Бетховен. Медленная часть Третьей сонаты

По представлениям гомилетики (теории церковной проповеди) проповедник, заключая речь, как бы восходит на высоту, чтобы усмотреть и представить разом всю совокупность проделанной духовной работы. Так и в музыке. Мистическая тайна заключения — восхождение к горним вершинам идеи, к ее сердцевине, к тому конечному состоянию, ради которого поддерживался весь интерес развития, длилась надежда. Здесь тайна целостности речи, питавший ее дух, квинтэссенция формы — закон превышения. Но чтобы что-то превысить, нужно знать, что именно надо превысить. А для этого очень хорошо ощутить суть всецелостной мысли. В музыке бравурной ("храброй") она очевидна — так что головокружительно-смелые коды удаются легко и композиторам, и исполнителям. В тихой музыке мастерски кончить труднее. Суть завершающих разделов в ней сокровенна: время кончилось — начинается вечность, вечность таинственных движений в душе — какая ответственность! Как река, оканчивая себя, впадает в море, так время произведения — впадает в вечность нашей души.

Этот переход от времени к вечности тем более важен, что в жизни мы ленимся делать остановки, если только Господь не поможет нам трудной болезнью или посланием чрезвычайных обстоятельств. Чувствуем ли смысл и этическую ответственность классической коды? В ней продолжается путь, устремленный — в пределе — к совершеннейшей свободе в смирении, к окончательному, решительному отвержению недолжного, к райской тишине души.

Характер Адажио Третьей сонаты — иной в сравнении с только что рассмотренным Ларго. Осветляющий тональный контраст с предшествовавшей частью здесь еще ослепительней: из светлого до мажора мы попадаем в райскую тональность ми мажор. Соответственно и само интонационное содержание музыки светлее.

Но общей остается драматургическая направленность высокой музыки: искание рая.

В заглавной теме намечено стремление к легкости. Но пока она трактуется по-земному, в духе изящного рококо. Минорная развивающая часть вносит напряжение, при подходе к репризе сгущается драматизм. В репризе тема, оставаясь в нотах той же самой, в восприятии меняется, в ней выявляются грани содержания, до того не столь очевидные — радость, раскованность, блаженство, покой, безмятежность. После трагизма — чувство освобождения от тревоги, блаженство чистоты и возвышенных чаяний. Исполнение должно быть абсолютно спокойным; любая суетливость, непроизвольное сокращение пауз на миллисекунды — убьют образ. Такое спокойствие возможно только в условиях этической чистоты (эгоист не может иметь столь совершенного мира в душе).

В развивающей части коды отражается материал средней части, который теперь звучит просветленно. А в заключительной части вновь звучит основная мысль. Но как! Она совершенно преображена. В экспозиции она звучала строже, собраннее, серьезность; хоральность, хотя и соединенная со старинной умосозерцательной танцевальностью, дисциплинировала чувство. А в кодовом варианте мы видим едва ли не детскую шаловливость.

Почему? Откуда берется именно такая логика преображения? Конечно же, не из мертвой фантазии, как у посредственных композиторов, а из сферы духовной реальности — потому-то она, как вестник высшего, и убеждает, и радует.

Небесный прообраз внутреннего развития в прекрасных адажио есть раскрытие в человеке Царствия Божия, преизбыточествующей полноты жизни и небесной неизреченной любви, вхождения в дивную свободу чад Божиих, когда устанавливается в душе мир, превысший всякого ума.

Где начало пути небесной любви? На этот вопрос отвечает Библия: "страх Господень — дар от Господа и поставляет на стезях любви" (Сирах. 1:13). И еще: "Страх Господень — как благословенный рай, и облекает его всякою славою" (Сирах. 40:28).

Истина страха Божия — вот та глубочайшая причина, по которой не может в благочестивой музыке явиться с первых же тактов любовь вне облачения строгих хоральных или псалмодических ассоциаций: они несут в себе благоговейную строгость и собранность, аскетическую отрешенность, молитвенную концентрацию духовной воли, оберегающую святыню любви.

Каков же венец любви в бесконечности обожения по благодати Христовой, к которой призван человек?

"В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви", — открывает нам апостол любви (1 Ин. 4:18).

Вот то состояние обретенной райской свободы, детской непосредственности и чистого блаженного покоя, к мечтательному отображению которого устремляется развитие музыки многих возвышенных адажио. Вот откуда и постепенное преодоление хоральности, неожиданное мелизматические расцветания мотивов, и благоговейная легкость струящейся вечной радости, омывающей душу сладостью неземного покоя и многие иные особенности смысловых кульминаций.

Подведем итог главы. Серьезная музыка своей серьезностью, глубиной и высотой обязано духовному опыту человечества и великой традиции богослужебного искусства. У светского искусства и церкви общая последняя цель, но разные задачи. Светская культура своей неземной красотой влечет человека к высшей жизни. На призывающую ее функцию откликается призывающая благодать Божия. Церковная же жизнь, сердцевина жизни дарует человеку возможность не мечтательного только, но реального восхождения в вечную жизнь.

Сказанное в главе подытожим и в виде следующей таблицы.

Богослужебное пение и светская музыка (в аспекте их общей устремленности к небесной неотмирной красоте)

Богослужебное пение

Высший предмет созерцания — общий. Приблизившееся Царство Небесное, Троическое Царство славы и красоты Первообразной, Христос и его Невеста-Церковь, спасение-обожение человека; нескончаемая, вечная любовь Божия.

Установка, смысл, высшая последняя цель деятельности - Стяжание Святого Духа, спасение в вечной жизни с Богом — обожение, усыновление, преображение души.
Источник силы- Призывающая, освящающая, спасающая, обоживающая благодать Божия, подаваемая в таинствах Церкви.

Содержание деятельности (со стороны человеческой) - Сердечный труд молитвы, трезвение, борьба со страстями и бесовскими приражениями — усилие приблизиться к Богу в соблюдении заповедей, уготовить сердце к принятию обоживающей благодати; стремление принести плод духовный во исполнение воли Божией: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание (Гал. 5:22-23).

Отношение к молитве - Молитва как реальное усилие души войти в близость Божию аскетическим подвигом отречения от страстей и призыванием силы Божией. Молитвенный труд предшествует дару "самодвижной" молитвы у святых.
Отношение к жизни - Высшая жизнь, благодатно открывающаяся в Церкви, в богослужебном пении, есть суть и сердцевина временной жизни.