Mobilis in mobile (социальная философия русской власти).

// Журнал "ИНТЕЛРОС – Интеллектуальная Россия"

/ http://www.intelros.ru/o-proekte.html

 

Историкам так и не удалось решить вопрос о социальной природе самодержавия. Одни пытаются втолкнуть его в прокрустово ложе «восточного деспотизма», другие приравнивают к «западному абсолютизму». Мне обе эти точки зрения представляются ошибочными. На самом деле, самодержавие – исключительно русский феномен. …Ведь самодержавие предполагает, что государева воля – единственный источник власти и закона, внутренней и внешней политики и, разумеется, определения наследника, что, кстати, и было зафиксировано Петром I в 1722 г. Самодержавный царь – это вам не король, император и не падишах какой-нибудь. Это царь-самодержец. Аналогов не имеет. По сути это замороженная революционная власть. Не случайно самодержавие возникло революционным путём (опричнина), посредством и в результате сверхсубъектного, волюнтаристского акта. Волюнтаризм – имманентная черта русской власти.

… Факт устойчивости и по сути самовоспроизводства этой власти свидетельствует и о её глубоких корнях, и о её адекватности, если не оптимальности для русского мира и его организации……….

… Но как могла возникнуть столь необычная власть? По логике – только весьма необычным образом, в необычных исторических условиях.

Некоторые историки обусловливают специфику русской власти принятием византийского наследия. Другие говорят о переносе на русскую почву монгольских (ордынских) форм; эту версию нередко подкрепляют тем фактом – совершенно верным, – что домонгольская Русь не знала таких форм власти, которые установились на Руси во второй половине XVI – первой половине XVII в.: ни Киевская, ни Владимирская Русь не знали феномена надзаконной власти. Но, обратим внимание на два других факта: во-первых, надзаконной власти не знала и Орда (кстати, как не знала и Византия); во-вторых, эта власть – в виде самодержавия – начала формироваться почти столетие спустя избавления от Орды, а вовсе не сразу. Поэтому речь не может идти о заимствовании ордынских порядков – этого не произошло, имело место нечто более сложное и необычное, то, что Гегель называл «коварством истории». Что же это было?

Включение в ордынский орднунг резко изменило соотношение сил в традиционном русском властном треугольнике «князь – бояре – вече», причём изменило двойным воздействием. Во-первых, обретя в лице Орды и её ратей ту «массу насилия», которой у них не было раньше, князья резко усилили свою позицию по отношению к боярству и вечу. Во-вторых, поскольку в рамках ордынской системы шла конкуренция за ярлык, наилучшие шансы были у тех княжеств, где князь и боярство не противостояли друг другу, а выступали как единое целое – нечто вроде «княжебоярского комбайна» (наиболее в этом преуспела Москва), где население поддерживало своего князя, свой «комбайн». Это не значит, что прекратились бунты, столкновения между князем и боярством, отнюдь нет. Однако у них появился внешний (для Ордынской системы в целом он был внутренним) ограничитель и, в известном смысле, регулятор. Всё это изменило и положение княжеской власти, и вектор социальной и властной борьбы. Князь, обладавший великокняжеским ярлыком, автоматически становился и для своих подчинённых, и для князей других земель функциональным ханом («ханом по поручению», «миниханом», «квазиханом»).

Ордынизация Руси привела к тому, что, во-первых, центральная власть (по ханскому поручению) стала единственно значимой, реальной. Во-вторых, власть, сила, насилие стали главным фактором жизни – не случайно В.О.Ключевский писал об ордынско-удельной эпохе как о времени измельчания общих интересов, падения морали, ориентации только на силу – Орды или ее московского наместника. В-третьих, эта власть оказывалась, по крайней мере по исходному импульсу, по генетической тенденции развития, по воле единственным субъектом, стоявшим в качестве наместнической власти над русской землёй – так же, как Орда стояла над ней, или стоявшим вместе с Ордой в качестве ее нижнего, улусно-служилого элемента над русским обществом. Так возник – не с необходимостью, но закономерно – мутант и одновременно новая форма власти, пока ещё не русская – ордынско-московская власть.

Эта власть, ордынско-московская (или ордынская власть в «ордынской системе» по отношению к Руси) обрела новые качества, которых исходно не было ни в кочевых державах, ни в домонгольской Руси и которые возникли в процессе и в результате взаимодействия Орды, ханской власти, с одной стороны, и русских порядков, христианского общества, – с другой.

…Не власть в Орде сама по себе была надзаконной, надзаконной была власть ордынских ханов над Русью, над русскими князьями, главного из которых они – функционально – наделяли этой властью. Именно это привело к совершенно фантастической мутации власти на Руси, …

…Таким образом, в ходе 250-летнего взаимодействия Орды и Руси был выкован принципиально новый тип власти, которого до этого не существовало ни в «степных империях», ни на Руси, ни на Востоке, ни на Западе. Эта власть родилась в результате длительного взаимодействия – полусимбиоза-полупаразитизма – Орды и Руси. …

Формирование на Руси особого типа власти – ордынско-московской – ещё не означало автоматически её полного превращения в русскую власть – автосубъектную, надзаконную и социально однородную, как это произошло в 1565–1649 гг. Прежде всего этому препятствовала Орда, сам факт её существования. Однако и уход Орды не гарантировал обретения властью в «православном ханстве» (Г. Федотов) 1480–1564 гг. качеств «русского кольца всевластия». Теперь, когда не стало Орды, которая создала ордынско-московскую власть, была её гарантом и одновременно ставила жёсткие рамки её развитию, эта власть должна была либо исчезнуть, вернуться к домонгольскому состоянию, либо, во-первых, найти неордынские средства и механизмы, гарантировавшие её бытие, и, во-вторых, навязать их. Последнее было возможно только насильственным путём в ходе социальной войны князя и боярства.

Чтобы русская власть возникла, должен был распасться княжебоярский комбайн, княжебоярское «братство кольца» Всевластия и у последнего должен был появиться властелин – либо индивидуальный, либо коллективный. Каким бы он ни был, он должен был решить проблему: как сохранить власть-автосубъект в христианском полисубъектном обществе, ведь, полисубъектность нельзя ни прогнать, ни отменить, с ней надо ужиться. И выход был найден: если нельзя превратить автосубъектную власть в моносубъектную, она должна стать сверхсубъектной, гиперсубъектной, по крайней мере в своей, главной – властной сфере. Все остальные пусть сохранят субъектность, но это будут субъекты и субъектность второго, третьего и т.д. сорта. … Иван Грозный создал ту форму, которая – без всяких документов – реализовала эту надзаконность. Форма называлась опричнина, она и стала эмбрионом русской власти, средством превращения ордынско-московской власти в русскую. Опричнина была самой настоящей властной и экономической войной (и одновременно – актом революции сверху) и, сняв противоречие между автосубъектностью и полисубъектностью посредством надзаконности, решила не только этот вопрос, но и другой, установив индивидуально-властную («национальную») форму самодержавия и подавила олигархическую, коллективную: опричнина, помимо прочего, была и средством разрушения княжебоярского комбайна, если не окончательным решением этого вопроса. Так сказать, два шара в лузу.

…Доордынская Русь была интегральным элементом более широкой экономической целостности, макрорегиональной системы производства и обмена, осью которого исходно был путь «из варяг в греки». Орда расширила эту систему, политически оформив экономическую включенность в нее русских земель. Эта система охватывала значительную часть евразийского Хартленда. Таким образом и здесь мы имеем общеевразийскую логику развития, противопоставлять которой и обособлять от которой домонгольско-русское развитие было бы ошибкой, перенесением на XIII в. реалий XIX–XX вв.

... далеко не все закономерности реализуются; помимо необходимых условий должны существовать достаточные. Повторю: надзаконная русская власть в виде самодержавия возникла не в ордынскую эпоху и не сразу после выхода «из-под ига» в 1480 г., а в 1560–1640-е годы в результате тяжёлой и острой социальной борьбы, для победы в которой на самодержавие должны были сработать не только необходимые, но и достаточные причины. Роль последних «исполнила» природно-производственная основа русской истории – низкий уровень избыточного продукта, который стал дополнительным (достаточным) фактором триумфа феномена русской власти.

Для русского хозяйства характерен низкий уровень избыточного продукта. Это обусловлено спецификой пространственно-ресурсных и производственных характеристик России, а также её геоисторической ситуацией – огромная часть средств уходила на оборону. В связи с этим русские никогда не могли позволить себе иметь значительный по численности и богатый господствующий класс à la Запад и уже тем более значительную по численности властно-собственническую верхушку этого класса – «олигархию».

Коллективная, олигархическая власть наверху при низком уровне избыточного продукта представляла прямую и явную угрозу благосостояния массе средних и низших слоёв господствующих групп, и они это прекрасно понимали, отдавая предпочтение индивидуальной (единодержавной) власти перед коллективной, олигархической. В столкновениях или просто противостояниях центральной власти с олигархией, будь то правление Ивана IV или история с «затейкой» – попыткой верховников ограничить самодержавную власть при приглашении Анны Иоанновны на царство, середина и низы господствующих групп безоговорочно принимали сторону центроверха, и это был вовсе не иррациональный, а вполне рациональный выбор, обусловленный политэкономией русской властно-хозяйственной системы. Западные наблюдатели и те в России, кто смотрел и смотрит на Россию западным глазом, видели в провластной позиции середины и части низов господствующих групп проявление русского законопослушания и рабства, неготовность или даже неспособность к принятию свободы. …

История всех схваток олигархов с центроверхом показывает, что боролись они не за свободу вообще и даже не за свободу для верхушки как слоя в целом в противовес власти. Речь шла о «свободе» для нескольких кланов (именно поэтому бóльшая часть верхушки, как правило, не поддерживала никакие «затейки») – свободе коллективно господствовать вместо царя, выступать в качестве чего-то вроде коллективного самодержца, не ограничиваемого никем и в то же время не несущего ответственности (в отличие от монарха-самодержца). Резкое усиление привилегий и богатства части верхушки столь же резко сокращало привилегии и благосостояние середины социума – игра с нулевой суммой. Регулятором именно этой игры выступала самодержавная власть. Это одна сторона дела.

Другая заключается в том, что в силу геоисторического положения Россия нуждалась в многочисленной армии (так, для покорения Казанского ханства понадобилось 150-тысячное войско; дальше расходы на военную сферу только росли), а армия эта в XVI–XVII вв. состояла прежде всего из представителей средней и нижней частей господствующих групп. Т.е. центральная власть была заинтересована в их хотя минимальном благосостоянии как с внешней, военно-политической точки зрения, так и с внутренней – укрепление позиций центроверха по отношению к боярским кланам (отсюда – раздача земель и крепостных служилой середине и мелкоте, логически – развитие служебного крепостничества, которое будет сломано Петром III и Екатериной II, что переформатирует не только крепостничество, но и самодержавие, а во многом и русскую историю), а наиболее массовые слои господствующих групп – в таких качествах этой власти, которые усиливали её автосубъектность и надзаконность, позволили им победить в 1560–1640-е годы и заложили фундамент аж на несколько столетий.

С учётом сказанного выше необходимо отметить, что одной из главных задач автосубъектной и надзаконной власти в России является ограничение, сдерживание социально-экономических аппетитов всех социальных групп, прежде всего верхушки. В данных природно-исторических условиях это было единственно возможной, пусть не всегда законной и эффективной, защитой интересов средних и нижних слоёв общества, а отчасти и населения в целом от верхов. Центроверх делал это не потому что любил население – он его не любил и оно платило ему тем же. Однако ограничивая верхи и их аппетиты центроверх решал тройную задачу: сохранял хрупкий – из-за низкого уровня избыточного продукта – социальный баланс (те помимо прочего обеспечение господства долгосрочных интересов самих же господствующих групп как функциональных органов центроверха над среднесрочными, а среднесрочных над краткосрочными); препятствовал олигархизации власти; сохраняя имманентные качества русской власти – только союз с серединой и низами господствующих групп и минимальная защита населения.. гарантировали самосохранение, самовоспроизводство и саморазвитие русской власти со всеми её характеристиками. …

Русская власть (будь то самодержавие или коммунизм) всегда была по определению прежде всего механизмом учёта и контроля, системного самоограничения социума, существующего в суровых природно-климатических и непростых геоисторических условиях. В таких условиях олигархизация власти с неизбежностью вела к превращению определённой части господствующих групп в нечто похожее на классы западного, будь то капиталистического или позднефеодального, типа. Последнее означало в России либо довольно быструю социальную катастрофу, либо восстание или гражданскую войну.

 

 

проблемные вопросы к разделу

1. Если исходить из посылки что абсолютизм это неограниченная монархия и заканчивается он тогда когда возникают представительный форма правления, Ну представительные формы правления а именно земские соборы и местное самоуправление возникают в России еще в 16 веке при Иване четвертом. Тогда возникает вопрос А почему абсолютизм России возникает при Петре I и Екатерине II

 

1. К каким выводам пришли историки дореволюционного периода развития русской исторической науки?

 

1. Правомерно ли соотносить Европейский абсолютизм и российское самодержавие или Это всё-таки совершенно разные политические режимы Особенно учитывая взгляд на проблему историка фурсова

 

1. Есть мнение что абсолютизм возникает при следующих условиях централизация и бюрократизация аппарата управления сильные армии и подчинения церкви. Но у нас есть при этом. зрения советских историков согласно которой абсолютизма возникает исторические когда появляется возможность монарха лавировать между двумя главными слоями или сословие не в общем буржуазия и аристократия. Что добавляют к этим двум мнением. зрения историка Васильева его концепция что-то добавляет к этому сюжету или полностью его переформатирует? С чем не согласен Васильев

 

1. Какое значение в складывания абсолютизма играет в формировании так называемые рациональной бюрократии. Найдите признаки рациональной бюрократии в трудах Макса Вебера и Попробуйте оценить или соотнести его концепцию тем как рассматривают роль бюрократии в становлении государство нового времени в России мнение советских историков о формировании в России бюрократия а именно демидовой Троицкого А может ещё кого-то

 

1. Советские историки считали абсолютизм феодальные по сути монархии которая просто вынуждена реагировать на появление нового богатого и достаточно сильного нового социального слоя буржуазии. Ознакомьтесь с концепцией Васильева и Ответьте на вопрос где он видит коренную ошибку ку-ку определение содержание этого политического режима у советских историков

 

1. Один из спорных вопросов в обсуждении проблемы абсолютизма – его хронологические рамки в России. Как эта проблема обсуждалась русскими историками? Каковы основные подходы