Две линии поведения народов в новозаветной истории мира

Народился на земле новый род Христовых — Церковь Божия. "Некогда не народ, а ныне народ Божий; некогда непомилованные, а ныне помилованы" (1 Пет. 2:10). Центростремительные силы любви сплотили племена. Церковный язык (латинский для Запада, греческий, а затем церковно-славянский для Востока) сроднил диалекты.

Но апостасия не кончилась. Как в первобытном человечестве, как в ветхозаветном Израиле, так и в новом христианском обществе дьявол начал плодить разделения.
Началось отпадение племен от вселенского православия, исход из единой, до скончания века неделимой Церкви. Каких только новшеств не подбрасывал сатана! Тут и новые, не богодухновенной святостью свидетельствованные, а мудрствованием измышленные догматы (Филиокве, 589 г.). Тут и противодействие Господу в осуществлении Им установленных таинств. С великой силой утверждает Господь таинство причастия: "Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни" (Ин. 6:53). А католичество лишило верующих чаши (хотя именно о ней сказано: "пейте из нее все" — Мф. 26:27, в то время как о евхаристическом Хлебе так не сказано, ибо его не могут вкушать младенцы)!

После выхода западного христианского общества из Церкви (разрыв де-юре состоялся в 1054 г.) в нем разрушилась благодатная целостность духа; иссушенный интеллект окрасил в серые тона схоластики идеалы познания, образования, духовной жизни; юридическая сухость восторжествовала в понимании Писания, грех тоже стал пониматься юридически, как вина, в то время как он онтологически глубже и являет собой смертельную болезнь человека. Забылась истинная цель прихода Господа на землю и цель христианской жизни (обожение). Начавшиеся вскоре крестовые походы (первый из них благословлен папой Урбаном Вторым 27 ноября 1095 года) — свидетельствовали о проникновении в западное христианское общество воинственного духа Нимрода. Западная "церковь" все более отождествляла себя с государством и его карательными органами (инквизицией), органами религиозной разведки, хитросплетениями политики, гнусной иезуитской "моралью": якобы любые методы хороши, если направляются "к вящей славе Божией". Объединение в одном лице первосвященника–папы и главы государства (папоцезаризм) вело к восприятию папы как "наместника Бога на земле" (в то время, как в Церкви ее Главой является Господь, а Патриарх есть лишь "первый среди равных" иерархов). Ересь папоцезаризма противна Говорившему: "Царство Мое не от мира сего" — Ин. 18:36, "Царствие Божие внутрь вас есть" — Лк. 17:21)15.

Подобно тому, как это было в истории народов, участвовавших в постройке Вавилонской башни, и здесь из-за потери памяти на вечное началось взрывообразное умножение фантазий и распад. Восставший против католичества протестантизм к настоящему времени сам распался на две тысячи "номинаций". Не святые люди дали ему начало, а люди не просто грешные, но оправдывающие свой грех (ересь и есть оправдание греха, одно из дел плоти, по апостолу Павлу). Протестанты призывают Церковь объединиться с ними. Безумие! Кто от кого отпал? Кто отпал, тот да вернется в покаянии, — Церковь постоянно молится об отпавших!

В силу невежества не подозревая о блистательной исторической победе иконопочитания, утвержденного сонмом великих святых, протестанты воскресили древнюю ересь иконоборчества. И что вышло? По слову св. прав. Иоанна Кронштадтского, разорвав видимую связь со святыми Небесной церкви, они лишились и невидимой. Как различались бы лица святых без их икон? Забвение отшедших ко Господу — в этом ли любовь не умирающая? "С глаз долой — из сердца вон"? Возможно ли, чтобы Церковь земная отделилась от Церкви Небесной — от Богородицы, от великой Божией семьи святых, и от всех отшедших в вере, от Царства Небесного? Тогда отделилась бы и от Самого Господа, основавшего Церковь, тело Свое, для которого Он — Глава. Тогда по определению перестала бы быть и Церковью, ибо у Господа все живы. Так и получилось. На месте Церкви образовался отделенный от вечности клуб (продолжавший именоваться Церковью, подобно тому как материалисты-саддукеи почитали себя носителями истинной веры). Из клуба за ненадобностью были выброшены богоустановленные таинства. Оспаривая Господа, протестанты в учебниках богословия утверждают: то, что верующие принимают за Тело и Кровь Господа, на самом деле есть лишь хлеб и вино, — откровеннейший материализм! Таковым, впрочем, и полагал протестантизм св. Амвросий Оптинский.

Стрела Нимрода, засевшая в теле западного христианского общества, и породила в западном христианском обществе культуру гуманизма, о почернении которой шла речь выше.

Нынешние попытки найти решения глобальному системному кризису человечества, развившиеся в науку глобалистику, заставляет вновь вспомнить психологию строителей башни. Как решал глобальные проблемы крохотного послепотопного человечества Нимрод? Личная сила, ум, власть… Этого мало. Нездоровый ажиотаж строительства разогревался миром падших ангелов, слетавшихся на богомерзкие колдовские оргии (Гермес Трисмегист — "Триждывеличайший" маг древности — рисует именно такую картину происходящего в языческих капищах). Современные ученые, убедившись из просчетов темпов исчерпания энергетических ресурсов, экологически необратимого загрязнения природы, роста преступности, наркомании и иных глобальных процессов на земле, в неизбежности гибели мира, оповестили об этом властные структуры, стали обсуждать проекты нового мирового порядка, идею мирового государства, не замечая (или замечая?), что это и есть подготовка к пришествию антихриста и установлению его идеологии. Дух Нимрода очевиден здесь. Для разжигания энтузиазма в пораженном духовной апатией мире вновь привлекается испытанный способ: бесовское обольщение. В глобалистику все явственнее проникают оккультные мотивы. Человечеству обещается наступление новой эры Водолея, которая принесет чудесное изменение психологии личной и общественной, раскроет небывалые возможности духа… Мощно внедряется зародыш религии антихриста — New age. Чем эти мечтания и фантазии отличаются от тех, которых возбудил Вавилон в разбежавшихся по земле языческих племенах? Главная их цель, как и у Нимрода, — отвлечь внимание от истины, заглушить ее голос в визге новых культов, и на такой демагогической основе сколотить послушное дьяволу единство человечества. Но необратимое загрязнение духа хуже загрязнения природы. Нежелание истины делает человечество слепым.

Между тем истинная "глобалистика" давно существует. Она дана нам в Писании Богом. Нужно только открыть глаза. Если Бог разрушил первую башню ожесточения народов, то разрушит и последнюю. Что будут делать лжепророки мирового правительства, когда Бог погасит солнце, когда силы небесные поколеблются? — "Люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную" (Лк. 21:26). Верных же призывает Господь в те дни восклониться и поднять головы, потому что приближается избавление (Лк. 21:28). Все богоспасаемое и гибнущее человечество увидит тогда Грядущего с силою.

Вот что о "глобалистике" сообщает Писание. Величайшую цель всего тварного мира апостол Павел называет экономией (икономией в Византийском чтении) — домостроительством Божией благодати, великой тайной благочестия. Весь тварный мир, все видимый и невидимый объединится, воцерковится, станет домом Божиим, как ныне селением Божиим становятся святые.

Протестанты исторически опошлили и обессмыслили понятие экономии, но его, как и многие иные понятия, нужно вновь наполнить вселенским смыслом. Экономия означает воцерковление всего тварного мира, где обоженное человечество неразлучно соединится в любви с Богом.

И если все написанное в Писании неуклонно сбывается, то сбудется и это великое обетование человечеству.

Не все войдут в новую жизнь. "А вне — псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду" (Откр. 22:15)

Кто сохранил потрясающую, неведомую миру глубину Божественного откровения, притом не просто в интеллекте или памяти, но в реальности невидимой жизни с Богом? Где линия Евера, линия богопреданной любви?

Хранительницей изначального вселенского православия оставалась восточная Церковь, представленная Византией. А после ее духовной катастрофы (компромисс униатства) и последующего разгрома империи турками, эта роль перешла к России и поныне сохраняется также и в иных странах Византийской традиции (Сербия, Греция с ее Священной горой Афоном, Румыния, Болгария, Украина, Белоруссия, Грузия).

История России как новая священная история.

В противовес западным христианским обществам Святая Русь навсегда осталась верна Церкви. Дух вселенского православия преобразил ее до того, что она стала не этническим, а духовным понятием. Гласу духа, а не воплям плоти и крови внимала Русь. Назовет ли кто блаженного Прокопия Устюжского немцем или преп. Александра Свирского вепсом, а св. Петра Ордынского татарином? "Сколько народов Россия приняла, столько и соблюла" (И.А.Ильин). Нынешний многонациональный состав России есть прямое, неопровержимое доказательство могучей силы Православной Церкви, хранившей единство страны без физического уничтожения малых народов (как было на Западе) и их вер, относившейся к богозданной свободе совести с величайшим благоговением.

Что же лежит в основании духовного континента России?

История России невидимое начало имеет в призвании Божием. Все народы призваны к блаженной жизни с Богом. "Много званых" (Мф. 22:14)!

Святая Русь всеусердно откликнулись на зов Божией любви. С живой преданностью приняла она поручение Господа. Хранение веры православной, не искажаемой человеческим высокоумием, положила в основание жизни, начертав себе идеал святости, смиренного доверия Богу. Чувство призвания подвигло народ к поиску самостоятельного исторического бытия, превратив историю России в часть священной истории.

Смиренным послушанием призванию дивно преобразилась душа народа, а верный Господь дал ей, как когда-то малому племени Авраама, великие дары, тысячекратно умножил население, ради великого простора смиренной души раздвинул географические пределы.

Так слил себя народ с православием, служением истинной вере, как она предана нам от Господа через апостолов, что само понятие русский стало синонимом православного. Ни в чем нет у нас недостатка. Какие задатки, какие обетования в пророчествах! Сами тяжкие поражения и страдания нужно рассматривать как вразумления от Господа ко исправлению жизни. Как и написано: кого Бог любит, того наказывает (Притч. 3:12; Евр. 12:6; Откр.12:6). Не обделены мы в пророчествах надеждой и на восстановление после падения. Несомненное Божие смотрение открывает нам история земли Русской, полнящаяся чудом.

Упорство неведения, неблагодарное молчание о любви Божией — причина продолжения бедствий. Безродный "россиянин" не знает главного в своей истории — ее сути. Какое богатство фактов остается за чертой сознания русских по имени людей! Какие сокровища материалов к священной истории ждут истолкования!

"История России, полная дивных доказательств промышления Божиего о ней, есть история Божиего строительства, новая священная история"16. Так пишет прозорливый святой Иоанн Шанхайский (Максимовича), чудотворец, сворачивавший с пути тайфуны, прославленный нетлением мощей и великими от них исцелениями.

Основание православной исторической науки — вера в Промысл. Он включает в себя свободную человеческую волю, определяющую себя по отношению к Богу положительным или отрицательным образом. Наперед видя цепь своевольных или благочестивых самоопределений народов, Бог эти преслушания и послушания, безмолитвенность и труды молитвы не оставляет без комментариев. Они-то, эти свыше сходящие поучения, и составляют важнейшую сторону истории. "И знай в сердце твоем, что Господь, Бог твой, учит тебя, как человек учит сына своего" (Втор. 8:5) И пророк Амос говорит: "Господь Бог ничего не делает, не открыв Своей тайны рабам Своим, пророкам" (Амос 3:7).

Призвание — хранить драгоценный бисер веры — было услышано Православной Церковью, воспитавшей русский народ.

"Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф. 6:33). Самоотвержением смирения и нищетой духовной выстроил русский народ себя и свою культуру. Определяющее свойство русской души — онтологизм жизнеощущения: реальность пребывания в духовном мире, живая связь земной и небесной Церкви.

"В России издревле относились к вере иначе, чем в западных странах. Там религия — часть земной цивилизации, для нас она — путь ко Граду Горнему". ¹⁷"Русские люди первую мысль, первую силу отдают Богу и мало думают о земном",— говорил св. преп. Силуан Афонский"¹⁸. Не гналась Святая Русь за прогрессом, безумием почитала стремление обогнать истину-Христа. Время оценивало не деньгами, но возможностью стяжать вечность.

Поражала дореволюционных путешественников способность русских крестьян шесть часов кряду говорить о Боге. Удивлял вид русских деревень: посреди покосившихся ветхих почерневших домов — неописуемой красоты Храм. Церковь и была истинным домом русского человека, с любовию им украшаемым. Онтологизм жизнеощущения хорошо передан в словах великого чудотворца прав. Иоанна Кронштадтского: "Божественная Литургия есть ОСЬ МИРА, как колеса могут двигаться только вокруг оси, так и наш мир может двигаться, имея Божественную Литургию <…> Не будет Литургии — солнце померкнет, и земля перестанет производить свой плод".¹⁹

Где кроме России могла появиться анонимная книга "Откровенные рассказы странника", потрясшая Америку? Ею зачитывался Селлинджер; родившийся в протестантской семье, известный ныне всему православному миру иеромонах Серафим Роуз обращен ею в православие… Сам жанр ее небывалый: герой странствует по земле русской… в поисках бесценного сокровища — умной святоотеческой молитвы. Да и то, что духоносный автор XIX века смиренно пожелал остаться неизвестным, — какой контраст духу саморекламы в гуманистической культуре, хватания за Copyright’ы!

Онтологизм жизни проявляется в жажде Бога, в безусловном предпочтении духовного материальному, в простоте и открытости души, в детской доверчивости Господу, в смирении пред Его превышающей ум красотой, в страхе оскорбить Его любовь непослушанием, в ясном слышании голоса совести…

Жаждущему Бога народу милость Божия открыла величайшее дарование: высшую способность души — к интенсивности духовного бытия в жизни с Богом и небожителями — ангелами и святыми. Прежде всего она проявляется в молитве. В ней обретает русский человек сыновнее дерзновение к Богу (по слову Божию: "верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими" — Ин. 1:12). Оттого чудом полнится русская земля. "Не стоит земля без праведника", говорят в народе. Нет местечка на земле нашей, которая не была бы освящена подвигом святых. Сыновнее дерзновение к Богу, даруемое за чистую и правую веру, мягкость сердца, далекого от жестоковыйной гордыни еретичества, за послушливую жизнь по заповедям, — переживается как чувство особой близости Богу, как уверенность в Его любви к кающемуся грешнику (каковыми и ощущали себя святые, ибо святость — синоним смирения) и готовности откликнуться на любую просьбу человека. А отсюда и исполнимость молитв по слову Божию. "Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы" (Мк. 16:17-18). "Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит" (Ин. 14:12-13). Эта заповеданная Господом преискреннейшая жизнь с Богом, небывалая, неслыханная, осуществляемая в Православии, — ненавистна еретическому миру, ибо обличительна для его умствований.

Глубина православной веры всей культуре задала установку на поиск великого смысла. "Во всем мне хочется дойти до самой сути", — как это по-русски сказалось у Пастернака! "Во всем ищите великого смысла", — наставлял преп. Нектарий Оптинский.

"Остальные страны граничат друг с другом, а Россия с Богом", — говорил Рильке. Свидетельствует немецкий писатель Стефан Цвейг: "Раскройте любую из пятидесяти тысяч книг, ежегодно производимых в Европе. О чем они говорят? О счастье. Женщина хочет мужа или некто хочет стать могущественным и уважаемым. У Диккенса целью всех стремлений будет миловидный коттедж на лоне природы с веселой толпой детей. У Бальзака — замок с титулом пэра и миллионами. И, если мы оглянемся вокруг, на улицах, в лавках, в низких комнатах и светлых залах — чего хотят там люди? — Быть счастливыми, довольными, богатыми, могущественными. Кто из героев Достоевского стремится к этому? Никто. Ни один".²⁰

Вся литература России, по мысли Гоголя, имеет пророческий характер. Ибо движимы писатели и художники совестью, жаждой духовного возрождения, пробуждения человека к подлинности осмысленной жизни.