Глава 54. Разделенные воспоминания (часть вторая)

— Знаешь, — говорит он мне, — позавчера утром, когда у тебя не прозвонил будильник, я впервые увидел, как ты просыпаешься. Как, не открывая глаз, трогаешь одеяло рядом с собой, а потом вцепляешься в подушку. Словно ищешь кого-то. И я тогда впервые подумал: что, если тот, кого ты хочешь найти рядом с собой — я?

Я еще бестолково моргаю спросонья, а он садится рядом — должно быть, Северус встал уже давно: он одет и выглядит очень собранным, не считая того, что продолжает неловко улыбаться, все еще удерживая мою руку.

— Это еще там началось. Я шарил по подушке, я знаю. Мы же не могли спать вместе.

— А хотелось?

— Ужасно, — признаюсь я. — Ты... — мне до сих пор не верится, что я могу сказать подобное человеку, которого до недавнего времени называл исключительно "мистером Снейпом", — ты единственный, с кем мне хотелось засыпать и просыпаться вместе. Ну а здесь... я был уверен, что ты мне никогда не поверишь.

— Не поверю? Пожалуй, ты был прав насчет меня. Пойми, при моей жизни не так-то просто не усомниться в том, что кто-то может привязаться ко мне. Прости, я, наверное, дурак, Гарри. Мы целую неделю потеряли...

— Нет, неправда. Просто ты ничего не делаешь сразу, Северус.

— Да? — его брови взлетают вверх, но я не думаю, что мои слова его удивили.

— Да, — подтверждаю я, прекрасно понимая, что то, что я скажу далее, будет звучать несколько странно. — Просто я знаю тебя, Северус.

— И что же ты такого про меня знаешь?

Я сажусь на кровати, готовясь выдать еще одну страшную тайну.

— Еще ты ужасно ревнивый. — В ответ он лишь кивает, подтверждая мои слова. — А Гермиона тебе, наверное, лишнего про меня рассказала.

— И вновь вынужден признать, что ты прав, — он чуть склоняет голову, проводя указательным пальцем прямую линию от лба к подбородку. Насколько я помню, у отца Альваро подобный жест означал, что он готов отвечать, но хотел бы обдумать свои слова. — Когда в самом начале наших поисков я обнаружил, что ты каким-то образом ухитрился забрать свои вещи из венской квартиры... как же я был зол на тебя! И не желал слушать никаких доводов о том, что это мог сделать кто-то другой. Я был практически уверен, что ты нашел приют у одной из своих бесчисленных...

И вот тут он останавливается, все же опасаясь обидеть меня.

— У одной из своих девок, — договариваю я за него. — Ерунда, Северус, у меня не сохранилось ни адресов, ни телефонов, ни имен, ни воспоминаний. Как будто, приходя в очередной клуб, я сдавал в гардероб и свою голову вместе с вещами.

Он чуть заметно усмехается и щелкает меня по носу.

— Вставай, шалопай! В наказание за твою неправедную жизнь в Вене злобный инквизитор, исчадье ада, жаждет твоей крови.

Разумеется, он опять варит зелье для нас, ведь все, что приготовлено с использованием подобных субстанций, не может храниться долго. И мне снова предстоит отдать ему часть нашего прошлого. Видимо, Северус замечает, что подобная перспектива радости у меня не вызывает: ведь мне не утаить от него ни предубеждения, ни неприязни, с которыми Хиеронимо смотрел на отца Альваро, едва попав в резиденцию, ни того, как убеждал себя, что подыграть инквизитору, положившему на него глаз, необходимо для "всеобщего блага". Что я говорил себе тогда? Ничего, потерпишь, никто ничего не узнает. Не сахарный... И я пытаюсь оправдаться заранее.

— Северус, я ведь не сразу... То есть ты, видимо, мне нравился, иначе у нас ничего бы не вышло. Я ведь сначала правда думал, что...

— Что в очередной раз спасаешь мир, на этот раз в моей постели?

И вновь эта улыбка, что живет лишь в глазах — та, что так подкупала в отце Альваро.

— Я смогу отличить ложь от правды, — говорит он мне.

Вот и дон Иниго сказал мне почти то же самое, когда вел меня в резиденцию Верховного Инквизитора: он тот, кто умеет отличать овец от волков.

— Вставай, пора завтракать.

Да, у нас еще есть время, хотя его и не так много: через час будет готова основа для зелья, и я понадоблюсь ему в лаборатории... в качестве ингредиента. От этой мысли почему-то становится нестерпимо смешно, так что я чуть было не расплескиваю кофе из своей чашки на стол, а Северус прикладывает палец к губам, призывая к молчанию, и одним взглядом указывает в сторону коридора. Голос старого Кричера аж дребезжит от негодования.

— Заруби себе на своем длинном носу, недостойное существо: твой долг — во всем заботиться о своих хозяевах! А то, ишь, котлы она мыла! А в кухне кто прибирать будет? Да и лестница не метена! Вот мастер Северус рассердится на тебя, возьмет меч и отрубит тебе голову, как некогда делала госпожа Вальбурга! И повесит на видном месте, чтобы другим, таким же глупым и ленивым, как ты, было неповадно.

— Неправда! Мастер Северус не такой! — негодует Виолетта, но, судя по звукам, доносящимся до нас, за метлу она все же берется. — А ты... а ты.... это твой хозяин тебе голову отрубит, потому что ты старый и лапы у тебя трясутся!

— Кричер, Виолетта! — грозный окрик Северуса мгновенно заставляет обоих спорщиков умолкнуть, только эльфийка тихо бурчит в свое оправдание что-то похожее на "А мы что? Мы ничего, так, разговариваем".

— Может быть, хоть твой Кричер перевоспитает эту ленивую чертовку? — Северус подмигивает мне, придвигая ближе тарелку с испеченными моим домовиком булочками.

— Вот странно, — улыбаюсь я, — помнится, раньше у тебя не было проблем с воспитанием и перевоспитанием...

— Виолетта — дама! — шутливо парирует зельевар. — Перед ними я теряюсь.

Как же, так я и поверил! На Гермиону, судя по ее же рассказам, он своего таланта не жалеет. Моя подруга появляется в тот же день со своим верным рыцарем, я как раз занят установкой телевизора и компьютера в маггловской части дома, так что помощь их обоих приходится весьма кстати. Драко деловито щелкает кнопками, демонстрируя свою пригодность к немагической жизни, и, пока он занят, Герми с таинственным видом отводит меня в сторону. Честно говоря, я уже начинаю придумывать ответ на вопрос, отчего я теперь проживаю под одной крышей с Северусом Снейпом, но ее волнует сейчас нечто иное.

— Представляешь, — шепчет она мне, — сегодня утром нам домой огромную корзину цветов прислали! Розы... я даже не представляла себе, что такие бывают!

И она складывает ладони, словно держит в них небольшую дыню, демонстрируя мне размер подаренных цветов. Похоже, я избран Гермионой на роль "лучшей подруги", хотя, если задуматься, разве прежде, в бытность ее миссис Уизли, это было иначе?

— От кого?

— Там карточка была вложена: "Для прекрасной кружевницы".

Сдается мне, она не торопится открыть мне свою тайну.

— Может быть, это Драко? — невинно предполагаю я.

— Ты что? Он так рассердился сначала, даже выбросить хотел. Это Люциус, — Герми еще понижает голос, хотя я и так едва могу разобрать ее слова. — Драко по карточке узнал: если подержать ее в руках какое-то время, то на ней их фамильный вензель проступает.

— И что? Ты их выбросила? — так же тихо спрашиваю я, входя в роль того, кому не стыдно поверять свои секреты.

Она виновато вздыхает, чуть надув губы, и отрицательно качает головой.

— У меня просто рука не поднялась.

— Ну и правильно, — тут я с ней полностью согласен, цветы-то в чем виноваты? — Пусть наш испанский гранд извиняется. Думаю, у него должно неплохо получиться. А адрес у него ваш откуда?

— Снейп убедил Драко хотя бы с матерью связаться. Сказал, что нам не пятнадцать лет, чтобы от родителей прятаться.

Маггловские игрушки занимают нас примерно до обеда, жизнь на какое-то время вновь кажется мне простой и немудрящей, и я, пожалуй, рад: я знаю, что Северус сейчас в лаборатории, и, честно говоря, предстоящее нам обоим вечером меня несколько тревожит. Хотя... в то же время я чувствую себя режиссером и сказочником одновременно: порядок сцен, нарезка кадров — в определенной степени все это в моих руках.

И с наступлением сумерек в кинозале гасят свет, только дрожащий отблеск свечи яркими всполохами пробегает по золоту и серебру книжных корешков. Сейчас дон Иниго схватит на площади беспечного нищего, чтобы допросить его и доставить кардиналу. Наш фантастический сюжет в исторических декорациях.

— Северус, — с сомнением спрашиваю я, — но нам же понадобится два разных зелья?

— Возможно, нет, — отвечает мой единственный зритель. — Если ты сам добровольно сможешь впустить меня в свои воспоминания, то мы ограничимся... одной отравой.

Да, будучи зельеваром, он, как никто, опасается побочных эффектов от неумеренного использования магических снадобий.

— Давай попробуем, — но мне и самому не верится, что для меня все окажется так просто.

— Что, боишься? — видимо, он замечает, как я отвожу взгляд.

Я решительно мотаю головой: нет, раз согласился, отступать поздно, но...

— Северус, — я перехватываю его руку, словно опасаясь, что он произнесет заклятие раньше времени, — а ты ведь... ты ведь случайно можешь увидеть все, что угодно?

— Хочешь покаяться заранее? — спрашивает он с наигранной суровостью, а я... разумеется, я думаю сейчас о том дурацком случае, когда проснулся в одной постели с каким-то парнем, оказавшимся впоследствии скрипачом из Венской оперы — и мне нестерпимо стыдно.

И я краснею под взглядом моего зельевара: его глаза сейчас вовсе не смеются, и это недобрый знак.

— Северус, я... там, в Вене...

— О, Мерлин! — похоже, он ждал от меня каких-то страшных откровений. — Все, что было у тебя в прошлом... просто скажи себе: все сгорело. Почему ты думаешь, что я должен укорять тебя за те глупости, которые ты понаделал, будучи совсем молодым человеком? Надеюсь, от меня ты не ждешь той безупречности, что требуешь от себя? Брось, я тоже не ангел — и тебе это прекрасно известно. Перестань изводить себя.

Но все же я, краснея и продолжая мять край рубашки вмиг ставшими влажными пальцами, выталкиваю из себя краткую версию той неприглядной истории — пусть он лучше услышит об этом от меня, чем случайно подсмотрит в моих воспоминаниях. А Северус ерошит мне волосы, заставляя откинуться на подушку.

— Все, успокойся, — говорит он, — если список твоих грехов этим исчерпан, мы можем переходить к делу. Что ты опять весь сжался?

А я и вправду крепко сцепил руки на груди и жду, когда он произнесет это страшное "Легилименс".

— Нет, Гарри, так дело не пойдет.

Он резко поднимается, а, когда вновь оказывается сидящим рядом со мной на диване, у него в руках небольшая баночка с мазью, которую он неспешно втирает мне в виски.

— Дыши, — говорит он, — просто дыши вместе со мной. Это другая магия, Гарри, легилименция — это насильственный взлом сознания. А сейчас ты сам должен впустить и вести меня. Просто выбери момент, с которого ты начнешь.

И он объясняет что-то еще, но мне уже трудно уловить смысл его слов... "не привязаны по времени к действию зелья", "можем прерваться в любой момент"... только его голос сливается с ароматом медовых трав. И вот я уже в полумраке Базилики Святой Крови, над толпой плывет тяжелый запах свечей, я пытаюсь приподняться на цыпочки, чтобы разглядеть того, кто, стоя у самого алтаря, читает страшные слова Указа о доносах. На меня недовольно косятся нищие, когда я плюхаюсь на выстуженные камни рядом с Питером, я вновь сгораю от стыда, когда в мою ладонь падает несколько монет: бродяга, побирушка, брезгливо опасающийся, что кто-то из этих калек, уродцев или просто пройдох, случайно дотронется до меня... Рука дона Иниго, занесенная для удара — знай свое место, оборванец! Косые взгляды... я стою перед Малфоем, неловко прижимая к груди брошенный мне меч, вздрагиваю от каждого его вопроса. Беглый монах? Послушник? Непонятные слова, сказанные мне в спину — un regalo... Подарок тому, кто умеет отличать овец от волков. И этот страх, что так и бьется у меня в груди: куда они ведут меня?

Серые стены старинного аббатства, стража на входе, всего несколько шагов — и я вместе с Гонсало переступлю порог резиденции Верховного Инквизитора.

— Гарри, Гарри!

Почему он зовет меня, он же не мог узнать? Так он снял заклинание! Странно, я даже не уловил момент своего возвращения в настоящее и все еще тянусь туда, где под каменными сводами дон Иниго вот-вот низко склонится, чтобы поцеловать кардинальский перстень на руке отца Альваро. А в глазах Северуса мне чудится... да, будто радость, торжество... что это еще может быть?

— Северус, ты что-то вспомнил, да?

И я готов немедленно показать ему продолжение: ведь он же сказал, что хочет вернуть себе память!

— Подожди, тебе надо передохнуть, — говорит он, поднимается и делает несколько быстрых шагов по кабинету. Мечется между письменным столом и стеллажами, словно ему непросто совладать с собой. — Позови Кричера, пусть принесет нам чаю. Все равно ничего крепче мы себе сейчас позволить не можем.

— А что, есть что отметить?

— Пожалуй, да. Иниго... Малфой — я его помню!

Северус придвигает к дивану столик, на котором вскоре оказывается наша скромная вечерняя трапеза — на этот раз без изысков. Кто знает, может быть, мой домовик приступил к наставлению Виолетты в непростом деле приготовления пищи, и сейчас перед нами ее первая попытка накормить хозяев? Кексы, печенья и сэндвичи. Как раз то, что нужно — под опекой Кричера я порой начинаю чувствовать себя рождественским гусем в период интенсивного откорма.

Северус закуривает, молчит, неспешно выпуская дым — ждет, что я стану расспрашивать его? Говорить или нет — это его право, я не буду настаивать.

— Иниго Герреро... — задумчиво произносит он, — знаешь, я увидел его так ясно, будто это действительно происходило со мной.

— Но ведь это так, Северус.

Хотя я понимаю, что ему пока еще непросто полностью признать, что он и отец Альваро — одно и то же лицо. Нет, он понимает это умом, но того, к чему он стремится, той целостности, о которой он говорил — этого пока нет. Похоже, я — единственный, воспоминания о ком он принес с собой в настоящее.

— Да, да, — нетерпеливо бросает он. — Но сейчас... я действительно знал его там. Помню даже, как мы познакомились: он только что вернулся в Мадрид после ранения, искал связей при дворе, и его представили мне. Помню, почему он оказался со мной в Брюгге... Чертов Люциус!

— Он чем-то навредил тебе?

— Нет, — Северус качает головой. — Скорее, себе. Герой битвы при Оране, он какое-то время сидел в столице, не зная, чем себя занять, потом воевал где-то, вернулся опять... Мне нравилось говорить с ним, он был интересным собеседником, много повидал. Почему-то казалось, что я могу доверять ему. А еще... мы играли с ним в шахматы.

— Что же тут такого?

— То, сын мой, что Святая Церковь не одобряла подобного увлечения. А за мной водился грешок...

— И не один, — поддакиваю я, выбирая из вазочки шоколадное печенье, и тут же получаю шутливый подзатыльник.

— Так вот, где-то в конце лета, примерно за два месяца до нашего появления в Брюгге, дон Иниго объявился вновь. Он не был слишком знатен, но любил показать себя. И на других посмотреть тоже не отказывался. Ему приглянулась некая девица, она оказалась благосклонной к его ухаживаниям, он не заботился о том, чтобы все оставалось в тайне. Вероятно, он полагал, что верность королю и военная слава послужат ему неплохой защитой. А девица та была фавориткой человека, стоявшего неизмеримо выше дона Иниго.

— Откуда ты знаешь все это?

Северус лишь пожимает плечами.

— Пока не могу сказать. Но когда я увидел, как он остановился возле тебя на площади, сразу вспомнил его историю. Мадрид был не столь велик, а королевский двор и того меньше — об Иниго Герреро шептались, поначалу ограничивались намеками, потом перешли к угрозам. Но он, похоже, и не думал прекращать увиваться за чужой избранницей — это претило самой его сути. Отступить перед каким-то герцогом, знатным стариком с деньгами и связями, польстившимся на молоденькую красавицу — это было не для него.

А я, словно наяву, слышу, как ожидающий кардинала во внутреннем дворике резиденции лорд Малфой напевает себе под нос:

"Как шел я впервые

Из Калатравенья

До Санта-Марии,

Почти что в забвеньи

Забрел на покосы,

Набрел на опушку

И встретил пастушку

Из Финохосы"

И мелкий гравий поскрипывает под тяжестью его шагов.

— В один прекрасный день он появился на пороге моего дома, чтобы, как он сам выразился, сыграть последнюю партию. Все было просто: его могли подкараулить в ночном переулке и зарезать как свинью — а потом оплакать героя битвы при Орано и воздать ему почести. Он пришел ко мне проститься, а я, зная о предстоящей мне отправке в Брюгге, предложил его кандидатуру королю в качестве командира испанского отряда.

— То есть ты взял его под свою защиту?

— Выходит, что так. И помог ему убраться подальше от тех, кто собирался сжить его со свету. Убить человека, только что получившего назначение от Его Величества Короля Испании, да еще и связанное с делом государственной важности — на подобное не отважился даже его соперник.

Так вот что их связывало! Значит, дон Иниго действительно был предан кардиналу Алаведе, ведь такое не забывается. И в тот день, когда он предлагал отцу Альваро весьма нехитрым способом избавиться от надзиравшего за ним Анхеля, им руководило именно желание защитить своего благодетеля от возможной клеветы. И все же... еще в Брюгге мне казалось, что Люциус Малфой, которого я увидел там, не очень похож на того холодного высокомерного человека, которого я знал и знаю сейчас. История дона Иниго Герреро... похождения вояки и повесы — нечто, совершенно чуждое натуре интригана, привыкшего действовать в тени.

— Северус... Тебе не кажется странным, что Люциус был, ну как бы сказать... несколько бесшабашным, что ли?

Бывший кардинал ненадолго замолкает, словно раздумывая над моими словами.

— Бесшабашным? Видишь ли, на самом деле Люциус значительно проще, чем старается казаться. Здесь, в Англии, он должен помнить о семье, традициях — ему с самого детства забивали голову исключительно этим. Я знаю его очень давно и сказал бы, что ему действительно можно доверять. У старшего Малфоя есть одно неплохое качество — если он считает кого-то "своим", он будет драться до последнего.

— Да-да, — думаю, я понял, что он хочет объяснить мне, — там со многих из нас словно слетела шелуха.

— Только вот что под ней в итоге оказалось... — тихо добавляет Северус, не ожидая от меня ответа.

Что под ней оказалось... Сейчас ты сидишь передо мной, аккуратно нарезаешь кекс, слизываешь с губ крошки, разливаешь чай. Политик, деспот, царедворец — а ведь все это дремлет в тебе, возможно, дожидаясь своего часа. Рано или поздно тебе придется признать ту часть себя, что позволила тебе стать Верховным Инквизитором Западной Фландрии. И я спешу перевести разговор в более безопасное русло.

— А почему он назвал меня "подарком"? Он что-то знал о тебе?

Северус лишь разводит руками — этого он пока еще не вспомнил.

— Люциус наблюдателен, — предполагает он, — возможно, он заметил, что кардинал засматривается на хорошеньких мальчиков.

Я лишь двусмысленно хмыкаю в ответ — хотел бы я посмотреть на того, кому я сейчас показался бы "хорошеньким"!

— Продолжим? — спрашиваю я его через несколько минут, и он, ободренный первым значительным успехом, незамедлительно соглашается.

 

* * *

Серый свет, проникающий в спальню, ветер треплет занавеску на приоткрытом окне. Разве уже утро? Северус... бледное лицо, сжатые побелевшие губы... рубашка расстегнута. Он еще не ложился? А я, каким образом я оказался здесь?

— Гарри! — выдыхает он, в его взгляде облегчение, словно он и не чаял, что я когда-нибудь открою глаза. — Гарри, прости меня! Я сам не понимаю, как это получилось...

— А что...

Черт, мое появление в резиденции, рынок, Грета, я отдаю деньги Питеру... "Велеть Ансельмо выпороть тебя, как воришку?" Я перевожу доносы... тот самый, где отец оговаривает жену и дочь, якобы околдовавших новорожденного младенца. Мастер Ян обещает сделать копию "Магдалины" для отца Альваро... Как такое возможно? Слишком много для одного раза.

— Прости меня! — вновь повторяет Северус, чуть ли не с отчаянием всматриваясь мне в глаза, словно боится обнаружить там признаки безумия. — Я не остановился вовремя! Не понимаю, как это вышло! Как ты?

— Голова болит, — честно признаюсь я. — Так ты смог без зелья пройти дальше?

Он поит меня каким-то настоем, трет мне виски, а потом зарывается носом мне в волосы, прижимает к себе — его тело напряжено, и я слышу, как быстро колотится его сердце под тонкой тканью.

— Я слишком увлекся, Гарри, — шепчет он, — я... я мог свести тебя с ума. Ты уже около часа без сознания.

— Ерунда, — мне все еще кажется, что я пребываю в неком пространстве между миров, — если на пятом курсе не свел, то и сейчас не получится.

Он нервно смеется, а я глажу его по плечам, перебираю пряди длинных волос. Наверное, мне надо в ванную, но он говорит мне, что уже все сделал, что мне надо спать. На самом деле, спать надо ему — сегодня ведь понедельник, или он...

— Я закрыл лабораторию, Гарри, — объясняет он мне. — Вообще закрыл. По крайней мере, на ближайшую неделю.

— Но зачем?

— Разве ты не понимаешь? Я все равно не смогу работать, пока мы с тобой не закончим. Твои воспоминания... они слишком затягивают. Я не остановился, как только закончилось действие зелья, я произнес заклинание, чтобы увидеть то, что произошло с тобой дальше, а потом...

Зачем он оправдывается? В любом случае рано или поздно все, что случилось с Хиеронимо и отцом Альваро, станет и его прошлым.

— Тебе больше не нужно зелье, чтобы делить со мной даже наши общие воспоминания?

— Да.

— Тогда давай спать, — предлагаю я ему. — Ничего страшного не произошло, я не растаю.

Я слышу плеск воды в ванной, смотрю, как за окном разгорается блеклое лондонское утро, но засыпаю, только когда его губы легко касаются моих век, словно он — волшебник, насылающий сны.

Глава опубликована: 12.10.2014