Странное сражение под Нарвой

Решение Петра начать войну со Швецией относится к числу тех же максималистских решений, что и запрет русской одежды. Оно было навеяно впечатлениями от поездки на Запад: царю не терпе­лось «прорубить» окно в Европу, «ногою твердой стать у моря», построить свой «Новый Амстердам» и завести флот. В действи­тельности Россия давно имела «окно в Европу»; этим окном был Архангельск, который даже после постройки Петербурга долгое время оставался основным русским портом. С военной точки зре­ния нападение на Швецию было образцом иррационального мыш­ления: в России не было качественного железа для производства мушкетов, а единственным поставщиком железа была Швеция….

Восстановление армии

..После нарвского разгрома выяснилось, что Россия была совершенно не подготовлена к вой­не - не было ни пушек, ни ружей, ни шпаг, ни сукна для солдат­ской формы. Даже седла, палатки и сапоги пришлось первое время закупать за границей …С точки зрения технологической концепции поражение от за­воевателей, обладающих новым оружием («удар завоевательной волны»), должно было бы породить спешное перенимание их воен­ной технологии. Такое перенимание действительно имело место: Петр срочно принялся переучивать свою армию с австрийского на шведский вариант линейной тактики, приоритет теперь отдавался штыковой атаке, и в армию вернули пикинеров. В действительно­сти Петру не нужно было что-либо менять, потому что военная ре­форма была проведена заблаговременно, перед войной. В дальней­шем оказалось, что австрийский вариант линейной тактики эффек­тивнее, и в 1730-х годах русская армия вернулась к «стреляющим линиям» …. Перемены в военной технике обу­словили коренные изменения в положении дворянства. Прежние полуграмотные всадники-рыцари, время от времени призываемые на войну, превратились в более-менее образованных пехотных офицеров, обязанных постоянно пребывать в полку. Гвардия стала корпорацией, выражающей интересы дворянства и способной ока­зывать военное давление на власть.

Другим важным следствием нарвского разгрома было создание военной промышленности - это был необходимый этап в процессе заимствований, непосредственно связанный с перениманием воен­ной техники. ….

Главная реформа Петра, его «ответ» на «удар волны» заклю­чался в резком увеличении налогов. Установленные царем чрезвы­чайные налоги обычно не рассматриваются историками в плане реформ, но именно они вывели налоговое обложение на тот уро­вень, который впоследствии был закреплен введением подушной подати; поэтому в принципе можно говорить, что податная рефор­ма была осуществлена сразу после разгрома под Нарвой. Мобили­зация ресурсов является естественной реакцией на военную угрозу в любом обществе, но Петр сумел превратить этот мобилизацион­ный уровень в постоянный, обеспечив тем самым средства для содержания регулярной армии. После петровских реформ налоги составлявших большинство населения поместных крестьян были в пять-шесть раз больше, чем при предшественнике Петра царе Федоре…

Строительство Петербурга

Неслыханная до тех пор мобилизация сил привела к успеху; была создана мощная регулярная армия - и главная рациональная задача петровских реформ была решена. Казалось бы, можно сни­зить налоги и дать облегчение народу, - но царь рассуждал иначе. Началось время иррациональных решений. Петр счел, что, хотя война еще не закончилась, пришла пора заняться строительством Петербурга.

С экономической точки зрения это строительство было нелепо­стью: в руках царя уже находились Рига, Ревель, Нарва, так что у России вполне достаточно портов с готовой инфраструктурой. «Еще не имея ни Риги, ни Ревеля, он мог заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров, - писал Н. М. Карам­зин, - но мысль утвердить там пребывание государей была, есть и будет вредною. Сколько людей погибло, сколько миллионов и тру­дов употреблено для приведения в действо сего намерения? Можно сказать, что Петербург основан на слезах и трупах».

О полной, «зазеркальной» нелепости происходившего говорит уже то, что поначалу Петр намеревался построить новую столицу не в устье Невы, а на острове Котлин. Был составлен проект строи­тельства «Нового Амстердама» - каменного города, расчерченного сеткой каналов; люди должны были передвигаться по этому городу не в каретах, а в гондолах, как в Амстердаме. …

Таким образом, царь намеревался уехать из нелюбимой им «Московии», создать на островке в море «Новую Голландию» и переселить туда русскую знать (уже переодетую им в голландскую одежду). Лишь появление у острова шведского флота удержало царя от реализации этого замысла: опасность того, что вся русская аристократия будет в один момент пленена шведами, была слиш­ком очевидна. Тогда царь решил построить «Новый Амстердам» на Васильевском острове в устье Невы. …

Сам по себе проект был не лишен изящества, но он осуществ­лялся во время войны, которая отнимала у народа все силы и сред­ства. В 1710-1717 годах на строительство Петербурга ежегодно требовали по одному работнику с 10-15 дворов, в среднем по 35 тысяч человек в год. Подневольные рабочие шли в Петербург из всех областей - даже из Сибири, тратя на дорогу по несколько ме­сяцев… Фельдмаршал Миних писал, что в Северную войну «от неприятеля столько людей не по­бито... сколько погибло при строении Петербургской крепости и Ладожского канала».

Ненависть к Петру чувствовалась не только в народной среде, она проявлялась и в других сословиях. Дело царевича Алексея по­казало, что к недовольным примыкали широкие круги старомосков­ского боярства, включавшие и часть генералитета: князья Долгору­кие, Нарышкины, Апраксины, Голицыны. Следствие не подтвердило наличие заговора, но раскрыло картину широкой оппозиции. Гол­ландский и австрийский послы сообщали, что сторонники Алексея ставят перед собой четыре основные задачи: мир со Швецией, уход из Петербурга, отказ от регулярной армии европейского образца в пользу дворянской конницы и снижение налогов. …Конфликт с собственным сыном показал всю глубину изоляции Петра, и царь, по-видимому, понял это. После смерти Алексея он остановил расследование, и подавляющее большинство замешан­ных в деле лиц избежали наказания.

…Кому нужно «окно в Европу»?

В целом Петр достиг своей цели, он создал могущественную империю, обладающую самой сильной армией в Европе. Что дало это народу, кроме налоговых тягот? Петр объяснял Северную вой­ну желанием открыть торговлю с дальними странами, «дабы народ через то облегчение иметь мог». Мысль о развитии морской торговли была также заимствована из Европы, и она занимала свое место в ряду мероприятий по перениманию европейских форм промышленности и торговли. Одним из основных элементов новой торговой политики был так называемый «каспийский транзит», об­новленная Н. Витсеном старая идея о торговом транзите из Персии через Россию на Балтику. … По сообщению датского резидента Г. Грунда, Петр полагал, что овла­дение персидской шелковой торговлей позволит окупить все из­держки шведской войны. В 1723 году Петр действительно направил войска в Персию и захватил «шелковую провинцию» Гилян. Хотя, казалось бы, все было рассчитано точно, оккупация Гиляна не дала ожидаемых выгод. Военные власти ока­зались неспособны организовать эффективное управление, доходы от шелковой торговли расхищались, войска потеряли боеспособ­ность из-за косившей солдат малярии. …. Попытка направить восточ­ную торговлю через Россию закончилась ничем.

Несмотря на эту неудачу, внешнеторговый оборот в 1725­1751 годах увеличился в два раза. Но что дала стране эта торговля? В Россию ввозились в основном предметы роскоши: тонкие вина, галантерея, шелковые ткани, сахар и прочее - народ не пользовался этими товарами, но был вынужден оплачивать их своим трудом. В обмен на никчемную роскошь Россия поставляла на Запад реаль­ные ценности: пеньку, лен, парусину, железо. Торговля такого рода была очень выгодна друзьям Петра, голландским и английским купцам, но не России.

В общем контексте мировой истории следует вспомнить, что XVIII век был временем, когда монополизировавшие торговлю морские державы пытались открыть для своих купцов новые стра­ны и новые рынки, в особенности на Востоке. И в ответ на эту экспансию многие страны Востока закрывали свои порты, потому что не желали обменивать свои товары на предметы роскоши или на опиум. Они не прорубали «окно в Европу», а, наоборот, заколачи­вали его.

Таким образом, возможен другой подход к проблеме, на фоне которого действия Петра представляются не столь уж логичными. Надежда получить выгоды от участия в мировой торговле оказа­лась призрачной, а в реальности Петр лишь открыл для западных купцов новые возможности в эксплуатации российских природных богатств. «Русские купцы сами мало вывозили за границу, - писал В. О. Ключевский, - и вывозная торговля оставалась в руках иноземцев, которые... по выражению одного иноземца же, точно комары, сосали кровь из русского народа и потом улетали в чужие края».

Война со Швецией была результатом легкомысленных увлече­ний петровской молодости, плодом обманчивых надежд. Однако это была еще не самая большая ошибка Петра Великого. Самой большой ошибкой было строительство Петербурга. Именно это строительство, проводившееся в разгар тяжелой войны и дорого­стоящих реформ, привело к перенапряжению сил народа, и за пе­ренапряжением в конце концов последовала катастрофа.

Голод 1723-1726 годов

Последние реформы Петра Великого оставляют впечатление ирреальности: император рассуждал о «всеобщем благе» в обста­новке страшного голода. Многолетнее тяжкое бремя привело к ис­тощению запасов хлеба в крестьянских хозяйствах, и с чередой не­урожайных лет (1722-1724 годы) пришел большой голод. Летом 1723 года из провинций сообщали, что вследствие неурожая, быв­шего два года сряду, крестьяне едят льняное семя и желуди, быва­ют по несколько дней без пищи, многие от того пухнут и умирают, иные села и деревни стоят пустыми. Голод продолжался до самой смерти императора и еще год после нее. … Было решено в 1727 году снять третью часть подушной подати и учредить комиссию для учета умерших и исключения их из оклада.

Комиссия, возглавленная Д. М. Голицыным, стала собирать по губерниям ведомости об убыли населения. В не полностью сохра­нившихся материалах комиссии не имеется окончательных данных по всей стране, но они приводятся в более позднем докладе Сената. В этом докладе утверждается, что из учтенных в 1719-1724 годах 5,5 млн. душ мужского пола к 1727 году было 199 тыс. бежавших и 733 тыс. умерших. Та­ким образом, царствование Петра I завершилось голодом, унес­шим сотни тысяч жизней. Это не была «цена победы» - победа к тому времени была давно одержана. Это была цена модернизации….

* * *

Что же осталось в итоге? Конечно, осталось то, без чего госу­дарство не могло существовать: петровская армия с ее линейной тактикой и новым дворянским офицерским корпусом - заимство­вания первой очереди. Полковые пушки и фузеи теперь в доста­точных количествах производили на тульских и уральских заводах, и армия была обеспечена отечественным оружием. Из заимствова­ний второй очереди уцелели лишь обломки петровской админист­ративной системы в виде коллегий и губерний. И, как это ни странно, сохранилось много третьеочередных заимствований: ев­ропейская одежда у дворян, черты европейского быта, европейская архитектура поместий. … Политика куль­турного онемечивания дворянства в конечном счете привела к глу­бокому расколу русской нации, к тому, что крестьяне считали сво­их господ то ли немцами, то ли французами. Это новое общество, состоящее из «двух наций», было результатом социального синтеза и модернизации по европейскому образцу.