исследователи, работающие в этой области, создали большое количество крупных трудов, посвященных, например, Второй мировой войне и памяти о ней, и внесли значительный вклад в эпистемологические споры об исторической дисциплине в целом (Франсуа Досс считает, что история новейшего времени самим своим положением нацелена преимущественно на «поиски смысла»; см.: Dosse F. L'Empire du sens. P., 1995). Между тем вопрос о связи с социально-политическим заказом и давлением все еще остается открытым. Историки новейшего времени, по-видимому, то и дело сталкиваются с противоречием между желанием удержаться на дистанции от социального заказа и ролью экспертов, в которой им зачастую приходится выступать (например, в созданной католической Церковью комиссии по делу шефа лионской милиции в годы Второй мировой войны Поля Ту-вье, осужденного в 1994 г. за преступления против человечности). Таким образом, как подчеркивает Жерар Нуарьель (Noiriei G. Les origines republicaines de Vichy. P., 1999), некоторые историки новейшего времени могут отстаивать сциентистскую позицию, ратуя за «объективность» и отбрасывая груз памяти, и одновременно участвовать в экспертных комиссиях, в которые историки зачастую входят наряду с представителями правящих кругов, и даже

111

давать прогнозы { Ibidem). Кроме того, часто историки новейшего времени изучают вопросы, живо интересующие их современников, и говорят на одном языке с «агентами памяти» (Ж. Нуарьель). А это заставляет их избегать социологических подходов к поставленным вопросам и отдавать предпочтение политической и культурной истории. Некоторые исследователи предлагают способы обходить все эти подводные камни. Так, провозгласив «другую новейшую историю», Жерар Нуарьель призывает отказаться от классической политической истории, от «взгляда сверху», от дискурса «выразителей» чьих-то взглядов и от изначально заданных неэври-стичных категорий, таких как «французы» или «общественное мнение», и соединить историю новейшего времени с обновленной социальной историей, изучающей связи между индивидом и обществом. Пьер Лабори настаивает на том, что политическая история должна больше обращать внимание на мир представлений, на «ментально-эмоциональные» аспекты, в частности, «исследуя, каким образом социальные субъекты осуществляли свое присутствие в мире», «избегая ложных сближений и не допуская ретроспективных реконструкций или искусственных построений из произвольно соединенных категорий».

♦ Объективность у Память, Представления/История представлений, Устная история (и ее источники)

112

Номинализм

Этот термин относится к оживленно обсуждавшейся в Средние века доктрине, согласно которой сущности, или общие идеи, представляют собой лишь условные знаки, слова, а не реальные существа или вещи. В конце XI - XII в. в средневековых университетах среди схоластов разгорелся бурный спор, известный иод названием «спора об универсалиях». Универсалии - это универсальные, родовые понятия, сущности (например, человек), в отличие от единичных вещей. По сути, проблема заключается в том, чтобы понять, как эти общие идеи соотносятся с реальностью. Они предшествуют вещам, которые являются их следствием, или же они существуют лишь в языке? Сторонники реальности универсалий, например Гийом де Шам-по (1070-1121), считали, что только универсалии существуют сами по себе, тогда как единичные вещи - всего лишь формы, подчиненные общей для них сущности. Номиналисты же отвергали эту концепцию в духе платонизма, приписывавшую универсалиям имманентное априорное существование, и полагали, что они представляют собой условные порождения рассудка и языка, а существуют только единичные, конкретные индивиды. Приверженность этой доктрине сохраняли несколько выдающихся средневековых мыслителей, например Пьер Абеляр (1079-1142), чья концепция близка к номинализму, а позднее - Вильгельм

ИЗ

Оккам (ок. 1285-1348), в трудах которого номинализм получил дальнейшее развитие.

В широком смысле научный номинализм в настоящее время является теорией познания, согласно которой научные законы и теории представляют собой не реальные и объективные знания о вещах, а умственные конструкции, имеющие чисто инструментальную ценность. В сфере общественных наук эссенциализм долгое время сохранялся, подчас не вполне осознанно. Однако творчество Мишеля Фуко в интерпретации Поля Вена можно рассматривать как номиналистскую критику истории. Он непрестанно стремился показать, что слова вводят нас в заблуждение, что наши мыслительные категории заставляют нас верить в естественный характер вещей, тогда как все исторично. Одной из несомненных больших заслуг Фуко перед историками является следующее: он показал им, что они слишком часто принимают слова за вещи и что изучаемые ими объекты (безумие, преступность, сексуальность и т. д.) оказываются вырванными из исторического контекста, в который их надо поместить и исследовать их зарождение и конструирование. Норберт Элиас, который принципиально противостоял любому эссенциализму и метафизике субстанций, также был в полной мере мыслителем-номиналистом, рассматривавшим понятия как ментальные конструкции. В конечном счете влияние номинализма на историческую науку осуществилось именно

114

благодаря успеху релятивистских, антиметафизических, конструктивистских идей Мишеля Фуко, Норберта Элиаса, а также Пьера Бурдьё. В настоящее время определенное влияние лингвистического поворота и нарративистских постулатов можно рассматривать как усиление позиций номинализма в исторической науке.

♦ Лингвистический поворот (Linguistic turn)

Нумизматика

Нумизматика - это наука о монетах, которая развивалась с XVI в. и обрела более систематическую форму в XVIII в. (во многом благодаря австрийскому ученому Йозефу Хилариусу Экхелю). Опираясь на целый ряд институтов (журналы, конгрессы и др.)» нумизматы работают над составлением каталогов и сводов; они используют как методы точных наук (анализ металлов и сплавов), так и классические исторические источники. Изучение монет дает ценную информацию во многих областях исторической науки: экономической (например, о торговых путях), политической (монеты можно рассматривать как зеркало власти) или культурной истории (как источник по истории символики).

♦ Вспомогательные исторические дисциплины

о

Объективность

Вызывавший споры со времен Античности вопрос об объективности того, кто пишет историю, утратил свою остроту. В то время как такие отцы-основатели современной исторической науки, как Леопольд Ранке или французские историки-позитивисты отстаивали объективную точку зрения, сейчас признано, что историк не может описывать общество и события в точности такими, какими они были. Сокрушительные удары с самых разных сторон, особенно лингвистический поворот и постмодернизм заставили подвергнуть сомнению представление о единственной и в целом познаваемой объективной реальности. Сохранившаяся документация неполна и никогда не исчерпывает реальности. Изменение фокусного расстояния, новый подход к известным источникам или открытие новых документов заставляют пересмотреть прежние выводы. Кроме того, после появления работ П. Бурдьё и его последователей историк уже не может считать себя объективным и холодным наблюдателем, способным смотреть на прошлое строго научным взглядом и воссоздавать его во всей подлинности. В действительности на него влияет окружающее общество, и его анализ зависит от контекста, т. е. от времени написания работы и от личной ангажированности историка. Как заметил Мишель де

116

Серто (Certeau M. de. L'ecriture de l'histoire. P., 1975), следует всегда соотносить исторический дискурс с местом и институциями, которые его порождают и делают возможным, но в то же время постоянно его ограничивают и накладывают на него несмываемый отпечаток. Поль Вен отмечает еще, что «граница исторической объективности [...] соответствует многообразию опыта», так как опыт историка помогает восполнить лакуны и нехватку документов, увязать друг с другом имеющиеся данные. В общем, по словам Антуана Про, «историк устанавливает со своим объектом тесную связь, в ходе которой постепенно проявляется его собственная идентичность». Наконец, Поль Рикёр напоминает, что ограничение исторической объективности заложено «внутри историографической операции в виде корреляции между стремлением к истине и интерпретационной составляющей самой операции. Речь идет не просто о субъективном участии историка в формировании исторической объективности, но о последовательности выборов, которыми отмечены все фазы операции, от архивной работы до исторической репрезентации» (RicoeurP. La memoire, l'histoire, l'oubli. P., 2000).

Невозможность быть строго объективным - так как сам историк находится в специфическом и по определению меняющемся контексте - не означает отказа от беспристрастности и стремления к истине. От исследователя, таким образом, требуется не столько объективность, сколько дистанцирование и беспристрастность, подразумевающие, что он должен за-

117

глушить свои личные мнения и пристрастия, оставить в стороне оценочные суждения и избегать использования истории для обслуживания чьих-либо целей. В этом смысле история не трибунал; историку следует не судить людей прошлого, но пытаться их понять.

♦ Лингвистический поворот (Linguistic turn),
Оценочное суждение, Постмодерншм

Оценочное суждение

Считается, как правило, что историк не должен судить и оценивать предмет своего исследования. И действительно, не следует смешивать мораль и историю. Историку ничего не дает позитивная или негативная оценка мотивов и поступков изучаемых им субъектов. Если, несмотря ни на что, подобные суждения все же появляются, они выглядят комичными, тем более что высказывать их очень легко ввиду временной дистанции. Более того, давая свою оценку, историку легко впасть в анахронизм, так как ценности сами по себе историчны. Вместе с тем историк и его труд неизбежно существуют во времени и более или менее явно зависят от его социального положения и личных взглядов. Некоторые историки считают нужным, чтобы ввести читателя в курс дела, рассказать о себе во введении и ясно обозначить свое отношение к объекту исследования, но тем самым не освобождая себя от стремления к объективности.

♦ Анахронизм, Деонтология, Объективность, Ре
лятивизм

п

Палеография

Это наука о дешифровке и чтении старинных почерков, основы которой заложил маврист Ж. Ма-бильон (1632-1707). В силу специфики почерков Средневековья и раннего Нового времени требуются определенные навыки, чтобы правильно их читать и понимать условные знаки и аббревиатуры. Палеография также изучает хронологию и историю почерков, что помогает при датировке документов.

♦ Диплом/Дипломатика

Память

Зачастую противопоставляют память и историю. Память в этом смысле рассматривается как субъективно искаженное и зависящее от взглядов ее носителей присутствие прошлого в том или ином виде в обществе, в представлениях социальных групп и индивидов. История, напротив, представляет собой развитие событий, описанное историками в соответствии с научными критериями. Характеризуя память социальных групп, Жерар Нуарьель пишет: «Хотя их память чаще передает более глубокую и насыщенную (потому что более жизненную) правду, чем правда историка, она в то же время обычно является выборочной, неполной и пристрастной». Но это различие проблематично,

119

так как сам историк по отношению к памяти небеспристрастен, являясь или сам заинтересованным лицом, или свидетелем, симпатизирующим какой-либо из сторон.

Конечно, следует различать виды памяти. Индивидуальная память выходит далеко за рамки истории и относится к области неврологии, тогда как групповая память, т. е. конструирование групповой идентичности на основе обычаев и воспоминаний прошлого, все чаще и чаще становится полем исторических исследований. Социолог Морис Хальбвакс (1877-1945) посвятил часть своей работы изучению «коллективной памяти», подчеркивая социальный характер индивидуальной памяти и воспоминаний и их связь с настоящими интересами и целями.

Следы событий и память о них стали в настоящее время самостоятельным предметом исторических исследований. Примером может служить изучение того, как на протяжении почти ста лет, вплоть до наших дней жила память о солдатах, расстрелянных в 1914-1918 гг.; исследовались различные проявления этой памяти (правовые документы, художественная литература, памятные годовщины и др.), ее интенсивность и цели, которые преследовало обращение к прошлому (это могла быть защита ветеранами своих боевых товарищей, критика милитаризма со стороны левых, забота о «жертвах» истории и т. д.). Выяснилось, что образ расстре-

120

лянного сохранялся в памяти постоянно со времен Первой мировой войны, видоизменяясь при этом в разных социальных группах и в зависимости от исторической обстановки \Offenstadt N. Les Fusil-les de la Grande Guerre et la memoire collective. P., 2002 (1999)]. В современных западных обществах, где горизонт ожидания затуманен и организующее влияние коллективных политических проектов ослабло, значение памяти настолько возросло, что, по мнению ряда авторов, появилась новая болезнь - «коммеморит» (так Франсуа Досс назвал страсть к увековечиванию памяти всего и вся). Пьер Нора, объединив усилия сотни историков в крупном коллективном труде (Les Lieux de memoire. P., 1984-1992), попытался собрать и описать французские «места памяти» в широком и символическом смысле этого слова (речь шла о памятниках; исторических деятелях национального масштаба, таких как историк Лависс или Жанна д'Арк; классических литературных произведениях, например «Путешествие двух детей по Франции», и т. д.). Недавно появилось подобное немецкое издание (Deutsche Erinnerungsorte. Miinchen, 2001). Издание под редакцией Пьера Нора критиковали за телеологический характер, иначе говоря, за содержащуюся в нем более или менее явную поддержку некоего национального мифа (Englund S. De l'usage de la Nation par les historiens, et reciproquement; L'histoire des ages recents. «Les France» de P. Nora //

121

Politix. 1994. N 26). И в самом деле, распространенное понятие «долг памяти» не может не вызывать сомнений, так как содержит в себе идею однозначного прочтения прошлого, близкого к официальной памяти и противостоящего гибкому и разнообразному восприятию того же самого прошлого. Наряду с ним употребляется более нейтральное и подразумевающее некий процесс понятие «работа памяти».

♦ Устная история (и ее источники)

Парадигма научная

Понятие «научная парадигма» обозначает образ мыслей, свойственный данной эпохе и преобладающий внутри научного сообщества. Оно было введено в 1960-е гг. философом и историком науки Томасом Кюном в работе «Структура научных революций», чтобы описать кризисные моменты, переживаемые наукой в ходе ее эволюции. По его словам, «парадигма представляет собой совокупность верований, признанных ценностей и технических приемов, свойственных членам данной группы». Научная революция происходит, когда долгое время остававшаяся общепризнанной научная теория отвергается научным сообществом в пользу другой теории. Этот переход свидетельствует о смене парадигмы: о смещении интересующей исследователей проблематики, появлении иных критериев легитимации научных проблем и выводов, обновлении

122

научного воображения и изменении условий, в которых проводится исследование.

Хотя это понятие оставалось неопределенным и не раз становилось предметом споров, некоторые историки, в частности Марсель Гоше и Франсуа Досс, нашли ему эвристическое применение для осмысления тех перемен, которые происходят в настоящее время в общественных науках. В книге «Империя смысла. Гуманизация гуманитарных наук» (LEmpire du sens. L'humanisation des sciences humaines. P., 1995) Франсуа Досс показал, что конец великих объединяющих парадигм, каковыми в области гуманитарных наук на протяжении двух десятилетий являлись марксизм и структурализм, не оставил после себя пустого места в идейном смысле и не привел к полной научной дезориентации. Напротив, в интенсивной, сложной и многообразной активности современных общественных наук он усматривает признаки эпистемологической конвергенции дисциплин и даже появления новой интеллектуальной конфигурации, прагматической и герменевтической одновременно. За этой сменой парадигмы в общественных науках стоит общая для них философия: возвращение субъекта, или актора, в противовес структуре, реабилитация эксплицитной и осмысленной стороны человеческого поведения в противовес «философии подозрения», поощрявшей поиски бессознательных мотивов. В то же время Франсуа Досс пользуется данным поняти-

123

ем осторожно, не пытаясь заключить в его строгие рамки столь разные но своему происхождению и по декларируемым целям исследования, хотя и признает за ними «семейное сходство» и интригующие совпадения, позволяющие ему говорить о «гуманизации гуманитарных наук». ♦ Структурализм

Периодизация

Чтобы «заменять неуловимую непрерывность времени некой означающей структурой» (Prost Л. Douze lecons sur l'histoire. P., 1996; русск. пер.: Про Л. Двенадцать уроков по истории. М., 2000. С. 117), историк должен разделять движение истории на фрагменты, т. е. вводить периодизацию. Без такой практики, состоящей в придании историческому времени пространственного измерения, это время превратилось бы в своего рода совершенно непознаваемый непрерывный поток. Чтобы этого не произошло, необходимо выявить в нем главные изменения и разрывы. Вся трудность в том, что результаты надо убедительно обосновать. Необходимо отличать условные, в некотором роде унаследованные периодизации от тех, которые историк выстраивает в ходе исследования.

Периодизация, наиболее общепринятая во французских университетах, включает в себя четыре крупных периода: Античность, Средние века, Новое время и новейшую историю. Что касается понятия

124

«век», то оно, как показал Даниэль С. Мило [ Milo D. S. Trahir le temps (Histoire). P., 1991], в качестве одной из основных форм репрезентации времени утвердилось в начале XIX в. Историки, конечно же, сознают всю ограниченность этих традиционных периодизаций - речи нет о том, чтобы понимать их буквально (XX век часто начинают 1914 годом), и историки подвергают их переосмыслению, выделяя, например, «короткий двадцатый век» с 1914 г. до краха коммунистических режимов, - но они тем не менее по-прежнему определяют университетскую структуру и оказывают неосознаваемое негативное воздействие на саму исследовательскую практику.

На эти унаследованные историком канонические периодизации может накладываться - или даже вытеснять их - «живая периодизация», которую он вырабатывает в процессе изучения конкретного предмета (Антуан Про). Такие живые периодизации в большей мере отвечают задачам научного анализа, тогда как «окаменевшие» периодизации не только втискивают историю в жесткие и совершенно произвольные рамки, но и образуют соответствующие организационные структуры, в частности определяют порядок доступа к документам. Периодизация редко устанавливается сама собой, и выбор момента разрыва или перехода обычно предполагает некую интерпретацию. В этом смысле вырабатывать периодизацию означает в то же время анализировать, делать выбор и определять направления исследо-

125

ваний. Установленные разрывы, разумеется, не являются полными изменениями во всем. Зачастую темпоральности накладываются друг на друга, пережитки старых порядков могут сохраняться очень долго (современность несовременного, или симуль-танность несимультанного, если воспользоваться известной терминологией Эрнста Блоха), и различные временные серии между собой не совпадают. Кстати, в последние десятилетия среди французских историков заметно стремление рассматривать каждый исторический феномен в его собственной временной протяженности. Что же касается тройственной модели времени, предложенной Ферна-ном Броделем, который различал длительное время (время географических и материальных структур), промежуточное время (время конъюнктуры) и короткое время политики (время событий) и отдавал приоритет исследованию устойчивого и инерционного, то она подверглась серьезной критике со стороны философов-дисконтинуистов (Мишель Фуко), и в настоящее время ей на смену пришли свобода выбора временной шкалы и неопределенное множество исторических времен.

♦ Датировка, Поздняя античность, Средние
века, Старый порядок, Хронология

Подделка (историческая)

♦ Внешняя критика, Внутренняя критика, Под
линность

126

Подлинность

Для историка установить подлинность документа означает определить его дату, происхождение, автора и, возможно, обнаружить фальшивку - эти задачи составляют часть того, что источ-никоведы называют внешней критикой источника, - и при необходимости отделить в самом тексте подлинник от позднейших исправлений или подделок. Методы установления подлинности меняются в зависимости от периодов истории и типов документов. Например, в Средние века многочисленные подделки фабриковались с целью присвоения прав или захвата власти (такова примерно половина сохранившихся актов, составленных от имени меро-вингских правителей). В то же время понятие подделки многообразно и нуждается в уточнении (см.: Guyotjeannin О., Pycke J., Tock B.- M. Diplomatique medievale. P., 1993). Историк, как того требует дипломатика, должен выяснить и учесть все обстоятельства происхождения изучаемых им документов. Однако даже если документ является полностью или частично подложным, это вовсе не означает, что его надо отбросить. Он свидетельствует о целях, которые преследовались при его составлении. Историку следует задуматься о мотивах составления фальшивки, а ее корректно проанализированное содержание может быть информативным. Само понятие «подделка» не одинаково во все времена,

127

и при выяснении подлинности документа следует учитывать своеобразие эпохи.

♦ Внешняя критика, Внутреншя критика

Поздняя античность

Последние века Римской империи долгое время осмысливались в терминах разложения и упадка, и потому им зачастую давались негативные оценки. За последние тридцать лет с развитием историографии, менее склонной к морализаторству и отчасти находящейся под влиянием антропологии, сложилось понятие Поздней античности. Им обозначают период между Античностью и Средними веками, рассматриваемый как переход и/или как самодостаточная эпоха («другая античность, другая цивилизация», см.: Marrou H. I. Decadence romaine ou Antiquite tardive? IHe - Vie. P., 1977), которая продолжалась, согласно авторам, придерживающимся различных подходов, с III (или даже с конца II в.) или с IV в. до IV—VIII вв. Некоторые ограничивают ее IV-V вв., тогда как другие предлагают ввести внутреннюю периодизацию. Ей посвящен специальный журнал «Antiquite tardive», в котором охватывается период IV-VI II вв. Этот разнобой показывает, что вопрос о периодизации остается спорным для специалистов. Такие историки как Анри-Ирене Марру и Питер Браун, изучая Позднюю античность, пытались установить именно ей характерные черты. Работы Питера Брауна способствовали реабилитации

128

этого периода истории: «Поздняя античность была концептом, а теперь она превратилась в университетскую дисциплину со своими кафедрами, журналами и посвященными ей коллоквиумами; произошло это во многом благодаря таланту Питера Брауна» (Inglebert H. Peter Brown // Les Historiens. P., 2003). По его мнению, Поздняя Римская империя представляла собой «вполне упорядоченное образование» с «удивительной созидательной силой», которое заложило основы развития на будущие века (великие правовые кодексы, Церковь и ее институты, в частности монашество...). Вслед за Санто Мадзарино Питер Браун так характеризует Позднюю античность: «Общество, в котором императоры царствуют, епископы управляют, а мужчины и женщины, в большинстве своем на удивление низкого происхождения - артисты, мыслители, организаторы и святые, - наполняют Средиземноморье на века вперед удивительной, постклассической созидательной силой, творческой силой людей, действующих по благословенью Божьему (Brown P. Genese de l'Antiquite tardive. P., 1983). Таким образом, Поздняя античность является продолжением античной культуры, которая в это время соединяется с торжествующим христианством. Среди медиевистов существует целое направление, сторонники которого настаивают на долговременной устойчивости античных структур, что, впрочем, оспаривается другими историками. Так что вопрос

129

о хронологических рамках периода представляет не только научный, но подчас и политический в широком смысле слова (связанный, например, с оценкой роли христианства или социальных потрясений) и даже институциональный интерес (споры между историками Античности и медиевистами). ♦ Средние века, Периодизация

Позитивизм

В настоящее время определение «позитивистский» звучит для историков осуждающе и обозначает автора или его труд, сосредоточенный на описании фактов и рассказе о событиях в самом узком смысле слова. Оно восходит к концепции истории, приписываемой историкам методической школы конца XIX в. и нашедшей выражение, в частности, в учебнике Шарля-Виктора Ланглуа и Шарля Се-ньобоса «Введение в изучение истории» (Lang - lois Ch.- V., Seignobos Ch. Introduction aux etudes historiques. P., 1898) и в журнале «Revue historiquc» («Исторический журнал»), который был основан в 1876 г. Габриэлем Моно и его последователями. «Методические» историки отстаивали строгий метод воссоздания исторической действительности (так как история должна быть «объективной наукой»), основанный на внешней и внутренней критике документов и до сих пор лежащий в основе труда историка (см.: Garcia P. Le moment methodi-que // Les courants historiques en France, XIXe - XXe

130

siecle. P., 1999). Новейшие работы Оливье Дюмуле-на, Жерара Нуарьеля и Антуана Про внесли нюансы в карикатурные представления об этих историках, которые на самом деле были гораздо более открытыми и разнообразными, чем их изображали следующие поколения, в особенности поколение «Анналов».

Термин «позитивизм» заимствован из философской традиции и обозначает подход, признающий факты и непосредственный опыт, основой познания. Он относится, в первую очередь, к философским и социологическим трудам Огюста Конта (1798-1857), а они совершенно не соответствовали критериям, которые разработали «методические» историки, отвергавшие любую априорную философию истории. Исходя из опыта точных наук Конт пытался создать позитивную науку для изучения общества. Речь шла о «комплексной исторической науке» (Раймон Арон), постигающей человека в его целостности и основанной на эмпирическом, позитивном изучении общества. Конт мыслил в терминах универсальных законов и критериев. Знание должно быть основано на целостном охвате социального мира и помогать его реформировать и реорганизовывать. Он выделял три стадии исторической эволюции общества и познания: теологическую (когда явления объясняются сверхъестественными причинами), метафизическую (для объяснения ис-

131

пользуются абстрактные сущности) и позитивную (научную).

Влияние учения Конта было разносторонним, но лишь очень немногие историки в собственном смысле слова, например пытавшийся открыть законы истории Генри Т. Бокль (1821-1862), опирались в своих исследованиях на концепцию истории, выдвинутую Контом.

♦ Историзирующая история, Сциентизм

Поколение

Это объемное понятие используется историками для обозначения совокупности индивидов примерно одного возраста, осознающих свою принадлежность к некой группе, объединенной причастностью к значительному событию, совместным жизненным опытом и общими умонастроениями. Оно дает возможность описывать историю в терминах конфликтов или смены поколений и обладает большей эвристической ценностью для историков, чем (пусть и более строгое) понятие возрастного класса, которое обозначает совокупность индивидов, рожденных в одном и том же году. Самым, пожалуй, ярким примером может служить поколение романтиков, названное «болью века», «страстное, бледное, нервное поколение», описанное Альфредом де Мюссе; оно запечатлелось в коллективных представлениях и оставило свой след в политической и литературной жизни периода революции 1830 г.

132

Поле

Это понятие, занимающее центральное место в работах Пьера Бурдьё, появилось в результате размышлений над общественным разделением труда. Оно указывает на «автономный микрокосм внутри социального макрокосма» (Bourdieu P. Propos sur le champ politique. P., 2000), употребляется применительно к определенному типу социальной деятельности или функции (артистическое, литературное, научное, политическое, бюрократическое поле, поле журналистики и т. д.). Будучи неразрывно связанным с понятием «габитус», оно обозначает социальный универсум, управляемый своими особыми законами и кодексами, отличающими его от любого другого поля. Но каждое из них представляет собой, в первую очередь, «силовое поле», т. е. агонистическое пространство, объект борьбы за собственность и легитимность (как в институциональном, так и в символическом смысле) между индивидами, вовлеченными в это поле и соперничающими из-за положения внутри него. Чтобы проиллюстрировать происходящее, Пьер Бурдьё часто прибегал к аналогии с игрой: каждый игрок имеет на руках жетоны разных цветов, соответствующие разным видам капитала - экономическому, социальному или символическому, - которыми он обладает; и он вырабатывает стратегии и играет в зависимости от своих возможностей и от пози-

133

ции в игре. Конструируя социальное пространство таким образом, ученый выявлял механизмы доминирования, которые, с его точки зрения, структурируют общество в целом.

В своей книге «Правила искусства. Генезис и структура литературного ноля» (Bourdieu P. Regies de l'art. Genese et structure du champ litteraire. P., 1992) он показал, каким образом в конце XIX в. сформировалось, завоевало автономию и постепенно структурировалось литературное поле (с его особым капиталом, действующими лицами и их целями). Понятие «поле» стимулировало размышления историков, занимающихся культурной и социальной историей и открытых к диалогу с социологами (таких как Роже Шартье, Жерар Нуарьель, Кристоф Шарль). В книге «Интеллектуалы в Европе XIX в.» (Charle Ch. Les intellectuels en Europe au XIXe siecle. P., 1996) Кристоф Шарль предпринял - в перспективе глобальной истории - анализ интеллектуального поля, которое, по его мнению, «может быть понято в его социокультурной логике только в связи с более общими трансформациями среды интеллектуалов, и, наоборот, только это пространство символической борьбы открывает нам общие социальные смыслы интеллектуальных дебатов». Употребление данного понятия стало в настоящее время общепринятым в историческом сообществе.

♦ Габитус, Символическое насилие

134

Поле опыта

Понятие было введено немецким философом и историком Райихартом Козеллеком для обозначения прошлого, присутствующего в настоящем. Данная метаисторическая категория указывает на присутствие их прошлого в сознании людей и обозначает, каким образом оно остается для них настоящим и актуальным. Пространство опыта, состоящее из совокупности пережитых событий, о которых можно вспомнить, проявляется как индивидуально, так и в межличностных отношениях, рационально и иррационально, сознательно и бессознательно. С помощью данной категории в совокупности с другой - «горизонт ожидания» - строится семантика исторических времен, изучающая лингвистическую структуру переживания опыта прошлого.

♦ Горизонт ожидания, Режимы историчности

Постмодернизм

Понятие «постмодерности», введенное французским философом Жаном-Франсуа Лиотаром, подразумевает, что мы вступили в новую эру в результате краха и исчезновения таких великих «ме-танарративов», как идеология прогресса и освобождения масс. Постмодерную эпоху, таким образом, характеризуют конец упований на всемогущество разума и науки, всеобщий глубокий скептицизм по отношению к теориям самореализации Духа, бесклассового общества или гражданской свободы.

135