Симонян Р. X. Россия и ее балтийские соседи: баланс мифов и взаимных обид

 // Россия и современный мир. 2008. № 3 (60) С. 149-167.

 

После распада Советского Союза накопившиеся взаимные обиды, обост­ренные ложными стереотипами, предрассудками осложнили и без того не­простые отношения со многими бывшими союзными республиками.

Если провести краткий анализ, то источники взаимной неприязни между Россией и странами Балтии легко просматриваются.

Со стороны России это, прежде всего, комплекс старшего брата, который иногда классифицируют как имперское сознание. Вполне естественно, что людям, еще вчера отдававшим указания одной из провинций, трудно воспри­нимать сегодня ее как независимое соседнее государство. Тем более что раз­меры этой провинции «не впечатляют». Так и подмывает возмутиться: да как они смеют? Советскому человеку, а ведь он никуда не делся, не просто при­выкнуть к мысли о равенстве международных статусов России и ее бывших окраин. Это психологическое состояние обостряется той реакцией на социо­культурную травму, которую многие испытали в результате распада СССР. Крах советской системы, в том числе обретение самостоятельности бывшими лимитрофами, явился сильным ударом по национальному сознанию, и под­линный масштаб этого стресса еще не осознан. Массы простых людей узна­вали из средств информации, что русских не любят и боятся там, где, в соот­ветствии с имперской мифологией, должны были уважать и любить. Ситуация посттравматического шока - реальность, она стала ныне предметом ряда исследований ведущих социологов и психологов стран Центральной и

Восточной Европы. Для консервативной части нынешней российской но­менклатуры страны Балтии - неуважительные партнеры, которые, получив без каких-либо проблем независимость, теперь постоянно демонстрируют свою неблагодарность вместо того, чтобы благородно от этой независимости отказаться, или, по крайней мере, вступить в СНГ.

При этом в общественном сознании россиян сформировалось представ­ление о странах Балтии как виновниках распада СССР (тем более, что они первыми вышли из него), хотя на самом же деле это не так. Именно прибал­тийские республики предлагали реальный способ сохранить Союз, а цен­тральная власть, наоборот, сделала все, чтобы его разрушить. Тогдашнее ру­ководство республик Прибалтики поверило в горбачёвскую перестройку и восприняло ее как назревшую и реальную возможность реформировать Союз. К сожалению, все их предложения по хозяйственным преобразованиям и со­вершенствованию федеративных отношений, как и проект Нового Союзного Договора, который они выдвинули в начале 1989 г., были отвергнуты. М. Горбачёв «созрел» для подписания подобного договора только через два с половиной года, в августе 1991 г., когда было уже слишком поздно. К этому можно добавить, что и массовые протестные демонстрации на этнической почве в Советском Союзе начались отнюдь не в Прибалтике. Задолго до этого уже были и Алма-Ата, и Крым, а затем и Карабах.

Негативные чувства руководителей России к странам Балтии обостря­лись осознанием многочисленных просчетов, которые были допущены ими в торопливо и неквалифицированно проведенной процедуре признания новых государств. Указы о независимости Латвии и Эстонии были подписаны рос­сийским президентом 24 августа 1991 г., т.е. менее чем через трое суток по­сле разгрома путча. Спешка и крайний непрофессионализм привели к ост­рейшим проблемам и с выводом войск, и с демаркацией границ, и с государственным имуществом, и со многими другими. А главное, с граждан­ским статусом русского населения, которое из государствообразующего большинства стало внезапно этническим меньшинством, брошенным руково­дством исторической родины на произвол судьбы.

Национал-радикалы первых правительств умело воспользовались благо­приятной ситуацией для притеснения русских, которую создал для них глава Российской Федерации, не выдвинувший требований гарантии гражданских прав русским в качестве условия признания независимости этих стран. Разумеется, в тот момент эти условия были бы безоговорочно приняты, так как для вчерашних союзных республик, внезапно обретших независимость, несомненно, гораздо более приоритетной целью было официальное призна­ние Россией их суверенитета, чем права русскоязычных (да и сам термин «русскоязычные» появился позднее). Абсолютно никто не мешал тогда пер­вому президенту России подписать серьезный содержательный документ, а не коротенький акт о признании независимости и издать столь же краткий Указ. В те дни и русскому языку вполне можно было обеспечить определен­ный благоприятный статус, что признают и сами тогдашние прибалтийские лидеры.

Поэтому справедливые упреки об ущемлении прав значительной части русскоязычного населения, обращенные к руководителям Латвии и Эстонии, будут еще более убедительными, если их адресовать также и к тогдашним руководителям России. Разумеется, это не должно препятствовать требова­нию прекращения дискриминации наших бывших соотечественников в Лат­вии и Эстонии.

Еще один источник неприязни к странам Балтии - их быстрые экономи­ческие успехи после распада СССР, хотя реформы в России и странах Балтии начались практически одновременно, с января 1992 г. Почему же страны Бал­тии ушли в социально-экономическом развитии далеко вперед?

Существенную роль в развитии материальной базы республик Прибалти­ки сыграло их положение как пограничного региона, что открывало дополни­тельное финансирование из союзного бюджета для строительства перво­классных коммуникаций, аэродромов, мостов, морских причалов, складского хозяйства, ремонтных служб и прочей производственной инфраструктуры. Только в одной Эстонии было построено 15 военных аэродромов, включая и крупнейший в Европе для стратегических бомбардировщиков. Эти республи­ки имели и развитую сферу услуг, что является одним из основных структур­ных признаков рыночного уклада.

Впрочем, у прибалтийских республик были и другие преимущества - вы­годное географическое положение, близость Европы, а также многочислен­ные и хорошо оборудованные морские порты, большинство из которых неза­мерзающие.

А какие преимущества были у России?

Республики Прибалтики, безусловно, никак не могли равняться с тем масштабом и качеством научно-технического кадрового потенциала, кото­рым располагала Россия, где располагались и основные научно-исследовательские центры, и наиболее важные наукоемкие производства, применяющие новейшую техно­логию, по многим параметрам которых СССР в то время занимал лидерские позиции среди мировых производителей.

В России находились и лучшие учебные заведения страны, готовящие высококлассных специалистов, которые и сегодня во многих областях (мате­матика, физика, химия, биология, программирование и т.д.) являются, по общему признанию, наиболее востребованными на международном рынке труда.

В отличие от уникальных природных сокровищ России республики При­балтики не имели ни собственных сырьевых, ни энергетических ресурсов для функционирования и развития народного хозяйства. Их недра не содержали практически никаких богатств, кроме небольшого месторождения сланцев на северо-востоке Эстонии, поэтому в отличие от России, у них было не так много, чтобы предложить мировому рынку. В этом они решительно проиг­рывали России.

Подобный механизм социального контроля за деятельностью власти есть важнейший элемент демократического государства. Общественный контроль за проведением приватизации свел к минимуму бюджетные потери и обеспе­чил высокую экономическую эффективность приватизационного процесса в государствах Балтии. Это обеспечило включение социальной энергии актив­ной части населения в экономическое развитие этих стран. В России этот ре­сурс не был использован, так как население было полностью отстранено от этого процесса. Александр Солженицын так оценил приватизацию в России: «Чубайс философствовал тогда, что никогда в мире не видели такой быстрой приватизации. Так буквально и есть. Таких идиотов нигде в мире больше не было. С огромной скоростью раздали за бесценок наши благословенные не­дра, нефть, цветные металлы, уголь, производство. Ограбили Россию до нит­ки». Итог проведенной в России приватизации кратко подвел Г. Явлинский: «К середи­не 1990-х годов мы имели огромное количество приватизированных пред­приятий в самых различных отраслях промышленности с неэффективным управлением, убыточным производством, огромными задолженностями пе­ред бюджетом и своими работниками, непрозрачными и полукриминальными схемами реализации».

Доход от приватизации в маленькой Латвии составил 3 315 млн. долл., в России составил 7 998 млн. долл., т.е. всего в 2,4 больше, и соответственно на душу населения в России - 54,6 долл., в Латвии - 1286,0 долл.. Американ­ские экономисты П. Редуэй и Д. Глински в своей книге «Трагедия российских реформ» приводят еще более красноречивые данные: «В период Второй ми­ровой войны валовый внутренний продукт в СССР сократился на 24%, в пе­риод Великой депрессии в США ВВП сократился на 30,5%, в период с 1992 по 1998 г. ВВП в России сократился на 47%, а промышленное производство уменьшилось на 58%». Известный американский историк Стивен Коэн пи­шет, «что десятилетие реформ на самом деле есть процесс разграбления, об­нищания, демодернизации и дестабилизации России». Разрушитель­ный эффект деятельности реформаторов признает и нынешнее российское руководство. Так, в марте 2002 г., выступая на коллегии Генпрокуратуры, Президент Российской Федерации В. Путин констатировал, что значительная часть российской экономики находится под контролем организованных пре­ступных группировок.

Если целью экономических реформ в странах Балтии, так же как и в странах Центральной и Восточной Европы, было освобождение от жесткого государственного регламентирования и контроля в целях социально-эко­номического развития общества в целом, то целью экономической реформа­ции в России было полное освобождение от какого-либо общественного рег­ламентирования и контроля за финансовыми спекуляциями узкой группы лиц для их личного обогащения. «Капитализм "для своих"», - так назвал прези­дент США Билл Клинтон общество, построенное в России при Ельцине.

…Тем не менее сегодня уровень жизни в странах Балтии, хотя и уступает пока еще ниже среднему в ЕС, но значительно выше, чем в России. За вери­фицированную структуру экономики и инвестиционную привлекательность, за успехи в модернизации экономики и ее быстрый рост эти страны заслужи­ли в объединенной Европе звание «молодых львов» (по аналогии с «молоды­ми тиграми» в Юго-Восточной Азии). Сегодня страны Балтии - самый дина­мично развивающийся регион Евросоюза. В России реформы не привели ни к структурным сдвигам в экономике, ни к модернизации промышленности. Бо­лее того, она стала более примитивной, чем в советское время. Доля продук­ции с высокой добавленной стоимостью с каждым годом уменьшается в структуре российского экспорта, зато возрастает доли сырья и энергоресур­сов. То, что российская экономика становится сырьевым и энергетическим придатком теперь уже не только Запада, но и Востока, не может оставить равнодушными российскую номенклатуру к хозяйственным успехам наших балтийских соседей.

Еще один повод для неудовлетворенности нашими соседями, это то, что мы пока сами не знаем, чего от них хотим. Сегодня даже представители на­шей власти признают, что у России нет какой-либо последовательной поли­тики по отношению к странам Балтии. За прошедшие годы российское руко­водство так и не решило, какие цели оно ставит в этом регионе. От­сутствие четкой и обоснованной политики дополнялось и ошибками в кадрах. Особенно это касается первых дипломатических представителей в 1990-х го­дах, которые вчистую проиграли своим американским и западноевропейским коллегам. Прошло 17 лет, а у нас до сих пор нет специалистов по этому региону. Среди наших послов в странах Балтии можно видеть африканистов, арабистов, индологов и даже нефтяников. Мы сами шаг за шагом уступали этот важный для нас регион третьим странам. По существу, российская ди­пломатия потерпела неудачу в этом регионе и осознание этого не может не вызвать у нее естественного психологического дискомфорта.

А отсюда повышенная чувствительность, неадекватные реакции даже на самые мелкие укусы. Разумеется, в среде политического истеблишмента стран Балтии есть и национально-озабоченные, и примитивные русофобы, и отрабатывающие свои деньги, полученные от зарубежных заказчиков, и про­сто психически ущербные, каких, впрочем, немало и в российской правящей верхушке.

А теперь посмотрим, что питает неприязнь к России со стороны стран Балтии. Прежде всего, такой же комплекс, но на этот раз уже младшего брата. Позиция клерка, ставшего директором и получившего возможность насолить прежнему ненавистному директору. Желание не упустить случая «пощеко­тать русского медведя». Для местных «ястребов» вступление в ЕС и НАТО сделали этот соблазн непреодолимым, что, в частности, проявляется в том, что на европейских мероприятиях в рамках этих организаций представители стран Балтии спешат выступить с каким-либо очередным антироссийским демаршем.

Очень большую роль в ухудшении отношений с Россией сыграла маниа­кальная идея национал-радикалов построить монокультурное государство и досада оттого, что вопреки стольким затраченным усилиям русские и не ду­мают возвращаться на свою историческую родину. К примеру, Рига, как была русскоговорящей, так и осталась. Риторика реституции, которая выражала стремление национал-радикальных прави­тельств реставрировать довоенную государственность, была весьма популяр­ной в Латвии и Эстонии в начале 1990-х годов. Но «голубая» мечта о восста­новлении этнического состава населения этих стран по состоянию на 1940 г. была очевидной утопией, истоки которой коренились не столько в наивности и романтичности местных политиков, сколько в их незнании России и осо­бенно того, что в ней творилось в постсоветское время. И только к середине 1990-х годов стало, наконец, ясно, что большинство русских ни при каких вариантах давления на них в ельцинскую Россию не уедут. Очевидным стало и то, что они согласны на любой статус, в том числе и статус без гражданст­ва, но только не возвращаться на историческую родину.

Раздражение национал-радикалов усиливается еще и тем, что массиро­ванное выдавливание русских из государственно-административной сферы привело к их экспансии в деловой сфере - другого выхода у них не было. Се­годня бизнес в странах Балтии в значительной степени оказался в руках рус­ских. Неудивительно, что местные этнократы воспринимают это очень бо­лезненно. Особенно сильны финансово-экономические позиции нашей общины в Латвии: многие владельцы или руководители крупных предпри­ятий, банков, страховых компаний, терминалов, стивидорных фирм и т.п. - наши бывшие сотечественники. В этой связи можно привести оценку, дан­ную одним из владельцев крупнейшего банка Латвии «Рагех» А. Каргина: «Бизнес здесь контролируется, в основном, русскими и евреями. Латышских чиновников это нервирует, но с этим им приходится мириться».

Сегодня страны Балтии, как и многие другие постсоветские страны, ори­ентированы на Запад. Психологически понятно желание порочить старого хозяина, чтобы угодить новому. Стремление выслужиться перед Вашингто­ном и Брюсселем требует демонстрации соответствующего отношения к Мо­скве. Показательный эпизод: в 2004 г. новый глава правительства А. Эмсис, приняв кабинет, не начал свою деятельность с визита в американское посоль­ство, чем нарушил уже сложившуюся здесь традицию. Национал- радикальные массмедиа буквально зашлись в истерике. Новоиспеченный премьер-министр вынужден был давать объяснения, а его кабинет, будучи одним из самых умеренных и квалифицированных, просуществовал лишь короткое время. Неприязнь к России в кругах балтийской этнократии расце­нивается ныне как присяга преданности Западу. Большую лепту в атмосферу враждебности к России внесла национальная интеллигенция, значительная часть которой зациклилась на исторических обидах. С 1940 г. прошло 68 лет, уже и вечно враждующие Франция и Германия давно побратались, и даже дважды воевавшая с нами Финляндия являет пример десятилетий тесного и плодотворного сотрудничества с Россией, а многие гуманитарии в странах Балтии все так же со сладострастием расковыривают свои давние болячки и никак не могут остановиться. Почему? Прежде всего, это политический капи­тал. Но не только. Среди наиболее радикальных националистических поли­тиков стран Балтии немало людей с научными степенями, полученными в Советском Союзе. Причем часто в условиях льготного режима, вроде так на­зываемой целевой аспирантуры (докторантуры), когда представители союз­ных республик принимались туда вне конкурса. Возможно, в основе нынеш­него радикализма этих людей лежит стремление как-то оправдаться за тот высокий общественный статус и сравнительно неплохой уровень жизни, ко­торый они имели при советской власти.

Существуют и другие причины у определенной части интеллектуальной элиты стран Балтии как для рефлексии по поводу своего недавнего прошлого, так и для компенсаторных синдромов, связанных с резкой переменой идеоло­гических парадигм. Быть вчера носителем коммунистической идеи, а сегодня носителем националистической или либеральной для нормального, а тем бо­лее образованного человека - это, по меньшей мере, психологически дис­комфортно. Обстоятельство, во многом объясняющее почему основное вни­мание гуманитарная интеллигенция стран Балтии сегодня уделяет этому прошлому, тратит время на постоянное его переписывание и «переосмысли­вание». Интеллек­туалам-то хорошо известно, что русская элита Прибалтики в сталинскую эпоху уничтожалась более жестоко, чем титульная. Судьба русских здесь бы­ла особенно трагической, зачастую и до места не довозили, расстреливали по дороге - как «белогвардейцев». Сталинские гонения носили не этнический, а политический и идеологический характер. А уж если ориентироваться на чисто этнический признак, то, будучи хотя и не слишком многочисленными, но самыми состоятельными, т.е. наиболее «социально чуждыми» новой вла­сти, в Прибалтике более всего пострадали евреи.

И наконец, последнее. Если российская верхушка разочарована утратой прежнего экономического рычага по отношению к странам Балтии, то здесь многие деятели комплексуют от сохраняющейся еще зависимости экономики от отношений с Россией. Ее доля значительно уменьшилась за последние го­ды, но все же пока еще ощутима. И это, естественно, не вызывает у национал- радикалов положительных эмоций.

Если в России за 17 лет сложилось много мифов о странах Балтии, то и в этих странах с начала независимости официальная государственная стратегия строилась и популяризировалась на антирусской мифологии. Вот наиболее распространенные из них.

Первый. Русские жители стран Балтии нелояльны, если им дать граждан­ство - рано или поздно они станут «пятой колонной», и Россия вновь окку­пирует эти республики под предлогом защиты этих людей. Устойчивое мне­ние о врожденной нелояльности русских опровергает эстонский социолог А. Семенов, посвятивший этому специальное исследование.

То есть среди безоговорочно лояльных законам доля неэстонского насе­ления больше (разница в 10%). Из чего можно сделать вывод, что проблема неустойчивой «лояльности» неэстонцев является, скорее всего, надуманной. Это, разумеется, не означает, что респонденты-эстонцы менее законопос­лушны. Но более широкие возможности доступа к информации по законода­тельству, к участию в общественной и политической жизни формируют у эстонской части населения, во-первых, более критическое отношение к госу­дарственной власти и, во-вторых, к способу решения возникающих проблем.

Второй. «Вот выгоним русских - и на всех всего хватит, будем сами хо­зяевами в своем государстве». Несмотря на то, что русские налогоплатель­щики пополняют бюджет по тем же самым нормам, что и титульное населе­ние, пока еще не все русские обладают равными возможностями в потреблении материальных благ, которые имеют представители титульного населения. Следовательно, наоборот, исход русских ухудшит материальное положение титульного населения.

Третий. Русские опережают титульных в воспроизводстве. Этот послед­ний миф особенно глубоко укоренился в массовом сознании латышей («нела­тыши быстрее размножаются»). Однако если подобная тенденция проявля­лась в прошлом, то в течение последних двенадцати лет происходит обрат­ный процесс. Ни одна из народностей Лат­вии, кроме цыган, больше не обеспечивает даже обыкновенную смену поко­лений.

Но, разумеется, кроме мифов и обид есть и взаимные претензии. Главная претензия у России к странам Балтии - положение русских в этих странах. Действительно, неграждане в Латвии (их сегодня 370 тыс. из 750-тысячной российской диаспоры) и Эстонии (115 тыс. из 440 тыс.) не могут участвовать в выборах парламента страны, а в Латвии и в выборах местных органов само­управления, не могут занимать должности в государственных учреждениях, и не удостоены чести служить в армии этих государств. Эта претензия вполне справедлива, да и само по себе наличие сотен тысяч неграждан в XXI в. в центре Европы - свидетельство глубокого кризиса современной междуна­родной правовой системы.

Но, с другой стороны, эти люди живут сегодня в мирных, политически стабильных государствах с самой эффективной на всем постсоветском про­странстве экономикой, в условиях хорошо организованного быта, а возмож­ность участвовать в голосовании на выборах в парламент большинству из них не представляется приоритетной ценностью - лишь одна треть русских, получивших латвийское или эстонское гражданство, принимает участие в выборах в парламент - факт, глубоко обескураживающий российских поли­тиков. Неграждане наравне со всеми имеют социальное медицинское страхо­вание, равные права на участие в приватизации. Размер пенсий, стипендий, детских пособий и пособий по безработице, других социальных выплат не зависит от наличия или отсутствия гражданства. А недостаток части граж­данских прав они рассматривают как плату за то, чтобы жить там, где нет хо­зяйственного хаоса и административного произвола, всеобщей коррупции, жить там, где нет военных конфликтов. Российскому руководству, ответст­венному за нынешнее состояние России, разумеется, трудно признать, что их бывшим соотечественникам, несмотря на все ограничения, нравится жить в странах Балтии и они не хотят жить в России. Реальность состоит в том, что русские бедствуют не в странах Балтии, а в России. Поэтому внедряемый российскими СМИ в общественное сознание россиян еще три-четыре года назад миф о массовом бегстве русских из стран Балтии ныне полностью ут­ратил популярность. Более того, в консульские отделы посольств стран Бал­тии все чаще приходят письма бывших жителей этих республик с просьбой помочь вернуться обратно.

Главная претензия стран Балтии к России - оккупация 1940 г. и призна­ние ее Россией со всеми вытекающими последствиями. То есть приехавшие сюда после 1940 г. русские рассматриваются не как этническое меньшинство, а как результат оккупации. Именно на этой основе строится нынешняя поли­тика стран Балтии по отношению к России. И точно так же, как в России, об­щественное восприятие данной проблемы в странах Балтии серьезно дефор­мировано.

Была ли оккупация или ее не было - вопрос, который сегодня активно дискутируется, во многом искусственный, противоречащий здравому смыс­лу. Действительно, что это за оккупация, когда власть не только никак не ущемила прав «оккупируемых» по сравнению с правами «оккупантов», не ввела никакого «оккупационного режима» на их территории, не назначила сюда своих генерал-губернаторов (как это делала, например, Германия, на­значив на оккупированных территориях гауляйтеров), не ввела других соот­ветствующих оккупационному режиму атрибутов, а решение о вступлении в СССР приняли в 1940 г. легитимные органы власти - парламенты Латвии, Литвы и Эстонии, избранные на основе существующих в этих странах госу­дарственных законов. В отличие, кстати, от решения о независимости этих республик в 1991 г. было принято их Верховными Советами, т.е. органами «оккупационного режима», что переводит дискуссию об оккупации в почти анекдотическую плоскость. И наконец, что это за оккупация, когда «оккупан­ты» последовательно осуществляют преимущественное инвестирование в «оккупированные» территории и повышение уровня жизни их населения в ущерб собственному народу, развивают там национальную культуру, безраз­лично наблюдая, как деградирует собственная? Например, «оккупированная» Латвия с населением в 2,6 млн. человек получала в советское время из гос­бюджета в 4 раза больше, чем Воронежская область с населением в 2,8 млн. человек. При этом следует подчеркнуть, что здравый смысл все же не позво­ляет прибалтам не видеть абсурдность оккупационной доктрины. Словосоче­тание «оккупационный период» навязчиво эксплуатируется и в лексиконе политиков, и в массмедиа, но только до тех пор, пока оно не сталкивается с реальностью. Так, широко отмеченное осенью 2005 г. 60-летие системы обра­зования музыкальных школ в Эстонии (в буржуазной Эстонии ничего подоб­ного не было) даже самые праворадикальные газеты относили не к «периоду оккупации», а к «советскому периоду». Точно так же праздновался 60-летний юбилей образования мужского хора Эстонии, 20-летие Национальной биб­лиотеки Эстонии - лучшей в то время в СССР (да и сейчас ей нет равных ни в одной из стран постсоветского пространства), многих других достижений культуры, созданных в советский («оккупационный») период.

Можно и дальше продолжать иронизировать над надуманностью этой дефиниции. Как известно, русские в СССР не имели никаких преимуществ перед титульными жителями Прибалтики. Наоборот, в целом положение рус­ских в СССР было значительно хуже, чем положение многих представителей титульных этносов в союзных республиках. Это признают и западные социо­логи. «В глазах многих русских, - отмечает известный немецкий социолог Ян Экберт, - нерусские были привилегированными в системе национальных республик, в то же время многие нерусские называли советскую систему рус­ской империей». Но если СССР и был империей, то она была очень стран­ная - империя-наоборот, в которой «колонии» питались соками, выжимае­мыми из «метрополии». Это по существу.

А если строго юридически, - а именно так и только так следует под­ходить к термину, если он используется для формирования государст­венной правовой системы, - то здесь следует опираться на те общепризнан­ные международные правовые акты, которые действовали в тот период.

Гаагская конвенция 1907 г., подписанная 44 странами, определяет окку­пацию как последствие международного военного конфликта. То есть окку­пации должны предшествовать военные действия между государствами. Но в 1939/1940 гг. между СССР и Латвией, СССР и Литвой, СССР и Эстонией, не было ни вооруженного конфликта, ни военных действий. Следовательно, ис­ходя из определения, зафиксированного Гаагской конференцией, не было и оккупации. Разумеется, это нисколько не оправдывает сталинских массовых репрессий после вхождения этих стран в состав СССР. Латвию, Литву и Эс­тонию в 1940 г. не оккупировали, а силой при активном содействии местных компартий и поддержке части населения присоединили к Советскому Союзу. Формально даже не по инициативе Кремля, а по просьбе парламентов этих стран. А в 1945 г. после окончания войны СССР вернулся к тем своим грани­цам, в которых ее начинал в 1941 г. Кстати, с полного согласия Англии и США, что и было зафиксировано в документах Ялтинской конференции.

Разумеется, и в самих странах Балтии есть немало серьезных историков и юристов, которые имеют свой собственный взгляд на события 1940 г., и ко­торый расходится с нынешней «генеральной линией» (например, тартуские историки Магнус Синиярв, Лаури Мялксоо, Магнус Ильмъяр, проведший серьезное исследование о К. Пятсе - книга называется «Молчаливая капиту­ляция», Энн Соовик и др.). Поэтому их голоса не так слышны в общем хоре.

Здесь идея «оккупации» канони­зирована, на ее основе построена вся система правового регулирования граж­данских отношений в Эстонии и Латвии, на ней воспитано уже поколение молодых граждан этих стран, которые «оккупацию» впитали в себя с моло­ком матери. Слово «оккупация» зацементировалось в головах людей. Это на­поминает те сказки об «ужасах» царской России, в которые свято верили со­ветские люди, рожденные после 1917 г. Но, главное, что у титульных этносов Балтии эта проблема из когнитивной, логической, рациональной сферы давно перетекла в сферу эмоциональную и иррациональную. Поэтому сегодня лю­бая попытка рассмотреть этот вопрос спокойно, в академическом ключе ока­зывается бесполезной, так как вызывает бурную реакцию. Это расценивается среди многих латышей, литовцев и эстонцев как покушение на святые нацио­нальные чувства, кощунство.

Но безжалостная реальность заключается в следующем: даже если дока­зать, что оккупации не было (а строго юридически это именно так), то для русскоязычных жителей Латвии и Эстонии ничего не изменится, потому что в этих странах считают по-другому (и не откажутся от доктрины оккупации, иначе рухнет вся правовая конструкция), и на этой основе построили свою законодательную систему. Именно с этих позиций отклоняется российское обвинение Латвии и Эстонии в массовых нарушениях гражданских прав. Против такого подхода возражают многие западные специалисты в области международного права. Так, например, известный немецкий специалист по международному праву М. Виганд вполне разумно полагает, что «включение государств Балтии в состав СССР было принудительным, но ненасильственным».

Анализ дефиниций, связанных с включением стран Балтии в состав СССР, по своей результативности напоминает «Игру в бисер» Германа Гессе. К этому можно лишь добавить, что, безусловно, насильственным было вклю­чение Чехословакии в состав Германии, осуществленное (стоит особенно подчеркнуть этот момент) в полном соответствии с Мюнхенскими соглаше­ниями, которые и в политическом, и в правовом, и в нравственном планах вполне достойны пакта Молотова-Риббентропа. Действительно, во время вы­боров в Верховные Советы этих республик в 1940 г. в полном соответствии с межправительственными соглашениями находились части Красной Армии. Но ведь и во время парламентских выборов в 2005 г. в Ираке там находилась 250-тысячная армия США и их союзников. И при этом не на основе межпра­вительственных соглашений, а в результате военных действий, т.е., оккупа­ции, в строгом и точном значении этой дефиниции. Однако мировое сообще­ство признает легитимность этих выборов. Пакт Молотова-Риббентропа с секретными протоколами представляет собой не что иное, как соглашение о сферах влияния двух могущественных государств. Но в пакте не говорится ничего о том, как и когда конкретно это распределение будет осуществлено. Если бы СССР отказался от осуществле­ния расширения своей сферы влияния или использовал для этого только кор­ректные политические рычаги (что было, кстати, вполне достижимо), то не было бы сейчас ни у кого оснований говорить об МРП как о каком-то пре­ступлении. Значительно осложнило ситуацию то, что наличие секретных протоколов к советско-германскому соглашению 1939 г., о которых знала широкая общественность Балтии, упрямо отрицалась советским руково­дством вплоть до самого что ни на есть последнего момента. Свойственная тоталитарным режимам практика максимального сокрытия информации, ту­пое отрицание очевидных событий (вроде расстрела польской офицерской элиты в Катынском лесу) сыграло злую шутку. Ибо со временем этот пакт превратился в массовом сознании прибалтов в чудовищный документ- монстр, хотя он был не чем иным как обычным в то время (да и в нынешнее тоже) циничным соглашением между большими государствами. Само по себе подписание МРП и других подобных соглашений не является преступлением. Преступными являются их последствия, в данном случае сталинские злодея­ния.

Все вышесказанное дает основание сделать вывод: политики, как с той, так и с другой стороны много сделали для вражды соседних государств. «Обе стороны постоянно тестируют друг друга на реакцию на проявление крайно­стей, - считает рижский профессор Э. Карнитис. - Балтийские и российские радикалы очень хорошо сработались. А сотрудничество, судя по всему, ни тем, ни другим не выгодно».

Каков выход из этого тупика?

Исходить не из узкополитических, а из национальных интересов. А для России они заключаются в том, что территория стран Балтии была, есть и бу­дет зоной ее геостратегических интересов, потому что ворота в Западную Ев­ропу для России всегда были и остаются жизненно важными. В современных условиях эти ворота должны быть более широкими и функционировать бес­перебойно и продуктивно. Сегодня происходит постепенное осознание этой реальности. А вступление стран Балтии в ЕС объективно увеличивает страте­гический потенциал этого региона, здесь ныне проходит граница России с Евросоюзом, что позволяет наладить с ним более тесную связь. Взаимная вы­года - мощный фактор сближения. Поэтому, несмотря на последовательный прессинг радикально настроенных политиков с обеих сторон, экономическое сотрудничество России со странами Балтии набирает обороты.